Научная статья на тему 'Метафизическая природа библейских сравнений в лирике М. Ю. Лермонтова'

Метафизическая природа библейских сравнений в лирике М. Ю. Лермонтова Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
418
29
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СРАВНЕНИЕ / МЕТАФОРА / ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КАРТИНА МИРА / РОМАНТИЗМ / РЕЛИГИОЗНОСТЬ / МЕТАФИЗИКА / SIMILE / METAPHOR / ARTISTIC WORLDVIEW / ROMANTICISM / RELIGIOSITY / METAPHYSICS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Косяков Геннадий Викторович

Статья посвящена изучению библейских сравнений в лирике М. Ю. Лермонтова. В ходе исследования выявлено, что библейские сравнения и метафоры в лирике Лермонтова играют важную структурообразующую роль, оформляя хронотоп текста, реализуя модель восхождения от физического к метафизическому.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

METAPHYSICAL NATURE OF BIBLICAI SIMILES IN THE LYRICS OF M. Y. LERMONTOV

The article studies the biblical similes in the lyrics of M. Y. Lermontov. The aim of the article is to identify artistic functions of the similes in the lyrics of Russian romanticist. The research is accomplished by relying on historic-genetic, cultural-historical and comparative methods, as well as method of holistic analysis. The article has a synergetic focus, synthesizing academic approaches of literally studies, linguistics, cultural studies and philosophy. The research analyzes the Lermontov’s lyrical texts of diverse genres, created both in the early period of his work («Ye I Love Someone…», 1831), and in the later period of his life («The Birth of Honey Child…», 1839; «Tamara», 1841; «The Prophet», 1841). The research reveals that biblical similes and metaphors in Lermontov’s lyrics play an important structure-forming role, shaping the chronotopos of the text, implementing the model of ascension from physical to metaphysical world. The article discloses the religious depth of similes and metaphors of Lermontov, connected with the ideas of the divine creation of the world, of grace, of the Logos, of the protecting veil and of the prophetical power of poetry. Similes in the oeuvre of Russian poet reveal imaginative ideas of moral values of the faith, hope, love, freedom and peace. The article contributes to the studies of artistic ontology of Russian romanticist, his philosophical aspect and religiosity. Along with the religious foundations of Lermontov’s worldview, the article reveals the peculiarities of his individual mythopoetry in exploration of archaic antithesis of live and dead, angelic and demonic, in artistic exploration of mythologems of world elements, first of all the fire and the water.

Текст научной работы на тему «Метафизическая природа библейских сравнений в лирике М. Ю. Лермонтова»

2. Журавлева, А. И. Повествование и повесть у Лермонтова / А. И. Журавлева // Журавлева А. И. Кое-что из былого и дум. О русской литературе XIX века. - М. : МГУ, 2013. - 272 с.

3. Нович, И. С. Молодой Герцен / И. С. Нович. - М. : Советский писатель, 1980. - 384 с.

4. Герцен, А. И. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 1. / А. И. Герцен. - М. : Изд-во АН СССР, 1954.

5. Белинский, В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. Т. 4. - М. : Изд-во АН СССР, 1954. - С. 146.

A. E. Eremeev, Omsk Humanitarian Academy

«NOVELISTIC STORY» AS A GENRE DOMINANT IN THE RUSSIAN PROSE OF THE FIRST HALF OF THE XIX CENTURY («NOTES OF A YOUNG MAN» BY A. I. HERZEN)

The article deals with a genre feature of the work of A. I. Herzen's «Notes of a young man», which opens a new genre in Russian prose of 1830-s, romanized narrative. We consider the new genre feature of Herzen's novel, We consider the new genre feature of Herzen's novel, based on the content transformation of biographical (novelistic) principle of the organization of the work..

Keywords: «novelistic story», genre, style, artistic image, philosophical prose.

References

1. Girshman M. M., Stulishenko L. P. About the genre of «The captain's daughter». Voprosys russkois litera-tury\ L'vov, Vishcha shkola, 1982, pp. 90-96.

2. Zhuravleva A. I. Narrative and the novel by Lermontov. Koe-chto iz bylogo i dum. O russkoV literature XIX veka. Moscow, MGU, 2013, 272 p.

3. Novich I. S. MolodoV Gercen [Young Herzen]. Moscow, Sovetskif pisateF, 1980, 384 p.

4. Gercen A. I. Sobranie sochinenif: v 301. T. 1. [Collected works in 30 volumes. Vol. 1.]. Moscow, AN SSSR, 1954.

5. Belinskif V. G. Polnoe sobranie sochinenif: v 13 t. T. 4. [Complete works in 13 volumes. Volume 4]. Moscow, AN SSSR, 1954, p. 146.

© А. Э. Еремеев, 2016

Автор статьи: Александр Эммануилович Еремеев, доктор филологических наук, профессор, ректор Омской гуманитарной академии, e-mail: nou_ogu@mail.ru

Рецензенты:

Е. А. Акелькина, доктор филологических наук, профессор, руководитель Омского регионального научно-исследовательского Центра изучения творчества Ф. М. Достоевского.

Е. В. Киричук, доктор филологических наук, профессор кафедры русской и зарубежной литературы, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского.

УДК 821.161.1 DOI 10.17238^п1998-5320.2016.26.13

Г. В. Косяков,

Омский государственный педагогический университет

МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ПРИРОДА БИБЛЕЙСКИХ СРАВНЕНИЙ В ЛИРИКЕ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА

Статья посвящена изучению библейских сравнений в лирике М. Ю. Лермонтова. В ходе исследования выявлено, что библейские сравнения и метафоры в лирике Лермонтова играют важную структурообразующую роль, оформляя хронотоп текста, реализуя модель восхождения от физического к метафизическому.

Ключевые слова: сравнение, метафора, художественная картина мира, романтизм, религиозность, метафизика.

В современной науке проблема изучения имманентной религиозности творчества М. Ю. Лермонтова является одной из актуальных. Данная проблема была поставлена ещё дореволюционными исследователями,

которые стремились выявить не только особенности религиозных представлений русского романтика, но и художественные формы её воплощения. С. В. Шувалов заключал: «<...> религия Лермонтова, как показывает его творчество, остаётся, от начала и до конца, прямым выражением того, что он видел своим духовным зрением, - непосредственным знанием о душе и о Боге» [1, с. 162].

Сравнение в лирике Лермонтова выполняет различные художественные функции. Так, благодаря сравнениям, в лирике поэта создаются зримые, конкретные и динамичные художественные образы, например:

Рассыпались в широком поле, Как пчёлы, с гиком казаки [2, с. 500]. «Валерик»(1840)

Сравнения также вводят этические ценности (любовь, надежда, вольность, покой), этическую оценку, выражая авторское отношение к адресату, к изображаемым событиям:

В глазах - как на небе светло, В душе её темно, как в море! [2, с. 495] «К портрету» (1840)

Сравнения в лирике Лермонтова вводят как сатирические оценки, так и трагические сентенции, философские обобщения. Частотным в лирике русского романтика является сравнение, основанное на сближении человека и явлений природного мира. Сравнения в единстве с метафорами и олицетворениями участвуют в создании развёрнутого художественного образа:

Над морем он, нахмурясь, тихо дремлет,

Как великан, склонившись над щитом [2, с. 463].

«Памяти А. И. О<доевско>го» (1839)

Сравнения в лирике Лермонтова также раскрывают особенности других культур, участвуют в формировании межкультурного диалога: «И прыгал, как барс, поражённый стрелой. » («Три пальмы», 1839).

Религиозные сравнения, аллегории, метафоры и символы в художественном произведении помогают включить его в многовековую христианскую традицию, оформить этико-философский подтекст, раскрыть имманентную религиозность автора. Наряду с этим образы, восходящие к текстам Священного Писания, могут играть важную роль в создании хронотопа художественного произведения, в оформлении онтологической горизонтали и вертикали, в восхождении от физического к метафизическому. В. Котельников так определяет восхождение верующего человека от физического к метафизическому: «Мистическое пространство абсолютно и находится по ту сторону времени, физической протяжённости и качественности» [3, с. 13].

Религиозные сравнения возникают в ранней лирике Лермонтова, однако они носят достаточно условный характер: «Живу - как неба властелин» («Пусть я кого-нибудь люблю.», 1831). В такие сравнения включены образы божества, небес, «ангела казни», «чистого ангела», «ангела нежного», демона в контексте развития тем одиночества, несчастной юношеской любви. Уже в ранней лирике поэта развёрнутые сравнения построены на основе религиозного восхождения от земного и настоящего к метафизическому:

Но слаще встретить средь моленья Её слезу очам моим: Так, зря спасителя мученья, Невинный плакал херувим [2, с. 13].

В лирике русского романтика «сладость», как и в православной гимнографии, соотнесена с предвкушением райского блаженства. Любовный сюжет принимает религиозный характер. Лирический герой откликается на молитву женщины, он становится сопричастным ей, духовно преображаясь.

В поздней лирике Лермонтова религиозные сравнения, во-первых, преодолевают условность, во-вторых, в большей степени раскрывают основы православного миросозерцания. Религиозные сравнения выражают стремление лирического героя к обретению полноты миросозерцания.

Датировка послания Лермонтова «Расписку просишь ты, гусар.» (1838?), обращённого к А. Л. Потапову, не установлена. Образный ряд гусарских кутежей («запах винный», «грязная свобода», «в пророки избрала») сближает лирический текст с произведениями, созданными в период 1832-1838 гг.: «Гусар», «Юнкерская молитва», «На серебряные шпоры», <К портрету старого гусара>, <К Н. И. Бухарову>. Для данных произведений характерны пародийность и ироничность, бурлескная поэтизация чувственных радостей жизни, скрывающих глубокую тоску лирического героя. По убеждению Н. Котляревского, во многих произведениях этого периода «буйная весёлость» скрывает «душевную усталость» [4, с. 136].

Первая часть послания Лермонтова представляет собой непосредственное обращение к лирическому адресату, проникнутое сатирой и иронией. О. В. Сахарова подчёркивает: «В шутливо ироническом контексте произведения автор, поэт-творец, пророк (Poeta vates) и адресат, поэт-ремесленник (Poeta faber) противопоставлены друг другу» [5, с. 415]. Данную оппозицию усиливает образ людей, соотнесённый с толпой, которая в творчестве Лермонтова враждебна гению. Если для автора лирический адресат - это гусар, то для неразборчивых «людей» - он поэт. Образность первой и второй строфы контрастна, соединяя несоединимое - низменное, бытовое («бордель», «отвратительный предмет») и возвышенное, связанное с духовными переживаниями и творчеством, но в образном контексте послания приобретающее иронический смысл («в пророки», «тронешь ты жезлом волшебным», «звучат ключом целебным»).

В послании Лермонтова образ «покрова обманчивого», соотнесённый с лирическим адресатом, также становится контрастным. Символ покрова широко представлен в текстах Священного Писания, где он соотнесён с охранительной божественной силой, спасающей праведника: «Простёр облако в покров им... » (Пс. 104: 39). Символ покрова оформляет границу между профанным и сакральным мирами: «А не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего» (2 Кор. 3: 13).

Данный символ в русской романтической поэзии также оформляет охранительный и пороговый хронотопы. В лирике В. А. Жуковского образ покрова наделяется глубоким религиозным смыслом, усиливая упование на бессмертие, обретение духовной свободы и универсальности: «На кончину Ея Величества королевы Виртембергской...» (1819), «Лалла Рук» (1821), «Ночь» (1823). В поэзии Ф. И. Тютчева покров - это хрупкая грань, отделяющая космос от хаоса, человека от бездны: «День и ночь» (не позднее нач. 1839). В послании Лермонтова образ покрова в большей степени связан с художественной гносеологией, утверждая идеалистическое отношение к жизни, которого лишён лирический адресат.

Лирический сюжет послания Лермонтова представляет собой восхождение от бытового и бездуховного к метафизическому. В первой и второй строфах со сферой субстанционального соотнесены метафоры. Подлинный прорыв в сферу метафизического осуществляется благодаря развёрнутому сравнению творчества с библейским чудом, откровением Бога. Если первая и вторая строфы связаны с настоящим временем, бытом, то третья строфа обращает к бытийному, к Священной истории, к вечному. Третья строфа являет собой абсолютный идеал пророческого служения, сопричастности животворной силе Бога. Обращение к библейскому источнику сопровождается его художественной рецепцией. В произведении Лермонтова чудо по воле Бога творит не Моисей, а Аарон:

«И собрали Моисей и Аарон народ к скале, и сказал он им: послушайте, непокорные, разве нам из этой скалы извести для вас воду? И поднял Моисей руку свою и ударил в скалу жезлом своим дважды, и потекло много воды, и пило общество и скот его» (Числ. 20: 10-12).

Так некогда в степи безводной Премудрый пастырь Аарон Услышал плач и вопль народный И жезл священный поднял он. И на челе его угрюмом Надежды луч блеснул живой

[2, с. 563-564].

Как мы видим, русский поэт вводит в образность своего произведения многие детали библейского источника, прибегая к контаминации нескольких сюжетов. С Аароном, как и с Моисеем, в Библии связан ряд знамений и откровений Бога: «На другой день вошёл Моисей (и Аарон) в скинию откровения, и вот, жезл Ааронов, от дома Левиина, расцвёл, пустил почки, дал цвет и принес минда-ли» (Числ. 17: 8). Образ Аарона становится обобщённым образом библейского пророка. Портретная характеристика Аарона «на челе его угрюмом» созвучна портретным деталям аскета в стихотворении Лермонтова «Пророк» (1841), ср.: «Как он угрюм, и худ, и беден.». Образ Аарона чётко

противопоставлен лирическому адресату и служит исповедальной проекцией и отражением авторского сознания. При этом образ «людей» из второй строфы получает развитие, трансформируясь в «плач и вопль народный».

Поэтика третьей строфы характеризуется торжественностью, но лишена оттенка архаики. Ранее введённые образы получают качественно новое звучание: «жезл волшебный», соотнесённый с поэтическим творчеством, преображается в «жезл священный». Лермонтов подчёркивает не столько внешние проявления чуда, сколько духовное преображение пророка: «Надежды луч блеснул живой...». В поэзии русского романтика эпитет «живой» становится постоянным и магистральным, раскрывая сопричастность духовному, бессмертному, универсальному, божественному: «живую душу» («1830 год. Июля 15-го»); «без слов, но живой» («Ангел», 1831); «дум его живых» (<А. Г. Хомутовой>, 1838); «созвучье слов живых» («Молитва» («В минуту жизни трудную.»), 1839); «живые эти речи» («Из-под таинственной холодной полумаски.», 1841). Данный эпитет раскрывает проявление животворящих интенций бессмертной души в мысли и слове. В послании Лермонтова эпитет включён в состав метафоры, раскрывающей рождение чуда: «Надежды луч блеснул живой». В православной культуре надежда и вера человека служат преддверием установления благодатного единства человека и Бога. Световая символика («луч») в православной культуре отображает откровения ипостасей Бога, Царствия Небесного, святость и праведность.

Чудо, совершаемое Аароном по воле Творца, - это победа бессмертного духа, божественной силы над смертью, небытием, семантика которых доминирует в художественных определениях, характеризующих природу и человека: «в степи безводной», «камень он немой». Автор, сталкивающийся с проявлениями зла, косности, извращённого проявления богоподобного дара слова, также находится в сфере духовной смерти, из которой, как из бездны, он восходит благодаря обращению к Библии:

И брызнул ключ с приветным шумом

Новорождённою струёй [2, с. 564].

Чудо в послании Лермонтова служит символическим подобием таинства творения мироздания, преображения не только внешнего мира, но и души человека. В изображении чуда русский романтик соединяет художественные детали, связанные со сферами света и воды. Вода в текстах Священного Писания - это и карающая, и очистительная сила: «<.> и пусть окропит чистый нечистого в третий и седьмой день, и очистит его в седьмой день; и вымоет он одежды свои, и омоет тело своё водою, и к вечеру будет чист» (Числ. 19: 19). Воды, по замечанию М. Элиаде, «предстают одновременно как очищающие и регенерирующие силы» [6, с. 84]. В лирике Лермонтова символика воды участвует в формировании пейзажа души, в раскрытии её динамики, красоты: «Источник страсти есть во мне.» («Поток», 1830-1831). В изображении чуда значимую роль играет и акустическая образность для формирования целостного представления.

Библейская образность в послании Лермонтова раскрывает таинство вдохновения, так как истинный поэт и пророк в художественном мире русского романтика - это носители творящей силы божественного Логоса. Вдохновение - это откровение бессмертной души, чувствующей благодатную связь с Творцом.

В стихотворении «Поэт» (1835), композиция которого основана на развёрнутом сравнении, поэтическое творчество соотносится с таинством сотворения мироздания Богом: «Твой стих, как божий дух, носился над толпой.». Данное сравнение имеет библейские истоки: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.» (Быт. 1: 2). Благодаря сравнению проясняется метафизическая природа творчества как богоподобной силы.

В послании Лермонтова «Ребёнка милого рожденье.» (1839), пожелания в котором близки молитвенным прошениям, сравнение оформляет этико-религиозный идеал:

Да будет дух его спокоен

И в правде твёрд, как божий херувим [2, с. 450].

Лирический герой, предвосхищая будущее ребёнка, своими пожеланиями стремится защитить его от различных форм зла. В этой связи для лирического героя важен духовный покой как полнота, целостность, отстранение от форм духовного зла («ни славы жадных дум») и социального зла («ложный мира шум»), страстей («мук любви») и болезненной рефлексии («не ищет он причины»). Если с духовным идеалом соотнесена тишина, то со сферой зла - шум, дисгармония.

В художественной антропологии Лермонтова дух - это бессмертная основа внутреннего мира человека, божественный источник жизни. Сравнение духа с херувимом в лирическом контексте обращает не только к религиозному представлению о Царствии Небесном, но и об утраченном человеком рае. Именно херувима Бог поставил на страже рая, изгнав из него Адама и Еву: «И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни» (Быт. 3: 24). В ранней лирике Лермонтова образы «залётного херувима», соотнесённого с Логосом («гласом»), и «демонов» раскрывают конликтность души лирического героя, переживающего чувство неразделённой любви («К себе», 1830-1831).

Лирический герой соотносит этический идеал с духовной чистотой человека, обретающего внутренний рай, что созвучно многовековым традициям православия: «Душою бел и сердцем невредим!». Знаменательна композиция лирического текста: зачин соотнесён с рождением ребёнка, а финал не только с выходом «из светской тины», но и на более глубинном уровне - уходом из жизни. Композиция произведения созвучна композиции раннего стихотворения «Ангел» (1831), раскрывает религиозное представление о том, что человек должен сохранить незамутнённым свой бессмертный дух. Охраняя ребёнка своими молитвенными прошениями, лирический герой сам духовно просветляется.

В «Молитве» («В минуту жизни трудную.», 1839) Лермонтова сравнение раскрывает сошествие благодати, духовное преображение лирического героя:

С души как бремя скатится, Сомненье далеко -И верится, и плачется, И так легко, легко. [2, с. 457].

Образ бремени в текстах Священного Писания является многогранным, знаменуя, во-первых, жизненные испытания и страдания человека, во-вторых, зависимость человека от внешних обстоятельств, в-третьих, грехи, которые тяготят человеческую душу, косные, лицемерные убеждения: «Посему и мы, имея вокруг себя такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех, с терпением будем проходить предлежащее нам поприще» (Евр. 12: 1-2). В литературной «молитве» зачин раскрывает прежде всего духовное бремя лирического героя, стремящегося от него освободиться: «В минуту жизни трудную.». В первой строфе возникает образ внутренней тесноты. В литературной «молитве» находит воплощение одна из ключевых ценностных антитез лирики Лермонтова: противопоставление веры, соотнесённой с пафосом утверждения («сила благодатная», «непонятная», «верится»), и отрицания, сомнения, связанных с разумом («сомненье»). Лирический герой в молитвенном предстоянии обретает духовную полноту и свободу от бремени рефлексии, разума. Микрокосмос его души расширяется, преодолевая сковывавшие его внешние и внутренние барьеры.

В балладе Лермонтова «Тамара» (1841) героиня сравнивается с антитетичными силами добра и зла:

Прекрасна, как ангел небесный, Как демон, коварна и зла [2, с. 535].

В лирике Лермонтова образы ангела, рая контрастно соотносятся с демонами, адом и достаточно часто включаются в один образный ряд: «Как ангел средь отверженных, меж туч.» («Склонись ко мне, красавец молодой!..», 1832); «Ты для меня была, как счастье рая.» («Измученный тоскою и недугом.», 1832). Такие сравнения приобретают характер антитез. Образы ангела и демона раскрывают духовную конфликтность лирического героя, его одиночество и бесприютность среди людей: «Как демон мой, я зла избранник.» («Я не для ангелов и рая.», 1831).

В текстах Священного Писания природа Ангела, в сравнении с природой человека, по своим свойствам более совершенна, хотя и ограничена [7, с. 73-75]. В Царствии Небесном он славит Творца, осуществляет роль вестника, сопровождает таинства откровения Бога, вершит по Его воле суд над земным миром и человеком: «И увидел я другого Ангела, летящего по середине неба, который имел вечное Евангелие, чтобы благовествовать живущим на земле и всякому племени и колену, и языку, и народу» (Отк. 14: 6). В народнопоэтических представлениях, в апокрифах ангел-хранитель ограждает человека от искушений зла в земной жизни и защищает его во время загробных мытарств («Хождение Богородицы по мукам»). В художественной картине мира Лермонтова ангел сопутствует душе в преддверии её земного воплощения («Ангел», 1831) и принимает её после физической кончины («Молитва» («Я, Матерь Божия. », 1837)).

Болезненная рефлексия, отрицание, гордыня, одиночество, духовная мертвенность, смятение -всё это сфокусировано в образе демона в творчестве русского романтика, который, как и образ ангела, является в нём магистральным и восходит к библейским религиозным истокам: «Он отвечал: если кого мучит демон или злой дух» (Товит. 6: 8). В балладе «Демон» страстная и инфернальная сила героини позволяет человеку пережить не только апогей чувственной жизни, но и смерть. С героиней соотнесена образность мрака, смерти («во мгле», «мрачный евнух», «тризну больших похорон») и охранительной сферы, рая («огонёк золотой», «голос невидимой пери», «сладко тот голос звучал»).

Образ Тамары символичен: в нём нашли отражение мифопоэтические верования в то, что смерть зацеловывает человека, легенды о Клеопатре, грузинский фольклор. Образ Тамары близок образу русалки в лирике Лермонтова. В художественном мире Лермонтова обретение полноты жизни в сфере Эроса служит лишь преддверием абсолютного идеала полноты жизни. В балладах Лермонтова «Русалка», «Морская царевна» чувственный идеал недостижим: эротическая образность в этих балладах сопряжена с танатологической.

В стихотворении Лермонтова «Пророк» сравнение вводит евангельский идеал аскетического служения человека Богу:

И вот в пустыне я живу,

Как птицы, даром божьей пищи [2, с. 547].

Данное сравнение восходит к проповедям Иисуса Христа: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (Мтф. 6: 26). С образами птиц, гнезда в текстах Священного Писания соотносится Царствие Небесное: «<.> сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья» (Лук. 13: 34). Пророк в произведении Лермонтова уже в земном мире сопричастен Царствию Небесному, раю, живя в физическом мире и метафизическом.

В лирике Лермонтова сравнение человека с птицей акцентирует этическую ценность воли, стремление к духовному освобождению:

И, как божии птички, вдвоём

Мы в широкое поле порхнём [2, с. 486].

«Соседка»(1840)

Благодаря данному сравнению резко изменяется хронотоп текста: топос темницы, клетки в настоящем сменяется желанным природным простором.

Итак, в ходе исследования выявлено, что библейские сравнения и метафоры в лирике Лермонтова играют важную структурообразующую роль, оформляя хронотоп текста, реализуя модель восхождения от физического к метафизическому. В работе раскрывается религиозная содержательность сравнений и метафор Лермонтова, связанная с представлениями о божественном сотворении мира, о благодати, о Логосе, об охранительном покрове, о пророческой силе поэтического творчества. Сравнения в творчестве русского поэта раскрывают образные представления об этических ценностях веры, надежды, любви, свободы и покоя. Статья вносит определённый вклад в изучение художественной онтологии русского романтика, его философичности и религиозности. Наряду с религиозными основаниями художественной картины мира Лермонтова, в статье выявляются особенности его индивидуального мифотворчества в освоении архаических антитез живого и мёртвого, ангельского и демонического, в художественной обработке мифологем мировых стихий, прежде всего огненной и водной.

Библиографический список

1. Шувалов, С. В. Религия Лермонтова / С. В. Шувалов // Венок М. Ю. Лермонтова. Юбилейный сборник. - М.-Пг. : Издание т-ва «В. В. Думнов, Наследники бр. Салаевых», 1914. - 384 с.

2. Лермонтов, М. Ю. Собр. соч. : В 4 т. / М. Ю. Лермонтов. - М.-Л. : Изд-во АН СССР, 1958. - Т. 1. - 756 с.

3. Котельников, В. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной / В. Котельников. - М. : Прогресс-Плеяда, 2002. - 384 с.

4. Котляревский, Н. Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения. - Пг. : Типография М. М. Стасюлевича, 1915. - 432 с.

5. Сахарова, О. В. Расписку просишь ты, гусар. / О. В. Сахарова // М. Ю. Лермонтов. Энциклопедический словарь. - М. : Индрик, 2014. - С. 414-415.

6. Элиаде, М. Священное и мирское / М. Элиаде. - М. : Издательство Московского университета, 1994. - 144 с.

7. Христианство: Энциклопедический словарь: В 3 т. / гл. ред. С. С. Аверинцев. - М. : Большая Российская энциклопедия, 1993. - Т. 1. - 863 с.

8. Еремеев, А. Э. Феномен философской прозы и методология её изучения / А. Э. Еремеев // Литературоведение на пороге XXI века : материалы междунар. конференции; отв. ред. П. А. Николаев. - 1998. - С. 164-169.

G. V. Kosyakov, Omsk State Pedagogical University

METAPHYSICAL NATURE OF BIBLICAI SIMILES IN THE LYRICS

OF M. Y. LERMONTOV

The article studies the biblical similes in the lyrics of M. Y. Lermontov. The aim of the article is to identify artistic functions of the similes in the lyrics of Russian romanticist. The research is accomplished by relying on historic-genetic, cultural-historical and comparative methods, as well as method of holistic analysis. The article has a synergetic focus, synthesizing academic approaches of literally studies, linguistics, cultural studies and philosophy. The research analyzes the Lermontov's lyrical texts of diverse genres, created both in the early period of his work («Ye I Love Someone.», 1831), and in the later period of his life («The Birth of Honey Child.», 1839; «Tamara», 1841; «The Prophet», 1841).

The research reveals that biblical similes and metaphors in Lermontov's lyrics play an important structure-forming role, shaping the chronotopos of the text, implementing the model of ascension from physical to metaphysical world. The article discloses the religious depth of similes and metaphors of Lermontov, connected with the ideas of the divine creation of the world, of grace, of the Logos, of the protecting veil and of the prophetical power of poetry. Similes in the oeuvre of Russian poet reveal imaginative ideas of moral values of the faith, hope, love, freedom and peace. The article contributes to the studies of artistic ontology of Russian romanticist, his philosophical aspect and religiosity. Along with the religious foundations of Lermontov's worldview, the article reveals the peculiarities of his individual mythopoetry in exploration of archaic antithesis of live and dead, angelic and demonic, in artistic exploration of mythologems of world elements, first of all the fire and the water.

Keywords: simile, metaphor, artistic worldview, romanticism, religiosity, metaphysics.

References

1. Shuvalov S. V. Religious of Lermontov. Venok Lermontovu. Jubilejnyi sbornik. Moscow, Petrograd, 1914, 384 p.

2. Lermontov M. Y. Sobranije sochinenii: v 4 t. [Complete Works: in 4 vol.]. Moscow, Leningrad, 1958, vol. I, 756 p.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

3. Kotelynikov V. Pravoslavnye podizniki i russkaja literatura. Na puti k Optinoi [Orthodox Saints and Russian Literature. On the Way to Optina]. Moscow, 2002, 384 p.

4. Kotlyarevskiy N. Mikhail Yuryevich Lermontov. Lichnost poeta i ego proizvedenija [Mikhail Yuryevich Lermontov. Personality of the Poet and His Works]. Petrograd, 1915, 432 p.

5. Sakharova O. V. «You Ask, Hussar, to Issue a Receipt.». M. Y. Lermontov. Encyclopedia. Moscow, 2014, pp. 414-415.

6. Eliade M. Svjashennoye i mirscoye [Sacred and Worldly]. Moscow, 1994, 144 p.

7. Christianstvo: Encyclopedia: v 3 t. [Christianity: Encyclopedia: in 3 vol.]. Moscow, 1993, vol. I, 863 p.

8. Eremeev A. E. The phenomenon of the philosophical prose and the methodology of its study. Leeteraturove-denie naporogeXXI veka: materialy" mezhdunar. konferentcii. Ed. by Nicolaev P. A. 1998, p. 164-169.

© Г. В. Косяков, 2016

Автор статьи: Геннадий Викторович Косяков, доктор филологических наук, профессор, проректор по учебной работе, Омский государственный педагогический университет, e-mail: gen777kos@mail.ru

Рецензенты:

А. Э. Еремеев, доктор филологических наук, профессор, ректор Омской гуманитарной академии.

Е. В. Киричук, доктор филологических наук, профессор кафедры русской и зарубежной литературы, Омский

государственный университет им. Ф. М. Достоевского.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.