CC BY
15
Е.А. ИКОННИКОВА
Сахалинский государственный университет
МЕТАФИЗИЧЕСКОЕ В СИМВОЛИСТСКОЙ ПОЭЗИИ ВЛ. СОЛОВЬЕВА
Метафизическое познание господствует не только в философии, но и за ее пределами: в ряде иных наук и многообразных формах практической деятельности человека. За свою многовековую историю метафизическое, будучи производным от философского термина «метафизика», обозначало самые различные явления, подчас противоречивые и алогичные. Для литературоведения и других научных дисциплин термин «метафизика» вторичен: известно, что выражение «Meta ta physica» (буквально - «после физики») традиционно приписывается библиотекарю Андронику Родосскому, объединившему под новой дефиницией в I веке до н.э. лекции и заметки Аристотеля по «первой философии», сочинения мыслителя по теории и онтологии познания.
При этом заметим, что нововведенный Андроником Родосским термин одновременно подчеркивал четкую организацию аристотелевских сочинений, являясь элементом содержания несложной композиции (с одной стороны, работы по «физике», с другой - тексты, следующие «после физики»), и употреблялся как понятие, обозначающее противоположную «физике» область человеческого мудрствования, иное, не совсем научное осмысление действительности. И если первое, так сказать, композиционное наполнение термина так и осталось применительно только к работам Аристотеля, к их архитектонике, то судьба второго более завидна: во-первых, понятия «физика» (как наука, стремящаяся к объективности, точности и доказательности) и «метафизика (как область трансцендентных в противовес физике представлений человека о мире) стали восприниматься своеобразными антонимами, двумя крайностями, противоположными полюсами во взглядах на один и тот же предмет, во-вторых, метафизика стала самостоятельной, не всегда ассоциируемой с
«физикой» областью познания запредельной, «нефизической» стороны бытия (в узком значении - мировоззрением, в широком - возможно даже основополагающей для гуманитарной сферы наукой).
К метафизике, а в дальнейшем и ко всему метафизическому относилось все, что выходило за пределы научного опыта, что могло быть бездоказательным и гипотетичным. Потому на метафизику в философии Нового времени смотрели скорее не как на науку , но как на «природную склонность» (терминология И. Канта) человеческого ума в осмыслении проблем иррационального, основывающегося не на математических формулах и геометрических схемах, а на вере в запредельное. Понимание метафизического как «природной склонности» позволяет считать его некоей универсалией, проявляющейся на разных уровнях человеческой деятельности, в том числе и в творческом освоении действительности - художественной литературе, театре, живописи, кино и др. Но это предполагает достаточно широкое и в чем-то даже опасное толкование метафизического, не имеющего точных понятийных границ, но все же нередко используемое гуманитариями. Поэтому швейцарский философ и теолог XX столетия Ю.М. Бохенский до известной степени был прав, говоря, что «усилиями более или менее несведущих литераторов, философов-интуиционистов и позитивистской пропагандой было распространено популярное понятие метафизики - как стремления постичь потустороннее, Бога и т.п. путем скачка воображения, пренебрегающего всякой достоверной аргументацией» .
Но американский литературовед В.Е. Александров, выносивший слово «метафизика» в заголовок одной из своих книг, наделял это понятие вполне весомой характеристикой. «Под «метафизикой», - писал исследователь, - я разумею веру Набокова в вероятное существование трансцендентального, нематериального, вневременного, благорасположенного, упорядоченного и привносящего порядок бытийного пространства, каковое, судя по всему, обеспечивает личное бессмертие и оказывает универсальное воздействие на потусторонний мир» . Несмотря на то, что В.Е. Александров использовал по отношению к метафи-
зике тот синонимический ряд (трансцендентальное, нематериальное, вневременное и др.), значения которого противостоят логическим законам точных наук, все же смеем заметить, что процитированное определение метафизики во многом сужает характер метафизического как такового, не всегда связанного с особенностями того или иного вероисповедания или воцерков-ления человека (что в определенной степени имеет отношение к личности В. Набокова). Таким образом, не всякое литературоведческое определение метафизики или метафизического может удовлетворять реальные запросы современных ученых, работающих над анализом художественного текста и преломляемой в них личности автора - писателя, поэта или драматурга. Поэтому попытаемся доказать правомерность и более того необходимость использования понятия «метафизическое» в научной речи литературоведов (хотя и в несколько ином от философии значении, в специальном, узконаучном).
Начиная с 1910-20-х гг., когда в Англии впервые под одной общей обложной были изданы антологии стихотворений поэтов «метафизической школы» - Дж. Донна, братьев Э. И Дж. Гербертов, Г. Кинга, Г. Воэна, Р. Крэшо и Э. Марвелла, в историко-литературных работах стало активно осваиваться понятие «метафизическое», распространяемое не только на наследие самих представителей метафизической поэзии XVII века и их английских последователей XX века (прежде всего Т.С. Элиота и Д. Томаса), но и на творчество ряда русских авторов, таких как Е. Баратынский, Ф. Тютчев, Вл. Соловьев или И. Бродский.
В действительности тема английской и русской метафизической поэзии неисчерпаема и на сегодняшний день разрабатывается А.Н. Горбуновым , И.О. Шайтановым , В.Е. Александровым7, A.B. Нестеровым8, И.И. Плехановой9 и другими учеными, но, что особенно важно - теоретическое обоснование метафизического еще не предпринималось ни в английском литературоведении, ни в русском. Существующие исследования по «метафизической школе» английского барокко и тем более по правомерности аналогов этого явления в русской по-
этической традиции фрагментарны, не удовлетворяют и не раскрывают теоретической сути метафизического как такового, которое в языке литературоведов продолжает оставаться непропи -санным и предельно неясным. Между тем уже утвержденные отечественными справочными изданиями понятия «метафизическая школа» и метафизическая поэзия требуют весьма существенных корректив, принципиальных теоретических уточнений для последующего практического применения относительно самого разнообразного ряда поэтических направлений и других систем, находящихся внутри них.
При этом выражение «метафизическая поэзия», в отличие от так называемой «метафизической прозы», оказывается наиболее устойчивым. С одной стороны, этот факт объясняется тем, что в XVII веке, обозначенным поэтическим наследием первых английских метафизиков, слово «поэзия» все еще продолжало восприниматься в значении стихотворной формы организации художественной речи, ритмика которой противостоит прозе. С другой - для Дж. Донна, братьев Э. И Дж. Гербертов и других представителей «метафизической школы» ведущими формами являлись стихотворение и поэма, последняя из которых в значительной степени уступала первой. Что касается драмы, то ее жанры почти отсутствовали в метафизической традиции. Поэтому введенное критикой в дальнейшем понятие «метафизическая поэзия» распространилось в первую очередь на лирическую поэзию и только отчасти на эпическую, повествовательную.
Учитывая контекст английской поэзии XVII века и последующие за ним творческие размышления на тему метафизического, нами под метафизической поэзией, не ограничивающейся исключительно рамками барокко, понимается, во-первых, та часть философской поэзии, которая выходит за пределы «физического» познания мира и связана с поисками нематериальных источников бытия; во-вторых, поэзия, исповедующая духовные принципы мироздания и, в-третьих, поэзия синтеза, отражающая стремление к восстановлению связи между земным и небесным, материальным и идеальным, позволяющая соединение и
взаимное обогащение слова слышимого и видимого, поэтического и научного, обыденного и высокого.
А собственно метафизическое относительно литературоведческого анализа мы склонны считать философской категорией, причастной искусству, в том числе и поэзии, в которой нередко наличествует тематическое выражение художественной идеи запредельного. В поэтическом творчестве метафизическое -это область устремления автора к запредельному, опыт его духовного переживания и постижения мира.
Но чтобы говорить о метафизическом как о теоретической величине, а в дальнейшем о ее практическом применении необходимо осветить природу метафизического в дискурсивном аспекте. Метафизическое вообще существует с того момента, когда человек впервые осознал запредельность бытия, признал существование иного мира, противостоящего земной реальности. Поэтому метафизическое проявило себя на разных этапах развития словесного творчества: от античности и до нынешнего времени. Но если в античном представлении запредельность была связана с подземным Аидом, то культура христианской эры включает в себя понимание запредельного как небесной иерархии во главе с единым монотеистическим началом в противовес языческому политеизму. Иными словами, на разных ступенях религиозного развития (от многобожия к единому Богу) метафизическое претерпевало ту или иную содержательную трансформацию.
При этом метафизическое как историко-литературный факт, выразившийся в существовании английской «метафизической школы» XVII века, «нашло себя» в специфических и осознанных рамках только во время барокко. Этому «нахождению» или «вызреванию» метафизического способствовал кризис общественного сознания, для запечатления которого в метафизической традиции наиболее универсальной формой стало стихотворение в силу его «природных» свойств: импульсивности, экспрессивности, эмоциональности и «природной» основы: переживания как душевного, психического состояния. Но в более широком смысле метафизическое проявляет себя и за пределами лирики как рода литературы, распространяясь на поэзию вооб-
ще: ведь поэтическое как стихотворное в противовес нестихотворной прозе на ранних этапах своего существования проявляло себя прежде всего в ритуальных и сакральных (по своей сути метафизических) формах человеческого сознания.
Исходя из причин, предшествующих метафизическому как историко-литературному факту барокко, мы склонны выделять два типа метафизического: «свободное» метафизическое и «связанное» религиозное, которые, с одной стороны, различны, с другой - взаимопроникаемы и взаимопереходимы.
Первое («свободное» метафизическое) - это, скорее, свободное искание Высшего Начала, стремление к некоему знанию и согласие с трансцендентностью мира, а второе («связанное» религиозное) - духовное исповедание, согласие с той или иной религиозной концепцией. При этом все религиозное есть метафизическое, но не все метафизическое есть религиозное (религиозное - частная величина в более общем явлении, в метафизическом).
Чтобы избежать лексической неточности в определении метафизического как общего понятия и собственно метафизического как частного, за типом собственно метафизического нами закреплен эпитет «свободное», а за религиозным типом -эпитет «связанное». Объяснение второго эпитета состоит в том, что этимологию слова «религия» чаще всего видят в латинском «religio», обозначающим богослужение, святость, совестливость или благочестие. Между тем некоторые богословы отдают предпочтение другому источнику этого слова, а именно: ссылаясь на западно-христианского писателя и оратора Лактация, указывают на иную морфологическую единицу, на латинский глагол «religare», переводящийся словами «связывать» или «соединять». «Будучи связанными сим союзом благочестия, - писал Лакта-ций, - мы находимся в соединении с Богом, от чего получила название и сама религия... Так имя религия произошло от союза благочестия, которым Бог соединил с Собою человека.»11.
В обычной языковой практике слова «свободное» и «связанное» воспринимаются как антонимы, первое из которых не-
сет в себе чаще всего положительное значение, ведь ценности свободы воспринимаются весьма высоко. Но, предлагая выбранные эпитеты, мы хотим не противопоставить «свободное» метафизическое «связанному» религиозному, не развести их принципиальным образом, но заложить в них некий факт предостережения, когда свобода может перерасти в своеволие, своевластие, разрушающее связь индивида не только с религиозной традицией в понимании запредельности мира, но и с людским сообществом вообще, включающим в себя понятие связи, гармоничного союза в системе межличностных отношений (внутри семьи, отдельно взятого коллектива и др.), а не изолированности от них. Таким образом, истинная свобода с ее категориями единения и общности состоит в «связи»: в религиозном контексте - это связь человека с Богом, в светском - связь с миром, с цивилизацией. Такая позиция во многом была близка М.М. Бахтину, писавшему следующее: «Становление бытия (в значении человеческого. - Е.И.) - свободное становление. Этой свободе можно приобщить, но связать ее актом познания (вещного) нельзя» .
Типы «свободного» метафизического и «связанного» религиозного применимы в первую очередь к практическим формам жизненного существования, к характеру веры в запредельное. Их строгая дифференциация в поэтическом тексте не всегда возможна и обязательна. Для каждого из обозначенных типов характерно рациональное и интуитивное начало: но в «свободном» метафизическом рациональное преобладает над интуитивным, в «связанном» религиозном интуитивное оказывается многим выше рационального. Первый тип, наиболее распространенный в поэтическом творчестве, чаще всего сопряжен со стремлением к свободному, несвязанному с какой-либо религиозной конфессией постижению мира. Для этого типа характерно признание запредельной стороны бытия на отвлеченном, умственном уровне, иногда с элементами попытки доказательности существования трансцендентного мира. Второй тип представляет собой догматическое следование установкам той или иной религиозной конфессии, соблюдение веры в потусторонний мир
через обращение к обрядовым сторонам религии. Таким образом, всякое религиозное или, используя нашу терминологию, «связанное» религиозное есть метафизическое, но не все метафизическое есть религиозное. Иными словами, религиозный пласт художественного творчества - это одна из частей метафизического вообще, но никак не все метафизическое. В какой-то мере тип «свободного» метафизического может пониматься стадиальной формой перехода к «связанному» религиозному.
Отдельно оговорим, что метафизическое вообще является одновременно и предметом рефлексии, и предметом веры. Но метафизическое как предмет веры в историческом контексте пер -вично. Метафизическое как предмет рефлексии вторично и непосредственно связано с типами метафизического, с его внекон-фессиональным («свободным» метафизическим) и строгокон-фессиональным («связанным» религиозным) определением.
Объяснение, почему «свободное» метафизическое «вызрело» и «нашло» себя именно в английской поэзии и именно в первой половине XVII века, состоит в специфической национальной ситуации, при которой тип «свободного» метафизического освоения мира позволял скрыть конфессиональное смятение (в период крайне ожесточенной полемики между англиканством и католицизмом), опосредованно или открыто исповедовать в художественном слове собственно христианство, а не то или иное его направление. Возникновение «метафизической школы», в которой изначально главенствующим было «свободное» метафизическое освоение мира, соотносится с особой промежуточной нишей между крайне религиозной культурой средневековья и ренессансным воспеванием человека. «Свободное» метафизическое понимается еще и идеальной формой ухода от возможной односторонности к определенной конфессии, преодоления конфронтации замкнутости конфессиональной религиозности вопреки религиозности как таковой. Примеры этого можно найти не только в английской поэзии XVII века и других исторических периодов. Нечто подобное происходило в России советского периода, с тем отличием, что у отечественных авторов наблюдалось противостояние собственно атеистического
осмысления мира религиозному. Тем самым «свободное» метафизическое - это еще и явление духовного компромисса, обусловленного рядом историко-социальных причин.
Что касается русской поэзии, то в ней типы метафизического долгое время не были столь обозримыми, как в английской традиции. Русская поэзия, родившаяся из духовной культуры, представляла собой тип «связанного» религиозного. Творчество С. Полоцкого, Ф. Прокоповича, М. Ломоносова, Г. Державина и других русских поэтов до первой половины XIX века косвенным образом содержало в себе доминанту «связанного» религиозного (объяснение чего состоит в еще не разрушенной связи и незначительном удалении духовной литературы от художественной). При этом поэтическое исповедание христианства, и в частности православия, происходило прямо, а не столь опосредованно, как в русской поэзии первой половины XIX столетия.
Остановимся несколько подробно собственно на русской поэзии Серебряного века и отдельно на поэзии Вл. Соловьева. Метафизический опыт отечественной литературы Серебряного века основывался на том, что представители этого периода либо опирались на достижения своих предшественников (на школу любомудров и славянофилов), либо пытались найти общие грани между поэтическим видением и философско-религиозным осмыслением жизни, либо, выходя на самостоятельные поиски новых художественных горизонтов, все же неизменно приходили к метафизическому осмыслению бытия, что, вероятно, было связано, кроме прочего, еще и со свободой, открытостью религиозной мысли и богословских проблем того времени. Цивилизованный Запад в 20-е гг., спустя почти целое столетие, вновь заговорил о «метафизической школе», к которой обратились прежде всего символисты и эстеты, увлеченные мистицизмом, онтологическими поисками оригинальных форм стиха, духовным кризисом поэзии Дж. Донна и его последователей. Эти отголоски европейского декаданса были слышны и в самобытной России, ищущей, как емко определила М. Цветаева, «голос правды небесной против правды земной».
Немаловажным ориентиром в развитии идей метафизического на русской почве, естественно, был Вл. Соловьев, явившийся «первым русским мыслителем, отделившим мистическое и православное христианство от славянофильства» . Разрабатывая вопросы метафизического в философии, Вл. Соловьев не мог не отразить этого и в художественно обработанном слове, в его поэтическом звучании. Тема запредельного в поэзии Вл. Соловьева не подражательна (из яркой плеяды английских поэтов он был хорошо знаком, пожалуй, только со стихами А. Теннисона, переводами которого занимался), а, скорее, интуитивна, бессознательна. «Свободное» метафизическое и «связанное» религиозное у него - понятия разные и подчас противоречивые: первое у него сродни небожественной метафизике (достаточно вспомнить его мистический опыт, выраженный в видениях Софии, озера Сайма или косматого зверя). Что касается второго, то эта проблема не менее трудна. Так, по мнению Д. С. Мирского, «религиозные взгляды русского народа не имели для него (Вл. Соловьева. - Е.И.) никакого значения» . А, допустим, А. Мень, напротив, деятельность Вл. Соловьева для отечественной религиозной культуры оценивал крайне высоко, находя в философе активного последователя экуменизма . Полагаем, что Вл. Соловьев, не желая разделения «свободного» метафизического и «связанного» религиозного как составляющих метафи -зического вообще, стремился и на них распространить свою экуменистическую идею, хотя в чистой философии он выступал более как религиозный автор, а в поэзии, где и реализовал свой мистический, запредельный духовный опыт, как «свободный» метафизик.
Если метафизическому в поэзии присуще идейное восстановление земных и небесных начал, осознание незримой связи между идеальным и материальным, Божественным и человеческим, что чаще всего реализуется через многозначное слово -символ или развернутую метафору, то в философской концепции Вл. Соловьева эта идея была выражена в понимании целостности бытия, в единстве и неразрывности всего сущего с Божественной инстанцией - «последним» и «окончательным» все-
ленским основанием. Подобно английским метафизикам, соединявшим поэтическое с научным, Вл. Соловьев пытался сроднить непримиримые между собой материализм и идеализм, создать «свободную теософию», синтезирующую в себе религию и разнообразные науки. Но отсутствие реальной возможности примирения материального и идеального ярко передано им в стихотворении «В Альпах»:
Крылья души над землей поднимаются, Но не покинут земли.
«В Альпах» поэт писал о времени, для которого доминанты духовного еще не существует, есть только попытка, желание оторваться от земных устоев. Поэтому его образ «крыльев души» реализуется в некотором варианте «светской» метафизики - обожествления жизни на земном уровне. Развивая идеи соборности, Вл. Соловьев говорил и о потребности воздействия небесного на земное. С «сияющих небес» у него на землю сходит благодать и открывается новый мир, в котором
в явном таинстве вновь вижу сочетанье Земной души со светом неземным. (из стих-я "Земля - владычица! К тебе чело склонил я", май 1886)
Философские установки Вл. Соловьева, его представление о небесном Бытии чаще всего описывались посредством видения: Божественная сущность мира, предназначение в нем человека открывается лирическому герою или во сне («Бескрылый дух, землею полоненный»), или в тумане («В тумане утреннем неверными шагами»), или в отблеске «незримого очами» («Милый друг, иль ты не видишь»), или во «сне наяву» (одноименное стихотворение). Познание героя у поэта интуитивно и зиждется не на материальном открытии, а на Божественном просветлении в «святую ночь» (одноименное название стих-я):
Но вечное, что в эту ночь открылось, Несокрушимо временем оно, И Слово вновь в душе твоей родилось, Рожденное над яслями давно.
Писал Вл. Соловьев и о духовной связи человека с миром небесным, о его «незримом», но вечном союзе с земным:
.„мы навек незримыми цепями Прикованы к нездешним берегам (из стих-я «Хоть мы навек незримыми цепями»).
Поэзия Вл. Соловьева не лишена и свойственной метафизическому символичности: символ у поэта служил важным и нередко единственно возможным средством передачи небесных канонов в образах, доступных человеческому мышлению («вечная женственность», «неземной свет», «созвучия вселенной» и т.д.). К. Чуковский в свое время отмечал, что «Соловьев не только воспевал свою Вечную Подругу в стихах, но и писал о Ней в прозе, в богословских и метафизических терминах...» . Именно философская деятельность Вл. Соловьева, нередко отражаемая им в его же стихах, способствовала активизации понятий «метафизика» и «метафизическое» в языке поэтов Серебряного века. Вл. Соловьев сделал достоянием художественного творчества вопросы соотношения духовного и материального, прекрасного и безобразного; его мысли о судьбе России и всего мира созвучны философской антиципации, христианской эсхатологии и многому другому.
Воздействие философии Вл. Соловьева на умы его современников, безусловно, велико. Достаточно привести только строки К. Чуковского из статьи «Александр Блок как человек и поэт», где критик писал: «Его (А. Блока. - Е.И.) ощущение женственности было непосредственно-живое. Он жаждал воплотить свою метафизику в лирике, а не в этой окостенелой схоластике. Отсюда его увлечение не прозой, а стихами Соловьева» .
А. Белый, размышляя о достоинствах поэзии Вл. Соловьева и А. Блока, иронично писал: «Подруга», муза фи лософа, была «Мета» (метафизика); «подругою» ж Блока казалась «Люба» (жена поэта), которую он наделил атрибутами философской «Премудрости»; и подшучивал я, облеченный в крылатку: крылатка - Пегас, на котором покойный философ, слетавши в Египет, изрек имя музы; она оказалась девою, Метой, -не дамою, Любой, с вещественной физикой, но ...без метафизики» . Другими словами, на взгляд А. Белого, идеал для Вл. Соловьева - все сверхчувственное, не доступное опыту, метафизическое, а идеал А. Блока - земное, вещественное, идеальное, собранное в земном и зримом, его супруге Л.Д. Менделеевой.
Поэзии символистов (во многом агностически настроенных), в отличие от принципиальных метафизиков (гармонично сочетающих в своем поэтическом познании чувственное, интуитивное и рациональное), свойственна не только прежде всего интуитивная (а уже в меньшей степени рациональная) прерогатива в познании мира, но и подвижность, динамика в оценке бытия, стремление к полноте и охвату, выражающиеся в блуждании по закоулкам духа (как у романтиков, восходящая и нисходящая вертикаль). Быть может, не без учета этих фактов И. Бродский называл символистов «смутными метафизиками» . Но метафизическая традиция в целом (в том числе и в преломлении к поэтическому наследию Вл. Соловьева) оказалась достаточно созвучной духовным устремлениям отечественных поэтов рубежа веков: мистический, а иногда и оккультный, опыт символистов, стремление к духовному восхождению через противостояние земного и небесного - все это если не отвечало основным задачам метафизического в поэзии, то не могло не стать в дальнейшем ее достоянием.
Завершая наше исследование, отметим, что в данном случае нами поставлен только один из частных вопросов, ответ на который (как относительно теории метафизического в современном литературоведении, так и применительно к небольшому ряду отобранных стихотворений Вл. Соловьева) не может быть
абсолютно окончательным, но может претендовать на одну из возможных позиций в осмыслении такого сложного феномена действительности, как метафизическое, все еще продолжающего быть на протяжении многих столетий полемической ареной, площадкой для неугасаю щих научных дискуссий.
1 Напомним, что вопрос о том, считать ли метафизику наукой, был по-
ставлен еще И. Кантом (Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Н. Лосского. Минск, 1998. С. 118), но и до сегодняшнего времени оказывается неразрешимым (см. Захаров В. Д. Метафизика в науках о природе // Вопр. философии. 1999. № 4. С. 98).
2 Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Н. Лосского. Минск,
1998. С. 117.
3 Бохенский Ю.М. Современная европейская философия / Пер. М.Н. Грецкого. М., 2000. С. 167-168.
4 Александров В.Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика / Пер. с англ. Н.А. Анастасьевой. СПб., 1999. С. 10.
5 Горбунов А.Н. Джон Донн и английская поэзия XVI-XVII веков. М.,
1993.
6 Шайтанов И.О. Уравнение с двумя неизвестными. Поэты-метафизики
Джон Донн и Иосиф Бродский // Вопр. лит. 1998. № 6. С. 4-38.
7 Александров В.Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика / Пер. с англ. Н.А. Анастасьевой. СПб., 1999.
8 Нестеров А.В. Рецепции поэзии Джона Донна в русской литературе. Автореф. дис... М., 2000.
9 Плеханова И.И. Метафизическая мистерия Иосифа Бродского. Под знаком бесконечности: Эстетика метафизической свободы против трагической реальности. Ч. II. Иркутск, 2001.
10 Муравьев B.C. "Метафизическая лирика", "метафизическая школа" // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М., 1987. С. 218; Красавченко Т.Н. Метафизическая школа // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Глав. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М., 2001. С. 531-532.
11 Цит. по Рождественский Н.П. Христианская апологетика. В 2 т. Т. 1. СПб., 1884. С. 136.
12Бахтин М.М. Собр. соч. Т. 5. М., 1997. С. 8.
13 Мирский Д. С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года / Пер. с англ. Р. Зерновой. Лондон, 1992. С. 542.
14 Там же. С. 543.
15 Мень Александр, протоиерей. Домашние беседы о Христе и Церк-
ви.М., 1995. С. 18. 16Чуковский К.И. Собр. соч. В II т. Т. II. М., 1990. С. 441. 17 Там же. С. 442.
18Белый А. Избранная проза. М., 1988. С. 300. 19 Бродский И. Набережная неисцелима. М., 1999. С. 132.
Л.С.ЕРШОВА
Российский государственный гуманитарный университет
ПОНЯТИЕ «ЖИВОПИСНОЕ» В СТРУКТУРЕ
СИМВОЛИЧЕСКОГО ВОСПРИЯТИЯ (ПО РАБОТАМ B.C. СОЛОВЬЕВА И РУССКИХ СИМВОЛИСТОВ)
1. Воплощением актуальной эстетики является мотивированное и конкретное изучение общепринятых эстетических понятий, таких как поэтическое и прозаическое, прекрасное и характерное, аполлоновское и дионисийское, пластичность и живописность. По меткому выражению Т.Адорно, «без наличия категорий эстетика была бы чем-то расплывчатым, бесхребетным, напоминающим моллюска, исторически-релятивистским описанием того, что там и сям, скажем, в различных обществах или различных стилях понималось под красотой» .
2. Категорию «живописное» (picturesque) выдвинула и активно развивала английская эстетика XVIII в. Этой теме посвящались популярные эстетические трактаты, исследовавшие в первую очередь живописные особенности природы. Так, Уильям Гилпин опубликовал три очерка - «О живописной красоте», «О живописном путешествии», «О ландшафтных набросках» (1794), в которых попытался показать различия живописной и природной красоты, а также обосновать связь живописной красоты с пейзажем. По его мнению, живописность создается игрой света и тени, разнообразием и контрастами. Живописная красота проявляется в необычности, бесформенности и связана, например, с
