CC BY
161
УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2016. № 2 (47). С. 208-215.
УДК 343.13
МЕРЫ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРИНУЖДЕНИЯ ИМУЩЕСТВЕННОГО ХАРАКТЕРА В РОССИИ И КАЗАХСТАНЕ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ
MEASURES OF CRIMINAL PROCEDURE COERCION OF PROPERTY CHARACTER IN RUSSIA AND KAZAKHSTAN: COMPARATIVE ANALYSIS
В. А. АЗАРОВ, Н. С. КАШТАНОВА (V. A. AZAROV, N. S. KASHTANOVA)
Исследуется применение мер процессуального принуждения имущественного характера в России и Казахстане. Отмечается целесообразность отдельной регламентации исчерпывающего перечня мер процессуального принуждения имущественного характера в Уголовно-процессуальных кодексах вышеуказанных государств и официального разъяснения данной категории в специальной уголовно-процессуальной норме-дефиниции.
Ключевые слова: государственное принуждение; уголовно-процессуальное принуждение; меры пресечения; цели уголовного судопроизводства; задачи уголовного судопроизводства; применение и избрание мер пресечения.
The measures of remedial compulsion of property character borrow(occupy) one of the central places in system of measures of criminal-remedial compulsion. The application of the given measures most corresponds(meets) to socio economic policy(politics) of Russia and Kazakhstan. In our opinion, would be expedient in the criminal-remedial codes of the above-stated states to regulate the settling(exhausting) list of measures of remedial compulsion of property character and to give an official explanation of the given category in special criminal-remedial norm - term.
Key words: state coercion; criminal procedure coercion; measures of restraint; purposes of criminal legal proceedings; problem of criminal legal proceedings; application and election of measures of restraint.
В системе мер уголовно-процессуального принуждения (а в целом, если брать шире, мер государственного принуждения), как представляется, центральное место должны занимать меры процессуального принуждения имущественного характера. В основном законе нескольких стран сказано, что никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда, а принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения [1]. В Конституции РФ также отмечено: «Каждый вправе иметь
© Азаров В. А., Каштанова Н. С., 2016
имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами» [2]. Уме -стно в этой связи отметить, что, скажем, ч. 1 ст. 26 Конституции Казахстана гласит: «Граждане Республики Казахстан могут иметь в частной собственности любое законно приобретенное имущество». Соответственно, новые социально-экономические отношения актуализируют необходимость укрепления затронутых правовых институтов. В первую очередь это относится к уголовно-процессуальным нормам, которые ограничивают имущественные права и интересы граждан.
В соответствии с ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации «права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом лишь в той мере, в какой это необходимо для защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Аналогичная норма закреплена также и в ст. 39 Конституции Республики Казахстан.
Здесь важно заметить, что в теории уголовного процесса комплексно и подробно, в системе не рассматривались меры процессуального принуждения имущественного характера. В научной литературе некоторые авторы лишь попутно обращались только к мерам пресечения имущественного характера.
Вместе с тем, как отмечает Н. А. Колоколов, «правоприменительная практика свидетельствует, что в стадии предварительного расследования мера пресечения избирается в отношении 100 % обвиняемых. Однако на практике используются лишь два вида уголовно-процессуального принуждения: до 38 % обвиняемых арестовывается, в отношении остальных ограничиваются подпиской о невыезде. Доля иных мер пресечения редко превышает 1-3 %. В основном это - залог, реже - личное поручительство» [3].
В этой связи заслуживает внимания точка зрения В. В. Коряковцева, который отмечал: «По данным Министерства юстиции РФ, ежегодно в нашей стране арестовывается до 600 000 человек. Спустя 4-6 месяцев освобождается каждый четвертый либо в силу назначения наказания, не связанного с лишением свободы, либо вследствие замены ареста на более мягкую меру пресечения. В свою очередь, из общего числа оправданных российскими судами в 1999 г. (4 890 чел.) 944 подсудимых были оправданы с освобождением из-под стражи. Приведенные цифры вряд ли позволяют говорить о том, что в четверти случаев аресты необоснованны, а тем более незаконны. Но то, что к осени 1999 г. из 1 млн 36 тыс. осужденных, находящихся в местах лишения свободы, например, лиц со сроком наказания до 3 лет было 180 тыс., лишний раз подтверждает необходимость более широкого применения имущественных и иных мер пресечения, которые не связаны
с ограничением свободы, в первую очередь, залога» [4]. С аргументацией и оценками автора нельзя не согласиться.
Меры государственного принуждения в уголовном судопроизводстве, на наш взгляд, соотносятся с мерами процессуального принуждения имущественного характера как общее и частное. Поэтому считаем уместным, прежде чем обозначить цели изучаемых нами мер, вспомнить, как трактуют известные правоведы цели государственного принуждения в уголовно-процессуальном производстве. Для этого прежде соотнесем признаки государственного принуждения в уголовном судопроизводстве с признаками, присущими мерам процессуального принуждения имущественного характера, поскольку рассматриваемые меры принуждения достигают поставленных целей путем решения задач уголовного судопроизводства, обладая при этом некоторыми специфическими признаками.
Ф. М. Кудин выделяет пять признаков государственно-правового принуждения [5]. Считаем, что эти признаки в полном объеме содержатся и в уголовно-процессуальном принуждении. Этому свидетельство, например, мнение Г. Ф. Горского, Л. Д. Кокорева, П. С. Элькинд в учебном пособии «Проблемы доказывания в советском уголовном процессе», где отмечается: «Уголовно-процессуальное принуждение может выражаться в физическом, материальном, психологическом или моральном воздействии государственного органа на то или иное лицо, участвующее в судопроизводстве». Закономерно в данном контексте то, что меры уголовно-процессуального принуждения имеют государственно-властный характер.
По мнению З. З. Зинатуллина, если «тот или иной участник противится и свои уголовно-процессуальные обязанности не выполняет, появляются основания для применения уголовно-процессуального принуждения» [6]. То есть в случае когда метод убеждения не приносит положительных результатов, на субъектов уголовного судопроизводства могут быть наложены некоторые ограничения, предусмотренные Основным законом. Как отмечает З. Ф. Коврига, «убеждение обеспечивает господство общественных интересов над индивидуалистическими устремлениями, ведет к ослаблению или устра-
нению мотивов правонарушений и позволяет человеку без значительных волевых усилий контролировать свои поступки и автоматически соблюдать установленные законом и моралью нормы поведения. В результате воздействия мер убеждения соблюдение правил поведения превращается в стойкую привычку» [7].
Но, надо заметить, являясь разновидностью государственного, процессуальное принуждение в уголовном судопроизводстве должно быть наделено также и некоторыми специфическими чертами, поскольку приме -нение мер процессуального принуждения допустимо только при возникновении различных правоотношений именно между участниками уголовного судопроизводства. В частности, например, В. С. Чистякова обозначила семь отличительных признаков уголовно-процессуального принуждения, выделяющих его из государственного и других видов принуждения [8]. По нашему мнению, предложенный автором перечень является исчерпывающим, так как он наиболее полно вобрал в себя элементы, детально характеризующие меры уголовно-процессуального принуждения в целом и отличающие их от других видов государственного принуждения.
С этих позиций перейдем к рассмотрению признаков мер процессуального принуждения имущественного характера. В уголовно-процессуальном законодательстве Российской Федерации и Республики Казахстан, как и в юридической литературе, термин «меры процессуального принуждения имущественного характера» не используется и не применяется. По этой причине, мы самостоятельно попытаемся выявить признаки интересующих нас мер процессуального принуждения. Но прежде вспомним, что данные меры слагаются, главным образом, из мер пресечения и иных мер процессуального принуждения, в общей сложности составляющих меры уголовно-процессуального принуждения. Поэтому мы полагаем, что признаки мер процессуального принуждения имущественного характера, в основе совпадают с признаками государственного принуждения в уголовном судопроизводстве. Но вместе с тем, как представляется, они ещё должны быть наделены и рядом специфических черт, поскольку, как мы думаем, следует причис-
лить данные меры к отдельной группе мер уголовно-процессуального принуждения. Но об этом несколько позже.
А пока обратим внимание на цели мер процессуального принуждения имущественного характера, которые также, на наш взгляд, следует рассматривать через призму целей всего уголовно-процессуального принуждения. Вместе с тем проведенный анализ юридической литературы свидетельствует о том, что меры принуждения как правовой институт появились с формированием уголовного процесса, и это понятие неразрывно связано с публично-правовой природой данной процессуальной отрасли. Поэтому вполне справедливо, что цели процессуальных мер принуждения диктуются целями всего уголовного судопроизводства. Заметим лишь, что меры уголовно-процессуального принуждения всё же могут применяться к определенному ряду лиц - участников уголовного судопроизводства. Так, например ч. 2 ст. 111 УПК РФ гласит: «В случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, дознаватель, следователь или суд вправе применить к потерпевшему, свидетелю и другим участникам уголовного судопроизводства следующие меры процессуального принуждения: обязательство о явке, привод, денежное взыскание». Аналогичная норма содержится также и в казахстанском уголовно-процессуальном законодательстве [9]. Подобное разграничение, т. е. применение мер процессуального принуждения к обвиняемым, подозреваемым, подсудимым либо иным участникам уголовного судопроизводства связано с тем, что законодатель предусмотрел и отдельно ранжировал меры пресечения и иные меры процессуального принуждения.
Термин «меры пресечения», как мы помним, зародился в 1864 г. вследствие сокращения дефиниции «меры пресечения обвиняемому способов уклониться от следствия и суда», который применялся в Уставе уголовного судопроизводства Российской Империи. «Мерами пресечения в уголовном процессе традиционно называются предусмотренные законом средства воздействия на обвиняемого или подозреваемого, заключающиеся в лишении или ограничении его свободы, угрозе имущественных потерь или установлении за этими лицами присмотра»
[10]. К мерам пресечения и российский, и казахстанский законодатель относит семь видов принуждения, одинаковых по целям, но имеющих некоторые отличия по наименованию и процедуре избрания. В соответствии со ст. 98 УПК РФ мерами пресечения являются: подписка о невыезде; личное поручительство; наблюдение командования воинской части; присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым; залог; домашний арест; заключение под стражу. Статья 137 УПК РК содержит следующий перечень мер пресечения: подписка о невыезде и надлежащем поведении; личное поручительство; передача военнослужащего под наблюдение командования воинской части; отдача несовершеннолетнего под присмотр; залог; домашний арест; содержание под стражей.
Общие цели мер пресечения - предупреждение потенциальной возможности совершения подозреваемым или обвиняемым каких-либо противоправных действий, препятствующих расследованию по уголовному делу. Эти цели вытекают из ст. 97 УПК РФ и ст. 136 УПК РК. Российская редакция определяет: «Дознаватель, следователь, а также суд в пределах предоставленных им полномочий вправе избрать обвиняемому, подозреваемому одну из мер пресечения, предусмотренных настоящим Кодексом, при наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый, подозреваемый: 1) скроется от дознания, предварительного следствия или суда; 2) может продолжать заниматься преступной деятельностью; 3) может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства либо иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу. Мера пресечения может избираться также для обеспечения исполнения приговора». Содержание аналогичной казахстанской уголовно-процессуальной нормы представлено следующим образом: «При наличии достаточных оснований полагать, что подозреваемый, обвиняемый скроются от органов уголовного преследования или суда либо воспрепятствуют объективному расследованию дела или его разбирательству в суде, либо будут продолжать заниматься преступной деятельностью, а также для обеспечения исполнения приговора, орган,
ведущий уголовный процесс, в пределах своих полномочий вправе применить к этим лицам одну из мер пресечения, предусмотренных статьей 137 настоящего Кодекса» [11]. «Таким образом, в этой законодательной формулировке одновременно содержатся указания и на цели (чтобы не допустить того-то и того-то), и на основания применения мер пресечения («при наличии достаточных данных полагать») [12]. То есть вышеуказанные нормы УПК РФ и УПК РК содержат правовые категории «цели» и «основания», которые служат для определения пределов ограничения конституционных прав и свобод личности. На наш взгляд, в данном случае, эти категории во многом совпадают, предопределяют друг друга, и, возможно, даже являются синонимами. Хотя, согласно определению С. И. Ожегова, «основание - существенный признак, по которому распределяется явление, понятие; причина, достаточный повод, оправдывающий что-нибудь» [13]. А цель, как известно, - «то, к чему стремятся, чего хотят достичь» [14].
Таким образом, меры пресечения согласно ныне действующему уголовно-процессуальному законодательству названных государств имеют свои определенные цели: 1) предотвратить сокрытие обвиняемого или подозреваемого от дознания, предварительного следствия и суда; 2) пресечь дальнейшую преступную деятельность обвиняемого; 3) не допустить со стороны обвиняемого угроз свидетелям, или иным участникам уголовного судопроизводства, а также уничтожение доказательств или иное воспрепятствование производству по делу; 4) обеспечить исполнение приговора.
УПК РСФСР 1960 г. и УПК Казахской СССР 1959 г. содержали, по сути дела, те же самые цели и основания для применения мер пресечения. Содержание ст. 89 «Применение мер пресечения» УПК РСФСР и ст. 63 «Виды мер пресечения и основания их применения» УПК Казахской ССР сводилось к следующему: при наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, или воспрепятствует установлению истины по уголовному делу, или будет заниматься преступной деятельностью, а также для
обеспечения приговора в отношении его может быть применена одна из мер пресечения.
Надо заметить, что цели мер пресечения в соответствии с УПК РФ закреплены в ст. 97 под названием «Основания для избрания меры пресечения», а в новой казахстанской редакции - в ст. 136 УПК РК «Основания для применения мер пресечения». Напрашивается вопрос: почему российский законодатель отказался от существующего ранее понятия «цели применения» и отдал предпочтение определению «цели избрания»?
На наш взгляд, подобная замена терминов обусловлена тем, что законодатель акцентирует внимание именно на адресате мер пресечения, которые могут быть избраны только лишь в отношении подозреваемого либо обвиняемого. В отношении иных участников уголовного судопроизводства ни одна мера пресечения не применима. Вероятно, поэтому в п. 13. ст. 5 УПК РФ предусмотрена совершенно новая дефиниция: «избрание меры пресечения - принятие дознавателем, следователем, а также судом решения о мере пресечения в отношении подозреваемого, обвиняемого».
В этом вопросе определенный интерес представляет мнение Л. Труновой, которая, рассматривая точку зрения Р. Х. Якупова, отмечает: «Нельзя согласиться с позицией Р. Х. Якупова о необходимости различать цели избрания и цели применения меры пресечения. Он считает, что первые должны считаться достигнутыми после выбора конкретной для данной правовой ситуации меры пресечения и её оформления в установленном порядке, то есть знаменуют юридическое начало определенных правоограничений. Вторые цели знаменуют окончание конкретных правоограничений за отпадением в них необходимости. Они соотносятся с первыми как отдаленные цели или мотивы осуществления правоограничений. С нашей точки зрения, цели избрания меры пресечения и цели применения меры пресечения в его изложении являются тождественными» [15]. Мы полностью согласны с мнением ученого. Считаем, что термины «избрание» и «применение» в обсуждаемом контексте тождественны. Как известно, «избрать - взять нужное, предпочитаемое из наличного» [16]. «Применить - осуществить на деле» [17].
Иные меры процессуального принуждения в соответствии со ст. 111 УПК РФ применяются «в целях обеспечения установленного настоящим Кодексом порядка уголовного судопроизводства, надлежащего исполнения приговора». Содержание ст. 155 УПК РК сводится к тому же: «в целях обеспечения предусмотренного настоящим Кодексом порядка расследования, судебного разбирательства по уголовным делам, надлежащего исполнения приговора...». Соответственно, цели мер пресечения и мер принуждения во многом совпадают с целями уголовного судопроизводства и, что, на наш взгляд, естественно, даже в известном сегменте являются их составной частью. В свою очередь, анализ действующего уголовно-процессуального законодательства и Российской Федерации, и Республики Казахстан говорит о том, что специальная правовая норма, прямо посвященная целям уголовного судопроизводства, в обоих кодексах отсутствует, в то время как УПК РСФСР и УПК Казахской ССР определяли цель уголовного процесса как установление виновности и справедливое наказание лица, совершившего преступление, ограждение от неосновательного обвинения невиновного человека и оказание воспитательного воздействия на граждан. Цели уголовного судопроизводства обозначены в ст. 6 Уголов -но-процессуального кодекса Российской Федерации «Назначение уголовного судопроизводства». В словаре по этому поводу сказано: «Назначение - цель, предназначение; область, сфера применения кого-, чего-нибудь» [18]. Профессор Б. Т. Безлепкин по этому поводу заметил: «Иногда данное понятие определяется также через философские категории целей и задач, которые, говоря нарочито упрощенно, означают "то, ради чего". Уголов -ное судопроизводство осуществляется ради защиты прав и законных интересов потерпевших от преступлений и защиты личности от незаконного и необоснованного осуждения, ограничения её прав и свобод» [19]. Исходя из этого, думаем, что в российском законодательстве термин «назначение» вобрал в себя и цели, и задачи уголовного судопроизводства, т. е. сегодня законодателем представлен своего рода некий упрощенный вариант целеполагания. Таким образом, из смысла ст. 6 УПК РФ вытекают следующие
задачи уголовного судопроизводства: защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений; защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения её прав и свобод; уголовное преследование виновных; реабилитация невиновных. «Успешное выполнение задач уголовного процесса, соблюдение всеми его субъектами своих процессуальных обязанностей во многом обеспечивается мерами процессуального принуждения - теми принудительно-правовыми средствами, которые в установленном законном порядке применяются к участвующим в процессе лицам и имеют своей целью предотвратить их противоправные действия и обеспечить надлежащее поведение в ходе производства по уголовному делу» [20]. Соответственно, все меры процессуального принуждения имеют конкретные цели, вытекающие из общих задач судопроизводства. А задачи, как известно, - это пути достижения цели.
В отличие от российского УПК, Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан содержит буквальное законодательное закрепление задач. «Задачами уголовного процесса являются пресечение, беспристрастное, быстрое и полное раскрытие, расследование уголовных правонарушений, изобличение и привлечение к уголовной ответственности лиц, их совершивших, справедливое судебное разбирательство и правильное применение уголовного закона, защита лиц, общества и государства от уголовных правонарушений», - гласит ст. 8 УПК РК. Сравнительно-правовой анализ техники закрепления задач в действующем уголовно-процессуальном законодательстве России и Казахстана показывает, что в УПК РФ в рассматриваемой статье ничего не сказано об обнаружении истины по уголовному делу. По мнению Л. Труновой, «хотя в новом УПК РФ ничего не говорится об установлении истины, эта позиция является неверной» [21]. «Достижение истины в уголовном судопроизводстве означает исследование фактических обстоятельств, в результате которого полученные органами дознания, следствия и судом знания и выводы о событии преступления, виновности лица и других юридически значимых обстоятельств соответствуют
фактам реальной действительности. Установление объективной истины по каждому уголовному делу - условие решения задач уголовного судопроизводства» [22]. Эта цель была предусмотрена и официально закреплена в предыдущих УПК РСФСР и Казахской ССР. Пожалуй, российский законодатель быстрое и полное раскрытие преступлений в полном объеме имеет в виду лишь в ст. 73 УПК РФ. Ведь быстрое и полное раскрытие преступления - это установление в указанные процессуальные сроки события преступления, личности совершившего преступное антиобщественное деяние и иных обстоятельств, входящих в предмет доказывания. И всё же мы считаем, что российский законодатель поступил не слишком мудро и закрепление этой цели в конкретной уголовно-процессуальной норме было бы правильным. С другой стороны, мы полагаем, четкая регламентация в УПК РФ данного тезиса справедливо акцентировала бы внимание должностных лиц, уполномоченных расследовать преступления, именно на их быстром и полном раскрытии, что является непреложным условием неотвратимости ответственности.
Изложенное позволяет сделать вывод о том, что меры уголовно-процессуального принуждения не только способствуют выполнению задач уголовного судопроизводства, способствуя достижению общей цели, но ещё и укрепляют определенные принципы.
А теперь рассмотрим цели мер процессуального принуждения именно имущественного характера. Итак, к процессуальным мерам принуждения имущественного характера относятся: временное отстранение от должности, наложение ареста на имущество, наложение ареста на ценные бумаги, денежное взыскание, личное поручительство и залог.
Т. Г. Морщакова и И. Л. Петрухин высказывали мнение о том, что в праве все цели по своей значимости равновелики и не имеют степеней [23]. Отсюда можно сделать вывод, что интересующие нас меры процессуального принуждения имущественного характера во многом сориентированы на достижение тех же целей, что и меры принуждения в уголовном судопроизводстве.
Тем не менее среди целей мер принуждения, вытекающих из общих целей уголовного судопроизводства, нами вычленяются
частные цели мер процессуального принуждения имущественного характера, которые непосредственно присущи каждому конкретному виду принуждения и требуют самостоятельного рассмотрения.
Сказанное позволяет нам сформулировать следующее определение: «Меры процессуального принуждения имущественного характера - это разновидность государственно-правового принуждения в уголовном судопроизводстве, которое применяется специально на то уполномоченными государственными органами и должностными лицами, в частности, следователем, дознавателем, судьей (составом суда), на основе закрепленных законом принципов, к подозреваемому, обвиняемому, подсудимому, свидетелю, понятому и другим участникам уголовного процесса. Настоящие принудительные меры процессуального принуждения носят имущественный характер и направлены на достижение общих целей уголовного судопроизводства».
Напрашивается вопрос, каков же практический смысл предлагаемого нами определения для органов уголовного преследования, применяющих меры процессуального принуждения имущественного характера? Считаем, что рассматриваемая уголовно-процессуальная дефиниция акцентирует внимание правоприменителя на следующих важных признаках:
1. Меры процессуального принуждения имущественного характера - это разновидность мер государственно-правового (уголовно-процессуального) принуждения. Соответственно, эти меры процессуального принуждения должны применяться в рамках уголовного судопроизводства только компетентными государственными органами, а также должностными лицами, перечень которых официально предусмотрен нормами УПК. К таковым уголовно-процессуальный закон и Российской Федерации, и Республики Казахстан причисляет следователя, дознавателя, судью.
2. Меры процессуального принуждения имущественного характера можно применять не только к обвиняемым (в исключительных случаях к подозреваемым), подсудимым, но и к иным участникам уголовного судопроизводства. По нашему мнению, было бы целесообразным применение такой меры прину-
ждения, например, к свидетелю (либо понятому), как денежное взыскание в случае неявки без уважительных причин к органам предварительного расследования. Очевидно, что меры процессуального принуждения имущественного характера должны иметь четко выраженный персонифицированный характер.
3. Данные меры процессуального принуждения, являясь имущественными, одновременно носят и ограничительный характер. Укрепление института мер принуждения имущественного характера позволяет не ограничивать свободу передвижения граждан, поскольку тогда закон не предполагает лишение свободы лица на стадии предварительного расследования либо в судебных стадиях процесса. А это значит, граждане на определенный период продолжают оставаться носителями социально-значимых функций, поскольку за ними сохраняется личная свобода, предполагающая возможность пребывания на рабочем месте, право на создание и содержание семьи, воспитание и образование детей, общение с другими гражданами и т. п.
4. Применение мер процессуального принуждения имущественного характера сегодня наиболее соответствует социально-экономической политике вышеназванных государств.
Отметим в заключение, что было бы целесообразным в Уголовно-процессуальных кодексах России и Казахстана регламентировать исчерпывающий перечень мер процессуального принуждения имущественного характера и дать официальное разъяснение данной категории в специальной уголовно-процессуальной норме-дефиниции.
1. См., например: Конституция Российской Федерации : принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30 декабря 2008 г. № 6-ФКЗ, от 30 декабря 2008 г. № 7-ФКЗ, от 5 февраля 2014 г. № 2-ФКЗ, от 21 июля 2014 г. № 11-ФКЗ) // СЗ РФ. - 2014. - № 31. - Ст. 4398 (ч. 3 ст. 35) ; Конституция Республики Казахстан : принята на республиканском референдуме 30 августа 1995 г. (с изменениями и дополнениями по состоянию на 2 февраля 2011 г.) // Ведомости Парламента Республики Казахстан. - 1996. - № 4. - Ст. 217 (ч. 3 ст. 26).
2. См.: Конституция Российской Федерации (ч. 2 ст. 35).
3. См.: Колоколов Н. Меры пресечения имущественного характера // Российская юстиция. -1998. - № 12. - С. 41.
4. См.: Коряковцев В. В. Залог как мера пресечения в уголовном процессе Российской Федерации // Правоведение. - 2000. - № 4. -С. 120-121.
5. См.: Кудин Ф. М. Принуждение в уголовном судопроизводстве. - Красноярск, 1985. - С. 7.
6. См.: Зинатуллин З. З. Уголовно-процессуальное принуждение и его эффективность. - Казань, 1981. - С. 8.
7. См.: Коврига З. Ф. Уголовно-процессуальное принуждение. - Воронеж, 1975. - С. 3-4.
8. См.: Чистякова В. С. Законность и обоснованность применения мер уголовно-процессуального принуждения. - М., 1978. - С. 6.
9. См.: Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан от 4 июля 2014 г. № 231-У (с изменениями и дополнениями по состоянию на 24 ноября 2015 г.) // Ведомости Парламента Республики Казахстан. - 2014. -№ 15-11 (2664-11). - Ст. 88 (ч. 2 ст. 155).
10. См.: Безлепкин Б. Т. Комментарий к Уголов-но-процессуальному кодексу Российской Федерации. - М. : ООО «ВИТРЭМ», 2002. -С. 132.
11. Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан (ч. 1 ст. 136).
12. См.: Безлепкин Б. Т. Указ. соч. - С. 132.
13. См.: Ожегов С. И. Словарь русского языка. -М. : Русский язык, 1987. - С. 397.
14. См.: Словарь русского языка : в 4 т. / АН СССР ; Институт русского языка ; под ред.
A. П. Евгеньевой. - 2-е изд., испр. и доп. -М. : Русский язык, 1981-1984. - Т. 4 : С-Я. -1984. - С. 638.
15. См.: Трунова Л. Меры пресечения в уголовном процессе: ответственность за их несоблюдение // Уголовное право. - 2003. - № 1. -С. 76-77.
16. См.: Ожегов С. И. Указ. соч. - С. 94, 207.
17. См.: Там же. - С. 514.
18. См.: Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений // Российская академия наук ; Институт русского языка им.
B. В. Виноградова. - 4-е изд., доп. - М. : Азбуковник, 1999. - С. 382.
19. См.: Безлепкин Б. Т. Указ. соч. - С. 14.
20. См.: Уголовный процесс : учебное пособие / под ред. И. Я. Дюрягина, П. М. Давыдова. -Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 1992. -
C. 98-99.
21. См.: Трунова Л. Указ. соч. - С. 76.
22. См.: Уголовный процесс. - С. 64.
23. См.: Морщакова Т. Г., Петрухин И. Л. Социологические аспекты изучения эффективности правосудия // Право и социология. - М., 1973. - С. 261.
