Научная статья на тему 'Метафизика детской игры'

Метафизика детской игры Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
279
79
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Линник Юрий Владимирович

Рецензия на монографию: Несанелис Д.А. Символические формы поведения в традиционной культуре народов Севера. Архангельск, Поморский университет, 2010. 153 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Метафизика детской игры»

МЕТАФИЗИКА ДЕТСКОЙ ИГРЫ

Рецензия на монографию: Несанелис Д.А. Символические формы поведения в традиционной культуре народов Севера. Архангельск, Поморский университет, 2010. 153 с.

Деревянные игрушки, бытовавшие на верхней Онеге, впечатляют архаикой своих форм. Будто перед нами идолы в миниатюре! Панки -так называются эти удивительные изделия. Вполне резонно желание увидеть в панках реликт язычества. И распространить на них алгоритм, о котором немало писали этнографы: как забытые ритуалы продолжают бытовать в детской игре, так и древние боги, покинув разоренные капища, находят своего рода убежище в малой пластике - ребячьей забаве. В этой системе взглядов детство предстает как уникальный хранитель информации. Мир взрослых -полная амнезия, мир детства - живая память. Культурная, историческая память! Игрушки Поонежья - как уменьшительное стекло: большое сделалось малым - гиперболы превратились в литоты. Но сохранными остались и дух, и стиль. Это ли не уникальный шанс прозондировать прошлое?

В своей глубокой монографии Д.А. Несане-лис с успехом использует неожиданную воз-можность1. За нею стоит диахрония: причина находится в прошлом - следствие обнаруживает себя в настоящем. Ритуал и игра рассматривается в данном контексте как эволюционные этапы. Это эвристично. Однако оригинальность исследования Д.А. Несанелиса заключается в том, что он допускает - и убедительно обосновывает - возможность синхронии двух реалий. Говоря о плодотворности этносемиоти-ческого метода, ученый пишет: «В рамках такого подхода возможно сформулировать вывод, согласно которому детские игры, сохранившие архаичные элементы, и содержательно сопоставимые с ними ритуалы следует рассматривать в качестве синхронных этнографических явлений, по-разному отражающих фундаментальные мировоззренческие схемы»2. Это новый взгляд. Но им не отменяется прежний - вовсе нет: между диахро-

© Линник Ю.В., 2011

нией и синхронией следует искать отношение дополнительности.

Понятна иерархия взрослости и детства. Субординация не в пользу ребенка! Мы смотрим на него покровительственно - берем под свой патронаж - довлеем над ним. Как же иначе? Вовсе не нарушая этого естественного порядка, Д.А. Несанелис ставит вопрос о своеобычной автономии детства. Более того: о его определенном превосходстве над взрослостью! Ибо мы помним: дети наследуют царство Божие. Субординация здесь как бы переворачивается. Д.А. Несанелис приближает нас к пониманию этой загадочной инверсии, пересекая черту, возле которой обычно медлит рациональная наука. Ведь за нею простирается область метафизического. Д.А. Несанелис дерзает бросить на нее луч своей интуиции.

Детская игра является эхом изжитых обрядов?

Или это независимая от напечатлений прошлого реализация глубинных архетипов?

В этих вопросах варьируется дилемма диахронии и синхронии. Что можно сказать в пользу синхронии?

М.С. Шагинян удивлялась: лицо у новорожденного младенца как печеное яблоко - сморщенное, будто старческое. Этому нашли бы объяснение два мыслителя - Лао-цзы и Сократ. Первый считал, что близость к детству - гарант мудрости: ребенок лучше чувствует Дао - непосредственно связан с ним. Сократ же - если верить ранним диалогам Платона - учил об анам-несисе: душа ребенка хранит свежие напечатле-ния вечности, из которой недавно исторгнута -надо ей помочь припомнить познанное там, в мире идей. Взросление удаляет от занебесья.

Идеи Платона созвучны архетипам К. Юнга. Становясь старше, мы обрываем незримую пуповину, соединяющую нас с пре-мирным лоном - не через нее ли ребенок получает то, что потом раскрывается в его играх?

Реализуя импульсы, полученные от монографии Д.А. Несанелиса, я пошел бы еще дальше в своем вопрошании: а не может ли быть так, что игра предшествует ритуалу - является его источником? Конечно, это спекулятивные предположения, но они могут помочь в поиске истины. Одно бесспорно - и монография Д.А. Не-санелиса дает здесь убедительные аргументы: детство метафизично - принятая им модель мира включает в себя трансцендентные уровни бытия. Более того: зиждется на них.

Детские страшилки обычно связаны с темой смерти.

Игра в похороны: читая о ней, чувствуешь, как пробегает холодок по коже.

Откуда в детстве эти мотивы? Взрослость обычно табуирует их. Memento mori: слыша этот философский призыв, мы оказываем ему внутреннее сопротивление. Ничего не хотим знать о Танатосе! Отсюда наша неготовность к пограничной ситуации. А детство запросто воспроизводит ее - охотно моделирует в своих играх. Не они ли стали основой мистерий, посвященных умиранию и воскресению?

Потребность в страхе: для детства это константа. Почему? Перед нами бездонная экзистенциальная тайна. Д.А. Несанелис далек от идиллического взгляда на детство. Пусть бессознательно, но оно чувствует антиномии бытия - в онтологии детской игры есть момент трагического. И здесь хочется сказать так: детство идет впереди М. Хайдеггера - предваряет его. Быть больно! И страшно. И вместе с тем упоительно - ужас бытия сочетается с ощущением его полноты и благодатности.

Детские куклы часто безлики. Этнография видит в этой детали манифестацию мира мертвых. Но ведь это и мир вечности. Можно сказать так: смерть нивелирует разнообразие -стирает личные черты. Она возвращает нас в начало, где царит неопределенность. Не этот ли мотив, впервые озвученный детством, получил новые обертона у К.С. Малевича? Нарисовать нос и рот, наметить глаза: это как порождение -или как воскрешение. Архетип вечного возвращения явственно просвечивает в метафизике игрушки. Хочется сказать: именно им направляется ее филогенез и онтогенез, понятые мифопоэтически. Внутри игрового пространства ребе-

нок действует как Бог - ключи от жизни и смерти оказываются в его маленьких руках.

Игра в жмурки: тема темноты и слепоты опять-таки отсылает нас к миру мертвых. Вспомним, как в Элевсинских мистериях чередовались кромешный мрак и ослепительный свет - ритуал посвящения вторил антитетике бытия. Чувствовал ли мистагог, погруженный в черноту искусственной ночи, дыхание Аида? И касания его теней? Типологически игру в жмурки вполне можно соотнести с подобными обрядами инициации. Но если тут генетическая преемственность? Является ли игра вырожденной формой ритуала? Как бы его рудиментом? Диахрония не исключена. Но и синхрония вероятна. Один и тот же архетип может - по праву вечной идеи - получить независимое воплощение в разных эпохах и ареалах. В разных возрастах! Не конвергируют ли игра и ритуал?

Прямой контакт между миром живых и миром мертвых опасен. Вот почему разделяющее их средостение должно выполнять функцию надежной изоляции. Снятие таковой - священнодейство: его можно доверить лишь опытному теургу. Или ребенку! О некоторых играх мы вправе сказать так: они открывают продух - или смотровое оконце - в инобытие. Заглядывать туда боязно. Но ведь как интересно! Соблазн хоть чуточку высветить неизвестное: взрослостью это будет изжито - мир станет одноуровневым, уплощенным. Этносемиотика помогает нам вспомнить о потерянных измерениях. Ценю в книге Д.А. Несанелиса такие напоминания.

Два мира - этот и тот - вплотную подходят друг к другу Надо создать буфер между ними! Прямой переход через границу может оказаться губительным. Поэтому траектория осложняется! Закономерно, что она принимает форму лабиринта - путь перехода здесь предельно осложнен и затруднен. Дорога к Еме -одна из игр, зафиксированных у детей коми, -прокладывается петлисто, извилисто. Она вполне изоморфна древним лабиринтам. Возводившие их пращуры каким-то образом передают информацию о них в настоящее? Такая трансляция, использующая опосредованные каналы, в принципе, возможна. Однако с неменьшим основанием мы вправе предположить, что здесь

опять-таки имеет место параллелизм, отражающий единство архетипического первоисточника.

Д.А. Несанелис приводит поразительный факт из нашей современности: ребенок играет в магазин - и вместо талонов использует некрологи, тщательно вырезанные из газет3. Жутковато! Однако надо признать, что и в данном случае мы видим характерное для детства - и этим разительно отличающее его от взрослости - игровое, воистину мудрое отношение к смерти. Поначалу оно может шокировать. Но стоящая за ним правда бытия все-таки склоняет нас к более спокойным и взвешенным оценкам. Детство философично.

Качели: они любимы во всей Ойкумене. Этносемиотика и в этой игре видит неявный символизм. В раскачивании повторяется ритм жизни и смерти? Воспроизводится циклизм бытия? Вот несколько иной поворот темы: качели переносят нас над пропастью небытия -обеспечивают инициацию. Поэтому их условное подобие иногда кладется в гроб. Д. А. Несанелис специально исследовал место качелей в космосе игры. Его результаты впечатляют. К ним хочется добавить такое наблюдение: ритм былинного стиха - по сути ритм качелей. Внутри тринадцатисложника мы угадываем и накат, и откат - две встречных волны образуют своего рода интерференцию.

Он повыскочил на гору на высокую,

Посмотрел на все на три-четыре стороны.

На разных уровнях мы видим проступание одной и той же архетипической канвы.

Д.А. Несанелис предстает как широко эрудированный исследователь - богатейший полевой материал интерпретируется им с привлечением новейших методологий. Вот конкретный пример. Одна из детских игр связана с водным

Примечания

беспозвоночным Gordius aquaticus. Он известен как волосатик. Вместе с соломиной дети бросают его в костер - оппозиция воды и огня тут заявлена со всей очевидностью. Апеллируя к работам В.В. Иванова и В.Н. Топорова, Д.А. Несанелис накладывает на детскую игру так называемый основной миф - представление о поединке Громовержца и Велеса. Мне импонируют такие рискованные, но внутренне оправданные сближения - разноплановые и разномасштабные явления тут увязываются с общей порождающей матрицей. Она залегает в недрах бессознательного, напитанных эманацией многих эонов.

Ритуал - это переход через границу; этикет - это удерживание в рамках. Правомерная дифференциация! Анализируя игру девочек в чомики - это игрушечные жилища - Д.А. Не-санелис показывает: игра имеет аналогии и в этикете. Но вовсе не дублирует его! На примере чомиков исследователь блестяще показал творческую природу игры. Неправильно видеть в ней только уменьшенные копии ритуала, этикета, бытового уклада. В чем-то игра прагматична - она учит, тренирует. Но все-таки эти функции для нее вторичны.

Игра самоценна.

Прочитав книгу Д.А. Несанелиса, по-новому видишь детство. Оно самородно. Будет правильно воспринимать его как нечто самостоятельное, самодовлеющее, самоценное. Это не отрывает мир детства от мира взрослых, репродуцирование которого имеет место, но подчеркивает его способность творить из себя и от себя.

Детство креативно.

Вот какой вывод хочется сделать из яркого исследования Д.А. Несанелиса.

1 Несанелис Д.А. Символические формы поведения в традиционной культуре народов Севера. Архангельск, 2006.

2 Там же. С. 142.

3 Там же. С. 104.

ЛИННИКЮрий Владимирович,доктор философских наук,

профессор кафедры философии Карельского государственного педагогического университета

Контактная информация: e-mail: YuLinnik@yandex.ru

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.