Метафизическое единство трансцендентальной психологии и квантовой механики Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Р.М. Нагдян

Метафизическое единство трансцендентальной психологии

и квантовой механики

Сведения об авторе

Аннотация. С начала XXI века наблюдается процесс интенсивного встречного сближения и взаимопроникновения двух, казалось бы противостоящих друг другу наук - квантовой механики и психологии. В связи с этим возникает вопрос об общем для этих наук методологическом фундаменте. В статье показывается, что в качестве общей философской методологии для этих наук может служить «первая философия» Аристотеля. В контексте метафизической триады необходимое-возможное-действительное выявляются «точки пересечения» трансцендентальной психологии А.И. Миракяна и интерпретации квантовой механики А.Ю. Севальникова.

Ключевые слова: единство, трансцендентальная психология, квантовая механика, метафизика, наблюдаемая реальность, ненаблюдаемая реальность, возможное, действительное.

Цитирование: Нагдян Р.М. Метафизическое единство трансцендентальной психологии и квантовой механики // Теоретичш дослщження у психологи: монограф1чна сер1я / Сост. В.О. Медшцев. Том 13. 2021. С. 2-38. doi: 10.24412/2616-6860-2021-2-2-38

С начала XXI века наблюдается процесс интенсивного встречного сближения и взаимопроникновения двух, казалось бы, противостоящих друг другу наук -квантовой механики и психологии. Однако, история этого процесса не нова и начинается с момента зарождения квантовой механики (КМ), когда при проведении экспериментов с элементарными частицами физиками было замечено влияние наблюдателя на результаты исследования. Это привело к тому, что в интерпретации КМ пришлось ввести фактор сознания наблюдателя как составного компонента эксперимента. Почти в то же время (20-30 годы прошлого столетия) психологи начали проводить аналогии между психикой и «поведением» атомных частиц. Среди этих психологов одним из первых был К.Г. Юнг, который в течение многих лет переписывался и, по существу, сотрудничал с физиком-теоретиком, лауреатом нобелевской премии В. Паули, автором пионерских фундаментальных исследований по квантовой механике. По поводу сближения квантовой физики и психологии К.Г. Юнг писал: «...Эта необычайная встреча атомной физики с психологией имеет для последней неоценимое преимущество, потому что она доносит до нас предчувствие возможности какой-то архимедовой точки для психологии. Ведь микрофизический мир атома обнаруживает черты, чье родство с

психическим бросается в глаза даже физику. Здесь выявляется, очевидно, по крайней мере, в виде намека, возможность «реконструкции» психического процесса в совершенно другой среде, а именно в среде микрофизики материала» [53, с. 300]. То есть, уже тогда К.Г. Юнг предполагал, что изучение реальности квантовых явлений может оказать положительное влияние на исследование и понимание психики.

В современной российской психологии интерес к проблеме взаимовлияния психологии и КМ начал возрастать лишь за последние два десятилетия, о чем свидетельствуют работы [28; 34; 36; 37; 38; 40; 46 и др.]

Если допустить, что квантовые и психические явления имеют какие-то точки соприкосновения, то возникает вопрос: что есть между ними общего? С точки зрения возможности их познания, как природных явлений, в первую очередь бросаются в глаза необычные особенности как квантовых, так и психических явлений. Так, в КМ в рамки «здравого смысла» не укладывается то, что элементарные частицы, в зависимости от средств измерения (наблюдения), могут проявлять себя либо как частицы, либо как волны (дуальный характер элементарных частиц, принцип дополнительности Бора); до измерения частица может находиться в разных состоя-

ниях одновременно (принцип суперпозиции состояний); невозможно в один и тот же момент времени измерить импульс и координату, время и энергию частицы и т.д (принцип неопределенности Гейзенберга). А в психологии необычным является, например то, что изучая количественное и качественное многообразие психических явлений, мы не можем сформулировать определение самой психики; опираясь на психические феномены и соответствующие им понятия, как на исходные данные анализа, мы не можем исследовать принципы их порождения; или - что из себя представляют психические феномены сущностно и субстанционально (в чем принцип их существования, из чего они «состоят») и т.д. Такое положение дел, естественно, порождает вопрос, озвученный Н. Ьепк-ом при комментировании парадоксальности квантовых явлений [54, р. 202-203]: «не является ли изумление при встрече с квантовой механикой прототипом нашего принципиального «непонимания»?» (цит. по: [42, с. 69]). Эти слова можно отнести и к психологии. Однако дело не только в том, что ученые с разных сторон подходят к границам своих возможностей познания глубинных слоев реальности, которые, может быть, составляют основу мироздания. А дело еще в том, что предпринимая попытки исследовать глубинные области реальности, ученые, с одной

стороны, выявляют сложность ее организации, с другой, - обнаруживают закономерности общие для возникновения физических (квантовомеханических) и психических явлений, что указывает на целостность и единство глубинных ненаблюдаемых уровней мира.

Как будет показано ниже, общей философской методологией для проведения подобных исследований может служить «первая философия» Аристотеля - традиционная метафизика. Это предположение основано на том, что в наших исследованиях по трансцендентальной психологии (ТП) было показано, что для понимания онтологической сущности психической реальности необходим переход к метафизической форме рассуждений, трансцендированной от дискурса на феноменологическом уровне [30; 31]. С другой стороны, аналогичный переход был осуществлен и в физике, что было показано как самими физиками, так и философами, занимающимися вопросами философии физики [5; 12; 13; 18; 42; 43 и др.]

Перед тем как провести этот сравнительный анализ, приведем несколько дефиниций метафизики, для определения исходной позиции анализа. По Аристотелю предмет исследований «первой философии» «...составляют начала и высшие принципы. которые ... должны

быть началами и принципами некоторой существующей реальности. согласно ее собственной природе» [2, с. 412]. Для сравнения приведем также определения двух современных философов. А.Г. Дугин: «Метафизика, в наиболее полном и всеобъемлющем понимании этого слова, есть абсолютное непреходящее видение всех аспектов реальности с позиций первоначала, пер-вопринципа» [10, с. 17]; М.К. Мамардашвили: «Я имею в виду метафизику в старом смысле, как совокупность утверждений (или теорию), учение обо всем, что носит сверхопытный, сверхфизический характер» [17, с. 67]. Следует иметь в виду, что, несмотря на небольшие различия, эти определения метафизики дополняют друг друга. Важнейшей особенностью метафизики является то, что она «с неизбежностью должна быть самодостаточной, поскольку это единственный вид знания, который не может быть основан ни на чем ином, кроме самого себя, уже в силу того обстоятельства, что метафизика является знанием универсальных принципов, из которых выводится все остальное, включая среди всего прочего и то, с чем имеют дело самые разные науки» [9, с. 112]. Это определение Рене Генона уже указывает на то, что физика и психология могут иметь общие метафизические корни, а физические и психиче-

ские явления в своем происхождении, вероятно, подчиняются одним и тем же принципам. Поэтому возникает проблема конкретизации этих общих онтологических и эпистемологических аспектов психологии и КМ. С этой целью предварительно укажем на причины возникновения ТП и на некоторые философские выводы, связанные с ее становлением.

В.А. Мазилов, анализируя состояние методологии в современной психологии, выделяет четыре класса психологических проблем: 1) феноменологические, 2) теоретические, 3) методологические, 4) историко-психоло-гические [16, с. 6]. Полностью соглашаясь с приведенной классификацией, отметим, однако, что упущен из виду еще один, важный для психологии, класс проблем. Это проблемы, связанные с вопросом о порождении психического. И, действительно, ни в одной из методологий советской и постсоветской психологии, не ставился вопрос о разработке проблемы порождения психического, потому что психология изначально рассматривалась как наука о проявлениях разных форм психической реальности в виде отдельных феноменов, процессов и состояний. Поэтому изучались лишь особенности их проявлений, изменений, развития, взаимодействия, взаимовлияния и т.д., но не ставился вопрос о том, как

они возникли. Хотя, необходимо отметить, что отдельные психологи (сейчас мы не имеем в виду А.И. Ми-ракяна и представителей школы трансцендентальной психологии) обратили внимание на эту проблему. К таким психологам можно отнести, например, А.В. Карпова [14], В.И. Слободчикова [44] (о В.И. Слободчикове будет сказано ниже, в другом месте текста). Так, А.В. Карпов также указывает на важность проблемы порождения: «Естественно, - пишет он, - что наиболее сложным и главным исследовательским вопросом является проблема того, как именно это происходит, как порождается субъективная реальность во взаимодействии с внешней, объективной реальностью? По существу, это и есть основной вопрос психологии, и она пока не готова дать на него удовлетворительный ответ. Однако сам факт порождения и, соответственно, - существования субъективной реальности именно как своего рода «удвоенной» объективной реальности имеет место и не взывает сомнений» [14, с. 19]. Оценивая явление порождения как фундаментальный факт, А.В. Карпов отмечает, что он (этот факт) тем не мене часто принимается просто как данность и «не учитывается в должной мере при решении тех или иных исследовательских задач» [там же]. А.В. Карпов не объясняет, почему психология

пока не может дать удовлетворительного ответа на вопрос о порождении субъективной реальности. Но можно предположить, что поиск того, что скрывается за психическим феноменом, обязательно приведет к возникновению следующих вопросов:

1. Какова природа реальности, приводящая к порождению психических феноменов?

2. Каким образом можно познать эту ненаблюдаемую реальность, если она полностью скрыта от нашего сознания под маской психических феноменов?

Очевидно, что методами наблюдения и экспериментального исследования на эти вопросы невозможно ответить, так как эти вопросы выходят за пределы чувственного познания. Решение этих вопросов возможно при помощи метафизических построений, к осуществлению которых современная психология еще не готова. Это видно из того, что в цитируемой статье А.В. Карпов, обращаясь к проблеме порождения субъективной реальности, не делает ссылок на более ранние исследования А.И. Миракяна [20; 24; 25 и др.] и его последователей [1; 39; 41], в которых раскрывается содержание методологии изучения проблемы порождения психических феноменов и исследуются принципы порождающего процесса. Таким образом, в психологии была поставлена проблема разграничения психического

явления и порождающей его реальности, которую и предстояло исследовать. Однако более общая задача состояла в прямо противоположном, а именно в том, чтобы создать концепцию, способную дать понимание порождающей реальности как начала или истока становления психического феномена, то есть в их синтезе, единстве. Такую возможность, пока что, имеет только традиционная метафизика - философское знание о том, что может быть за пределами как физики, так и психологии, в каждой из которых существует проблема исследования отношений между порождающим и порожденным. И, кроме того, именно с этой глубинно-удаленной философской позиции можно обнаружить то общее, что объединяет психологию и физику.

Интересно отметить, что приведенные выше рассуждения о необходимости привлечения метафизики для изучения психического, применимы и к физике.

Похожие мысли излагал Пьер Дюгем, известный французский физик и философ, еще в начале прошлого столетия (1906 год). Свою книгу «Физическая теория: ее цель и строение» автор начинает с определения понятия «объяснение физического явления», которое формулирует следующим образом: «объяснить (explicare) значит обнажать реальность от ее явлений, что обвола-

кивают ее каким-то флером, чтобы видеть эту реальность обнаженной и лицом к лицу» [11, с. 9]. Анализ цели физической теории с такой точки зрения приводит ученого к выводу о том, что «если физические теории имеют предметом своим объяснение экспериментальных законов, то теоретическая физика не автономна, а она подчинена метафизике» [там же, с. 1213]. Более того, в той же работе П. Дюгем убедительно показывает, что содержание объяснения одного и того же физического явления меняется в зависимости от выбранной исследователем определенной метафизической системы, лежащей в основании данного объяснения [там же, с. 13-17]. Однако, относительный характер этого факта приводит П. Дюгема к выводу, что «ни одна метафизическая система недостаточна, как основа физической теории», которым автор озаглавил один из разделов цитируемой книги.

В антиметафизической современной психологии «дорога в метафизику» была открыта А.И. Миракяном после того, как он показал ограниченность существующих в то время (последняя четверть прошлого столетия) методологий в решении вопроса об исследовании принципов психического отражения - ощущений, непосредственно-чувственного восприятия. Философско-исто-рический анализ исходных теоретических и

экспериментальных предпосылок изучения психического отражения позволил А.И. Миракяну выявить общую для них причину, ограничивающую их возможности изучения общих, универсальных принципов полимодального и полифункционального психического отражения [21]. Для всех этих исследователей (философов, психологов, психофизиологов и кибернетиков) оставалось незамеченным то, что при теоретико-экспериментальном исследовании закономерностей психического отражения они исходили из результатов уже свершившегося акта отражения. Но, как показал анализ исторического опыта изучения процессов отражения, проведенный А.И. Миракяном, реконструкция закономерностей порождающего процесса восприятия из полученных результатов невозможна, потому что, как известно, «в продукте деятельность процесса угасает» [6, с. 180], совершенно меняя форму своего существования. При таком подходе (реконструкции) не могли быть выявлены и изучены принципы процесса, которые обеспечили бы полифункциональность, гибкость, вариативность, одним словом, всю полноту естественного процесса восприятия, необходимые и реализуемые человеком и животными для обеспечения эффективного функционирования в изменяющихся условиях окружа-

ющей среды. А вместо этого изучались процессы и закономерности, относящиеся лишь к заранее выбранному, в качестве предмета исследования, феномену или отношениям между феноменами, что было необходимо, в первую очередь, для решения практических проблем. И если для остальных наук, и классической экспериментальной физики, в том числе, опора на продукты психического отражения было оправдывающим себя условием изучения закономерностей явлений природы, то для изучения самого процесса отражения как процесса, порождающего психические феномены восприятия, такой подход (физикальный, продуктный) является неправомерным и методологически ошибочным. Однако методология - это следствие существующей в психологии парадигмы, то есть видения картины мира или способа мышления, основанного на общепринятых в данное время и в данном сообществе ученых постулатах об устройстве мира, являющихся фундаментом для дальнейших научных теоретических и экспериментальных исследований. Поэтому вполне закономерно, что предложенные в новой парадигме А.И. Миракяном афи-зикальные (не опирающиеся непосредственно на феномены восприятия, на данные эмпирического опыта) принципы процесса отражения относятся к своеобразной, может быть, непривычной картине мира (об этом

подробнее будет сказано ниже). Важно отметить и то, что до исследований А.И. Миракяна ни один академический психолог на Западе или в России, не начинал построение своей концепции с описания онтологических особенностей устройства мира, в котором эволюция могла бы привести к возникновению психического, именно потому, что это уже, само по себе, является метафизической задачей. А решение подобных задач изначально исключалось из круга исследований психологов, так как известно, что психология стала самостоятельной наукой, подражая классической физике (Вебер, Фехнер, Гельмгольц, Вундт), на почве философии позитивизма, отрицающего всякую метафизику. Поэтому указанная выше ограниченность продуктного подхода, вектор исследований которого начинается с наблюдаемых феноменов, поставила А.И. Миракяна перед необходимостью изменить его (направление вектора) на противоположный, то есть -от ненаблюдаемых причин (возможностей, потенций, предрасположенностей, предпосылок, принципов) порождения к психическим феноменам и их разнообразию, что и является областью исследований трансцендентальной психологии. Но преодоление этого пути приводит к необходимости решения онтологических (в

аристотелевском понимании) проблем, то есть к созданию метафизических построений. Следовательно, изучение «до-продуктных» (трансцендентальных) принципов порождения непосредственно связано с использованием метафизического способа мышления, осуществленного А.И. Миракяном в имплицитной форме, содержание которого в дальнейшем было раскрыто в наших исследованиях [29; 30; 31].

Таким образом, подход, предложенный А.И. Миракяном для решения трансцендентальной проблемы, по сути, противоположен физикальному, используемому в естественных науках, относительно которых исследования, проведенные в рамках гносеологического соотношения «объект-субъект», не приводят к противоречиям. Вышесказанное, однако, требует более детального анализа предпосылок применения трансцендентального (метафизического) образа мышления.

Трансцендентальное рассмотрение явлений психики и сознания, по А.И. Миракяну, «заключается в том, что по возможности максимально исключается эмпирический способ мышления. и таким образом осуществляется выход за пределы данностей мышления и сознания [19; цит. по: 31, с. 345]. Такая трактовка трансцендентального позволяла А.И. Миракяну, во-

первых, провести сравнительный анализ своего (афи-зикального) образа мышления с образом мышления Р. Декарта, который также отрицал эмпиризм как методологическую основу поиска закономерностей мышления и познания, и во-вторых, раскрыть содержание афи-зики (беспродуктного подхода) в контексте ТП.

А.И. Миракян, в частности, указывает, что для Декарта понимание каких-либо вещей или их свойств является эмпирическим тогда, когда берется одно и определяется через отношение к другому. Однако, согласно Декарту, это неправильный образ мышления, «так как в данном случае суть или свойство вещи определяется не через саму вещь, а через отношение» [там же]. В качестве одной из таких вещей, сущность которой определяется через саму себя, у Декарта выступает «идея», присутствующая в первой части его знаменитого выражения: «Я мыслю...». «Идея» у Декарта берется как осознаваемый акт мышления, но так как «идея» не может быть дана эмпирически, поэтому он предпочитает говорить о «врожденных идеях» и таким образом выходит за пределы эмпирического мышления в область доопыт-ных или трансцендентальных(метафизических) понятий. В связи с этим Миракян задается вопросом: относительно чего осуществляется этот выход в афизике, то есть в ТП? Ответ лежит прямо на поверхности: «Как во

времена Декарта эмпирический опыт отрицался относительно физики Ньютона(при объяснении физических явлений по П.Дюгему, - Р.Н.), так же и сейчас нужно отрицать физикальный (эмпирический) способ мышления относительно психических явлений» [там же, с. 348], что и является для А.И. Миракяна сутью афизики. То есть афизика, или ТП, «отрицает возможность изучения психических явлений через продукты уже законченных процессов отражения, через данность сознания» [там же, с. 349]. Кроме того, автор указывает на важный для понимания сущности продуктного подхода аспект, а именно то, что идея у Декарта - это все же эмпирический продукт мышления, следовательно, он тоже опирается на эмпирию через данность этой идеи сознанию, через осознание идеи вещи [там же]. Поэтому А.И. Миракян приходит к выводу: «Если Декарт был трансценденталистом, то мы должны быть еще более трансценденталистами, так как, изучая психические явления, мы должны быть еще более строгими в своих исходных основаниях и исключать данность не только физического, но и психического в уже отраженной форме, в форме образа, понятия, идеи и т.п. Разве это не есть трансцендентальный подход к рассмотрению психики?» [там же, с. 349].

Однако возникает вопрос: чем же заменить «идею» Декарта для объяснения процесса психического отражения? Как можно объяснить возможность психического отражения? И, пожалуй, самый главный вопрос: «откуда мы берем эти закономерности? Разве другие психологи не искали закономерности отражения? Чем же мы отличаемся от них?» [там же, с. 350]. Кстати, вопрос о том «откуда мы берем закономерности?» был загадкой и для Декарта: как могут возникнуть идеи, если у меня ничего (эмпирического) нет? Как известно, в качестве исходных оснований для решения этой «загадки всех загадок» Декарт оставил «врожденные идеи» или «свет ума». Но этот способ решения, несмотря на свою трансцендентность, оказался неверным, потому что исключал вопрос возникновения самой идеи как продукта мыслительного процесса, данного сознанию в готовом, завершенном виде. Поэтому приведенный сравнительный анализ способов мышления Декарта и Миракяна поучителен тем, что даже в случае применения трансцендентального образа мышления трудно избавиться от продукт-ных оснований анализа, То есть, пользуясь терминологией И. Канта, можно сказать, что применение относящихся к действительности априорных знаний при исследовании принципов порождающего процесса восприятия опять приведет к продуктному подходу со

свойственными ему ограничениями. Следовательно, с позиций трансцендентальной психологии трансцендентализм Декарта можно считать непоследовательным и незавершенным.

Дальнейший ход рассуждений А.И. Миракяна таков: поскольку само отражение является процессом, который материален по своей природе (как продукт эволюционного развития материи), то закономерности порождения следует искать не в субъекте, не в его мышлении, как это делает традиционная психология, а в материи, в фундаментальных данных о пространственно-временных свойствах материального мира, в общеприродных принципах, лежащих в основе порождения «иного» (другого), и психического отражения в том числе [там же, 351], что, в частности, было показано нами на примере принципа симметрии [26; 32] «В данном контексте, - обобщает Миракян, - мы рассматриваем психическое как трансцендентное, а за основу берем материю, ее развитие.» [там же], что позволяет говорить о трансцендентальном материализме. То есть «философско-методологически - трансцендентальный материализм, а для изучения психики - трансцендентальная психология» [там же, с. 352]. И далее А.И. Миракян для сравнения напоминает, что все материалисты рассматривали психику как результат воздействия на

органы чувств. Но это гносеологический подход (вспомним хорошо известное выражение: «субъективный образ объективного мира»), в котором объект и субъект уже разделены и являются продуктами психического отражения. А, как уже было указано выше, ни теоретические, ни экспериментальные исследования, проведенные в рамках соотношения «объект-субъект», не могут привести к выявлению онтологических принципов порождения психических явлений. Таким образом, ТП решает вопрос того, как возникает образ предмета, когда он воспринимается впервые, если не было опыта его восприятия, не было идеи этого предмета. В то же время, А.И. Миракян, совершенно справедливо, принимает мысль о том, что полностью освободиться от про-дуктного подхода, от данностей человеческого мышления и сознания, невозможно, «поскольку должен сохраниться тот минимум познания, на который мы опираемся, своеобразный философский «минимум познания», с точки зрения которого мы и рассматриваем процесс порождения психического (идеального)» [там же, с. 351].

Из приведенного выше анализа становится ясным, что беспродуктный афизикальный подход А.И. Ми-ракяна наполняется новым философским содержанием - трансцендентализмом, что обусловлено отрицанием

возможности применения эмпирических данных при поиске принципов порождения психических феноменов и переходом в другую, метафизическую, область исследования более глубокой ненаблюдаемой реальности.

Характеризуя общие черты этой реальности, А.И. Миракян пишет: «по отношению к еще не свершившемуся акту отражения (еще нереализованной возможности отражения) принимаемое нами бесконечное многообразие материальных форм материи предстает в нерасчлененном, однородном виде, как некоторая го-могеноость или глобальность. Понятие глобальности здесь вводится для того, чтобы дать представление о не-отраженности и указать на ограниченность возможностей отражения в отношении того, что отражается. Объекты и их свойства как психические формы по логике процесса отражения как формопорождения еще только должны становиться, образоваться, т.е. порождаться в процессе отражения (выделено нами - Р.Н.), который можно трактовать как процесс упорядочивания глобальности, направленный в целом на самосохранение формы и адекватности функционирования живой системы в окружающей среде» [22, с. 39-40]. Из приведенной цитаты можно сделать несколько важных выводов, влияющих на наши представления о мире. Во-первых, в

реальности, относящейся к области «еще нереализованной возможности отражения», то есть в реальности, существующей до отражения, нет объектов с их свойствами, а есть материальные формы, составляющие нерасчлененную глобальность; то есть об объектах и их свойствах не имеет смысла говорить до завершения процесса отражения. Во-вторых, объекты и их свойства появляются как продукты процесса формопорождения, то есть уже как психические явления, показывая этим, что реальность, воспринимаемая человеком, есть не что иное, как порожденные им же самим образы, ощущения, представления и т.д. В-третьих, заметим, что речь идет не об отражении, а о формопорождении, чем подчеркивается мысль о порождении нового иного, не имеющего сходства (аналога, копии, подобия и, тем более, тождества) с «отражаемым», тем самым снимая вопрос об адекватности психического отражения действительности.

Таким образом, основателем ТП эксплицитно описываются две совершенно разные реальности: ненаблюдаемая реальность, в которой существуют условия, предпосылки и возможности осуществления процесса психического отражения и порождения «иного» - психических феноменов, и наблюдаемая реальность, как данность нашего сознания, выраженная совокупностью

полимодальных психических феноменов. Эти реальности автор характеризует, соответственно, как «реальность отсутствующего» и «реальность присутствующего». Следовательно, из сказанного выше следует, что в ТП речь идет о полионтичной картине мира с двумя трансцендентными друг относительно друга реальностями, которые в понятиях метафизики Аристотеля обозначены как «бытие в возможности» и «бытие в действительности», введенные в тезаурус ТП В.И. Пановым [35]. В этом контексте предметом ТП является теоретический поиск и анализ принципов, «способных» осуществить переход из метафизической реальности «бытия в возможности» в феноменологическую реальность «бытия в действительности», то есть то, что можно назвать онтологией процесса порождения психических феноменов восприятия. Поэтому психологию можно представить как состоящую из двух частей. Первую, глубинную, часть А.И. Миракян обозначил как «наука психики» (по аналогии с гегелевской «наукой логики»), и она должна была заниматься изучением принципов и закономерностей процесса порождения психических феноменов - метафизическая часть познания психического. Другая часть психологического знания - «наука о психике» или собственно «психология» - занимается изуче-

нием принципов и закономерностей изменений, преобразований, развития и образования отношений между непосредственно доступными наблюдению и эмпирическому исследованию психическими феноменами.

Приведенная выше структура психологического знания очень созвучна с рассуждениями В.И. Слободчи-кова: «Лет 20 тому назад, - пишет автор, - я предложил свое различение, по крайней мере, двух систем психологического знания -«психология психики» и «психология человека». Первая, как я уже говорил, это наука о естественном, органическом процессе в живой природе, но главное - это наука о процессе становления той или иной психической формы. Вторая - это наука об уже ставших, случившихся, уже присутствующих психических формах в нашем сознании и «живущих по своим законам». И потому эта наука - наука психологии оформилась и существует как феноменология, как логос о феноменах психического» [44, с. 224]. Однако, еще раз отметим, что традиционная психология для выявления универсальных принципов порождения и функционирования психического исходит из уже ставшей (по терминологии В.И. Слободчикова) феноменологии, что неизбежно приводит к ограничениям про-дуктного подхода.

«Наука психики» изначально строится теоретически. Это видно и на примере трансцендентальной психологии восприятия: интуитивно выбранные гипотетические метафизические постулаты служили платформой для создания теории, которая давала возможность опосредованной экспериментальной проверки ее положений и, следовательно, исходных метафизических постулатов.

Теперь перейдем к анализу общих моментов в ТП и КМ.

Одной из особенностей науки является то, что она имеет дело с наблюдаемой реальностью, объекты которой поддаются измерению, вычислению и экспериментированию. Это было свойственно как классической ньютоновской физике, так и всей психологии, развивающейся в объектно-субъектной парадигме. Положение в обеих науках изменилось при переходе к исследованию ненаблюдаемых реальностей. В физике это случилось раньше, чем в психологии, - в начале ХХ века, когда зарождалась квантовая механика (Планк, Эйнштейн, Бор, Гейзенберг и др.), а в психологии - в 80-е годы прошлого столетия при основании А.И. Миракяном ТП. Возникший в обеих науках парадигмальный кризис имел несколько особенностей. Во-первых, язык класси-

ческой науки, как в физике, так и в психологии, оказался совершенно не пригодным для описания закономерностей более глубокой реальности. Во-вторых, преодоление языкового барьера требовало обладания новым способом мышления, обозначенного нами как трансцендентальный идеал рациональности [31], [33, с. 67-112] дополняющий классификацию типов научной рациональности В.С. Степина [45].

Выдающийся физик, один из создателей КМ В. Гей-зенберг, писал: «копенгагенская интерпретация квантовой теории начинается с парадокса. Она исходит, с одной стороны, из положения, что мы должны описывать эксперимент в понятиях классической физики, а с другой - из признания, что эти понятия не точно соответствуют природе (свойствам элементарных частиц -Р.Н.). Противоречивость этих исходных положений обусловливает статистический характер квантовой теории» [7, с.35].

То же самое выявил А.И. Миракян в психологии, ведь «продуктный» подход, о чем уже было сказано выше, и означает находиться и рассуждать в системе понятий классической психологии, что делает невозможным изучение принципов и закономерностей порождения психического отражения. Поиски выхода из тупика, со-

здаваемого продуктным подходом традиционной психологии, привели А.И. Миракяна к следующей мысли: «В качестве исходных надо брать такие данности (понятия, принципы, закономерности и т.д.), которые индифферентны, независимы относительно реальности психического отражения и связаны с природными закономерностями возможности порождения психики как явления, возникшего на определенной ступени развития материи. Это позволяет нам ставить проблему психического отражения как проблему возможности порождения явления психического отражения и изучать принципы, закономерности, лежащие в основе его процессов, когда исходные данности можно брать не из области исходной психической реальности» [22, с. 35]. То есть, уточним в несколько иной форме: реальность противостоящая или трансцендентная «исходной психической реальности», есть реальность, в которой существуют «возможности порождения явлений психического отражения», а язык описания исходной психической реальности должен принципиально отличаться от языка реальности «бытия в возможности».

Что касается аналогичной ситуации в КМ, то В. Гей-зенберг не находит выхода из сложившейся ситуации по той причине, что для него «...понятия классической фи-

зики... образуют важнейшую составную часть языка, являющегося предпосылкой всего естествознания.». И далее: «Для описания эксперимента мы фактически используем или должны использовать классические понятия. Иначе мы не поймем друг друга» [7, с. 35]. О неадекватности привычного для физиков языка, возникающей при описании квантовых явлений, говорил и Н. Бор. В своих воспоминаниях В. Гейзенберг пишет: «Бор подчеркивал снова и снова, что человеческий язык явно недостаточен для описания внутриатомных процессов, коль скоро речь идет об области опыта, совершенно лишенной непосредственной наглядности» [8, с. 40]. Эти сложности, связанные с применением языка классической физики для описания квантовой реальности, естественным образом привели исследователей к компромиссным решениям: жертвуя принципом детерминизма, они перешли к поиску и выявлению фундаментальных вероятностных закономерностей и средств описания квантовой реальности, таких, как волновая функция и волновое уравнение Шредингера, соотношение неопределенностей Гейзенберга, принцип дополнительности Бора и т.д.

Напомним, что с такими же трудностями в преодолении инерции обыденного языка или языка классиче-

ской психологии столкнулись и А.И. Миракян, и его последователи при создании ТП, когда было необходимо составить представление о ненаблюдаемой безобъектной реальности «бытия в возможности». На это указывает характер дискуссий и обсуждений проблем психического отражения, которые А.И. Миракян проводил в руководимой им лаборатории со многими психологами и философами, которые воспроизведены в виде документальных стенограмм в его книгах «Контуры трансцендентальной психологии» [24, 25] (см. также: [47; 48]). Из этих стенограмм видно, с каким трудом психологи (или философы) усваивали логику нового образа мышления. Глубинная причина подобного «парадигмаль-ного» ограничения мышления состоит в том, что для своего самосохранения человек должен обладать способностью эффективного функционирования в окружающей среде, необходимым условием чего является порождение психикой образов предметного мира и, тем самым, выделение объектов среды и отношений между ними. Поэтому логика языка и мышления человека формировалась на основе закономерностей упорядочивания выделенных из среды объектов, данных сознанию в форме соответствующих им порожденных образов и понятий. Следовательно, понятия и логика классической физики и традиционной (академической)

психологии одинаково соответствуют особенностям наблюдаемых и осознаваемых объектов внешнего (и внутреннего) мира человека. Это и определяет ограничивающий характер продуктного подхода при исследовании глубинных и ненаблюдаемых пред-физических и пред-психических со-бытий реальности. Поэтому В.Д. Захаров совершенно прав, отмечая, что «Ненаблюдаемая онтология основана на отрицании предметного знания, то есть для неё нет индивидуальных объектов познания: она есть одна нерасчленённая сущность. Этими двумя свойствами - цельность и непознаваемость (предметным знанием) - обладает развиваемая сейчас квантовая онтология, называемая онтологией возможностей» [13, с. 63]. Слова Захарова, относящиеся к КМ, в полной мере применимы и к ТП, так как и она основана на онтологии возможностей, отрицающей предметное (продуктное) знание о реальности наблюдаемого действительного.

Об особенностях языка описания квантовой реальности В. Гейзенберг пишет: «.Всякое высказывание о том, что на самом деле происходит или произошло, является высказыванием, использующим понятия классической физики. Оно по самой своей природе вследствие законов термодинамики и соотношения неопределенностей оказывается неполным в отношении тех деталей

атомных процессов, о которых в данном случае идет речь. Требование, что следует описывать и то, что в квантово-механическом процессе происходит в промежутке между двумя следующими друг за другом наблюдениями, является contradictio т adjecto (противоречие в определении. - Р.Н.), так как слово «описывать» имеет отношение только к применению классических понятий, тогда как эти понятия не могут быть применены в промежутках между двумя наблюдениями. Они могут применяться только в момент наблюдения» [7, с. 116]. То есть В. Гейзенберг утверждает, что те понятия, которыми описываются результаты наблюдения, не могут быть использованы для описания того, что есть и что происходит с квантовыми частицами до их наблюдения. Этим, одновременно, затрагиваются другие важные вопросы: что из себя представляют элементарные «частицы» «сами по себе» и можно ли сказать что-либо определенное о свойствах квантовой «частицы» до наблюдения? Оказывается, что нет - не возможно. В качестве доказательства В. Гейзенберг предлагает провести мысленный эксперимент. Приведем его полностью. «Возвращаясь снова к низшему уровню языка, к высказываниям об объектах и тем самым к квантовой логике, поясним характерное отличие этой логики от обычной

следующим примером: представим себе атом, движущийся в закрытом ящике, разделенном перегородкой пополам. Пусть в перегородке имеется очень маленькая дырка и атом временами может пролетать через нее. По классической логике атом может находиться либо в левой, либо в правой половине ящика. Третьей возможности не существует: tertium поп datur. В квантовой теории, если мы вообще хотим продолжать пользоваться словами «атом» и «ящик», необходимо допустить и иные возможности, странным образом являющие собой смешение первых двух возможностей. Это требуется для объяснения результатов определенных опытов. Допустим, мы наблюдаем свет, рассеянный атомом, и проводим три испытания. В первом опыте атом заключен в левой половине ящика (дырка в перегородке закрыта) и мы измеряем распределение интенсивности рассеянного света. Во втором опыте атом заключен в правой половине ящика и снова изучается рассеянный им свет. В третьем опыте мы опять-таки исследуем: распределение интенсивности рассеянного света при условии, что атом может свободно перемещаться из одной половины ящика в другую и обратно. И вот, если бы атом находился всегда либо в левой, либо в правой половине ящика, распределение интенсивности в третьем опыте

необходимо складывалось бы из наложения соответствующих распределений первого и второго опытов, а общая картина определялась бы только временем, которое атом проводит в одной из половин. Эксперименты, однако, показывают, что это, вообще говоря, неверно. Реальное распределение интенсивности, как правило, оказывается иным в силу так называемой интерференции вероятностей, играющей важную роль в квантовой теории. В разобранном только что третьем случае налицо ситуация, характеризующаяся тем типом высказываний, который был назван дополнительным по отношению к типу альтернативных высказываний» [8, с. 221]. Следовательно, в ситуации, когда частица находится в состоянии такой суперпозиции, мы сталкиваемся фактически с нарушением логического принципа tertium поп datur. В новой квантовой логике «вместо этой аксиомы выдвигается, согласно Вейцзеккеру, следующий постулат: в случае простой альтернативы отмеченного типа высказыванию приписывается определенная истинность, которую можно охарактеризовать двумя комплексными числами. Здесь, разумеется, неуместно входить в детали; отметим лишь, что эти числа позволяют образовать третье, именуемое значением истинности; оно равно 1, если высказывание верно, и 0, если оно ложно. Допустимы, однако, и промежуточные

значения, например значение 1/2, когда высказывание с равной вероятностью может оказаться как истинным, так и ложным. Существуют, следовательно, промежуточные ситуации, для которых остается неопределенным, ложно или истинно высказывание» [там же, с. 219]. И здесь для нас важно отметить, что для Гейзенберга «слова «остается неопределенным» ни в коем случае нельзя понимать просто в смысле незнания истинного положения дел. Высказывание с промежуточным значением истинности нельзя, стало быть, истолковывать так, что-де «в действительности» истинно либо одно, либо другое альтернативное высказывание и неизвестно лишь, какое из них считать таковым. Высказывание с промежуточным значением истинности скорее уж вовсе не поддается выражению на обыденном языке. Вейцзеккер называет такое высказывание дополнительным по отношению к простым альтернативным высказываниям» [там же]. Этим примером В. Гейзенберг показывает, не только то, что понятия классической физики теряют свой смысл при описании явлений квантовой реальности, то есть того, что они представляют «сами по себе», но и то что объяснение квантовых явлений не подчиняется аксиомам классической (формальной) или аристотелевской логики. А это приводит, согласно Гейзейбергу к тому, что «модифицирование

логики квантовой теории неизбежно влечет за собой модификацию онтологии» [там же, с. 221].

Из выше сказанного следует, что, несмотря на принципиальное различие объектов исследования (материя и психика), А.И. Миракян в точности повторяет ход рассуждений и философские выводы В. Гейзенберга. Ведь и в ТП было показано, что при исследовании психического отражения в качестве исходных надо брать такие понятия, которые индифферентны, независимы относительно реальности продуктов психического отражения и связаны с природными закономерностями возможности порождения психических феноменов. При этом, если феномены психического отражения относятся к той онтологии, в пределах которой развивалась традиционная психология, то возможности порождения этих же феноменов относятся уже к другой реальности с другой онтологией, которую невозможно описать понятиями и категориями современной теоретической психологии. Одновременно заметим, что, понятие «возможность» оказалось ключевым и для теоретиков квантовой физики. Раскрывая сущность новой онтологии, идея которой с необходимостью возникает из анализа мысленного эксперимента В. Гейзенберга (аналог парадокса «кота Шредингера»), автор пишет: «Ведь вся-

кому высказыванию, которое оставляет неопределенным, в правой или в левой половине ящика находится атом, соответствует в природе некая ситуация, не отож-дествимая ни с той, когда атом находится в левой половине, ни с той, когда атом находится в правой половине ящика. Такие. состояния Вейцзеккер назвал сосуществующими состояниями, указывая тем самым, что оба альтернативных состояния присутствуют в них в качестве возможностей. Понятие состояния могло бы стать первой дефиницией в системе квантово-теоретической онтологии. Мы сразу же замечаем, что подобное использование слова «состояние», тем более выражения «сосуществующие состояния» столь радикально отличается от принятого в языке материалистической онтологии, что позволительно усомниться в целесообразности используемой здесь терминологии. С другой стороны, если мы понимаем, что слово «состояние» означает скорее возможность, чем действительность, и что его можно просто заменить словом «возможность», получается вполне приемлемое понятие «сосуществующие возможности» — ведь одна возможность может пересекаться с другой или включить ее в себя.

Отсюда видно, что понятие возможности, игравшее столь существенную роль в философии Аристотеля, в

современной физике вновь выдвинулось на центральное место» [там же, с. 222]. Центральным это понятие стало и для трансцендентальной психологии. Следовательно, эта наука не о психических феноменах и даже не о самой психике, а о возможности порождения феноменов или, в более общем случае, - психики. Интересно отметить, и это вызывает удивление, что об отношении возможности к становлению субъективной реальности писал и В. Гейзенберг: «Понятие «возможность» довольно-таки удачно занимает промежуточное положение между понятием объективной материальной реальности, с одной стороны, и понятием духовной, а потому субъективной реальности - с другой» [там же, с. 222]. Именно эта идея стала методологическим принципом и предметом исследований ТП, но, ради справедливости, надо признать, что к этой идее А.И. Миракян пришел вполне самостоятельно, после долгих лет размышлений над проблемами психического отражения, в итоге приведших его к созданию методологии и теории ТП.

Возвращаясь к идее «сосуществования» или «сосуществующих возможностей», играющей важную роль для понимания специфической особенности квантовой реальности, отметим, что она сохраняет почти тот же смысл и в ТП. Поясним этот тезис. Известно, что объекты, находящиеся в поле зрения, и их свойства - цвет,

форма, величина и др., сопредставлены восприятию одновременно. Однако при совершении конкретной деятельности, при решении определенных задач в каждый момент времени может быть выделено лишь одно из этих свойств. Но при совершении сложной деятельности появляется необходимость отражения большого многообразия свойств объектов с различной степенью их константно-аконстантного восприятия, в связи с чем возникает проблема изучения механизмов полифункциональности процесса отражения [19]. В контексте раскрытия функциональной сущности психического отражения, методология трансцендентальной психологии или афизикальный подход, по словам Э.И. Кочуровой, «дает возможность подойти к изучению непосредственно-чувственного отражения не как процесса восприятия, вычленяющего различные абстрагированные свойства и отношения объектов, а как процесса, в котором сосуществуют функционально равные возможности отражения в определенный момент времени различных сопредставленных... свойств или отношений объектов в зависимости от цели и задачи восприятия» [15, с. 161]. То есть представления о процессе восприятия свойств объектов исследователи строили на основе уже отраженных и выделенных понятий этих свойств. Следовательно, в истории психологии «сопредставленность бралась как

феномен восприятия, относящийся к описанию объекта, а не как принцип полифункциональности отражения» [там же], проявляющийся в процессе реализации сосуществующих возможностей, соответствующих порождаемому многообразию отдельных свойств объекта. Это означает, что продуктом этой реализации может быть какое-либо свойство, осознаваемое как качество объекта, в зависимости от цели решаемых задач. Следовательно, обнаруживается достаточно близкое сходство в понимании понятия «сосуществующие возможности» в трансцендентальной психологии и квантовой механике, совпадающее в последней с принципом суперпозиции состояний.

Таким образом, совершая переход в более глубокую ненаблюдаемую реальность с новой онтологией, отличающейся от онтологии «бытия в действительности», исследователи сталкиваются с необходимостью применения нового языка и новой логики мышления, что и, вероятно, является одной из основных психологических причин неприятия новых парадигм, возникающих в науке. По этому поводу В. Гейзенберг пишет: «Долгое время казалось, что проблема языка в естественных науках играет вторичную роль. В современной физике это, без сомнения, уже не так. В нашу эпоху люди проникают в отдаленные, непосредственно недоступные

для наших чувств области природы, лишь косвенно, с помощью сложных технических устройств поддающиеся исследованию. В результате мы покидаем не только сферу непосредственного чувственного опыта, мы покидаем мир, в котором сформировался и для которого предназначен наш обыденный язык. Мы вынуждены поэтому изучать новый язык, во многих отношениях не похожий на естественный. Новый язык — это новый способ мышления. В итоге естественные науки со всей остротой выдвигают то самое требование, которое в наше время столь явно звучит во многих областях жизни» [там же, с. 223-224]. Эти слова, со всей очевидностью, относятся и к становлению ТП, потому что при исследовании скрытых от наблюдения процессов порождения невозможно использование понятий, относящихся к их актуализированным продуктам.

В приведенной выше цитате В. Гейзенберга имплицитно ставится и другой фундаментальный вопрос: о познавательных особенностях человека, накладывающих ограничения на познание объектов природы «самих по себе». В. Гейзенберг пишет: «.в современном естествознании. оказывается, что те составные части материи, которые мы первоначально считали последней объективной реальностью, вообще нельзя рассматривать «сами по себе», что они ускользают от какой бы

то ни было объективной фиксации в пространстве и во времени и что предметом научного анализа в принципе может быть только наше знание об этих частицах. Целью исследования поэтому уже не является познание атома и его движения «самих по себе», то есть вне зависимости от экспериментально поставленного вопроса. Мы с самого начала находимся в средоточии взаимоотношений природы и человека, и естествознание представляет собой только часть этих отношений, так что общепринятое разделение мира на субъект и объект, внутренний мир и внешний, тело и душу больше неприемлемо и приводит к затруднениям. Стало быть, и в естествознании предметом исследования является уже не природа сама по себе, а природа, поскольку она подлежит человеческому вопрошанию, поэтому и здесь человек опять-таки встречает самого себя» [8, с. 300]. Здесь В. Гейзенберг высказывает свое мнение о двух типах ограничений, имеющих место при исследовании квантовых частиц. Первое определяется особенностью квантовой реальности, выраженной в принципе неопределенности, не позволяющего одновременного точного измерения двух разных характеристик микрочастицы, другое относится к взаимоотношениям человека с природой, в процессе которого человек упорядочивает воспринимаемую действительность согласно

особенностям проявлений порождающих принципов (в смысле актов творения психического) своей психики и языков репрезентаций (на уровне ощущений и мышления), и именно в этом смысле при этих взаимоотношениях человек в природе «встречает самого себя», то есть то, что сам сотворил вместе с природой. Но именно эта «встреча самого себя», часто не замечаемая самим исследователем, становится тем ограничением, которое не позволяет ученому «встретиться» с истинной сущностью исследуемых явлений. «Квантовую механику нельзя понять на основе предметного знания - как познания незнакомого через уже знакомое» [13, с. 64]. Этим объясняется тот парадоксальный факт, что человек неспособен исследовать сущность скрытых от непосредственного наблюдения явлений природы, а лишь то, как они функционируют и проявляют себя в тех или иных условиях (экспериментальных, в том числе), взаимодействиях и отношениях. Поэтому нам до сих пор не известна сущность многих явлений. Мы не можем ответить на вопрос, что такое электричество, электромагнитная волна, энергия, гравитация, психика, мышление, сознание, бессознательное и т.д., но достаточно эффективно пользуемся результатами «их» проявлений. Следовательно, продуктный подход, являющийся

фактором имплицитного интеллектуального ограничения в исследованиях по ТП, является таким же ограничивающим фактором и при изучении квантовых явлений, на что намекал Гейзенберг и о чём прямо высказался Захаров.

Обобщая свои представления о возможностях познания человеком мира, имея в виду прежде всего мир квантовых явлений, В. Гейзенберг приходит к выводу о том, что в этих случаях следует говорить не о картине природы, а о картине наших отношений к природе. С этой точки зрения «Старое разделение мира на объективный ход событий в пространстве и времени, с одной стороны, и Душу, в которой отражаются эти события, - с другой, иначе говоря, картезианское разделение res cogitans и res extensa уже не может служить отправной точкой современной науки» [8, с. 302-303]. Так, в частности, относительно психологии методологическое значение катастрофического исчезновения границы между res cogitans и res extensa было отмечено В.Ф. Петренко и А.П. Супруном: «Игнорировать это, - пишут авторы, - не может ни одна дисциплина, в том числе и психология, если она действительно строит непротиворечивую научную теорию сознания и психической реальности» [37, с. 76].

Невозможность разделения сознания и материи или, в психологическом контексте, субъекта и объекта служила отправной точкой и исходным постулатом исследований и в ТП. Имеется в виду то, что психолог изначально имеет дело не с объектом и его свойствами, существующими независимо от него, как это представляется в наивном реализме, а имеет дело с образом этого объекта, являющимся порождением или творением психики. То есть, находящийся перед человеком предмет является уже отраженным носителем психических качеств, воспринимаемых обычным человеком (и многими психологами) как объективные качества данного предмета, описываемые соответствующими понятиями. Поэтому при решении проблемы того, как возникают или порождаются психические образы, в ТП отказываются от применения этих понятий и переходят к новой системе языка, описывающей предполагаемую ненаблюдаемую реальность возможностей существования порождающих процессов, в которой не может быть ни объектов «бытия в действительности», ни субъекта. Это уже другой мир, другая реальность с иной логикой и онтологией.

В выше приведенных рассуждениях единство ТП и КМ рассматривалось в контексте представлений о реальности, состоящей из двух модусов - наблюдаемого и

ненаблюдаемого, с которыми связывались две метафизические категории - «действительное» и «возможное». Однако полная картина мира в метафизике Аристотеля описывается триадой универсальных категорий - «необходимое», «возможное» и «действительное». Поэтому дальнейший анализ единства философских оснований ТП и КМ проведем в контексте взаимоотношений между частями указанной триады категорий.

В метафизике принято считать, что окружающая человека и осознаваемая им природа, со всеми ее свойствами и объектами, не первична, не абсолютна, она вторична и относительна. Непрерывное становление, изменение, существенная и сущностная процессуаль-ность данного нам мира или, как принято в метафизике, «бытия в действительности» - главные свойства природы. Природа только часть реальности. То, что конституирует, определяет и является ее истоком, есть Необходимое. Аристотель определяет Необходимое как «суть начало бытия или небытия всего, остальное должно рассматриваться как следствия из них» [3, с. 112]. В качестве примера необходимого можно привести понятие эйдоса у Платона, означающего идею, или сущность вещи. Согласно А.Ю. Севальникову, «Это и есть Иное, которое можно понимать как синоним трансцен-

дентного Необходимого. Это Иное по своей сути принадлежит вечному, здесь отсутствует время, которое наличествует в мире становления, в природном мире. Иное вечно и едино. С этими ее свойствами связана одна существенная проблематика, непрерывно обсуждавшаяся в западной метафизике, начиная от Парме-нида, школы элеатов с их апориями Зенона, Платона и вплоть до Аристотеля, давшего разрешение проблемы. Если очень кратко, то вечное и неизменное Единое, Иное не причастно изменению и становлению и никак не может породить само по себе мир изменяющейся природы» [43, с. 35].

В работе С.Н. Трубецкого [49] находим достаточно полное изложение мировоззрения Парменида, в котором понятие истинно сущего совпадает с понятием Необходимого у Аристотеля. Так, в своей поэме «О природе» Парменид говорит о двух путях познания: пути истины, веры и божественного знания - что есть то, что есть, и нет, чего нет, и пути мнимого знания, пути обманчивого мнения смертных - что есть то, чего нет. Поэтому в дальнейшем изложении, основываясь на этом разделении, Парменид развивает понятие истинно сущего и его отношения к эмпирической действительности [там же, с. 262]. Истинно сущее, по Пармениду, есть

вечное не происходящее, цельное, однородное, неизменное. Сущее не разделено на части, все равно себе самому. «Оно всецело полно бытия и простирается как непрерывное "однородное" целое, ибо сущее нераздельно примыкает к сущему и ничем от сущего не отличается, так что все одно» [там же]. Сущее есть абсолютная полнота, оно неизменно и неподвижно, так как «генезис и разрушение отступили далеко от него» [там же, с. 264]. То есть, истинно сущее или необходимое, по Аристотелю, выступающее как иное для действительного, лишено процессуальности и, следовательно, развития, перехода в другие формы существования. Поэтому казалось парадоксальным возникновение действительного, обладающего свойствами «генезиса и разрушения». Возникал вопрос: как происходит становление действительного?

Для разрешения этого парадокса Аристотель вводит в метафизику категорию возможное, опосредующее необходимое и действительное. Возможное, выступающее как противоположность, отрицающее необходимое, обладает рядом особенностей. Среди прочих возможностей возможное содержит в себе возможность действительного (бытия в действительности), Поэтому возможное по отношению к бытию в действительности

является его метафизическим истоком. Но при этом реализация возможного не происходит сама по себе - возможное «повинуется» необходимому .Однако, следует отметить также, что кроме указанных видов возможностей могут существовать и такие, которые никогда не реализуются и не становятся проявленными. Аристотель, например, пишет: «наконец бывает и такое, что никогда не есть действительность, а есть только возможность» [3, с. 113].

О реализации возможного в действительное А.Г. Ду-гин пишет следующее: «Возможное в самом широком смысле (то есть всевозможность) порождает действительное не в качестве самоопределения или особой формы самоутверждения, но как самоотрицание и, следовательно, действительное не истекает из возможного, не источается из него, но возникает как бы "само по себе". Вообще говоря, возможность быть действительным для самого действительного присуща возможному, но как парадоксальная метафизическая категория, выходящая из ряда всех остальных возможностей. Само наличие этой возможности самоотрицания... показывает относительность этой категории, ни в коем случае не могущей быть отождествленной непосредственно с самим абсолютом» [10, с. 32-33]. Из сказанного А.Г. Дугиным следует, что среди множества видов

возможного есть такие, которые обладают свойством самоотрицания и именно они приводят к парадоксальности - возникновению «иного», действительного, не имеющего ничего общего с возможным. Поэтому онтология возможного и онтология действительного характеризуют две совершенно разные реальности - проявленную и непроявленную, а с позиции человека -наблюдаемую и ненаблюдаемую.

Основываясь на триаде метафизических категорий необходимое-возможное-действительное, А.Ю. Севальников развивает концепцию, объясняющую некоторые парадоксы квантовой механики [43]. Для демонстрации своего подхода Севальников в качестве объекта теоретического анализа выбирает интерпретацию КМ, предложенную Ричардом Фейнманом. Р. Фейнман часто говорил о «тайне квантовой механики», которую никто и никогда не сможет разгадать. Чтобы понять, что имел в виду Фейнман, и в чём, по Севальникову, причина возникновения этой «тайны», приведем сначала два принципа, характеризующие интерпретацию КМ Фейнмана.

«1) Если событие может произойти двумя взаимно исключающими способами, то амплитуда вероятности события — это сумма амплитуд вероятностей каждого отдельного способа. Возникает интерференция: ф = ф1 + ф2, р= | ф1+ ф2 | 2.

2) Если ставится опыт, позволяющий узнать, какой из этих взаимно исключающих способов на самом деле осуществляется, то вероятность события — это сумма вероятностей каждого отдельного способа. Интерференция отсутствует: р = р1 + р2» [50, с. 217].

Фейнман утверждает, что эти принципы ниоткуда не выводятся, не вытекают и поэтому, согласно автору, в существовании двух этих принципов и скрыта некоторая тайна, которую никто не сможет объяснить. Фейнман пишет: «У нас. нет представлений о более фундаментальной механике, из которой можно вывести эти результаты» [там же]. Или в другом месте: «...самый основной элемент таинственного поведения в самой странной его форме, ...которое невозможно, совершенно, абсолютно невозможно объяснить классическим образом. В этом явлении таится самая суть квантовой механики. На самом деле в ней имеется только одна тайна. Мы не можем раскрыть ее в том смысле, что не можем «объяснить», как она работает.» [там же, с. 203]. Из этих цитат можно выделить два важных момента. Во-первых, невозможно объяснить как работают эти принципы, во-вторых, Фейнман уточняет, что существование этих принципов абсолютно невозможно объяснить классическим образом. Один из подходов решения проблемы, возникшей в КМ, можно усмотреть в

отмеченных выше взглядах Пьера Дюгема на природу объяснения в физике, а именно: «если физические теории имеют предметом своим объяснение экспериментальных законов, то теоретическая физика не автономна, а она подчинена метафизике». Следовательно, для объяснения «тайны» Фейнмана, во-первых, необходимо выявление соответствующего метафизического основания. Более сложным оказался вопрос о том, чем заменить неадекватный для объяснения этих принципов классический подход, потому что один шаг в направлении этой замены физиками уже был сделан, когда они отказались от правила аристотелевской логики (и метафизики) - tertium поп datur. Но даже этот отход от классического способа мышления не помог раскрытию «тайны» Фейнмана. Нужна новая особая «квантовая философия», о которой говорили, начиная уже с Бора, Гейзенберга и Шредингера. И, действительно, если, как утверждал Гейзенберг, «атомы - не вещи», то для понимания квантовых явлений нужен новый подход, отличающийся не только от классической физики, но и от новоевропейской философии. Это обусловлено тем, что, если атомы не вещи, то для их понимания невозможно ограничиться только понятием наблюдаемого или актуального бытия.

В качестве «новой философии» А.Ю. Севальниковым была выбрана «хорошо забытая» метафизика Аристотеля, рассматриваемая в контексте квантовомеханиче-ских парадоксов, в которой кроме наблюдаемого «бытия действительного, рассматривается и ненаблюдаемое «бытие возможного». По мнению А.Ю. Севальникова, «Два принципа квантовой теории, о которых говорит Фейнман, соотнесены с различными модальностями сущего. Первый принцип описывает существование потенциального, а второй - актуального. В этом и состоит достаточно простое объяснение «тайны» квантовой механики» [43, с. 42]. Ошибка Фейнмана состояла в том, что он утверждал, что мир один, и этот мир, представление о котором строилось на основе фиксируемых (наблюдаемых) данных экспериментов, квантовый. Эти представления о реальности соответствовали классическому подходу, и, как оказалось, с этих позиций дать объяснение двум принципам Фейнмана невозможно.

Таким образом, возможное может выходить к осуществлению по разному. «Тут работает, - пишет Севальников, - так называемый принцип индивидуации материи. То, каким образом сущность выходит к проявлению, зависит от материи. Так было у греков, то же самое мы видим и в квантовой механике. Не сознание

определяет квантовый феномен, и не знание, и не информация, а вполне конкретное материальное. Как и каким образом работает экспериментальная установка, то есть, по Фоку, работает принцип относительности к средствам наблюдения? Все очень конкретно, у вас реализуется либо одна экспериментальная установка, либо иная. Находится в установке для лазерных фотонов светоделитель или не находится, включен у вас же детектор или нет и т.д.» [там же , с. 43]. То есть, принцип индиви-дуации материи и обусловленный им принцип относительности к средствам наблюдения [51, с. 465] являются условиями для реализации многообразия возможного в конкретные проявления действительного. Кроме того, если обобщить результаты целого ряда экспериментов по решению фундаментальных вопросов КМ, то вывод становится однозначным: до акта измерения квантовому объекту невозможно приписать конкретные наблюдаемые свойства, они возникают во время «наблюдения», в соответствии с двумя правилами Фей-нмана. Эти факторы существования квантовых явлений позволили А.Ю. Севальникову сделать вывод о том, что «Суть квантовых феноменов состоит в том, что необходимо различать и вводить разные модусы сущего, утверждение, являющееся аксиомой для традиционной

метафизики. Кроме бытия актуального, «наблюдаемого», с которым имела дело вся классическая физика, как минимум необходимо различать еще один модус существования, отличного от актуального, а именно бытие возможного. По сути, это и есть модальный подход в интерпретации квантовой механики, о котором много говорится в западной литературе. Если быть предельно кратким и признать полноту квантовой механики, в смысле Эйнштейна, то необходимо признать, что онтологический референт, связанный с волновой функцией, не может принадлежать пространственно-временному континууму» [43, с. 39]. То есть существует «до пространственно-временной» модус реальности, к которому не имеет непосредственного доступа чувственное познание человека. И это есть реальность возможного, в которой существует ненаблюдаемая волновая функция, описывающая суперпозицию возможных состояний микрообъекта. А актуализация конкретного измеряемого состояния микрообъекта, как результат «коллапса» или редукции волновой функции, происходит и связан именно с модусом реальности возможного.

Если вопрос перехода из реальности одной модальности в реальность другой модальности рассмотреть в самом общем виде то можно сказать, что всё наблюдае-

мое определяется онтологией ненаблюдаемого. Согласно концепции С.Л. Франка, метафизическое знание каким-то образом транспонируется на наше предметное знание, которым мы познаем чувственно воспринимаемый мир. Такое транспонирование бытия на мир объектов С.Л. Франк назвал «металогическим соответствием» [52]. Это соответствие, в действительности алогично и является нам как неожиданное превращение. Проявлениями этого «чуда» особенно богаты физические науки, в которых наблюдается непостижимая эффективность математики. Это проявляется в том, что, положив в основание науки произвольно взятые (не диктуемые опытом) абстрактные геометрические пространства и абстрактные принципы симметрии алгебраических структур, мы оказываемся способными воздействовать на материальную Вселенную [4],

Таким образом, действительное не существует «само по себе», оно является проявлением ненаблюдаемого возможного. При этом действительное проявляется особым образом - «как отрицание предсуществующего возможного» [43, с. 51]. Поэтому, имея лишь возможность непосредственного наблюдения за действительным, невозможно иметь представление о «бытии в возможности». А для Р. Фейнмана, как уже было отмечено

выше, существовала только одна реальность - реальность наблюдаемых квантовых феноменов, что и приводило к возникновению парадокса.

Теперь, если сопоставить интерпретацию КМ А.Ю. Севальникова с тем, что было выше сказано о ТП, то можно убедиться, что автор исходит из совершенно той же идеи порождения, какая рассматривается в ТП. И в ТП, и в КМ эта идея разрабатывается на одном и том же философско-методологическом основании. Это произошло по той причине, что А.Ю. Севальников изначально отрицал роль сознания наблюдателя в возникновении квантовых феноменов. Вместо этого он утверждал, что «квантовая механика просто говорит нечто иное и об ином. Она говорит о материальном и об особом понимании этой материальности» [там же, с. 37]. Также рассуждал и А.И. Миракян, когда стремился преодолеть ограничения продуктного подхода при исследовании порождающих процессов восприятия: «закономерности порождения мы ищем не в субъекте, не в мышлении как это делает традиционная психология, а в материи» [19]. Такая исходная позиция анализа приводит к необходимости исследования метафизических вопросов: как устроен мир, состоящий из многообразия форм материи, каковы особенности

проявлений материи, каким образом происходят переходы от одной формы развивающейся материи к другой и т.д. ?

Для полноты нашего сравнительного анализа нам остается добавить некоторые штрихи к картине мира, предложенной А.И. Миракяном. Необходимо отметить, что Миракян не говорит ни о метафизике, ни о триаде упомянутых выше метафизических категорий. Но то, как он строит свою концепцию, вполне соответствует «первой философии» Аристотеля. Анализ показывает, что Миракян, вслед за Аристотелем, строит свою концепцию, имплицитно используя триаду метафизических категорий необходимое-возможное-действительное. Поэтому вновь вернемся к анализу концепции А.И. Миракяна, сосредоточив наше внимание на этой триаде.

Действительным для автора является феноменология реальности психического отражения, которая рассматривается как продуктный уровень психической реальности, обозначенный им как «реальность присутствующего». К ней относится все то, что актуально присутствует в нашем сознании. Традиционная психология исследует процесс психического отражения, используя понятия, относящиеся именно к этому уровню реальности. При этом не учитывается то, что

любая такая данность (понятия, феномены, образы, свойства, признаки и их различные соотношения) относится к реальности психического и является исследователю в форме результата тех порождающих процессов психического отражения, которые подлежат исследованию. То есть при таком (физикальном) подходе изучение процессов психического отражения производится через собственный же продукт. Именно это делает невозможным изучение принципов, закономерностей, лежащих в основе процессов психического отражения. Отсюда и возникают проблемы, связанные с новыми требованиями к языку и образу мышления исследователя, исследующего процесс психического отражения (ситуация, знакомая из истории квантовой механики). Осознание этого момента привело Миракяна к необходимости поиска путей решения проблемы психического отражения в реальности трансцендентной к реальности психических феноменов. Это был кардинальный поворот в методологии психологии, осуществивший переход в область метафизических категорий, описывающих совершенно иную реальность, к которой не применимы понятия реальности действительного. Такой переход «позволяет нам, - пишет Миракян, - ставить проблему психического отражения как проблему

возможности порождения явления психического отражения» [22, с. 35]. Следовательно, можно говорить о реальности возможностей, предсуществующей реальности действительного, в которой нет объектов действительного, нет ни пространства, ни времени - есть только возможности, потенции и предрасположенности к появлению, становлению или порождению психического как иного, действительного, отрицающего возможное. По этой причине реальность возможного, или, по Миракяну, «реальность отсутствующего», ненаблюдаема и непознаваема, если в качестве исходных данностей познания берутся продукты психического отражения. «Переход к такому образу мышления, - пишет далее Миракян, - означает построение новой рефлексивной логики полагания предмета исследования - логики изучения самой возможности порождения явления психического отражения как закономерного результата действия диалектических закономерностей самодвижения материи» [там же].

Однако, согласно концепции А.И. Миракяна, существует реальность, предшествующая реальности возможного Это реальность отсутствующего или, по Миракяну, «ничто», основную характеристику которого «можно представить в форме пространственно-времен-

ной однородности-гомогенности как объективное отсутствие различия в едином» [23]. Развивая эту логику, автор приходит к выводу, «что гомогенность - объективная возможность единого, а анизотропность - форма различия в едином, объективная возможность формо-порождения сущего и мера дискретности, порождающая единичное противоположно объективной непрерывности материи» [там же]. А в цитате, приведенной в начале данной работы, А.И. Миракян указывает на другие черты реальности отсутствующего: «по отношению к еще не свершившемуся акту отражения (еще нереализованной возможности отражения) принимаемое нами бесконечное многообразие материальных форм материи предстает в нерасчлененном, однородном виде, как некоторая гомогеноость или глобальность. Понятие глобальности здесь вводится для того, чтобы дать представление о неотраженности и указать на ограниченность возможностей отражения в отношении того, что отражается» [22, с. 39-40]. Из приведенных выше цитат видно, что реальность отсутствующего, или «ничто», характеризуется как - единое, пространственно-временная гомогенность и однородность, объективная непрерывность материи, бесконечное многообразие форм материи, нерасчлененность, глобальность. Это позволяет сделать вывод, что реальность отсутствующего, как

«ничто», соответствует категории «необходимое» в метафизике Аристотеля, обладающего теми же характеристиками существования. Обратим также внимание на то, что, определяя черты реальности отсутствующего, А.И. Миракян вводит понятие анизотропности, как противоположности гомогенности, которая, во-первых, есть форма различия в едином, и во-вторых, является объективной возможностью формопорождения сущего.

Следовательно, с одной стороны, анизотропность относится и «подчиняется» реальности отсутствующего, точнее - особенностям необходимого, а с другой, является условием возможности формопорождения сущего. Поэтому реальность отсутствующего, рассматриваемая в ТП, есть составное целое, состоящее из двух частей - необходимого и возможного. То есть, существует необходимое, на основе которого возникает отрицающее его возможное, при этом возможности отражения в отношении того, что отражается, ограничены относительно бесконечного многообразия форм материи и глобальности необходимого. В свою очередь, самоотрицающие возможности, существующие во Всевозможном (многообразии возможностей), дают начало порождению явлений действительного. В контексте ТП восприятия это соответствует возникновению психических

феноменов - продуктного уровня психической реальности. В этих переходах наглядно проявляется действие диалектического закона отрицания отрицания: действительное отрицает возможное, отрицающее необходимое. Важно отметить, что анизотропность, как возможность порождения, может принимать разные формы, соответствующие характеру необходимого. От этого будет зависеть природа порожденного феномена, чем и определяется смысл относительности психического отражения, являющаяся причиной психологического релятивизма реальности [27]. Сущность принципа психологического релятивизма в том, что для каждого рода отражательных систем восприятие реальности, как действительного, - разное. Например, причиной кардинального различия в восприятии действительности разного рода живыми существами (человек, животные, насекомые и др.) является различие процессуально-структурных анизотропностей их отражательных систем. Философское значение анизотропности А.И. Миракян видит в том, что «анизотропность - это не только пространственная характеристика систем, состоящих из дискретных элементов (как принято считать в естествознании), а это есть более общая, объективно содержащая в себе отношение особенность материи, в которой заложено начало саморазвития, образования ее

новых форм, и эта особенность как основа порождения отношений вообще и взаимоотношений в частности тем самым может являться главным условием для спонтанного образования психического отражения» [23; цит. по: 47, с. 181-182].

Таким образом, обобщая все выше сказанное, можно констатировать, что философско-методологические основания трансцендентальной психологии и квантовой механики совпадают и вытекают из метафизики Аристотеля.

Теперь рассмотрим последствия вышеуказанного метафизического единства, посредством выяснения общих моментов в теоретических построениях КМ и ТП.

Итак, в обеих науках:

1. Необходимо было введение понятия о двух реальностях - наблюдаемой и ненаблюдаемой, так как если ограничиться только понятием наблюдаемого бытия, то невозможно понять суть психических и квантовых феноменов. В традиционной метафизике к наблюдаемому относится реальность действительного (актуального), а к ненаблюдаемому - реальности необходимого и возможного.

2. Исследование ненаблюдаемой реальности связано с преодолением инерции продуктного подхода, являющегося основной формой мышления и

методологическим принципом классических наук (физики и психологии), исследующих явления наблюдаемой реальности.

Для исследования упомянутых в п.1 реальностей требуются разные системы языка, логики и способы мышления.

Это позволяет говорить о том, что речь идет о полионтичной (или модальной) философии, точнее о метафизике модальностей - разных модальностях или модусах бытия, в рамках которых и необходимо рассматривать отношения между необходимым, возможным и действительным.

Обе науки - это науки о становлении. Если КМ наука о становлении наблюдаемого мира, то ТП - наука о порождении феноменов психической реальности. В этом и состоит одна из причин единства их методологических оснований.

Обнаруживается достаточно близкое сходство в понимании понятия «сосуществующие

возможности»(или «потенциальные возможности»). В ТП оно совпадает с понятием о сосуществовании функционально равных возможностей отражения различных сопредставленных свойств объектов, а в КМ - с принципом суперпозиции состояний элементарных частиц.

Отсюда вытекает относительный характер становления явления в реальности действительного. В ТП это выражается в реализации одного из сосуществующих возможностей отражения какого-либо из сопредставленных свойств объекта, а в КМ это выражается как результат редукции волновой функции к одному из возможных состояний квантового объекта.

8. Относительность становления конкретного феномена, определяемая существованием

«сосуществующих возможностей», реализуется согласно принципу относительности к средствам наблюдения (по А.В. Фоку). В ТП это выражается, например, различием анизотропной организации органов восприятия альтернативных модальностей (зрительной, слуховой, вкусовой и т.д.), а в КМ -особенностями устройства и выбором экспериментальной установки (например,

интерферометр выявляет волновые свойства, а счетчик Гейгера - корпускулярные свойства микрочастицы).

Элиминируется грань между объектом и субъектом, потому что и в ТП, и в КМ всё яснее становится, что предметом исследования является уже не природа сама по себе, а наше отношение (в широком смысле) к природе. Кроме того, до акта измерения квантовому объекту невозможно приписать конкретно наблюдаемые свойства, так как его волновая функция

существует в реальности возможного, а в контексте ТП этот вопрос наиболее очевиден, потому что до завершения процесса порождения, по определению, не имеет смысла говорить ни об объекте, ни о его свойствах, ни о субъекте отражения. В реальности возможного нет ни объекта, ни субъекта, они принадлежат реальности действительного. Это справедливо для обеих наук при обсуждении проблемы становления наблюдаемого из реальности ненаблюдаемого.

Таким образом, из перечисленного выше видно, что ТП и КМ имеют множество точек пересечений и строятся на одном и том же методологическом основании - метафизике Аристотеля. Это дает право полагать, что ТП и КМ - взаимодополняющие науки, и их развитие может привести не только к выявлению новых точек пересечения, но и, может быть, в дальнейшем, к экспериментальному доказательству их единства.

Литература

1. А.И. Миракян и современная психология восприятия: сборник материалов научной конференции. М.: УРАО «Психологический институт»; Обнинск СГ СОЦИАН, 2010.

2. Антология мировой философии: в 4 т. Т 1, - Ч 1. М., 1969.

3. Аристотель. Об истолковании // Соч.: в 4 т. М.: Наука, 1978. Т.2. С. 112.

4. Вигнер Е. Этюды о симметрии. М.: Мир, 1971. 382 с.

5. Владимиров Ю.С. Между физикой и метафизикой. Кн. 1-5. М.: Книжный дом «Либероком», 2009-2013.

6. Гегель Г. Наука логики. В-3-х т. Т. 3. М.: Изд. «Мысль», 1972. 371 с.

7. Гейзенберг В. Физика и философия. М.: Наука, 1963. 286 с.

8. Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М.: Прогресс, 1987. 368 с.

9. Генон Рене. Метафизика и философия // Очерки о традиции и метафизике. М.: изд-ву АЗБУКА, 2000. 320 с.

10. Дугин А.Г. Пути Абсолюта // Абсолютная Родина. «Арктогея-центр», 1989.

11. Дюгем П. Физическая теория. Ее цель и строение. Пер. с фр. / Предисл. Э. Маха. Изд. 2-е, стереотипное. М.: КомКнига, 2007. 328 с.

12. Захаров В.Д. От философии физики к идее Бога. М.: изд-во ЛКИ, 2010.

13. Захаров В.Д. Проблема реальности в квантовой механике: философский и религиозный подходы // Метафизика (научный журнал), 2017, N1 (23). С. 53-73.

14. Карпов А.В. Метасистемный подход к исследованию системомогенетических закономерностей. Материалы III Всероссийской научно-практической конференции «Системогенез учебной и профессиональной деятельности», Ярославль, изд. «Канцлер», 2007. 312 с.

15. Кочурова Э.И. Принцип сопредставленности и полифункциональность восприятия // Принципы порождающего процесса восприятия (коллективная монография). Под ред. А.И. Миракяна. М., 1992. 223 с.

16. Мазилов А.В. Методология психологии. Ярославль, изд. МАПН, 2007. 344 с.

17. Мамардашвили М.К. Необходимость себя. Введение в философию. М.: «Лабиринт», 1996.

18. Менский М.Б. Сознание и квантовая механика. Фрязино: «Век-2», 2005. 320 с.

19. Миракян А.И. Обсуждение идеи концепции трансцендентальной психологии (1981) // Р,М. Нагдян. Методология трансцендентальной психологии. Ер.; «Издательский дом Лусабац», 2018. С. 344-362.

20. Миракян А.И. Константность и полифункциональность восприятия. Дисс. док. пси. наук. М., 1987.

21. Миракян А.И. Психология пространственного восприятия. Ер.: Айастан, 1990.

22. Миракян А.И. Афизикальные принципы психического отражения и их моделирование // Принципы порождающего процесса восприятия (коллективная монография), под ред. А.И. Миракяна. М., 1992. С. 9-46.

23. Миракян А.И. Начала трансцендентальной психологии восприятия / Философские исследования, 1995, N2.

24. Миракян А.И. Контуры трансцендентальной психологии. Книга 1. М.: ИП РАН, 1999.

25. Миракян А.И. Контуры трансцендентальной психологии. Книга 2. М.: ИП РАН, 2004.

26. Нагдян Р.М. Принцип симметрии в психологии. Ер.: Зангак-97, 2005. 116 с.

27. Нагдян Р.М. Психологический релятивизм реальности. Ер.: «Сарвард», 2007. 74 с.

28. Нагдян Р.М. Некоторые проблемы современной физики в контексте афизикального подхода А.И. Миракяна // А.И. Миракян и современная психология восприятия: сборник материалов научной конференции. М.: УРАО «Психологический институт»; Обнинск СГ СОЦИАН, 2010. - С. 368-383.

29. Нагдян Р.М. Метафизический подход к методологии исследования психической реальности. Дисс. док. пси. наук. Ереван, 2015.

30. Нагдян Р.М. Загадка психики: трансцендентальная психология и метафизика. Ер.: «Издательский дом Лусабац», 2017. 424 с.

31. Нагдян Р.М. Методология трансцендентальной психологии. Ер.; «Издательский дом Лусабац», 2018. 424 с.

32. Нагдян Р.М. Принцип симметрии в психологии и образовании. Ер.: «Издательский дом Лусабац», 2019. 268 с.

33. Нагдян Р.М. Психология восприятия в контексте типологии научной рациональности // Психология восприятия: трансцендентальный вектор развития. Коллективная монография / под ред. Г.В. Шуковой. М.: СПб.: Нестор-История, 2020. С. 67-112.

34. Пальчик М. Квантовая модель эволюции личности. Новосибирск, Новосибирское книжное иьдательство, 2007. 368 с.

35. Панов В.И. Непосредственно-чувственный уровень восприятия движения и стабильности объектов. Дисс. док. психол. наук. М.: 1996.

36. Петренко В.Ф., Супрун А.П. Человек в предметном и ментальном мире. Существует ли «объективная действительность»? Неоконченный спор Бора с Эйнштейном // Известия Иркутского гос. университета, серия «Психология», 2013. Т. 2, N2. С. 62-82.

37. Петренко В.Ф., Супрун А.П. Классическая и квантовая физика на языке сознания и бессознательного постнеклассическая рациональность // Вопросы философии. М.: изд. «Наука», 2014, № 9. - С. 76-90.

38. Петренко В.Ф., Супрун А.П. Методологические пересечения психосемантики сознания и квантовой физики, 2-е издание. М.: СПб, Нестор-История, 2017. 380 с.

39. Принципы порождающего процесса восприятия (коллективная монография), под ред. А.И. Миракяна. М., 1992. 223 с.

40. Прыгин Г.С. Неклассическая психология: психология субъектной реальности. Наб. Челны, изд-во НГПУ, 2018. 268 с.

41. Психология восприятия: трансцендентальный вектор развития: Коллективная монография / под ред. Г.В. Шуковой. М.; СПб.: Нестор-История, 2020. 384 с.

42. Севальников А.Ю. Интерпретации квантовой механики: в поисках новой онтологии. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. 192 с.

43. Севальников А.Ю. Традиционная метафизика и квантовая механика // Метафизика (научный журнал), 2017, N1 (23). С. 33-52.

44. Слободчиков В.И. Антропологический статус современного психологического знания // Известия Саратовского университета, серия антропология образования. Психология развития, 2014. Т. 3, вып. 3 (11). С. 224-228.

45. Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура: коллективная монография / под ред. Л.П. Киященко, В.С. Степина. СПб, 2009. С. 249-295.

46. Супрун А. П., Янова Н. Г., Носов К. А. Метапсихология. Релятивистская психология. Квантовая психология. Психология креативности. -М., 2010. 512 с.

47. Трансцендентальная психология. Хрестоматия. В 3-х т. Т. 1, (ред.-составитель Р.М. Нагдян). Ер.: «Издательский дом Лусабац», 2019а. 424 с.

48. Трансцендентальная психология. Хрестоматия. В 3-х т. Т. 3, (ред.-составитель Р.М. Нагдян). Ер.: «Издательский дом Лусабац», 2019б. 424 с.

49. Трубецкой С.Н. Метафизика в древней Греции. М.: Изд-во «Мысль», 2003, 589 с.

50. Фейнман Р., Лейтон Р., Сэндс М. Фейнмановские лекции по физике, Т. 3-4. М.: Мир, 1977.

51. Фок В.А. Об интерпретации квантовой механики // Успехи физических наук, 1957. Т. LXII, вып. 4.

52. Франк С.Л. Предмет знания. Душа человека. СПб.: «Наука», 1995. 652 с.

53. Юнг К.Г. Психология и алхимия. М. К., 1997. 437 с.

54. Lenk H. Interpretation und Reakitat. Fr. am Main. 1995.

R.M. Nagdyan

Metaphysical unity of transcendental psychology and quantum mechanics

Annotation. Since the beginning of the 21st century, there has been a process of intense convergence and interpenetration of two seemingly opposing sciences - quantum mechanics and psychology. Thereby, the question about a common methodological foundation for these sciences arises. The article shows that the "first philosophy" of Aristotle can serve as a general philosophical methodology for these sciences. In the context of the metaphysical triad necessary-possible-real, the "intersection points" of the transcendental psychology of A.I. Mirakyan and the interpretation of quantum mechanics by A.Yu. Sevalnikov.

Keywords: unity, transcendental psychology, quantum mechanics, metaphysics, observable reality, unobservable reality, possible, real.