CC BY-NC-ND
150
1А.О. Тупикин
МЕТАФИЗИКА ЛЮБВИ В.С. СОЛОВЬЕВА И ФИЛОСОФИЯ ПОЛА В.В. РОЗАНОВА
КАК ДВА ПРОДОЛЖЕНИЯ РЕЧИ ДИОТИМЫ
В статье рассматриваются основные идеи метафизики любви Владимира Соловьева и философии пола Василия Розанова. Анализируются принципиальные различия в мировосприятии Соловьева и Розанова. Обосновывается предположение о том, что в диалоге Платона «Пир» содержатся предпосылки не только метафизики любви Соловьева, но и философии пола Розанова.
Ключевые слова: В.С. Соловьев, В.В. Розанов, Диотима, метафизика, любовь.
Владимир Соловьев и Василий Розанов: первый -основоположник русской философии всеединства, украшенной оригинальной метафизикой половой любви, второй - творец философии-религии пола, возвысившей категорию «быт» до степени «бытия». Они, по словам Н.А. Бердяева, друзья-враги, соперники в творчестве, полюсы друг другу противоположные.
В работах Соловьева («Смысл любви», «Жизненная драма Платона», «Оправдание добра») индивидуальная любовь-эрос понимается как могущественная сила, призванная помочь человеку совершить метафизический прорыв за «грубую кору вещества», восстановить в себе образ Божий. Для Соловьева чувство влюбленности - знак из другого мира, из «лучшей действительности -с другим принципом и законом жизни», несущий человеку добрую весть о возможности возвращения потерянного рая. Философу особенно горько сознавать, что мистическое чувство, самым своим смыслом отрицающее закон «дезинтеграции существа» (смерти), принимается многими за «приглашение окончательно натурализоваться в земле изгнания»; и вместо того чтобы внушить человеку
© Тупикин А.О., 2011
побуждение к необходимости спасения истинной индивидуальности, приводит на деле к «эгоизму вдвоем, потом втроем и т. д.». Истинная индивидуальность, согласно Соловьеву, не есть только мужская или только женская, но суть свободное единство в Боге мужского и женского начал: «Человек может зиждительно восста-новлять образ Божий в живом предмете своей любви только так, чтобы вместе с тем восстановить этот образ и в самом себе»1.
В метафизике пола Розанова любви отведено не менее важное место, чем в метафизике всеединства Соловьева, при этом розанов-ское понимание вопросов пола и любви, не вступая в противоречие с традицией «оправдания человека», характерной для русской религиозной философии в целом, представляет собой идеализм совершенно оригинального содержания (несвойственный ни одному русскому мыслителю). В своей речи «Христос и мир» Н.А. Бердяев, принимавший по существу основные идеи метафизики любви Соловьева, назвал Розанова гениальным обывателем, указав тем самым на стремление Розанова закрепить за событиями повседневной жизни человека онтологический статус: «Розанов хочет нам выдать семью и быт за вселенную, за великий мир Божий»2. Наделенный редкой способностью не видеть посредственности в явлениях, казалось бы, самых обычных, повседневных, Розанов, написавший в собственно философском жанре только одну книгу, снискал себе славу отнюдь не художника-наблюдателя жизни, но именно философа - философа жизни. Сам Розанов считал, что эта философия жизни явилась следствием его любви к жене и детям, а началась с «великого удивления» от встречи с «домиком в 4 окошечка», где простые люди (его будущая жена со своей матерью и малолетней дочерью) умели, не жалуясь на бедность, жить благородно и счастливо:
«Как могут быть синтетические суждения a-priori»: с вопроса этого началась философия Канта. Моя же новая «философия» жизни началась не с вопроса, а скорее с зрения и удивления: как может быть жизнь благородна и в зависимости от одного этого - счастлива3.
Вообще, читая Розанова, не устаешь удивляться, насколько часто в его обрывочных текстах встречаются всевозможные производные слова «диво». С каждым новым «удивлением» Розанов-наблюдатель предъявляет читателю очередной интереснейший факт, обнаруженный им в окружающей действительности и могущий впоследствии стать предметом более пристального внимания как Розанова-философа, так и самого читателя.
Г.В. Флоровский в розановских «удивлениях» был склонен видеть «любование бытом», имеющее в своей основе «духовную без-
бытность» от неспособности познать человека цельным и целостным: «Человек как-то сразу распадался для него на дух и плоть, и только плоть и обладала для него онтологической убедитель-ностью»4. Подобная точка зрения на мировосприятие Розанова представляется нам ошибочной. Однако именно ее ошибочность иллюстрирует принципиальное различие в философских основаниях метафизических теорий Розанова и Соловьева и соответственно различие в понимании философами смысла половой любви (как и Соловьев, Розанов связывает половую любовь с тем, что считает всеобщей истиной). Расщепление человеческой личности на дух и плоть (обычно для того, чтобы противопоставить ненормальность человека раздробленного красоте человека цельного) характерно для ряда философских построений Соловьева, но совершенно чуждо мысли Розанова.
Если по принципу ненормально то половое отношение, в котором часть ставится на место целого, - писал Соловьев, - то люди, так или иначе покупающие тело женщин для удовлетворения чувственной потребности и тем самым отделяющие тело от души, должны быть признаны ненормальными в половом отношении (С. 470).
В этом смысле Розанов, наверное, должен быть признан самым нормальным. Даже если мы предположим, что он стал бы, как выразился Соловьев, покупать тело, то просто не смог бы «купить» его без души, поскольку для Розанова недопустима сама возможность обособленного восприятия одним человеком души и тела другого: «Нет крупинки в нас, ногтя, волоса, капли крови, которые не имели бы в себе духовного начала»5.
На пути к пониманию того, что есть истинная целостность человеческой личности и что, в конечном счете, есть всеединство, Соловьеву приходилось мыслить Бога связанным с «Его другим» (вселенной) и продумывать особенности этой связи. Вселенная, согласно Соловьеву, стремится к идеальному единству, составляющему смысл космического и исторического процесса, но для Бога, представляющего «Его другое» вне исторического времени, идеальное единство уже реализовано. В уме Божием вселенная имеет образ вечной Женственности, и Богу угодно, чтобы этот самый образ являлся в чувстве влюбленности каждому человеку, напоминая о существовании идеального, высшего уровня бытия -«отсюда те проблески неземного блаженства, то веяние нездешней радости, которыми сопровождается любовь, даже несовершенная. ... Отсюда же и глубочайшее страдание любви, бессильной удержать свой истинный предмет и все более и более от него удаляю-
щейся» (С. 484). В соловьевской метафизике концепция идеального единства предстает совместимой с идеей развития: «дурная» действительность, несмотря на раздробленность лежащего в ее основе бытия, со временем упорядочивается, преобразовывается в действительность «лучшую». Точкой отсчета для мирового процесса Соловьев считает реальность материального хаоса при абсолютной немощности космической идеи, а точкой окончания истории -осуществление совершенного всеединства. Важно, что всеединство осуществляется не само по себе, пассивным относительно жизни человечества образом, но именно через постепенное «укрепление и усовершенствование своих индивидуально-человеческих элементов». Материальная среда противится желанию человека сохранить очистительное чувство влюбленности, но и человек способен воспротивиться материальной среде - принять любовь как нравственный подвиг и, претерпев до конца, заслужить истинное блаженство. Каждый великий подвиг любви, да и вообще всякое, даже самое незначительное человеческое действие, имеющее целью приблизить осуществление всеединого идеала, «производит или освобождает реальные духовно-телесные токи, которые постепенно овладевают материальною средою, одухотворяют ее» (С. 502).
Соловьевский дуализм «дурной» и «лучшей» действительности отвергается Розановым, верящим не в осуществляемое, а от века существующее единство Космоса, основанием и законом жизни которого является любовь. Розанов предельно далек от понимания бытия в качестве иерархической системы уровней, в которой более высокая, более духовная его степень «силою берется», пусть даже эта сила - подвиг любви. Для Соловьева предмет любви всегда двойственен: человек одновременно любит вечную Женственность Божию и другого человека, пока еще земного, не перерожденного. Для Розанова же предмет любви только один - реальный, земной человек, не нуждающийся в метафизическом улучшении-перерождении. Основополагающая интуиция розановского мировосприятия состоит в том, что не существует мира плохого и не будет существовать мира хорошего. Все, что было, есть и будет, - это единое, цельное, живое бытие: «... так называемый "тот свет" не за тридевять земель от нас лежит, но всякое бытие имеет в себе самом поту-светную сторону, носит ее с собою, вероятно, живет ею и, во всяком случае, из нее рождает живое»6.
Человеческое рождение понимается Розановым как «земная эманация, на землю пролияние существенно неземного, потустороннего начала»7. «Потустороннее начало» - это пол, ноумен роза-новской метафизики. Почему именно пол? Розанов считает, что, указав пол, он сводит к единому принципу все многообразие кос-
мических явлений, связанных с творчеством. Духовное творчество и деторождение, согласно Розанову, имеют общую природу, что подтверждается их взаимным превращением: «Поражающий вас талантами человек как часто бывает физиологически бесплоден. ... Напротив, люди и даже целые народы (Восток) чрезмерно плодовитые - мало духовно творят»8.
Пол в философии Розанова - это и ноуменальный принцип, определяющий сущность бытия, и духовное начало каждого конкретного человека, позволяющее ему быть частью Космоса: «... пол есть мировой феномен; какой-то мировой, межзвездный и вместе микроскопический свет. Конечно, - это отнюдь не орган и не функция, а что-то духовное и одновременно физическое»9. Через пол человек познает Бога, а половой любовью продолжает Божественное половое творчество (сотворение Богом первого человека рассматривается Розановым как «вхождение или дуновение в минерал пола»). «Мы рождаемся для любви, - пишет Розанов. - И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете»10. Половая любовь для Розанова онтологична настолько глубоко, что, приобретая, в противоположность идеям Соловьева, свойства страдательные, мифологизируется: «Любовь - всегда предустановлена. Всегда это именно встреча двух, из которых один уже давно взят "от ребра другого". Встречаясь в любви, мы опять встречаемся, ибо и древле когда-то знали друг друга»11.
В очерке «Жизненная драма Платона», опубликованном четырьмя годами позже «Смысла любви», Соловьев, комментируя речь жрицы Диотимы из диалога Платона «Пир», показывает, что его (соловьевская) метафизика любви является продолжением и развитием того, что знал о любви Платон. По мнению Соловьева, Диотима, определив задачу любви - «родить и произвести на свет в прекрасном», не договорила своей речи, не раскрыла истинного содержания «рождения в прекрасном».
Настоящая задача любви, - пишет Соловьев, - действительно увековечить любимое, действительно избавить его от смерти и тления, окончательно переродить его в красоте. ... забыв свое собственное сознание, что Эрот «рождает в красоте», то есть в ощутительной реализации идеала, Платон оставил его рождать только в умозрении12.
Высший пафос платоновского учения о любви выражается, конечно, не в задаче преображения телесности, а в стремлении бессмертной души к идее прекрасного как к Абсолюту, но Соловьев утверждает, что речь Диотимы должна учить о духовно-телесном бессмертии.
То немногое, что было сказано о любви Диотимой, допускает дальнейшее развитие не только в направлении, указанном Соловьевым. «Рождение в прекрасном» может быть истолковано как творчество в самом широком смысле. Это означает, что платоновское определение любви содержит предпосылки и философии пола Розанова. «Те, у кого разрешиться от бремени стремится тело, -поясняет Диотима, - обращаются больше к женщинам и служат Эроту именно так, надеясь деторождением приобрести бессмертие и счастье и оставить о себе память на вечные времена»13. Анализируя творчество Розанова, некоторые исследователи (в том числе Н.А. Бердяев) отмечают, что смерть в его философии побеждается именно деторожденим, а смысл любви реализуется успешным построением семьи. Оценки подобного типа небезосновательны (Розановым многократно утверждался онтологический статус семьи как «места», в котором каждый человек может проявить личное творчество - рождение детей), однако имеют, на наш взгляд, упрощенный характер. Объясняя смысл служения Эроту «беременных телесно», Диотима по существу натуралистична («беременные телесно» существуют на свете ради «беременных духовно»), но Розанов, говоря о творчестве деторождения, уже в значительно большей степени мистик, чем натуралист:
Мы все рождаемся из пола, то есть человек в точности ноуменован и приходит из ноуменального мира; вот основание: «не убий». Мы становимся драгоценными, потусветными существами друг для друга: хочется лобзать руки друг другу, ибо «образ Божий» в нас есть не красивая аллегория, но точный факт14.
Рождающие глубины человека, будь они связаны с духовным творчеством или с деторождением, понимаются Розановым, несмотря на многочисленные противоречия его философских поисков, неизменно трансцендентно, мистично и религиозно.
Сопоставив основные идеи метафизики любви Владимира Соловьева и метафизики пола Василия Розанова, мы не только охарактеризовали их принципиальные различия, но, кроме того, показали, что как истинные противоположности теории двух русских мыслителей обнаруживают свои философские основания в творческом наследии третьего мыслителя, великого Платона.
Примечания
1 Соловьев В.С. Избранные произведения. Ростов-н/Д: Феникс, 1998. С. 478. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием номера страницы.
2 Бердяев Н.А. Христос и мир // Записки СПб. религиозно-философского обще-
ства. Вып. II. СПб., 1908. С. 49.
3 Розанов В.В. Опавшие листья. СПб., 1913. С. 241.
4 Георгий (Флоровский), прот. Пути русского богословия. Изд-во Белорусского эк-
зархата, 2006. С. 452.
5 Розанов В.В. Люди лунного света: Метафизика христианства. СПб.: Азбука-клас-
сика, 2008. С. 72.
6 Розанов В.В. Во дворе язычников. М.: Республика, 1999. C. 318.
7 Там же. С. 46.
8 Там же. С. 215.
9 Там же. С. 216.
10 Розанов В.В. Уединенное. М.: ИПЛ, 1990. С. 158.
11 Розанов В.В. Во дворе язычников. М.: Республика, 1999. C. 136.
12 Соловьев В.С. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1988. Т. 2. С. 615.
13 Платон. Собр. соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1993. Т. 2. С. 208.
14 Розанов В.В. Собрание сочинений. В мире неясного и нерешенного. Из восточ-
ных мотивов. М.: Республика, 1995. С. 132.
