CC BY
47
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
Санкт-Петербург, Россия Доктор культурологии, доцент
Saint Petersburg, Russa Doctor of Sciences in Cultural Studies, Associate Professor olga-kirillova@yandex. ru
МЕТАФИЗИКА ТРАНСГРЕССИВНОГО ПЕТЕРБУРГА
Статья посвящена метафизической картографии Петербурга, рассмотрению его маргинальных локусов и трансгрессивных практик, в терминах теории трансгрессии Ж. Батая, шизоанализа Ж. Делёза - Ф. Гваттари и либидинальной экономики Ж.Ф. Лиотара. С одной стороны, метафизика трансгрессивного Петербурга по-прежнему укоренена в сверх-тексте Ф.М. Достоевского (и прежде всего - романа «Идиот»), который «не перестает писаться» в городском бессознательном, в персонажных структурах, в криминальных хрониках современности (отдельно рассмотрена тема «Достоевский на Лиговке»). С другой стороны, литература классического постмодернизма и цифрового пост-постмодернизма (от творцов «нового петербургского романа» М. Палей и А. Грякалова до ЖЖ-поэтов блогосферы А. Деконской, Д. Васильевой, Р. Вереска и других), декадентский кинематограф А. Учителя, К. Лопушанского успели канонизировать её новые мифопоэтические топосы. В качестве нового средоточия метафизики Петербурга в её трансгрессивном изводе рассматривается эро-танатологический шизосемиотический комплекс -пересечение Лиговского проспекта как криминально-эротизированного маргинального топоса (ось трансгрессии) и Обводного канала как топоса, связанного со смертью, безумием, самоубийством, потусторонним миром (артерия небытия). Огненная трансгрессия, основанная на теории огненного дара как сакрального жертвоприношения у Ж. Ба-тая, определяет либидинальную экономику тотальной траты как экономику огня, делающего городские пределы отступающими, маркирующего основные топосы Лиговки - Обводного (как «пылающих границ» города): угловой квартал «Тюшина - Боровая» как квартал испепеляющего насиль-
ственного Эроса, квартал «Шкапина - Розенштей-на» как квартал огненного стирания следов (претворённый в то же время в поэтический шизопро-ект блогосферы), «дом Мариана Лялевича» как «дом-феникс», константа умирания как повторяемой смерти в огне, «Горячее Поле» как «Геенна Огненная» Петербурга (где «Ад - это обратная сторона подземной воды» по Ж. Делёзу), «Роты» как лиотаровский лабиринт либидинальных инвестиций, «Транс-Петербургско-Сибирский тракт» как несостоявшийся проект продолжения «самой литературной улицы Петербурга» - Гороховой через Семёновский плац - место казни Достоевского. Пирифлегетон - огненный поток, содержащий в Аиде души самоубийц, согласно некоторым из античных источников, локализирует «зону самоубийств» между Боровым и Предтеченским мостами Обводного канала. Шизоанализ отслеживает раскодированные эротанатологические потоки трансгрессивной картографии города.
Ключевые слова: трансгрессия, марги-нальность, метафизика Петербурга, картография, шизоанализ, либидинальная экономика, суицид, эротанатология.
METAPHYSICS OF TRANSGRESSIVE SAINT PETERSBURG
The article explores the metaphysical mapping of St Petersburg in terms of margins and transgressive practices using the approaches of G. Batailles transgression theory, schizoanalysis of G. Deleuze and F. Guattari and libidinal economy by J.F. Lyotard. On the one hand, the metaphysics of transgressive St Petersburg remains deeply rooted in Fyodor Dostoevsky's over-
47
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
text (The Idiot, above all) which "never ceases to be written" in the urban unconscious, in plots and characters, in the discourse of criminal news ("Dostoevsky in Ligovsky district' is regarded as a separate topic). On the other hand, the Post-Modernist writings and the digital Post-Post-Modernism defined the new topoi of the urban mythopoetics in writings of authors reviving "St Petersburg novel", such as M. Palei and A. Grya-kalov, in livejournal poetry by A. Dekonskaya, D. Va-silyeva, R. Veresk et al., as well as the "cinematic decadence" of A. Uchitel' and K.Lopushansky. Erothana-tological schizo-semiotical complex of the crossing of Ligovsky prospect as a marginal urban topos highly criminalized and sexualized (the axis of transgression) and Obvodny Canal (the Bypass) as the topos related to death, insanity, suicidality, otherworld (the flow of nonexistence) is regarded in the article as a core of the metaphysics of transgressive St Petersburg nowadays. Flaming transgression concept based on the notion of fire gift as a sacrifice in G. Batailles' theory defines the libidinal economy of the excessive expenditure as the economics of fire which makes the urban limits to digress and marks the key topoi of "Ligovsky - Obvodny" (the "flaming limits of the north capital"): the
quarter of incinerating violent Eros (between Borovaya and Tiushina streets), the quarter of the "trace-erasure" by fire (a new creative schizo-project from Russian poetry lj-blogs "Shkapin-Rosenstein streets destroyed quarter"), the "Fenix-house" as a permanent mark of dying, or "death repeated at the stake" (the first work of the architect Marian Lialewicz in St Petersburg), "fiery Gehenna" of the Bypass of St Petersburg (whereby "Hell is the bad aspect of the subterranean water", after G. Deleuze), Squad Quartering as a labyrinth for libidinal investments, after J.F. Lyotard; "Trans-Petersburg-Siberian Route" as a failed project of building Gorokhovaya street ('the most literary street of St Petersburg") to the Bypass through Se-menovsky square where Dostoevsky was supposed to be executed in 1849. Pyriphlegethon as a flow of fire containing suicides ' souls (in some of ancient Greek texts describing Haides) marks the suicidal topos between the Borovoy and Predtechenskiy bridges of the Bypass. Schizoanalysis tracks the decoded erothanato- ^ logical flows in the mapping of transgression. —
Key words: transgression, marginality, metaphysics of St Petersburg, mapping, schizoanalysis, libidinal economy, suicide, erothanathology.
Илюбят так, что не поверишь как бы насилуют и мстят.
Г. Сапгир
Метафизика трансгрессивного Петербурга связана с перманентной рекартографизацией границ символического пространства, обретающего многоконтурность в уточняющем проживании, отодвиганием этих границ за счет прочерчивания границ более точных, исторически более значимых, и их размыванием в недозволенно-дерзающем преодолении. Дамба сдерживает угрозу затопления; фундаментальный фантазм трансгрессии
всякий раз угрожает оставить одну лишь фигуру Медного Всадника в пространстве трансгрессирующей водной стихии - или же субъекта, обреченного бесконечно имитировать его «на звере каменном верхом». Как напоминает культуролог Елена Петровская: «Беглая навигация по лингвистическим просторам удерживает от соблазнов внутреннего опыта... В самом деле, трансгрессию совершает море, пытаясь завоевать сушу, хотя случается так, что
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
оно потом отступает, или в точном смысле регрессирует»1. Вся неблагодарность многозначных амбивалентных определений трансгрессии московским культурологом также отмечена: «В иные дни мощь хаоса кажется непобедимой. В такие минуты сладко и страшно задуматься о трансгрессии, особенно когда вокруг изобилие текстов, где сама она подвергается нелегким испытаниям»2.
Взаимная игра трансгрессий пространственных и субъектных в метафизике Петербурга полагает выход за собственные пределы (в трансгрессирующих колеблющихся локусах, очерченных, как правило, сакрализированны-ми внутригородскими границами) как вненака-зуемое (ибо пребывающее в локусе, конституируемое локусом, а не акцидентальное) преступление, непристойность которого обретается в повторении, пусть данном как мифологический прецедент, где миф подменен кейсом классической русской литературы (чаще всего кейсом из Достоевского) или же городского фольклора. О таких пространствах Жорж Ба-тай говорит: «...здесь идет процесс трансгрессии, который не остановится, пока не достигнет вершины трансгрессии»3. Акт трансгрессии обращается таким образом в жест агамбе-новского свойства, осуществляемый субъектом, в соответствии с определением Мишеля Фуко: «Трансгрессия - это жест, который обращен на предел; там на тончайшем изломе линии мелькает отблеск ее происхождения, возможно, также вся тотальность ее траекто-
1 Петровская Е. Камо трансгреши // URL: http://www.polit.ru/article/2013/09/13/epl30913 (дата обращения 13.08.2019).
2 Там же.
3 Батай Ж. Проклятая часть: Сакральная социоло-
гия / Пер. с франц. С.Н. Зенкина. М.: Ладомир,
2006. С. 622.
рии, даже сам ее исток. Возможно даже, что та черта, которую она пересекает, образует все ее пространство. Кажется, игра пределов и трансгрессии направляется простым упрямством; то и дело трансгрессия переступает одну и ту же линию, которая, едва оказавшись позади, становится беспамятной волной, вновь отступающей вдаль - до самого горизонта неодолимого (... ) Предел и трансгрессия обязаны друг другу плотностью своего бытия».4
Очевидно что, говоря о метафизике трансгрессивного Петербурга, мы предпочитаем здесь метафизике аристотелевского извода хайдеггеровскую версию метафизики: «...мы, применяя это слово - «метафизика», будем разуметь под ним не философское учение и тем более не какую-то отдельную дисциплину философии, а будем думать об основополагающем строе сущего в целом, о том, при котором различаются чувственный и сверхчувственный мир и первый опирается на второй и определяется им. Метафизика - это пространство исторического совершения, пространство, в котором судьбою становится то, что сверхчувственный мир, идеи, Бог, нравственный закон, авторитет разума, прогресс, счастье большинства, культура, цивилизация утрачивают присущую им силу созидания и начинают ничтожествовать»5. Говоря же о «Метафизике Петербурга», мы полагаем уместным обратиться к одному из ее разноас-пектных определений, которые были приведе-
4 Фуко М. О трансгресии / Пер. с франц. С.Л. Фокина // Танатография эроса. СПб: 1994. С.117. Та-натография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб.: Мифрил, 1994. С. 117.
5 Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог мертв» / Пер. с нем. А.В. Михайлова // Вопросы философии. 1990. №7. С. 143-176.
49
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
ны в одноименном многотомном труде культуролога Д.Л. Спивака: «Возвращаясь на новом уровне к некоторым из... базовых интуи-ций [метафизической мысли], мы предлагаем выделять в психике человека и общества "метафизическую область", в задачу которой входит "порождение смыслов" - в особенности, ценностей и архетипов, играющих ключевую роль в жизни людей. Приняв эту инновацию, становится возможным определить предмет нашего интереса как "метафизическую семиотику Петербурга" - или, для краткости, его ме-тафизику»6.
Далее методологически было бы правильно определиться в «двойной субверсии». Лаканализ как метод проговаривания бессознательного Петербурга (Петербурга как бессознательного) через пунктуационные разрывы не отброшен, но перманентно субверсирован шизоанализом Делёза - Гваттари. С другой стороны, не менее субверсивен Жан-Франсуа Лиотар по отношению к Делёзу - Гваттари со своей парадигмальной «Либидинальной экономикой». Рецензент русского перевода справедливо указывает на основной пункт субвер-сивности в терминах огня: «Неудивительно, что политическая революционность мыслится Лиотаром как преодоление репрезентации (...) Именно с этих позиций Лиотар критикует «Анти-Эдипа» Делёза и Гваттари: разделение тела на части, тело без органов, о котором они ведут речь, не является достаточно радикальным разрывом с капитализмом, поскольку все же не означает разрыва с репрезентацией, а
всего лишь подменяет один тип репрезентации другим. Авторы «Анти-Эдипа» не пытаются достичь некоего дна репрезентации, нулевой степени означивания, но подменяют одни экономические категории другими, восстающими против них, подрывающими старые (...) Некапиталистическая экономика, как ее понимает Лиотар, является нулевой степенью обмена, экономикой без инвестиций и прибыли, экономикой чистой траты: так ребенок жжет спички не для чего-то, а «просто так», созерцая бесполезный процесс горения (курсив мой - О.К. )»7. Поэтому конечно поверхностным и необоснованным выглядит радикальное утверждение другого рецензента, что «Либи-динальная экономика - это Анти-Эдип - вид сбоку»,8 при том, что можно принять предположение, что «Либидинальная экономика» «является, подобно «Анти-Эдипу» Делёза и 50 Гваттари, своеобразным философским манифестом событий 1968 года (...) «Либидиналь-ной экономике» суждено было остаться в тени
^ 9
делёзовской книги»9.
Трансгрессия - тот пункт, вокруг которого разворачивается несогласие Делёза -Гваттари с Лиотаром: «...Лиотар постоянно приостанавливает процесс, привязывает шизы к берегам, которые он только что покинул, к кодированным или перекодированным терри-
6 Спивак Д.Л. Метафизика Петербурга: историко-культурологические очерки. Litres, 2017. // URL: https: //www. litres. ru/dmitriy-leonidovich-spivak/metafizika-peterburga-istoriko-kulturologicheskie-ocherki/chitat-onlayn (дата обращения 5.08.2019).
7 Скопин Д.А. Нулевая степень репрезентации (Жан-Франсуа Лиотар. Либидинальная экономика) // Логос. 2019. Т. 29, № 3. С. 266.
8 Горяинов О. Экономика, которой «нам» не хватало? // URL: https://syg.ma/@oleg-goriainov/ekonomika-kotoroi-nam-nie-khvatalo-libidinalnaia-ekonomika-zhan-fransua-liotara (дата обращения 1.08.2019).
9 Скопин Д.А. Нулевая степень репрезентации
(Жан-Франсуа Лиотар. Либидинальная экономика) // Логос. 2019. Т. 29, № 3. С. 264.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
ториям, к пробелам и структурам, в которых шизы могут только вызвать «трансгрессии», возмущения или деформации, остающиеся тем не менее вторичными, а не сформировать и не повести за собой желающие машины, которые противопоставляются структурам, интенсивности, которые противопоставляются пробелам? Дело в том, что, вопреки своему намерению связать желание с фундаментальным «да», Лиотар снова вводит в желание нехватку и отсутствие, удерживает желание под действием закона кастрации, рискуя вернуть вместе с этим законом все означающее»10. Возвращение Эдипа и редукция шизы к трансгрессии в «фигуре-матрице», стихии «чистого фигурного» (то есть, в желании, «которое подводит нас к вратам шизофрении как процесса») стало предметом обвинения Лиотара на основе его работы «Discourse, figure», опубликованной годом раньше «Анти-Эдипа», тогда как «Либидинальная экономика» вышла на два года позже (1974); в ней Лиотар гораздо в меньшей степени, нежели Делёз - Гваттари (его коллеги по экспериментальному департаменту философии Университета Нантерра, Париж VIII), манифестарен (с позиций знания, истины ли, шизы), гораздо в большей степени метафоричен и метаморфичен: «Речь в общем-то как раз о том, чтобы не анализировать (даже в «шизо-анализе») в рамках дискурса, который вынужденно окажется дискурсом знания, а, скорее, достаточно утончиться, превратиться в достаточно анонимные тела, тела достаточно проводящие, чтобы не останавливать эффекты, чтобы проводить их к новым метаморфозам,
чтобы извлечь их метаморфическую силу, силу пересекающих нас эффектов»11.
Однако наиболее укоренена в экономике - как либидинальной экономике, так и экономике огня - теория трансгрессии Жоржа Ба-тая. На огненном пределе трансгрессии Батай локализирует потлач (исчерпывающе проанализированный антропологами второй половины ХХ в.) Огненная трансгрессия дара как жертвоприношения уже опровергает утверждения о десакрализации трансгрессии, о потере метафизического измерения, которой только в ней, наоборот, и возрождается: «Сакральное - это то расточительное кипение жизни, которое порядок вещей, чтобы продлить своё существование, заключает в оковы, и которое, будучи сковано, превращается в разгул, иными словами, в насилие (...) Сакральное может быть уподоблено именно пла- 51 мени, поглощающему, уничтожающему дрова. Необузданный пожар - прямая противоположность вещи, он распространяется во все стороны, случится жаром и светом, воспламеняет и слепит, и тот, кого он воспламенил и ослепил, сам начинает пламенить и слепить других. Жертвоприношение зажигательно, как солнце, медленно умирающее в своём расточительном сиянии, чей блеск невыносим для наших глаз (... ) В принципе при совершении жертвоприношения происходит словно удар молнии - её зажигательной силе, вообще говоря, нет пре-делов»12.
10 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения / Пер. с франц. Д. Кралечкина. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. С. 386.
11 Лиотар Ж.Ф. Либидинальная экономика / Пер. с франц. В.Е. Лапицкого. М.; СПб : Издательство Института Гайдара; Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2018. С. 435.
12 Батай Ж. Проклятая часть: Сакральная социоло-
гия / Пер. с франц. С.Н. Зенкина. М.: Ладомир,
2006. С. 622.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
Трансгрессивный Петербург обретает модусы сакрального в батаевском модусе спонтанной жертвы. И задача шизоанализа здесь - отслеживать-картографировать спорадические и магистральные траектории потоков желания. «Используемый в качестве матрицы
" 13
шизоанализ знаковых территорий»13, по словам концептуалистов С. Ануфриева и П. Пеп-перштейна, в этой топологии лишь помогает дефрагментации архипелага, отслеживанию потоков, собирающих-разъединяющих его острова.
Обосновывая методологию шизоанализа территории города в работе «ВДНХ - столица мира», основатель московского кухонного концептуализма А. Монастырский пишет: «...я с ужасом следил за своим теперешним взглядом на все, что меня окружает, за непрерывным шизофреническим сканированием несуществующих миров. Я обнаружил, что меня окружают не красивые виды, забавные здания, перспективы, а знаковые ракурсы, которые тут же сложились в целостную знаковую картину, в иконографическое пространство этого райо-на...»14 Несколько десятилетий спустя, на подступах к шизоанализу Петербурга Лё Маг§тет, А. Грякалов противопоставляет центр и периферию в ре-де-конструкции коллективного петербургского тела без органов: «Невский - есть всеобщая транскоммуникация Петербурга. На Невском можно прожить, показывая что-то одно. На Невском органы и без тела живут, а на озере Долгом тела без ор-
13 Ануфриев С., Лейдерман Ю., Пепперштейн П. Инспекция «Медицинская герменевтика» // URL: http: //kassandrion.narod. ru/commentary/02/ 13germ.ht m (дата обращения 1.08.2019).
14 Монастырский А. ВДНХ - столица мира // URL: http://old.russ.ru/journal/okrest/99-01-22/monas.htm (дата обращения 1.08.2019).
ганов просуществовать не способны - органы надо кормить. А чем на Долгом озере тело кормить? - одною только любовью»15. Ведь шизоанализ города отличен от шизоанализа территории, можно и так интерпретировать предостережение Ж. Делёза и Ф. Гваттари в отправном тексте «Анти-Эдипа», что даёт нам основания трактовать город либо в качестве машины желания, либо в качестве тела без органов: «В заблуждение нас вводит именно то, что мы рассматриваем каждую сложную машину в качестве единичного объекта. В действительности это некий город или общество, каждый член которого непосредственно порождается в своем виде. Мы смотрим на машину как на целое, мы даем ей имя и индивидуализируем ее (курсив мой - О.К.); мы смотрим на наши собственные члены и думаем, что их комбинация образует индивида, который 52 вышел из единичного центра репродуктивной активности»16.
Трансгрессивный Петербург колеблющимися водными границами очерчивает «Проклятую часть» и в батаевском понимании (la part maudite), и в полицейском значении (столь важном для картографии Петербурга Достоевского). И впрямь не прокляты ли с Х1Х столетия до наших дней полицейские этой части огромной Московской части: Лиговка - Обводный.
Пересечение Лиговского проспекта с Обводным каналом - несомненное метафизическое средоточие трансгрессивного Петербурга, откуда и ведется наш дискурс (трансля-
15 Грякалов А. Печальная тварь окраины // Печальная тварь окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013. С.406-407.
16 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм
и шизофрения / Пер. с франц. Д. Кралечкина. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. С. 450.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
ция). Лиговка как ось трансгрессии - Обводный как артерия небытия. Эрос и Танатос в своих температурных экстремумах, соединившиеся в одном кресте (слившиеся, сплетённые на одном кресте).
Крестом часто заканчивается достоевский маршрут как крестный метафизический путь, в экскурсионной хрестоматийности невозможного пути Раскольникова, «полезшего в петлю». «Петлей», как известно, называется изгиб канала Грибоедова, очерчивающий «бермудский треугольник» Петербурга - квартал Подъяческих улиц, две из которых дважды пересекаются с набережной канала. Неслучайно потеря пространственной ориентации ведет к шизофренизации пространства в расщеплении времени: человек, по одной и той же улице идущий от набережной и к ней же приходящий, рискует столкнуться с собою же в только что бывшем или, напротив, в очень давнем прошлом, или с кем-то из потерянных в дебрях прошлого, на что слегка намекает пьяная песенка, услышанная Раскольниковым в петле, треугольнике, лабиринте: «По Подьяческой пошёл - свою прежнюю нашёл...» И проку, что никогда живущий в Петербурге не «сунулся бы в Петлю» - то есть, не пошёл бы по набережной канала Грибоедова из определённого дома в Столярном переулке до дома 104 - даже если считать домом старухи процентщицы именно его, из трёх гипотетических17 (количество шагов всё равно не совпадает ни по одному, если верить шагомерам), а срезал бы как минимум дважды, по малой Мещанской и по средней Подьяческой (если в день убийства
Раскольников сделал крюк через Юсуповский сад, то пришёл он к дому процентщицы и вовсе прямиком по Екатерингофскому проспекту). Петля как путь, создающий физическое ощущение лямки, которую приходится тянуть самым каторжным путём, внезапно разрешается крестом Никольского морского собора, до которого Раскольников не доходит несколько шагов - не трансгрессирует за пределы дома процентщицы. Канал Грибоедова, выравниваясь, совпадает с прямой Садовой, образуя с нею вместе крест на пересечении с Крюковым каналом, в магическом Семимостии... Кривая, урбанистическая жёлтая кривая оборвалась -только прямые линии, воздух, зелень, параллели, перпендикуляр, крест (ещё одно место нашей трансляции).
В кресте же пересечения Лиговского проспекта и Обводного канала важна каждая 53 сторона и каждый отсечённый пересечением угол. «"Use erogenous zone numbers" все больше и больше, не это ли решающее инстанци-рование интенсивности?..»18 - задаётся вопросом Жан-Франсуа Лиотар, топологически обосновывая постулаты либидинальной экономики. Сгущение полярных характеристик в пересечении позволяет выделить четыре угла, образованных этим крестом: угол страсти как смерти, угол безумия как смерти, угол смерти как проклятия, угол руинный, фантомно джентрифицированный. Танатическая интенсивность Обводного канала многократно сгущается на упомянутом отрезке, когда тяжелая бездвижная субстанция нефтяного семени, иногда текущая по кругу в бездвижных же водоворотах, обнаруживает суицидальную пове-
17 См.: Дунаева Ю.А. Ещё одна версия адреса «Дома старухи-процентщицы» // Неизвестный Достоевский. 2016. № 4. С.47-60; Тихомиров Б.Н. Вновь об адресе старухи-процентщицы // Неизвестный Достоевский. 2016. № 4. С. 61-78.
18 Лиотар Ж.Ф. Либидинальная экономика / Пер. с франц. В.Е. Лапицкого. М.; СПб: Издательство Института Гайдара; Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2018. С. 197.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
лительность, затягивая повинующихся - вряд ли зову Обводного канала - скорей, императиву городского текста (три моста самоубийц: Боровой, Новокаменный, Предтеченский; если номер года заканчивается на тройку, число самоубийств резко возрастает: разгромленное при строительстве канала капище финских волхвов требует все новых жертвоприношений - многократно окровавленный гранит, вызывающий фантазмы ацтекских запредельно жестоких вспарываний плоти, -количество телепередач, сайтов, блогов, транслирующих эту городскую легенду, обессмысливает всяческие ссылки). Перекресток как точка эротанатологической конъюнкции двух потоков предельной интенсивности удерживает-разграничивает кварталы несовместимых гетеротопических объектов.
Угол смерти как проклятия обозначен топосом приведенной ингерманландской легенды, уводящей вдоль «Дурдинки» - доходного дома И. И. Дурдина, к устью реки Волков-ки, омывающей Волково кладбище, мимо автовокзала и гостиницы «Киевской». Это - петербургская суицидальная зона эрогенности. Мостом самоубийц назван Предтеченский мост. В его зоне обрываются гранитные набережные и пешеходные переходы - один из берегов Обводного канала (на котором найден был жертвенник и останки финского волхва) этой пешеходной недоступностью маркирует приглашение к самоубийству, трансгрессирующему через транспортный и водный потоки.
Угол безумия как смерти: угловое здание психиатрической больницы для лиц без петербургской регистрации19 приводит вдоль
19 Кинематографической поэтизации Обводного канала как территории «психического здоровья» в значительной степени посвящён документальный
набережной, вдоль детского садика на Обводном, мирно с нею граничащего, через улицу Черняховского (бывшую Предтеченскую), ведущую к Чубарову (Транспортному) переулку и Сан-Гальскому садику (знаковые места, вошедшие в историю трансгрессивного Петербурга знаковым же «Делом чубаровцев», где в 1926 году комсомолка Любовь Белова была изнасилована 27 пролетариями, приговорёнными в итоге к высшей мере социальной защиты; городской фольклор сохранил этот сюжет в поливариантной обсценной песне «Тридцать три весёлых атамана», вышедшей далеко за пределы петербургского текста), к Дому смерти (Обводный канал, 59), вписанного под этим названием в городскую мифологию с 2006 года, с публикации в новостном издании «Смена»20. В 2006 году это «колбасный морг», свинцового цвета заброшенный дом со 54 слепыми окнами (потом их закрыли железными листами), доверху наполненный разлагающимися трупами котят и щенков, умерших от голода и выброшенных попрошайками, собирающими «на корм животным». С 2011 - блистающая белизной гостиница с алыми бархатными диванами, с никогда не горящими окнами - кто и когда в ней решался ночевать?
фильм Алексея Учителя «Обводный канал» (1990); кроме упомянутой, в нём показана изнутри и психиатрическая больница на территории Александро-Невской Лавры, в бывшем Антониевском духовном училище; здесь можно упомянуть и кафедру психиатрии и наркологии ПСПбГМУ имени И.П. Павлова, и психоневрологический диспансер Фрунзенского района под Царскосельским железнодорожным мостом через Обводный канал.
20 Преблагина Н. Дом смерти // Смена. 21.02.2006 // URL: http://www.smena.ru/news/2006/02/21/6735/ (дата обращения 23.08.2019). См. также: Дом мертвых зверей // Фонтанка. 19.02.2006 // URL: https://www.fontanka.ru/2006/02/19/158730/ (дата обращения 23.08.2019).
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
Название «Отель Верона» может намекать на эротанатологический паттерн двойного самоубийства любовников, идущий от Шекспира и оформившийся в эпоху декаданса в «паттерн Марии Вечеры». С 2019 отель вдруг начал интенсивно обживаться.
Угол страсти как смерти очерчен кварталом Тюшина - Боровой, кварталом наибольшей по статистике концентрации смертельных изнасилований в расселенных домах. Здесь много и охотно любят, но после любви редко выпускают живыми.
Угол фантомной джентрификации. Станция метро «Обводный канал», признанная красивейшей в Петербурге, в репродукциях хроникальных фотографий разворачивающая перед фланерами блеск и нищету, страх и ненависть Обводного канала прямо на стене туннеля, с огромным ТЦ «Лиговъ» над нею, стала первым диссонансом, поныне неприми-рённым, в руинной энтропичности ареала трансгрессии. Недовытесненный ею фантом -остов кинотеатра «Север», на руинах которого она была возведена со своей демонстративно-хтонической цивилизованностью, в обратной последовательности - Лиговский рынок, «Театр Нерешённых Проблем» - маргинальное гнездо лиговского концептуализма и рок-культуры, от «Аквариума» и «Колибри» до «Кукрыниксов» и «Двух самолётов»; кинотеатр «Нордъ», первое в Петербурге здание, построенное собственно под кинотеатр, где, согласно городской легенде, на блокадных киносеансах мог играть Дмитрий Шостакович. Прокатившаяся далее по Обводному волна джентрификации захватила ещё одну руину рядом - остов мануфактурной фабрики, ныне креативное пространство «Ткачи». В районе от Борового до Предтеченского моста любая реставрация или даже простой ремонт выглядят
насильственным вмешательством в исторически сложившуюся городскую среду.
И так складывается Лиговка - обводный как шизосемиотический эротанатологический комплекс.
В этом комплексе метафизика трансгрессивного Петербурга проговаривает себя сквозь новостной дискурс криминальной хроники, некогда излюбленный Достоевским. Благодаря ему формируется особый в культуре статус квартала улиц Тюшина - Боровой, от спорадических, но регулярных смертельных изнасилований мигрантами-нелегалами в расселенных домах, до знакового «дела Даниила Волкова», серийного убийцы и насильника с Лиговки, избравшего расселённый дом №6 по улице Тюшина местом своих сериаций (в делё-зовском смысле, сериация - вариативность внутри повторяющегося события, перестанов- 55 ка его структурных частей21) вплоть до раскрытия дела в 2011 году. «Избив подростка, Даниил Волков зарезал его остатком керамической плитки. Труп мальчика убийца сбросил с чердака в расщелину между двумя домами и забросал мусором. Оперативники обнаружили в этом месте фрагменты костей, позвоночник и остатки синих джинсов погибшего (...) Про убийство 15-летней девушки Даниил Волков рассказал перед видеокамерой так: «Сначала мы сидели на диване, потом я ушёл за гашем... Когда вернулся, мы поссорились. Я её изнасиловал. Стал душить. Труп спрятал на чердаке». Проживал убийца неподалёку от дома, в котором совершал расправы - на Лигов-ском проспекте»22. При этом в следующей -
21 Делез Ж. Логика смысла / Пер. с франц. Я.И. Свирского. М.: Раритет, Екатеринбург: Деловая книга, 1998. С.59-66.
22 Словецкий В. Начал убивать с детства. В Санкт-Петербурге суд приступил к рассмотрению нашу-
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
означаемой, по Ж. Делёзу - серии появляется девушка выжившая, изнасилованная рядом с трупом по канону Ж. Батая («История глаза»). «Одна из серий всегда играет роль означающего, тогда как другая - означаемого, даже если эти роли взаимозаменяются при смене точки зрения»23. В свою очередь, в тексте криминальной хроники сериация переносится с истории-анамнеза трансгрессивной личности на историю здания - трансгрессивного топоса:
«В этом доме более двух лет в кошмарных условиях жили бездомные. Что в нём только не происходило! Год назад на четвёртом этаже сгорела квартира, в которой обнаружили труп. Через два или три месяца в этом доме гастарбайтер в драке забил бомжа ножкой стула. Осенью прошлого года в злосчастном доме произошли два убийства! - рассказывает житель улицы Тюшина Анатолий Ко-
24
стомаров»24.
Зачем здесь это? На закономерный вопрос, немо ставящийся в этом месте текста, отвечает Жан-Франсуа Лиотар садовскими пассажами «Либидинальной экономики»: «Объектом маневров либертенов наравне с телом служит монета, сам язык (...) диахроническое развертывание комбинаторики гнусностей (...) является для языка тем же самым, чем деньги, потраченные четырьмя главными либертенами на преступления, являются для политической экономии: не словесной заменой «реальных» комбинаций, каковые, как извест-
мевшего дела Волкова // Свободная пресса. 31.05.2011 // URL:
https://svpressa.ru/society/article/44003/ (дата обращения 15.08.2019).
23 Делез Ж. Логика смысла / Пер. с франц. Я.И. Свирского. М.: Раритет, Екатеринбург: Деловая книга, 1998. С. 61.
24 Там же.
но, ими широко практикуются, а реальностью, простирающейся далеко за пределы пресловутой «практики» (...) На коже денег, как и на коже живых существ и слов, злодей вершит один и тот же преступный замысел беспощадной интенсификации, за исполнением которого не может не следовать обжиг возбужденных поверхностей (курсив мой - О. К. ), именно поэтому знаки обмена здесь - в противоволож-ность происходящему в проституции (курсив мой - О.К.), не только выведены из кругооборота сообщения, но и обречены на уничтожение - до такой степени, что задаешься вопросом, жизнеспособно ли экономически Общество друзей преступления (описанное маркизом де Садом - О.К.) В любом случае оно не капитализирует; то, что оно копит, - сокровище руин (курсив мой - О. К. )»25. Отметим здесь, что собственно лиговская проституция - 56 всего лишь очень специфическим образом декорированная поверхность, по которой сладострастие, выведенное за пределы экономических отношений, пишет себя кровью недифференцированных с моральной, статусной, расовой точки зрения жертв; эта поверхность включает в себя - метафизически, (не-)функционально и тех, кто не вовлечён в её индустрию. Её функция - создание фона, которым топос фонит, а не собственно уменьшение насилия (как последний аргумент сторонников её легализации в законодательном поле).
В этом опущенном модусе трансгрессивного Петербурга возникает, однако, тема: Достоевский на Лиговке, Достоевский в отеле «Г.О.П.», то есть, в знаменитой Знаменской,
25 Лиотар Ж. Ф. Либидинальная экономика / Пер. с франц. В.Е. Лапицкого. М.; СПб: Издательство Института Гайдара; Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2018. С.147-148.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
позднее Октябрьской, гостинице, где Городское общество призрения, как и Городское общежитие пролетариата, порождают гопников как вид - Достоевский, приобретающий опыт гопника - то есть, обитателя Лиговки в ее специфических модусах. Лиговский повседневный оргиазм как отмена сна и работы; оргиа-стический застенок, застенный кутеж, на что указывает Лев Лурье: «...как и всякая привокзальная гостиница, она предназначалась не только для приезжих, но и для "приходящих". В полшестого утра 7 февраля 1875 года Достоевского, проработавшего всю ночь над "Подростком" разбудил шум: "В соседнем номере, который был пустой, хохот, женский визг, мужской бас и так часа на три: только что приехал какой-то купец с двумя дамами и остановился. Спал всего часа четыре. Чувствую раздражение нервов и даже озноб". На следующий день все еще хуже: "В 7 часов (утра. - Л. Л.) соседи, купец с двумя дамами, подымают опять визг, хохот, самый громкий разговор, доходящий до крику. Отделяется же не стеной, а одной лишь дверью"»26.
Как фланер трансгрессивной столицы Достоевский «...блуждал по самым темным и отдаленным улицам Петербурга. Во время ходьбы он разговаривал сам с собою, жестикулировал, так что прохожие оборачивались на него. Друзья, встречавшиеся с ним, считали его сумасшедшим»27. На Лиговском проспекте Достоевский селился дважды: в пансионе К.Ф. Костомарова в доме Решетникова (участок дома №65 по нынешнему Лиговскому
26 Лурье Л.Я. Петербург Достоевского. Исторический путеводитель. СПб: БХВ-Петербург, 2012. С. 59.
27 Достоевская Л. Ф. Достоевский в изображении его дочери / Пер. с нем. Л.Я. Круковской. М. -Петроград: Госиздат, 1922. С. 23.
проспекту) с мая 1837 по январь 1838 г. - перед поступлением в Главное инженерное училище, то есть перед четырехлетним фактически заточением в замке, «где задушен был император Павел», и за несколько лет до смерти, с середины зимы 1873 года по май 1874 года, в доме Федора Сливчанского (современный адрес - Лиговский проспект, 25)28. «Сливчанский - это какой-то помешанный (я серьезно это думаю). Он нам в декабре скажет: съезжайте безо всякой причины, и выгонит нас на улицы (.) Встает чем свет и целый день ходит по всем лестницам и по всему дому, шпионит и порядки производит»29. Запутанные траектории лиговских квартирных шизоприключений Достоевского заключаются его выводом, что квартира «уж как скверная и тесная», а детская и комната жены - «затхлые»; квартира как безумие каузальных искажений с ежемоментно 57 предчувствуемым следствием: оказаться на улице. И «Подросток» рождается в этих условиях на Лиговке как шизонарратив: «Композиция книги исключительно запутана. Как известно, прочитав ее, Тургенев в смущении говорил о „подлинном хаосе", а Щедрин с неодобрением - о „сумасшедшем романе"»30. Часто упускается из виду тот факт, что «официальная улица Достоевского» - Кузнечный переулок, где расположен дом-музей писателя и его последняя квартира, также срезается Ли-
28 Белов С.В. Петербург Достоевского. СПб: Але-тейя, 2002. С. 257.
29 Цит. по: Векслер А., Крашенинникова Т. Такая удивительная Лиговка. М.: Центрполиграф, 2009. С.87-88.
30 Спивак Д.Л. Метафизика Петербурга: историко-культурологические очерки. Litres, 2017. // URL: https: //www. litres. ru/dmitriy-leonidovich-spivak/metafizika-peterburga-istoriko-kulturologicheskie-ocherki/chitat-onlayn (дата обращения 5.08.2019).
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
говкой, образуя срез-шизу, в точке дома №69 по проспекту как места многих криминальных происшествий.
Обводный канал не отмечен навязчивыми лиговскими останками, тлеющими в междомовых щелях: стирание следа как смывание в глубины слёзной неопределённости характеризует потоковость особого рода - та-натически-летальную, инвертирующую потоки: поток забвения как отход потока желания; Обводный как Отходный. О смывании следов - отходов трансгрессии программно высказывается лирический герой акмеиста Михаила Зенкевича - некропедофил, эротанатологиче-ский инструментарий которого определяется топологией близкой бойни на углу Забалкан-ского (ныне - Московского) проспекта: «И я, бросающий в канал Обводный и кровяной филей, и синий ссек... » («Петербургские кошмары», 1912). Далее в трансгрессивной шизокар-тографии Обводного канала по направлению к устью следуют такие локусы как «Геенна огненная» и квартал улиц Везенбергской - Лейх-тенбергской (Шкапина - Розенштейна).
К шизоанализу огня имеет отношение место нынешней станции метро «Фрунзенская», то есть, «Геенна огненная» Петербурга в наиболее буквальном ее историческом понимании - городская свалка, на которой перманентное пламя и тление поддерживалось с санитарно-гигиеническими целями, как Геенна у городских стен Иерусалима, давшая имя «Геенне огненной», которая поглощает и Ад (!), и смерть в Откровении Иоанновом. Как говорит Жиль Делёз: «...даже море, для пущей надежности, будет излито в серное озеро, вот почему
никаких связей не остается»31. Заобводная местность напротив городской бойни картографирована как Горячее поле: «О Горячем поле ходит дурная слава: оно служит притоном для босяков, воров и прочих рыцарей печального образа. По праздничным дням здесь, сидя на траве, дуются в карты и в орлянку. По вечерам не пройди: ограбят. Горячее поле начинается против Новодевичьего монастыря, по другую сторону Забалканского проспекта, и тянется мимо Митрофаниевского и Громовского старообрядческого кладбищ и идет далее, за Московскую заставу, параллельно Московскому шоссе - версты на три, на четыре. Та часть Горячего поля, которая прилегает к Митрофа-ниевскому кладбищу, издавна была отведена под свалку городского мусора. Точно так же в том месте поля, которое близко подходит к городским бойням, возникли целые курганы 58 навоза - со скоропригонного двора (...) На лето многие босяки переселяются из ночлежек на Горячее поле»32. «Ад - это обратная сторона подземной воды», - говорит Жиль Делёз, комментируя Лоуренса, и к Обводному каналу это вполне относимо, как и дальнейшее: «Он вбирает в себя несправедливость лишь потому, что сам проистекает из стихийной несправедливости, является побочным продуктом сти-хий»33, ибо «...когда огонь становится слишком сильным для воды, он ее сжигает, и вода
31 Делез Ж. Критика и клиника / Пер. с франц. О.Е. Волчек и С. Л. Фокина. СПб.: Machina, 2002. С. 54.
32 Лурье Л.Я. Язвы Петербурга (Столичное дно глазами газетных репортеров рубежа веков) Л. : ЛО СФК, 1990. С. 86.
33 Делез Ж. Критика и клиника / Пер. с франц. О.Е. Волчек и С. Л. Фокина. СПб.: Machina, 2002. С. 54.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
порождает соль, детище несправедливости, которая ее губит и делает горькой»34.
К шизоанализу огня. Медленная тана-тическая субстанция, текущая в Обводном вместо воды, трансгрессирует потоками полыхающих по обе ее стороны расселённых домов. Так Обводный - не только водный. То есть, не только водная южная граница города Х1Х века (теперь - исторического центра), но и огненная его граница. Огонь - главное средство стирания следа в заобводном пространстве - онтологического следа присутствия (огненные словеса: Нас здесь нет, или, что ещё лучше: Я здесь был... А я здесь не был и не собираюсь), и уже во вторую очередь следа трансгрессии, стирания различия между уголовно наказуемым и обыденным ее характерами. Огонь как главное санитарно-гигиеническое средство: «Единственный способ украсить жилплощадь - поджечь ее!» - так постмодернист Тимур Кибиров явно вторит цветаевскому слогану: «Грязь - явственно сожжена!» из «Поэмы Лестницы». В экономике дарового втридорога, непризнания почти зороастрийского никаких очищений, кроме огненных, в новоявленных пещерах модерна, где отключено всё и так не всегда наличествующее в гигантском петербургском старом фонде, бесплатно роскошествующие бомжи с Балтийского вокзала, с Расстанной улицы, из недр «Треугольника», или же не владеющие языком гастарбайтеры, платящие три коммерческих цены черным дилерам, пожар - это и необратимое следствие вынужденного разжигания первобытных очагов, и сжигание следов отступления (к отступлению?) Коммунальная услуга Агни, последняя из оставшихся. Сжигание (что там мостов
59
за собой!) - двери перед собой, в которую надо - выйти.
«И Шкапин, Розенштейна друг!»
Аварийный квартал между улицами Шкапина (до революции - Везенбергской) и Розенштейна (Лейхтенбергской), прилегающий к Обводному каналу, был полностью снесён в 2006-07 гг.; остались старые здания по сторонам улиц, прилегающих, с одной стороны, к Балтийскому вокзалу, с другой - к корпусам резиновой мануфактуры - завода «Треугольник» (после революции - «Красный треугольник»). «Тактика выжженной земли», в которой обвинили тогдашнего петербургского губернатора Валентину Матвиенко, это не случайная оговорка СМИ. Петербургский прецедент в 2007-2011 гг. экстремальной поэтизации снесённого квартала, трущобного из трущобных, в условиях «двойного поражения» и градозащитников (не владеющих в достаточной мере юридическими механизмами защиты архитектурного наследия - памятников позднего рационалистического модерна, не сплошь типового), и застройщиков с покупателями (которые много раз становились жертвами очередных строительных заморозок, а покупатели - еще и жертвами катастрофической экологии квартала), переносит «Шкапина - Ро-зенштейна», угрожающий квартал-фантом, из области топографии в область чистой шизопо-этики, из проекта варварской джентрификации превращая его в литературный проект энтропийной эстетики. Спонтанный поэтический взрыв в блогах (в ушедшую цифровую эпоху Живого Журнала) мог легко быть претворён в целую поэтическую антологию - однако после возведения на отравленной химикатами резинового производства и не рекультивированной
Там же.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
почве многоэтажного ЖК квартал «Шкапина -Розенштейна» утратил фантомную актуальность и не нашлось никого, кто такую антологию мог бы составить и издать. Вот несколько стихотворений из десятков им подобных:
Где-то здесь,
меж Шкапина и Розенштейна, остался неснесённый дух города, полночный холод, и следы замедливших шаг в этих «колодцах» клаустрофобийных нас. За рубежом нови, но в её же тени,
умрут под бульдозерной пылью, под ногами стремящихся вверх безликих сталебетонных клочьев города,
оставшись лишь на фото, запечатлённые
мною в последний момент их жизни.
35
(АлексейМансуров, 2007)
- Чёрт, как холодно, может кофе?
- Да уж, славная нынче осень, бьёт в стекло буратинным носом, Play - не надо, побудем в оффе. Тянется пробка - глухая, чёрная, улица липнет хвостом на шины. Видишь, одна сторона - чётная, а по нечётной - забор синий.
35 Цит. по: URL:
https://www.stihi.ru/2007/10/11/1052. (дата обращения 3.08.2019).
Был такой город Везенберг, и улица эта была - Везенбергская, когда-то по ней колеса телег катились в такую же слякоть мерзкую.
Катилась улица привокзальная -с трактирами, лавочками, лабазами,
с цыганами, нищими, голубями, с финскими бандами
голубоглазыми.
Катилась улица от Обводного -полурабочая, полупритонная, дерзкая, тёмная, блудная, сводная - гордая улица и свободная.
Вольная улица - безнадзорная, была Везенбергская, стала Шкапина,
теперь - не мамина, и не папина, теперь она просто -синезаборная.
Давай без нытья и без слезной блажи, видишь, солдат на проезжей части
машет с коляски культёй камуфляжной, дадим ему сто рублей на счастье. И он в паучьей норе вокзальной получит стакан какой-нибудь дряни,
И поплывёт в полутьме подвальной в ласково-призрачном сне-тумане. И в этом сне ему будет казаться, что он опять - с руками, с ногами,
60
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
и вот он вернётся домой - к маме - на улицу Шкапина, дом 15. Там его встретит сосед-художник под тусклой лампочкой в коридоре,
и вместе они полезут на крышу -смотреть, как солнце садится в море.
Смотреть, как солнце садится в море,
Смотреть на неба сырую просинь,
Смотреть на город закатно-рыжий
И думать - славная нынче осень.
(Аля Деконская, 2009)36
А на улице Шкапина забивается под воротник
Кирпичная пыль. И будь то август или февраль, Из чугунного порта, с той стороны, с подветренной, Доносится чаячий грай; Холодает над крышей, над водостоком,
Будто мир сюда поворачивается Своим замерзающим боком. И стоит истукан рукотворный, Ослеплённый, от копоти чёрный, Словно бездомный, которого не позвали к столу.
Загляни в подворотню - увидишь снова
Проржавевший ящик почтовый
Или туфли, в которых плясала прабабка
На заводском балу.
А ты обувай что-нибудь
поплоше,
Топчи оранжевый снег и битый кирпич,
Радуйся ветреной предпортовой весне,
Застрявшей на перекрёстке, Взмаху крыльев в выломанном окне,
Полустёртой любовной формуле На открытой ветру стене, Заметённому тополиному пню, Похожему на пасхальный кулич, Осыпавшейся извёстке. Уворачивайся от осколков, уходи окольным путём -Сухопутным проулком или Обводным.
Помнишь, говорила прабабка: «Мы все умрём»? Хранила под зеркалом фото своих сестёр,
Которых пережила на полвека В предчердачье холодном. А потом приедут грузовики, будет капать в лужи бензин, Засветят прожектора, темнота завибрирует пулемётной дробью; Белобрысый актёр вскинет руки, обнимет землю, Чтобы изобразить Берлин, Наполненный гарью, робостью и
любовью. (Родион Вереск, 2012)37.
61
36 Цит. по: URL: https://alert-dog.livejournal.com/76398. html.
(дата обращения
3.08.2019).
37 Цит. по: URL: https://rveresque.livejournal.com/356 29.html (дата обращения 3.08.2019).
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
«Шкапина - Розенштейна», в отличие от «Тюшина - Боровой», являясь общепризнанным центром петербургского трущобного ужаса, прячет таксономии своих трансгрессий, не выдает перечней уголовных дел с номерами домов и статей УК. Квартал не пойман в осязаемом акте. Он известен превыше всего поджогами, как «Тюшина -Боровая» изнасилованиями. Его акт - кошмар непредставимого за надежной завесой огня. Он населён фигурами умолчаний - от неопределённого лучше не ходить (даже не девушкам, даже не одним, в любое время суток) до условных мест собраний посвящённых, с непроизносимыми
кроулианскими таинствами. Дефрагментация огнём шизофренизирует пространство, обнуляя означающие локальных преступлений, вновь собирая его из частиц как фениксоидное пространство выжженной раны.
Фениксоидный фантом, фетишизированная квинтэссенция поэтизированного квартала - «дом Лялевича» (первое произведение известного архитектора) на улице Розенштейна, гигантский трехкрылый дом в стиле модерна-рационализма, над промышленной узкоколейкой, вблизи корпусов завода «Красный Треугольник», расселённый, много раз горевший, вновь заселённый в одном нелегально отремонтированном крыле, многократно приговорённый то к сносу, то к устройству в нем многоэтажного паркинга, дом как образ перманентно умирающего трупа в городском заобводном пространстве. Он также воплотился во многих фантомных монументах этой «прощальным костром догорающей» эпохи заобводных трагедий джентрификации, рубежа 2000-х - начала 2010-х: поэтических, живописных, фотографических. Наиболее
монументально кинематографическое
свидетельство: как известно, Константин Лопушанский поселил в нём героя своего декадентского фильма «Роль» (2013) -сыгранного Максимом Сухановым актера евреиновской школы Евлахова и погибшего краскома Плотникова в одном лице, неизвестно, какая из двух сторон этого лица-медали мертвее: по официальной версии, погиб краском, но после смерти он сделал дневниковую запись о собственной смерти; по неофициальной версии актер расстрелян краскомом на станции Рытва, но в начале фильма мы видим его имеющим успех на русской сцене Финляндии, изучающим посмертные записки краскома в предвкушении главной роли в своей жизни, сыгранной прямо в жизни (посмертной?) Дом модерн, заключая в себе актера-краскома, выполняет в фильме 62 разные декадентские функции: функцию футляра как гроба (умирающего гроба?), функцию «портрета Дориана Грея», то есть, предмета искусства, на который смещены старение и раны живого человека - он весь в ранах рваных обоев, фасадных трещин, ожогов внутренних и наружных, тогда как тело актера / краскома, рубленное и горевшее, выглядит неуязвимым. Дом показан Лопушанским в монохроме; обыграны разные его планы - на общем плане видна огромность, асимметрия планировки, огромное
пространство такого же голого и ободранного сквера перед ним как снежного поля, на котором жгут костры (!) в Петрограде двадцатого года; на крупном плане выступают вблизи раны: заложенные кирпичами окна, следы ожогов. Лопушанский тщательно обыгрывает узкоколейку, показывая и прохождение дымящего локомотива мимо фасада, и ощущение героя внутри, глубокой
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
ночью, когда буквально за оконной рамой медленно проходит поезд. Этот под-оконный поезд сложно объяснить только промышленной необходимостью случайно сложившейся близости машины паровой и машины для жилья (определение дома как функции модернистом Ле Корбюзье); он должен довершить фантазматическую модель Ада как жизни в декадентском доме, созданном для проецирований разных модусов упадка, умирания как бреда. Дом как безупречный экран горенья создан для многократных проекций на него самых изощренных декадентских сценариев.
Последняя осень Лялевича
Тяжёлые скрипы Навеки заржавленных стрелок. И чёрною тушью По охре отвесной стены -Знакомая тень.
Без надежды. За миг до расстрела.
Червонные листья Обрывками жести гремят. Под пеплом забвенья Наш город - вторые Помпеи. Последняя осень -На каждом углу домопад. Тревожный художник, Пиши её, если успеешь.
За миг до паденья.
Без дрожи. Без стона. Без крика.
(Дарья Васильева, 2012)
38
Так происходит ре-канонизация в литературе ХХ1 века неучтённых маргиналий трансгрессивного Петербурга. Если «Шкапин, Розенштейна друг» оказался канонизирован в спорадическом поэтическом шизопроекте, то мифопоэтические топосы Лиговки и Обводного канонизировали два наиболее значимых прозаика из ныне воспроизводящих «петербургский роман» как жанр - Марина Палей и Алексей Грякалов. Новый канон прирастает персонификациями: ангел-гопник с Расстан-ной («Тамбовская пересекалась с Расстанной -парни в один вздох лупили огромную Лиговку. А в глубину улицы на Волково кладбище ходили стрелять...»39) из романа А. Грякалова «Раненый ангел» и Кабирия с Обводного канала из одноименной ранней повести, в которой Марина Палей канонизировала Обводный канал как артерию небытия: «Обводный канал! Кто зачат на твоих берегах, здесь и зачахнет. Ты катишь свои мутные воды, незаметно унося жизни всех, кто хоть раз коснулся ногой твоего берега. Ступив на твою сушу, надо немедленно идти прочь, бежать, мчаться, нестись без оглядки. Но если кто остановится, если вдохнет поглубже смрада твоих испарений, тому уж не вырваться: ты мучительно-цепко дер-
63
Последняя осень. Секунды уже сочтены. Откуда здесь поезд? Куда он несётся так дико? И чёрная-чёрная тень На обрыве стены.
38 Цит. по: https://darwa.livejournal.com/180752.html (дата обращения 3.08.2019).
39 Грякалов А. Раненый ангел // Печальная тварь окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013. С. 25.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
жишь душу, ты не отпускаешь на берега других вод никогда»40.
К Обводному каналу прилегают Роты -квартал, обжитый Достоевским не менее Лиговки (вторая рота Измайловского полка, Серпуховская улица Семеновского полка), где разворачивается (в восьмой Роте) действие петербургского романа Палей «Дань саламандре». Петербургский дух трансгрессии -это и есть дух огня, Саламандра, которая и не существо, и не субстанция, и не символ, как стремится доказать Марина Палей, ссылаясь на античные и средневековые источники. Её неперсонифицированная, блуждающая, как и положено огоньку, Саламандра как условие любого горения сродни флогистону физических тел как элементу марксистской экономики огня. Появляясь в текстовых виньетках к каждой главе, ссылающихся на античные и средневековые трактаты, Саламандра кажется сперва экстрадиегетичной, несоотнесенной с действием. Противоречивость характеристик, амбивалентность температурных режимов Саламандры позволяют взять одну из ее метафор для определения петербургской страсти как таковой: «В книге X своей "Истории" Плиний тем не менее заявляет, что саламандра не обитает в самом огне, но, проникая в самое сердце пламени, убивает его. Иными словами, саламандра настолько холодна, что от соприкосновения с ней огонь неукоснительно гаснет. Возможно, именно в погашении огня и заключается миссия саламандрового танца»41. В одной из эпиграфических заставок-виньеток появляется намек на автоперсонификацию Саламандры:
40 Палей М. Кабирия с Обводного канала // Новый мир. 1991. № 3. С. 61.
41 Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 8. URL: https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-salamandre-2.html (дата обращения 14.08.2018).
«В философских книгах эпохи Ренессанса саламандру называют также "вулканической": это означает, что от нее происходит смешанное существо, именуемое поджигатель, воспламенитель, палей (курсив мой - О.К.)»42. В этой автобиографической искре освещается триединая этимология фамилии автора, по-разному прочитываемой в вариантах еврейском, украинском (Пал1и) и русском аристократическом (при том, что девичья фамилия Марины Палей - Спивак). Но условно внешняя оптика взгляда на Саламандру в её разрушительном огненном танце: Саламандра как Саломея (обнажающаяся в огне, видимо, или же -обнажаемая огнём), Саламандра как Дионисо-ва менада и другие инкарнации соблазна позволяют опосредованно соотнести её (не отождествляя окончательно) и со второй героиней романа, Девочкой, безымянной, как и сама 64 рассказчица.
Свой «трансгрессивный Петербург» и Грякалов, и Палей воплощают в центральном женском образе, неизъяснимо трогательном и желанном, физиологически ощутимом как родной, долженствующем подорвать петербургскую «безлюбость», - в образе блудницы, падшей женщины, торгующей своими ласками, которая бесконечно реконструируется в диалогическом режиме, в безответной речи влюбленного рассказчика, направленной к её «Ты» - Love is one way traffic - «Сладкая женщина. Мармеладова!»43 «Она» возникает из случайной встречи: у Палей «Девочка», случайно оказавшись в коммунальной комнате рассказчицы («той ночью ей негде было спать - пятью минутами позже выяснилось, что ей
42 Там же.
43 Грякалов А. Раненый ангел // Печальная тварь окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013. С.155.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
негде жить...»44), обосновывается надолго в её доме и сердце, из беременной жены офицера (которой рассказчица считает её на момент знакомства) трансформируясь после развода и подпольного аборта - в сапфическую подругу рассказчицы, потом - в любительницу промискуитета, выявляя невзначай для подруги не только свои случайные связи, но и особо крупные размеры материальных вознаграждений за эти связи. Сонечка, буквально «вечная Сонечка» Достоевского, у Грякалова, профессиональная эскортница, «идёт» с бандитом Шуриком по наводке «органов», и эта случайная встреча намертво устанавливает родство этих двух существ ангельской природы, согласно замыслу автора. Оба петербургских текста в высшей степени эротизированы авторской интонацией, однако принципиально разной. Интонация фобии у Марины Палей резонирует в обсессии зверино-сексуальной образности, перманентное воспроизведение которой указывает на асексуальность как андрогинную, ангельскую природу восприятия: «О, Езус! Оснастка (назовем это так) использованных мной - и использовавших меня - моих гендер-ных антиподов - одноразовых, двух-трехразовых, многоразовых "яней" - эта оснастка, суммируясь, образует длинный-длинный-предлинный, необозримый шампур... Шампур-кошмар... Такой, как от Глазго до Мельбурна. Им, этим шампуром, регулярно протыкалось розовое мое тело. На него нанизывалась нежная, ранимая моя плоть - тупо подчиняясь не понятной мне, не ведомой мне воле. Слепо и ревностно, словно желая выслужиться, плоть выполняла беззвучные
команды - жадно и зло, жадно и зло, жадно и зло, жадно и зло. (А также: сонно, азартно, равнодушно, яро, с полным пофигизмом, привычно, через пень-колоду, машинально, рассеянно, со страху, на спор, спьяну. Ну и так далее)»45. Та же обсессия плотского у Алексея Грякалова дана в режиме бесконечной роза-новской ностальгии по вечно-бабьей утопии чувственной семейственности (что закономерно, ибо все основания говорить о «новом Розанове наших дней» были задолго до выхода монографии А. Грякалова «Василий Розанов» в 2017 году), при этом перманентно и первер-сивно прорываясь вуайеризмом, фроттеризмом и проч., вплоть до финального акта эксгибиционизма (раздел «Голый автор»).
В петербургских текстах Грякалова и Палей сосуществуют несколько общих моду- 65 сов трансгрессии петербургского пространства. Это отступающие пределы Лиговки (Грякалов) и Обводного (Палей), где ад дан исступлённо истлевающим бытом, похоронным, маскирующимся под коммунальный; у Гряка-лова близость Волкова кладбища организует повседневность лиговского гопника, являясь его «дополнительным пространством», у Палей: «... трупные пятна проступали повсюду, Обводный тошнило, вдоль его берегов тянулись здания моргов, тюрем, сиротских домов, богаделен, ветшали кладбищенские постройки - и все они привычно маскировались под здания для жизни, под фабрики, перевыполняющие план...»46.
44 Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 7.
URL: https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-
salamandre-2.html (дата обращения 14.08.2018).
45 Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 8. URL: https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-salamandre-2.html (дата обращения 14.08.2018).
46 Палей М. Кабирия с Обводного канала // Новый мир. 1991. № 3. С. 64.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
Эти отступающие пределы затем трансгрессируют в Ленинградскую область: Палей Марина даже цветаевски эмфатирует строку поэта-тезки «За городом! Понимаешь? За!» (из «Поэмы Конца»). Героини Палей - на самом деле, одна из них, рассказчица, для которой вторая служит обязательным условием, самой возможностью трансгрессии - спазматически обживают параллельные нетронутые Петербургом пространства - это Ладожское направление электрички или даже в пределах города «параллельная лестница» - в которых сапфическая трансгрессия разворачивается как личная утопия, как событие «лучшего мира», невозможное в прогнившем городе Достоевского. «Питер-Питер! - шизофренически переиначил. - Терпи. терпи!»47. Контролирующий выборгское направление бандит Шурик в романе Грякалова отступает от мафии в Ле-нобласть, и отступает с ним вместе сама граница города.
Наконец, город очерчивается в огненных своих пределах; огонь размывает и пожирает границы города вместе с романной реальностью обоих текстов. И в реальности обоих романов не последним по значимости будет джьотир-лингам, явление Шивы в виде огненного столпа, начала и конца которого не смогли достичь ни Брахма, ни Вишну, флогистон фаллической эсхатологии. Финал обоих романов уходит в беспричинное пламя, трансцен-дируя героев в инобытие.
Грякалов и Палей воспроизводят три-ангулярные персонажные структуры Достоевского: имплицитно, неявственно соотносимые с треугольником «Идиота», на поверхности
они явно маркированы соответствиями из других текстов Федора Михайловича. Грякалов выстраивает строгое соответствие героев-ангелов треугольнику «убийца - блудница -пьяница» из «Преступления и наказания», где Шурик - никого не убивший лиговский бандит, Сонечка - девственная проститутка («от общения с ней у каждого половозрелого приключается невставуха»48), Расстрига - постоянно бросающий пить и воспевающий трезвость носитель разума, экс-доцент (бывают ли доценты бывшими? об этом умалчивают экскурсы «из жизни доцентов» Валерия Савчука и Михаила Уварова), а сам автор как четвертая фигура апокалиптического тетраморфа (человек) вынесен за рамки структуры, и с героями Достоевского себя не идентифицирует. С другой стороны, треугольник Марины Палей, включающий в себя и фигуру автора, наиболее 66 близок структуре «Белых ночей», с вечно обманным Петербургом, вечно уходящей к Другому девушкой, вечно оставленным и влюблённым Мечтателем (с которым рассказчица слишком очевидно идентифицирует себя). «Да, кстати: ты занималась полностью выдуманными делами. Слышишь? Ты прожила несуще-ствовавшую жизнь»49. Этот итог-приговор, подводящий черту под сюжетом, звучащий из уст психиатра, обнуляет, в сущности, сюжет, как и саму жизнь: «Эта штука, проштампеле-ванная русским словом (I'd like to spell it: Же-рар, Изольда, Зигфрид, Наполеон, мягкий знак) - то есть обозначаемая кличкой»50, перекликаясь с приговором Мечтателя себе самому: «И опять спрашиваешь себя: что же ты сделал с
47 Грякалов А. Раненый ангел // Печальная тварь
окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013.
С. 266.
48 Там же. С. 147.
49 Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 8. URL: https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-salamandre-2.html (дата обращения 14.08.2018).
50 Там же.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
своими годами? куда ты схоронил свое лучшее время? Ты жил или нет? Смотри, говоришь себе, смотри, как на свете становится холодно. Еще пройдут годы, и за ними придет угрюмое одиночество, придет с клюкой трясучая старость, а за ними тоска и уныние. Побледнеет твой фантастический мир, замрут, увянут мечты твои и осыплются, как желтые листья с деревьев... О Настенька! ведь грустно будет оставаться одному, одному совершенно, и даже не иметь чего пожалеть - ничего, ровно ничего. потому что все, что потерял-то, все это, все было ничто, глупый, круглый нуль, было одно лишь мечтанье!»51 В экранизации Ивана Пырьева этот монолог вынесен в финал: фильм завершает не фраза о «минуте блаженства», которой не было бы мало «хоть бы и на всю жизнь человеческую» (под этой фразой героиня-рассказчица Палей подписывается чуть ли не каждой своей строкой в адрес своей утраченной «Девочки»), а «глупый, круглый нуль!» И таков отправной принцип либидинальной экономики согласно Жану-Франсуа Лиотару: «Вместо того чтобы принять великий Нуль в качестве навязанного желанию онтологического мотива, чтобы постоянно все откладывать, представлять и симулировать в не имеющем конца переносе, мы, либидинальные экономисты, утверждаем: сей нуль сам является фигурой, фрагментом могущественного механизма, кровожадного, как Бог иудеев, и бледного, как Пустота Лао-цзы, механизма заимообращения, в коем, конечно же, одновременно утверждается несколько либидинальных установок, которые мы, забавы ради, аккуратно распутываем и разбираем, без столкновений, на японский
лад, высвобождаем, как в игре в бирюльки, - и готовы показать, что не только не обязательно ему подчиняться, дабы следовать за пробегающими по лабиринту интенсивностями, но, более того, что само прохождение через нуль есть особый либидинальный пробег, что в механизме заимообращения чревато наслаждением само положение Означающего или Другого, что кой у кого встает от «строгости закона» и что с этим Ничто мы имеем дело не с онтологической необходимостью, а с религиозной, следовательно либидинальной фантазией, вполне, впрочем, как таковая, скажем, приемлемой, не будь она, увы, террористической и деонтической. Нам надлежит смоделировать утвердительную идею Нуля»52.
Либидинальная экономика Лиотара, в которой Нуль - и либидинальная фантазия, и монета, и тот камень-пётр петербургского тек- 67 ста, в который возвращается-вновь-воплощается любой сюжет, достигнув точки своего неразвития, устанавливающий «нулевую степень грёзы», - из неё только и возможно всякий раз реконструировать петербургский текст заново, «с нуля» - побуждает особым образом выстраивать Петербург как текст вокруг эрогенной зоны. Подобно тому, как тело, в описании Лиотара, образуется и длится вокруг, скажем, губ (или любой другой телесной складки для либидинальных инвестиций), так и Петербург как лиотаровский лабиринт выстраивается вокруг эрогенной зоны встречи, реальной или фантомной, где два героя могут встретиться в разминовении десятилетий и столетий на одном и том же месте: «Не надо говорить, что встреча происходит в лабиринте,
51 Белые ночи. Сантиментальный роман Ф.М. Достоевского. Вновь просмотренное самим автором издание. Издание и собственность Ф. Стелловско-го. СПб: Тип. Ф. Стелловского, 1865. С.34-35.
52 Лиотар Ж.Ф. Либидинальная экономика / Пер. с франц. В.Е. Лапицкого. М.; СПб: Издательство Института Гайдара; Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2018. С. 17.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
- это лабиринт происходит из встречи. Нет ничего кроме встреч, каждая с предельной скоростью прочерчивает вокруг себя потоки прозрачных стен, секретных порогов, белых полов, пустых небес, в которые эта встреча и бежит, изливается, забывается - или повторяется, переставая тогда быть встречей»53. Так герои «Белых ночей» плетут вокруг собственной встречи, как паутину, петербургское пространство, становящееся необычайно проницаемым, самопересекающимся: «Говоря это, мы ходили оба как будто в чаду, в тумане, как будто сами не знали, что с нами делается. То останавливались и долго разговаривали на одном месте, то опять пускались ходить и заходили бог знает куда, и опять смех, опять слезы... То Настенька вдруг захочет домой, я не смею удерживать и захочу проводить ее до самого дома; мы пускаемся в путь и вдруг через четверть часа находим себя на набережной у нашей скамей-ки»54. Эрогенная зона встречи может возникнуть задолго до физического появления персонажей, приходящих-притягиваемых её местом дни, месяцы, десятилетия спустя: в петербургской повести Алексея Грякалова «Смерть единорога» это Ленинский зал Публичной библиотеки, где место, вокруг которого начинает ткаться лиотаровская встреча, описано как «стол, где была единственная в зале зеленая лампа сталинских лет»55. Неслучайно забытая рукопись, ловитва единорога, место-текст, из которого возникает героиня как ее отсутствие,
53 Там же. С. 66-67.
54 Белые ночи. Сантиментальный роман Ф.М. Достоевского. Вновь просмотренное самим автором издание. Издание и собственность Ф. Стелловско-го. СПб: Тип. Ф. Стелловского, 1865. С. 68.
55 Грякалов А. Смерть единорога // Печальная тварь
окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013.
С. 316.
непременно создает ритуалы встречи, обязательные в либидинальной экономике Достоевского и Лиотара: «И на другой день с утра в Публичке сразу прошел к последнему трону. Вчерашние страницы положил на стол. И до самого вечера никто место не занял. Уже перед самым уходом, когда я из другого зала пришел забрать книги, стало видно, что кто-то мной не замеченный был. Зеленая лампа была выключена, но, когда я к ней наклонился, стекло было по-домашнему теплым. И на столе поверх старого послания лежал новый лист.
Единорога ловят на девственницу»56.
Мечтатель и Девочка, выведенные в повести Грякалова как Дева и Единорог, совпадая в лабиринте встречи, отменяют реальность третьего - мужчины, ровесника, партнера, нарушившего бы их идиллию, 68 каковым выступает Жилец из «Белых ночей» или Шурик из «Раненого ангела», и так открывается вновь влюблённо-чувственная речь грякаловского рассказчика, которая бесконечно воспроизводит деву - «ne cesse pas de s'écrire»: «Ах, хорошо, хорошо! Чудесно целуешься. к сердцевине грейпфрута стремится твой язычок, неужели все девственницы в поцелуе так природно-чудесны? Поцелуй такой достается только единорогам - и ненавидят могучих все прочие мужчинки-любовники (...) А ты не поддалась ни случаю, ни инстинкту, и женская природа твоя существует доднесь в Публичке. в публичных окрестностях в нерастраченной
57
силе и нежности»57.
Опять же согласно логике встречи у Лиотара Марина Палей выстраивает (отсчиты-
56 Там же. С. 318.
57 Там же. С. 360-361.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
вает) петербургское пространство вокруг собственного светящегося окна коммуналки в Ротах, увиденного ею извне как ожидание её внутри, точно так же мир как плоть выстраивается вокруг вполне определенного «треугольника русых журавлей», представленного ею как рана земли, подобная осознанно лака-новским разломам Аниша Капура. Без этого света, зажжённого ждущей Девочкой - «Пробой в золотой цепи окон. Могильный провал. Черная дыра. Нежить. Ух, как я ненавижу этот выбитый зуб! Гнилую ухмылку этакого приблатненного вора!..»58 - Петербург разворачивается в пространство гомогенное, в противовес эрогенному. Коммунальное пространство порождает у Достоевского фигуру Жильца как Номада, хотя эта фигура у Палей проходная, сочетающая транзит и трагизм, когда в её коммунальную комнату входит «не только новый день (последний для нас с девочкой)». Номад-шизоид, скачкообразно передвигающийся по территории Союза восьмидесятых, забивающий временные колышки-стрелки случайных браков (в виде рождения мальчика Алёши в каждом из них), - брачный аферист по имени Атанас Юбкарь, Девочку, подобно Жильцу у Достоевского, отнимает навсегда, хотя сам и не присваивает её, навсегда же и покидая её после случайного эротического приключения. Тем не менее, подобно Жильцу у Достоевского, он очевидно выполняет функцию судьбы по отношению к ассимметричной, фатально несложившейся паре «Мечтатель -Девочка». Этот «ни дать ни взять Дон Хуан в исполнении участника районной художественной самодеятельности» с иррациональной убе-
дительностью соотносится с ипостасью Рогожина (мрачного Дон Жуана раскольничьего кладбища, по Михаилу Альтману) в треугольнике с Мышкиным и Настасьей Филипповной, при всем кажущемся несходстве функций, если обратиться, например, к определению Накамура Кэнноскэ: «Он представляет собой образ тьмы, потустороннего мира и несёт с собой заряд отрицательной энергии. Возможно даже сам не подозревая об этом. Жизнь тех, кто пересекался с ним хоть раз, ломается навсегда без возможности возвратить потерян-ное»59 - «А имя-то его? Ты поняла, как его на самом деле зовут? Атанас! Слышишь? Ата-нас!! Это же Сатана!! Понимаешь?! Сатана!! Сатана, сатана!! И еще: атас!.. Полный атас!!»60 Литературовед Роман Щетинин, упоминая взаимосвязь купеческой фамилии Рого-жиных со старообрядческой общиной Рогож- 69 ского кладбища в Москве, отмечает: «Согласно античной мифологии богом подземного царства мёртвых является Плутон. Отсюда следует, что Рогожин - сын Плутона. А это, в свою очередь, снова подчёркивает инфернальную семантику в образе Рогожина, т. к. царь преисподней - это Сатана. Фамилия Рогожина диалогична: она соотносит его с античной (Плутон) и христианской (божественной - старообрядцы и инфернальной - Сатана) тради-
циями»
61
58 Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 7. URL: https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-salamandre-2.html (дата обращения 14.08.2018).
59 Накамура К. Рогожин (Парфён Семёнович Рогожин) / Пер. с японского А.Н. Мещерякова // Словарь персонажей произведений Ф. М. Достоевского. СПб: Гиперион, 2011. С. 239.
60 Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 8. URL: https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-salamandre-2.html (дата обращения 14.08.2018).
61 Щетинин Р.Б. Развитие образов Мышкина и Ро-
гожина в романе Ф. М. Достоевского «Идиот» // Вестник Томского государственного университета. 2007. № 304. С. 28.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
Пространства Достоевского и Палей в этих двух сходных сюжетах сопряжены топо-сом Фонтанки, обжитой героями в любовном модусе, от капитального дома Настеньки до коммуналки в Ротах, где живет героиня Палей, нанизывающая на ось Фонтанки интимно-сакральные символы именно этого отрезка Фонтанки между Московским и Египетским мостами: соборы Троицкий и Никольский военно-морской в близком её соседстве («В одной строке, как в списке наградном, найдешь себя, Николу и Фонтанку...»), Измайловский сад, усадьба Гаврилы Романовича Державина: «...я уволилась отовсюду, откуда только возможно, желудок мой жил неизвестно чем, сначала бунтовал, а потом словно отступился; до пяти утра я писала что-то на Тайной Лестнице, а потом, выжатая до последней капли, блаженная, бестелесная, шла дышать в Измайловский сад. Иногда его чугунная калитка в воротах, то есть парадный вход со стороны Фонтанки, был не заперт (...) А иногда я вступала в свои владения с тыла, через "черный ход" (...) через Польский садик (то есть опять же через бывшие державинские владения, ставшие после его смерти собственностью Польской католической консистории)...»62 Здесь совсем уж недалеко и до Египетского моста, и до оказавшегося в таком же положении Мармеладова-Расстриги, перманентно пропивающего близ этих сфинксов свой вицмундир (трата, оправданная жертвенными усилиями его голодной семьи, сколотившей обмундирование из последних ресурсов). А осмелюсь ли, милостивый государь мой, обратиться к вам с разговором приличным: «Семечко дорогое! Отроки милые,
поклоннички шизоанализа! У петербургской лжи не было онтологии, пока Секацкий не приписал. Детки Эдипа, внучки Анти-Эдипа. Соборяне аутических коммуналок. Молчи-ите! - расстрига взвыл. - Чистая негация-отрицаловка! За душой ничего, душа? Про-летары любви, надо любить. И будьте осторожны, зря не говорите про смерть.
Я сам бывший дoцент -
- хрен старый! - сказал невнятно член первобытной орды -
с Менделевской линии»63.
Грякаловский «расстрига» стигматизирует трансгрессивный Петербург - профессора попробуй расстриги! «доцент я вечный, как Шопенгауэр!» - выныривая на каждом меро- 70 приятии Фердыщенкой - бутылочку подцепил в пакетик из мусорного бака и тут же вступил, как в диспут, в раззолоченную анфиладу -впрочем, участи доцента-расстриги не миновать не только Мармеладову, но и Настасье Филипповне, коль скоро решит Аглая Епанчи-на: «...я пожалуюсь отцу и... ее сведут в смирительный дом». Генеральские дочки знать не знают, что значит «нельзя». Кратчайший, не оглянешься, путь - от сфинксов луксорских с Университетской набережной (с Менделеевской линии) к сфинксам Египетского моста (жечь! прожигать!), минуя, разумеется, сфинксов ар нуво на фасаде доходного дома Печат-никова, на углу Союза Печатников и Лермонтовского проспекта. «Сфинкс-петербуржец тоже двуполой природы», догадывается Гря-калов, а у Палей этот гибридный сфинкс-
62 Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 7. URL: https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-salamandre-2.html (дата обращения 14.08.2018).
63 Грякалов А. Раненый ангел // Печальная тварь окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013. С. 154.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
андрогин с Египетского моста зловеще спародирован в Троглодите, «грузинской царице» Мордадзе с Малой Морской, менеджерке подпольных абортов: «Лицо это отличали белейшая кожа, надменность черт, четко проработанных мощным резцом, холодные серые очи, каждое размером с пушечное ядро, - очи под резкими, гордыми, не терпящими возражений бровями; все это было обрамлено ранним серебром, элегантно посверкивающим в дремучей чаще слегка волнистых, по-лошажьему грубых волос. Когда же бабища неизбежно вставала - плеснуть еще водочки, коньячку или чаёчку, противоположная сторона (...) вдруг прозревала зловещую двойственность почти состоявшейся сделки: туловище бабищи - квадратный обрубок, кургузый, приземистый, с широченным, патологически плоским задом, с короткими и толстыми, как бревна, дегенеративными нижними конечностями -это туловище словно карикатурно дублировало дубовый кухонный табурет»64. Парфён Рогожин боится сфинксов уже из Сибири, от них предостерегая невоскресшую Настасью.
Поток-предел петербургской карты-территории для Достоевского - не Обводный, вена которого перетянута в нескольких местах железнодорожными мостами, но именно Фонтанка, sombre fleuve d'ennui, которая ужасает трансгрессивного ироника в шкуре овцы («ли-кантропия!» - произносят синхронно в своих романах Палей и Грякалов) из «Бедных людей» прогулочным обязательством в таком непрогулочном месте: «...вышел я походить по Фонтанке. Вечер был такой темный, сырой. В шестом часу уж смеркается, - вот как теперь!
Дождя не было, зато был туман, не хуже доброго дождя. По небу ходили длинными, широкими полосами тучи. Народу ходила бездна по набережной, и народ-то как нарочно был с такими страшными, уныние наводящими лицами, пьяные мужики, курносые бабы-чухонки, в сапогах и простоволосые, артельщики, извозчики, наш брат по какой-нибудь надобности; мальчишки, какой-нибудь слесарский ученик в полосатом халате, испитой, чахлый, с лицом, выкупанным в копченом масле, с замком в руке; солдат отставной, в сажень ростом, - вот какова была публика. Час-то, видно, был такой, что другой публики и быть не могло. Судоходный канал Фонтанка! Барок такая бездна, что не понимаешь, где все это могло поместиться. На мостах сидят бабы с мокрыми пряниками да с гнилыми яблоками, и все такие грязные, мокрые бабы. Скучно по Фонтанке 71 гулять! Мокрый гранит под ногами, по бокам дома высокие высокие, черные, закоптелые; под ногами туман, над головой тоже туман. Такой грустный, такой темный вечер был се-годня»65.
Достоевский, взятый как поток, не докатывает до Обводного. Квартал Достоевского за Владимирским рынком порождает эро/тана/тические гештальты, впоследствии становящиеся парадигмами. В нем возникает фантом альтернативной ночи невесты не-невестной Настасьи Филипповны с Рогожи-ным как концепция альтернативной смерти: зарезав Настасью Филипповну, Рогожин спасается, отделываясь всего лишь воспалением мозга (и каторгой). За Фонтанку Достоевский отселяет женщин «падших»: в «Униженных и
64 Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 7.
URL: https://magazines.gorky.media/ural/2010/7/dan-salamandre.html, (дата обращения 14.08.2018).
65 Бедные люди. Роман Ф.М. Достоевского. Вновь просмотренное самим автором издание. Издание и
собственность Ф. Стелловского. Ф. Стелловского, 1865. С. 130.
СПб: Тип.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
оскорбленных» Наташа, «перейдя черту», трансгрессирует через водный поток: поселяется у Семеновского моста. За Фонтанку отселена и Настасья Филипповна (не живущая у Мариинского театра, как врет несостоявшийся ее свекор генерал Иволгин), тогда как Рогожин не докатывает как поток до Фонтанки, за которой понемногу сегменты городской сетки трансформируются в потоки растекания - потоки-шизы, захватывая Достоевского, живущего там и поныне в режиме музеефикации.
«Подходя к перекрестку Гороховой и Садовой, он сам удивился своему необыкновенному волнению; он и не ожидал, что у него с такою болью будет биться сердце. Один дом, вероятно, по своей особенной физиономии, еще издали стал привлекать его внимание, и князь помнил потом, что сказал себе: "Это наверно тот самый дом". С необыкновенным любопытством подходил он проверить свою догадку; он чувствовал, что ему почему-то будет особенно неприятно, если он угадал. Дом этот был большой, мрачный, в три этажа, без всякой архитектуры, цвету грязно-зеленого. Некоторые, очень впрочем немногие дома в этом роде, выстроенные в конце прошлого столетия, уцелели именно в этих улицах Петербурга (в котором все так скоро меняется) почти без перемены. Строены они прочно, с толстыми стенами и с чрезвычайно редкими окнами; в нижнем этаже окна иногда с решетками. Большею частью внизу меняльная лавка. Скопец, заседающий в лавке, нанимает вверху. И снаружи, и внутри, как-то негостеприимно и сухо, все как будто скрывается и таится, а почему так кажется по одной физиономии дома, - было бы трудно объяснить. Архитектурные сочетания линий имеют, конечно, свою тайну. В этих домах проживают почти исключительно одни торговые. Подойдя к воротам и взгля-
нув на надпись, князь прочел: "Дом потомственного почетного гражданина Рогожи-
на"»66.
От Рогожина до Распутина - этот отрезок Гороховой, самой литературной улицы Петербурга, будто врезан в нее фрагментом иного несбывшегося тракта, заключившего между этих двух точек фундаментальную бинарную топологию русской литературы «Сибирь - Петербург». От мужика - до мужика, и даже «Мужика» - в таком написании вошедшего в символический ряд Серебряного века - и невозможного в нем (как в любой культуре), возможного в ней благодаря этой невозможности. От фаллоса - до фаллоса: от той простодушно описанной Владимиром Сорокиным детальки рогожинской машины желания, поломка которой предопределена вменяемой необходимостью желать «всех женщин мира» 72 посредством Настасьи Филипповны (и тем самым Рогожин отождествляется с Дон Жуаном как механизмом нехватки и поломки), до заспиртованного агрегата конфигурации нечеловеческой окраски мертвечинной, вполне-петербургской из коллекции И. Князькина (автор небезызвестного музея, закрытого на, опять же, Лиговке, в 2016 году). С.В. Белов в работе «Петербург Достоевского» отмечает, что «именно там» отставной офицер Николай Ставрогин «предавался разврату», именно в Петербурге на Гороховой он растлил 14-летнюю Матрену, и она повесилась на той же улице. От креста - до креста: креста Мышкина на груди Рогожина (Рогожина на груди Мыш-кина, что уже позволяет их перекрестить, смешивая-именуя), креста, «воссиявшего на груди
66 Достоевский Ф.М. Идиот // Русский вестник.
Журнал литературной и политической мысли. 1868. Т. 75. С.124-125.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
молодецкой» вплоть до смещения с мест нерушимых крестов Казанского и Исаакия. «Качнулись», «покинули места» и крест шизо-Казанского - расщеплённого в разорванном небе шизо-Парфёна-и-Князя (после убийства Настасьи), и кресты падших ангелов Александрийского столпа и Петропавловского собора, опрокинутые, намекающие на «падшего ангела» Настасью Филипповну («И тут верх ногами пошла - таковская!»67 - своевременно заметит Федор Михайлович) на сцене Мариин-ского-2, в одной из мировых премьер оперы Моисея Вайнберга «Идиот». Кресты сияют с грудей священников, а чтобы воссиял с груди сибирского странника - что было им сброшено «с улыбкою детской»? с улыбкой соблазна последнего - вне-культурного, этой вне-культурностью и пробивающего неотразимо серебро века. Как будто случайно между этими двумя нагрудными крестами «святых чертей» - ни креста церковного в промежутке! Но ведь и сам этот отрезок, пересекая Фонтанку как срез-шизу Петербурга Достоевского, с нею совокупно творит геометрически правильный крест; обе его конечные точки отстоят на расстояние примерно одинаковое. Однако у этого креста, лежащего на плоскости Петербурга (только в этом месте и создающего некое отступление от плоскости, складку, эректильную мимикрирующую возвышенность) невозможно выявить, где нижняя точка, а где верхняя, которые имплицированы картографической проекцией, вверху разметившей девственника Рогожина, внизу - Распутина как имя нарицательное. Трансгрессия и интранзитивная праведность равно вменены обеим точкам, снимающим дихотомию святости - греха. Распу-
тин - из Сибири в Петербург - пришел. Рогожин - в Сибирь из Петебурга - пойдет. Этот лежащий на плоскости Петербурга (и даже покоробившийся от этого) отрезок, а может и весь фантомный Транс-Петербургско-Сибирский тракт в миниатюре (как отрезок Стрэнда в Лос-Анжелесе в миниатюре моделирует постмодернистский мир культуры согласно Роберту Вентури), напоминает о тракте неосуществлённом.
А именно - о ведущем в Сибирь тракте, который продолжил бы Гороховую улицу до Обводного канала и за Обводный, через несуществующий мост. «14 сентября 1944 г. исполком Ленгорсовета принял решение о «пробивке улицы Дзержинского» (Гороховой -О.К.) от Загородного проспекта до Обводного канала», что повысило бы ее значение как транспортной магистрали и позволило бы со- 73 здать новый отрезок улицы с современными кварталами. Это решение не было осуществлено. Создание Пионерской площади и постройка здания Театра юного зрителя завершили перспективу центрального луча исторической планировки Петербурга»68. Гороховая, единственная из трёх лучей петровской перспективы, тупо упирается в Загородный проспект, где нет иного выхода, как пойти налево - к Настасье Филипповне (пока князь блуждает в лиота-ровском лабиринте вокруг Мариинского театра - лабиринте, ницшеански выписанном для него из аберративных щелей расщеплённого сознания генерала Иволгина); тогда как в Обводный канал упирается - Вознесенский проспект, Невский же - в Лиговку, и в Обводный одновременно, длясь как Старо-Невский. Другое дело, что фантомное продолжение Вознесен-
67 Достоевский Ф.М. Записки из подполья. СПб: Типография Ф. Стелловского, 1866. C. 114.
68 Бройтман Л.И. Гороховая улица. СПб: Крига, 2010. С. 379.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
ского - Вознесенского как огромного сквозняка, Вознесенского как самого военно-казённо-неприветливого петербургского проспекта, гонящего в спину бедных людей всех разборов, -отсечено со стороны Невы, где нет более Иса-акиевского моста, помянутого в гоголевском «Носе». «Мы решаемся бежать с ним к Исаа-киевскому мосту и швырнуть его, ненавистного (не могу же я, право, после всего происшедшего продолжать называть его носом!), - в Неву. Его тошнит; в крови воют волки, в ушах клубится багровый туман»69. Поэтому срез-шиза на углу Большой Подьяческой, обрезок носа майора Ковалева, стигматизирует и еще один отсечённый поток, некогда открытый как путь напрямую к Медному Всаднику от первого петербургского дворца - Меншиковского.
Гороховая как шов, рас-шивающий, удерживающий-вместе разные полицейские части, административные районы (Куйбышевский и Октябрьский, ныне - Центральный и Адмиралтейский, как отмечает Л. И. Бройтман в истории Гороховой улицы.), как ров, сшивающий глубину с поверхностью, непроходимостью разрывающий части-целого. К обводному потоку небытия Гороховая позволяет только срезать через место небытийной смерти Достоевского. «Как известно, эта улица упирается в Семеновский плац, где когда-то была инсценирована казнь петрашевцев, и отныне эта улица неизменно напоминает Достоевскому о преступлении»70. Ведь место, где умер Достоевский, это место, где он жил, стало быть, смерть Достоевского в квартире в Куз-
69 Иванченко А. SWEDENBORG (Отдельная жизнь гениталий). Роман. Урал. 2003. № 1. URL: https://magazines.gorky.media/ural/2003/1/swedenbor g.html (дата обращения 29.07.2019).
70 Белов С.В. Петербург Достоевского. СПб: Але-тейя, 2002. С. 257.
нечном переулке снята его жизнью, более того, всей совокупной жизнью его многодетной семьи; напротив, Семёновский плац - это место, где Достоевский умирает в каждом прохождении мимо, обращаясь к бодрийяровскому опыту танатической инициации наиболее буквально: «Инициация очевидным образом заключается в том, что на месте голого факта устанавливается обмен: происходит переход от природной, случайной и необратимой смерти к смерти даримой и получаемой, а значит и обратимой, "растворимой" в ходе социального обмена. Одновременно исчезает и оппозиция рождения и смерти: они также могут обмениваться под знаком символической обратимости. Инициация - тот поворотный момент социального сцепления, та темная камера, где рождение и смерть перестают быть крайними членами жизни и реинволюционируют друг в друга - не для какого-либо мистического слияния, а затем, чтобы, например, сделать из по-
71
свящаемого подлинно социальное существо» . Вместо того, чтобы длиться в Сибирь, улица Рогожина упирается в смерть Достоевского.
Ещё одно свойство метафизики трансгрессивного Петербурга - её полицентрич-ность, когда любой обживаемый ойкос позиционирует себя как ризомный центр, соединяющий пульсирующие разрывы структуры-корневища, и мимикрирует под трансгрессивный локус, будь то лиговское общежитие Гер-ценовского университета - доходный дом купца Молодяшина, по другой версии - железнодорожника Ефремова (отца писателя-фантаста), либо легендарная «Мытня», разрушенная до основания, вошедшая в бессозна-
74
71 Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть / Пер. с франц. С.Н. Зенкина. М.: Добросвет, 2000. С. 123.
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
тельное Петербурга не только выступлениями обэриутов, но легендой о подвижнической смерти генерала Скобелева, легко опровергаемой биографическими данными, но парадиг-мальной, и наконец дом Колобовых - официальное место прописки петербургского бессознательного в наши дни. Это место прописки -Большой проспект Петроградской стороны вписывает бессознательное в прокрустово ложе лакановского Символического; отпускает «на волю» топологию шизоанализа (кафедра которого «на ступенях Казанского собора» повсеместна, как настаивает в своем романе А. Грякалов) и позволяет вновь и вновь произвольно совпадать точкам петербургских трансгрессий в единых локусах, не оставляя зазоров, ведь для шизоанализа такова машина-город -город, все дома которого содержатся в одном доме12, и это позволяет снова и снова возобновляться лиотаровской встрече в либиди-нальной экономике: «До чего страшна ночь, проведённая Свидригайловым в деревянном трактире, на Большом проспекте. Это был тот самый ресторан, где Катя всего один, всего один только раз была вдвоём с Бессоновым и, может быть, в той самой комнате, где Свидри-гайлов оттягивал время, час за часом, уже зная, что не преодолеет ужаса и отвращения к жизни»73.
Список литературы
1. Ануфриев С., Лейдерман Ю., Пепперштейн П. Инспекция «Медицинская герменевтика» // URL:
72 Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения / Пер. с франц. Д. Кралечкина. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. С. 622.
73 Толстой А.Н. Хождение по мукам. Роман-эпопея. Т. 2. М.: Гослитиздат, 1950. С. 269.
http: //kassandrion.narod. ru/commentary/02/ 13ger m.htm (дата обращения 1.08.2019).
2. Батай Ж. Проклятая часть: Сакральная социология / Пер. с франц. С.Н. Зенкина. М.: Ладо-мир, 2006. 742 с.
3. Белов С.В. Петербург Достоевского. СПб: Але-тейя, 2002. 355 с.
4. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть / Пер. с франц. С.Н. Зенкина. М.: Добросвет, 2000. 387 c.
5. Бройтман Л.И. Гороховая улица. СПб: Крига, 2010. 419 c.
6. Векслер А., Крашенинникова Т. Такая удивительная Лиговка. М.: Центрполиграф, 2009. 654 c.
7. Горяинов О. Экономика, которой «нам» не хватало? // URL: https://syg.ma/@oleg-goriainov/ekonomika-kotoroi-nam-nie-khvatalo-
8. libidinalnaia-ekonomika-zhan-fransua-liotara (дата обращения 1.08.2019).
9. Грякалов А. Печальная тварь окраины // Печальная тварь окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013. С. 405-443.
10. Грякалов А. Раненый ангел // Печальная тварь окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013. С. 5-310.
11. Грякалов А. Смерть единорога // Печальная тварь окраины: Роман. Повести. СПб: Петрополис, 2013. С. 313-401.
12. Делез Ж. Логика смысла / Пер. с франц. Я.И. Свирского. М.: Раритет, Ек-бург: Деловая книга, 1998. 480 с.
13. Делез Ж. Критика и клиника / Пер. с франц. О.Е. Волчек и С.Л. Фокина. СПб.: Machina, 2002. 240 с.
14. Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения / Пер. с франц. Д. Кралечкина. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. 672 с.
15. Достоевская Л.Ф. Достоевский в изображении его дочери / Пер. с нем. Л.Я. Круковской. М. -Петроград: Госиздат, 1922. 105 с.
16. Достоевский Ф.М. Бедные люди. СПб.: Типография Эдуарда Праца. 1847. 181 с.
75
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
17. Достоевский Ф.М. Белые ночи. СПб.: Типография Ф. Стелловского, 1865. 72 с.
18. Достоевский Ф.М. Записки из подполья. СПб.: Типография Ф. Стелловского, 1866. 146 с.
19. Достоевский Ф.М. Идиот // Русский вестник. Журнал литературной и политической мысли. 1868. Т. 75. С. 124-824.
20. Дунаева Ю.А. Ещё одна версия адреса «Дома старухи-процентщицы» // Неизвестный Достоевский. 2016. № 4. С. 47-60.
21. Иванченко А. SWEDENBORG (Отдельная жизнь гениталий). Роман. Урал. 2003. № 1. URL:
https://magazines.gorky.media/ural/2003/1/sweden borg.html (дата обращения 29.07.2019).
22. Лиотар Ж.Ф. Либидинальная экономика / Пер. с франц. В.Е. Лапицкого. М.; СПб : Издательство Института Гайдара; Факультет свободных искусств и наук СПбГУ, 2018. 472 с.
23. Лурье Л.Я. Петербург Достоевского. Исторический путеводитель. СПб.: БХВ-Петербург, 2012. 350 с.
24. Лурье Л.Я. Язвы Петербурга (Столичное дно глазами газетных репортеров рубежа веков). Л.: ЛО СФК, 1990. 142 с.
25. Монастырский А. ВДНХ - столица мира // URL: http://old.russ.ru/journal/okrest/99-01-22/monas.htm (дата обращения 1.08.2019).
26. Накамура К. Рогожин (Парфён Семёнович Рогожин) / Пер. с японского А.Н. Мещерякова // Словарь персонажей произведений Ф. М. Достоевского. СПб: Гиперион, 2011. С. 239-246.
27. Палей М. Дань саламандре // Урал. 2010. № 7-8. URL:
https://magazines.gorky.media/ural/2010/7/dan-salamandre.html,
https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-salamandre-2.html (дата обращения 14.08.2018).
28. Палей М. Кабирия с Обводного канала // Новый мир. 1991. № 3. С.47-81.
29. Петровская Е. Камо трансгреши // URL: http://www.polit.ru/article/2013/09/13/ep130913 (дата обращения 13.08.2019).
30. Скопин Д.А. Нулевая степень репрезентации (Жан-Франсуа Лиотар. Либидинальная экономика) // Логос. 2019. Т. 29, № 3. С.264-267.
31. Спивак Д. Л. Метафизика Петербурга: истори-ко-культурологические очерки. Litres, 2017 // URL : https: //www.litres. ru/dmitriy-leonidovich-spivak/
32. metafizika-peterburga-istoriko-kulturologicheskie-ocherki/chitat-onlayn (дата обращения 5.08.2019).
33. Тихомиров Б.Н. Вновь об адресе старухи-процентщицы // Неизвестный Достоевский. 2016. № 4. С. 61-78.
34. Фуко М. О трансгресии / Пер. с франц. С.Л. Фокина // Танатография Эроса: Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб.: Мифрил, 1994. С. 111-132.
35. Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог мертв» / Пер. с нем. А.В. Михайлова // Вопросы философии. 1990. № 7. С. 143-176.
36. Щетинин Р.Б. Развитие образов Мышкина и Рогожина в романе Ф. М. Достоевского «Идиот» // Вестник Томского государственного университета. 2007. № 304. С. 26-29.
References
1. Anufriev S., Leyderman Yu., Peppershteyn P. In-spektsiya «Meditsynskaya germenevtika» (Inspectorate «Medical hermeneutics»). // Available at: http: //kassandrion.narod. ru/commentary/02/ 13ger m.htm (accessed 1 August 2019). (In Russian).
2. Batailles G. La Part maudite. Paris, Éditions de Minuit Publ., 1949. 232 p. (In French).
3. Baudrillard J. L'échange symbolique et la mort. Paris, Gallimard Publ., 1978. 347 p. (In French).
4. Belov S. Peterburg Dostoevskogo. (Dostoevsky's St Petersburg). St. Petersburg, Aletheia Publ., 2002. 355 p. (In Russian).
5. Broytman L. Gorokhovaya ulitsa. (Gorokhovaya Street). St. Petersburg, Kriga Publ., 2010. 419 p. (In Russian).
6. Deleuze G. Critique et clinique. Paris, Éditions de Minuit Publ., 1993. 192 p. (In French).
76
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
7. Deleuze G. Logique du sens. Paris, Éditions de Minuit Publ., 1969. 392 p. (In French).
8. Deleuze G., Guattari F. Capitalisme et schizophrénie 1: L'Anti-Œdipe. Paris, Éditions de Minuit Publ., 1972. 496 p. (In French).
9. Dostoevsky F. Bednye lyudi. (Poor Folk). St. Petersburg, E. Pratz Publ., 1847. 181 p. (In Russian).
10. Dostoevsky F. Belye nochi. (White Nights). St. Petersburg, F. Stellovsky Publ., 1865. 72 p. (In Russian).
11. Dostoevsky F. Idiot. (The Idiot). Russkiy Vestnik. 1868. vol. 75. pp. 124-824. (In Russian).
12. Dostoevsky F. Zapiski iz podpolya. (Notes from Underground). St. Petersburg, F. Stellovsky Publ., 1866. 146 p. (In Russian).
13. Dostoyewski L. «A[imée]». Dostoyewski geschildert von seiner Tochter. München: Ernst Reinhardt Verlag, 1920. 307 p. (In German).
14. Dunaeva Yu. Esche odna versiya adresa «Doma starukhi-protsentschitsy». (One more version of the address of the «Old Pawnbroker s House»). Neizvestnyj Dostoevskiy. 2016. no. 4. pp. 47-60. (In Russian).
15. Foucault M. Préface à la transgression. Critique: Hommage à Georges Bataille, 1963, no. 195-196, pp. 751-769. (In French).
16. Goriainov O. Economy we where lacking. Available at: https://syg.ma/@oleg-goriainov/ekonomika-kotoroi-nam-nie-khvatalo-libidinalnaia-ekonomika-zhan-fransua-liotara (accessed 1 August 2019). (In Russian).
17. Griakalov A. Pechalnaya tvar okrainy. (Sad Animal of Margins). Sad Animal of Margins: Novel and Stories. St. Petersburg, Petropolis Publ., 2013, pp. 405-443. (In Russian).
18. Griakalov A. Ranenyi Angel. (The Wounded Angel). Sad Animal of Margins: Novel and Stories. St. Petersburg, Petropolis Publ., 2013, pp. 5-310. (In Russian).
19. Griakalov A. Smert edinoroga (Death of the Unicorn). Sad Animal of Margins: Novel and Stories. St. Petersburg, Petropolis Publ., 2013, pp. 313401. (In Russian).
20. Heidegger M. Nietzsches Wort 'Gott ist tot'. Holzwege. Frankfurt am Main, Vittorio Klostermann Publ., 1950, pp. 193-247. (In German).
21. Ivanchenko A. SWEDENBORG. Ural. 2003. № 1. Available at: https://magazines.gorky.media/ural/2003/1/sweden borg.html (accessed 29 July 2019). (In Russian).
22. Lourié L. Peterburg Dostoevskogo. (Dostoevsky's St Petersburg). St. Petersburg, BHV Publ., 2012. 350 p. (In Russian).
23. Lourié L. Yazvy Peterburga. (St. Petersburg's pests). Leningrad, LO SFK Publ., 1990. 142 p. (In Russian).
24. Lyotard J.F. Économie libidinale. Paris, Éditions de Minuit Publ., 1974. 320 p. (In French).
25. Monastyrsky A. VDNKh - Stolitsa mira. (Exhibition of Achievements of National Economy as the Capital of the World) Available at: http://old.russ. ru/j ournal/okrest/99-01 -22/monas.htm (accessed 1 August 2019). (In Russian).
26. Palei M. Dan' Salamadre (A Tribute to Salamander). Ural. 2010. no 7-8 . Available at: https://magazines.gorky.media/ural/2010/7/dan-salamandre.html,
https://magazines.gorky.media/ural/2010/8/dan-salamandre-2.html (accessed 14 August 2019). (In Russian).
27. Palei M. Kabiriya s Obvodnogo Kanala (Cabiria From the Bypass). Novyi mir. 1991. no 3. pp. 4781. (In Russian).
28. Petrovskaya E. Kamo transgreshi. Available at: http://www.polit.ru/article/2013/09/13/ep130913 (accessed 13 August 2019). (In Russian).
29. Schetinin R. Razvitie obrazov Myshkina i Rogozhina v romane F.M. Dostoevskogo «Idiot». (The trasformation of characters of Myshkin and Rogozhin in The Idiot by Fyodor Dostoevsky). Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2007. no 304. pp. 26-29. (In Russian).
30. Skopin D. Nulevaya stepen reprezentatsii. (Zero degree of representation. On: Jean François Lyotard. Économie libidinale.) // Logos. 2019. vol. 29. no 3. pp.264-267. (In Russian).
77
| 1 (38) 2020 |
АНТРОПОЛОГИЯ AD MARGINEM. ПО КРАЯМ ЧЕЛОВЕКА / ANTHROPOLOGY AD MARGINEM. THE EDGES OF HUMAN
Ольга Алексеевна КИРИЛЛОВА / Olga KIRILLOVA
| Метафизика трансгрессивного Петербурга / Metaphysics of Transgressive Saint Petersburg |
31. Spivak D. Metafizika Peterburga: istoriko-kulturologicheskie ocherki (Metaphysics of St Petersburg: Essays in Cultural History). Litres Publ., 2017. Available at: https://www.litres.ru/dmitriy-leonidovich-spivak/metafizika-peterburga-istoriko-kulturologicheskie-ocherki/chitat-onlayn (accessed 5 August 2019). (In Russian).
32. Tikhomirov B. Vnov' ob adrese starukhi-protsentschitsy. (More on the Address of the Old Pawnbroker Woman). Neizvestnyj Dostoevskiy. 2016. no. 4. pp. 61-78. (In Russian).
33. Veksler A., Krasheninnikova T. Takaya udivi-telnaya Ligovka. (This Awesome Ligovsky Prospect). Moscow, Tsentrpoligraf Publ. 654 p. (In Russian).
34. m m^ïï
Nakamura K. Dosutoefusuki jinbutsu jiten (A dictionary of Dostoevsky's characters). Tokyo: Ko-dansha, 2011. 573 p. (In Japanese).
78
| 1 (38) 2020 |
