CC BY
83
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2010. № 1 (22). С. 167-173.
© Н.С. Каштанова, 2010 УДК 343.13
МЕРЫ ПРИНУЖДЕНИЯ ИМУЩЕСТВЕННОГО ХАРАКТЕРА В XVIII-XIX ВВ.
ДО ИЗДАНИЯ СВОДА ЗАКОНОВ
ENFORCEMENT MEASURES OF MATERIAL CHARACTER IN THE XVIII-XIX
BEFORE THE LAWMAKING
Н.С. КАШТАНОВА N.S. KASHTANOVA
На основании анализа уголовно-процессуального законодательства периода XVIII-XIX вв. и различных позиций, изложенных в юридической литературе, автор рассматривает меры принуждения имущественного характера.
On the basis of the analysis of the criminal-remedial legislation of the period XVIII-XIX cc. and various positions stated in the legal literature, the author considers(examines) measures of compulsion of property character.
Ключевые слова: уголовно-процессуальное законодательство XVIII-XIX вв., имущественные меры принуждения, поручительство, денежное взыскание.
Key words: criminally-remedial legislation XVIII-XIX centuries, property measures of compulsion, the guarantee, monetary collecting.
В период становления и расцвета абсолютизма в России бурно развивалось и видоизменялось российское уголовное судопроизводство. Прежняя судебная система упразднялась, а на её месте образовывалось смешение административных и судебных функций, характеризующих «отправление правосудия». Был реформирован и институт мер принуждения в уголовном процессе.
Важно отметить, что усиление розыскного начала в период действия Судебников 1497 г. и 1550 г., а также Соборного уложения 1649 г. привело к ослаблению более мягких и развитию «более энергических мер пресечения» [1], что, собственно, и повторилось в рассматриваемом нами периоде.
Петр I именным указом от 21 февраля 1697 г. «Об отмене в судных делах очных ставок, о бытии вместо оных расспросу и розыску, о свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказании лжесвидетелей и о пошлинных деньгах» полностью отменил состязательный процесс, ввел по всем делам процесс следственный, инквизиционный [2]. По указу 1697 г. было постановлено: «Вместо судов и очных ставок... чинить розыск». Процедура инквизиционного российского процесса развёрнуто определялась приложением к Воинскому ус-
таву - «Кратким изображением процессов или судебных тяжб» 1716 г. Этот закон предназначался для военных судов, но был распространён на все суды, причем при производстве как по уголовным, так и по гражданским делам [3]. Соответственно, законами 1697 г.
16 марта, 1699 г. 24 декабря, 1700 г. 19 июля было отменено следующее: отдача, до начала судоговорения, на поруки ответчика с назначением ему срока первой явки в суд; ответственность поручителей [4] (подчёркнуто нами. - Н.К.).
Принятие вышеуказанных законов отразилось и на мерах пресечения, например, навсегда исчезла из законодательства и практики такая мера, как отдача за пристава, равно как и прежние поруки. Правда, в законе от
17 марта 1697 г. говорится о поруках, но это уже не те древние поруки, занимавшие такое важное место даже ещё в Соборном уложении, а поруки совершенно иного свойства. Древние поруки - это был акт, который предшествовал явке ответчика в суд, а новые поруки следовали после явки и допроса ответчика. Прежние поруки влекли ответственность поручителей и поэтому служили действительным обеспечением интересов истца, общественного правосудия и даже интересов
самого ответчика, потому что представить поруки, а не быть взятым и содержимым под арестом - это было его право. Новые поруки, как несопряжённые с имущественною ответственностью поручителей, не могли иметь серьёзного значения ни для истца, ни для общественного правосудия, ни для самого ответчика. В подтверждение вышеизложенной позиции о том, что новые поруки не влекли за собою ответственности для поручителей, А. Кистяковский приводил следующие аргументы: «.во-первых, то, что поруки, изредка применявшиеся в практике даже в наше время, на основании статей Свода законов, для которых материалом служили законы, изданные со времён Петра I, были поруками безответственными, формальными; во-вторых, то, что поручители поручной записи, помещённой в первом Полном Собрании законов Т. X, под № 7594, не берут на себя ответственности в случае неявки. Древние поруки были мерою столь необходимою, что без них суд был невозможен, если ответчик или обвиняемый оставался на свободе. Новые поруки не были в подобных случаях неизбежным актом уголовного судопроизводства: в законах 1699 и 1700 гг. о них даже вовсе не упоминается» [5].
К сожалению, в связи с коренным изменением прежнего характера порук и с отменою отдачи за пристава применение содержания в тюрьме достигло огромных размеров.
Важно отметить, что определённым диссонансом процессуального законодательства эпохи Петра I является его указ от 5 ноября 1723 г. «О форме суда», отменяющий розыск и делающий суд единственной формой процесса. Так, вышеупомянутый указ гласит: «Не надлежит различать (как прежде бывало) один суд, другой розыск.» [6], т. е. говорится о нечто противоположном тому, что предписывалось тем же законодателем прежде. В частности, исследование «Краткого изображения процессов или судебных тяжб» показало, что в розыске сохранились некоторые элементы состязательности и, наоборот, в суде имелись элементы формализма, свойственные следственному процессу. К тому же сама жизнь препятствовала распространению розыска на все уголовные и тем более гражданские дела. В практике даже после издания указа удерживалось разделение на суд и розыск [7]. По правилам, пред-
писанным в законе от 1723 г., «.должно было производить суд по всем делам, кроме дел: измены, злодейства или слов, противных на Императорское Величество и Его Величества фамилию. Прежде начатия суда, ответчику, по этому закону, был вручаем список с жалобы; на этом списке рукою судящих означался срок, в который ответчик обязан стать в суд с ответом. При выдаче списка предписано было у ответчика брать реверс о том, что он копию получил и должен стать в положенный срок в суд без всякой отговорки. Если у ответчика не было столько движимого и недвижимого имущества, чтобы обеспечить сумму иска, то в течение недели собирались по нём поруки, которым в том иску можно верить, что ответчик до вершения дела не съедет, а если по ком порук не будет, то держать его под арестом (№ 4344 п. 5). По окончании допросов предписано было по истце и ответчике, тоже брать поруки, что им до вершения дела не отлучаться (п. 8). В случае неявки ответчика, его обвиняли и правили иск или из его имущества, или, за неимением оного, с поручителей» [8].
Анализируя настоящий период, А. Кис-тяковский писал: «. мы в наше время ещё видели, во-первых, множество даже гражданских дел, производившихся следствием, а не судом, если ещё в наше время взятие под стражу гражданского ответчика не было выходящим из ряда обыкновенных явлением, то этому дан был повод и основание изданием упомянутых законов, влияние которых не было задержано даже законом 1723 г. 5 ноября» [9].
В результате Пётр I своими законами 1697 и 1700 гг. разрушил остатки старого состязательного и обвинительного процесса, известного под именем суда, но изданием закона от 5 ноября 1723 г. он не создал новой прочной формы.
Таким образом, результатом развития следственного начала явилось частое применение тюремного заключения. Тем не менее, справедливости ради, надо отметить, что в течение ХУШ и XIX вв. были издаваемы законы, которыми законодатель желал, посредством провозглашения правил, наложить вето на тотальное применение «энергических мер».
К сожалению, эти правила носили какой-то отрывочный, временный характер и
были направлены не столько против причин, сколько против следствий. Исключение составляют отчасти законы Екатерины и законы, изданные в начале XIX в. Приведём их в хронологическом порядке.
3 апреля 1734 г. был издан указ о скорейшем окончании колодничьих дел, в котором говорится об освобождении на поруки не ради закона, а для наступающих торжественных праздников, а решение вопроса о возможном освобождении на поруки предоставляется на усмотрение судей.
В 1737 г. из тюрьмы было освобождено 421 чел., находящихся под стражей в ведомстве подп. Редкина и признанные впоследствии невиновными.
В 1767 г. синод, убедившись из жалоб, ему приносимых, что многие из духовных содержатся по одним только просьбам и доносам, без всякого изобличения, приказал тех людей, на которых будет донос, а они ни в чём ещё не обличены и не обвинены, под караулом не держать, а сверхсомнительных до решения дел отдавать на поруки. «В 1724 г. из производства по указу «О форме суда» были изъяты дела «доносительские и фискальные» [10].
Указом 1768 г. сенат предписал окончить колодничьи дела до праздника Рождества Христова. Надо сказать, гораздо важнее подобных сенаторских указов законы Екатерины I. Императрица детально изучала вопрос о мерах пресечения.
Так, например, нас интересует глава десятая «Наказа» от 30 июля 1767 г., посвящённая «обряду криминального суда», в которой она рассмотрела вопрос о заключении в тюрьме во время следствия и суда. Здесь был высказан ряд мыслей о необходимости гуманного отношения к обвиняемым, о несправедливости и нецелесообразности пыток и сформулирована так называемая «презумпция невиновности» [11].
Пагубная ошибка, как считала Екатерина II вслед за Беккарием и (сочинение Бекка-рия о преступлениях и наказаниях) Монтескье [12], состоит в том, что магистратам, которые обязаны исполнять законы, дают право заключать в тюрьму по своему произволу граждан, отнимать свободу у своего врага под ничтожным предлогом и оставлять на свободе тех, которых они покровительству-
ют, несмотря на явные признаки преступления. Но, как известно, закон самым точным образом должен определить, при наличии каких признаков преступления обвиняемый может быть заключён в тюрьму.
В 1772 г. сенат арестовал некоего Фёдора Сукина, основываясь на показании Сергея Пушкина. До сведения императрицы дошло, что сенат арестовал Сукина, не сделавши ему допроса, и что, следовательно, «он стал арестован, не знав причины его ареста». Вследствие этого императрица в именном указе 26 марта объявила: «Приличнее впредь будет сенату, в случае подобных, по призыву допросить, а потом, если дело того требует, арест может следовать тут, где оный правительством за законный почтён будет; теперь же арест Сукина вид иметь может насилия» [13].
7 ноября 1775 г. были утверждены Учреждения о губерниях и через день объявлены в Сенате генерал-прокурором одновременно с запиской Екатерины о порядке их применения [14]. В частности, ст. 401 гласила о борьбе с злоупотреблениями, существующими в практике при употреблении взятия под стражу. Содержание этой статьи заключается в следующем: всякий заключённый в тюрьму, который в течение трёх дней не был допрошен и не был предупреждён, за что он пребывает в тюрьме, имеет право подать жалобу в совестный суд. Право это не предоставляется только тем лицам, которые содержатся в тюрьме по обвинению в оскорблении Величества, в измене, в смертоубийстве, в воровстве и разбое. Совестный суд, по получении такой жалобы, обязан не выходя из присутствия, послать повеление, чтобы содержащийся в тюрьме не по вышеназванным преступлениям был немедленно прислан и представлен в совестный суд, с изложением причин, по которым он содержится и не допрошен. Такое повеление должно быть исполнено в течение суток и в поверстный срок, полагая 25 вёрст в день, под угрозою за неисполнение штрафа 300 руб. с председателя и по 100 руб. с заседателей. Совестный суд, если усмотрит, что лицо содержится не по обвинению в вышеуказанных преступлениях, выносит постановление об освобождении его на поруки, для обеспечения как явки в тот суд, который
он изберёт, так и доброго поведения. Если проситель не представит порук, то совестный суд возвращает его в тюрьму. Освобождённого таким образом из тюрьмы никто не имеет права, по тому же делу, в другой раз лишать свободы, до окончания дела. Закон этот напоминает стародавнее учреждение английской конституции, предоставляющее право каждому арестованному, без различия преступлений, приносить жалобу на незаконный или неуместный арест королевскому суду, который издаёт повеление о немедленной к нему присылке обвиняемого и его дела; арестовавший судья, под угрозою штрафа, обязан немедленно исполнить такое повеление. Раз освобождённый королевским судом уже не может быть по тому же обвинению вторично заключён, до решения дела, в тюрьму. Не подлежит сомнению, что императрице знаком был английский Corpus habeas [15] и что ст. 401 Учреждения о губерниях есть, хотя и слабая, копия знаменитого английского учреждения.
Таким образом, недостатки господствовавшей системы заключались не только в том, что подсудимые находились в тюрьме во время следствия и суда по обвинениям в маловажных преступлениях, но и прибегали к этой мере, хотя по обвинениям в тяжких преступлениях, без всяких или без достаточных улик. Надо сказать, ст. 401 Учреждения о губерниях устраняла только первый недостаток, оставляя нетронутым второй.
29 апреля 1818 г. Уставом образования бессарабской области судам предоставлялось право решать вопрос - следует ли подсудимого содержать под стражею до окончания дела, или есть возможность отдать на поруки, или освободить и без них. Разумеется, сказано в этом Уставе, что уличённые по следствию в смертоубийстве, грабеже, зажи-гательстве, святотатстве, лихоимстве, изнасиловании женского пола и в воровстве, превышающем 100 руб., а также впадшие во все прочие преступления, лишающие по закону чести или жизни, коль скоро они или следствием изобличены, или навлекли на себя важное подозрение, не могут и не должны быть освобождены из-под стражи до совершенного окончания о них дел. По маловажным же проступкам, за которое закон определяет или денежное взыскание или гражданский арест,
а также по делам, по которым подсудимые не принадлежат к числу преступников или соучастников, подлежащих одинаковому с первыми наказанию, а только прикосновенны к делу по каким-либо сторонним обстоятельствам, таковых суд неукоснительно обязан отдать на поруки, или же освободить их и без порук, если они имеют особенное недвижимое имение.
Таким образом, в этот период законодатель и высшее судебное место - сенат применяли в отношении обвиняемых во время следствия и суда заключение в тюрьму, отдачу на поруки, взятие расписки о явке. В
XVIII в. в результате изданных законов со времен Петра I - содержание в тюрьме делается почти единственною мерою предупреждения, отдача на поруки становится случайною, исключительной мерой пресечения.
Характеризуя петровский суд, автор политико-экономического трактата «Книга о скудости и о богатстве» Иван Посошков отмечал: «А наши судьи ни мало людей не берегут, и тем небрежением всё царство в скудость приводят, понеже у нас на Руси неправда вельми застарела», и «все пакости и непостоянство в нас чинятся от неправого суда. Все судьи криво едут». Современник Петра I Посошков говорил также об ужасных условиях содержания обвиняемых в тюрьме, которые в связи с длительной волокитой судопроизводства зачастую приводили к гибели людей [16]. Стали содержать в тюрьме лиц, обвиняемых не только в одних тяжких преступлениях, но и в малозначительных погрешностях. Например, «крестьянин Плеханов, подравшийся на поле с женою брата и обвиняемый в нанесении ей побоев, содержался под стражею два года, хотя по приговору оштрафован был только двумя рублями», «из указа 1728 г. августа 19 дня видно, что малолетние Яков и Пётр Лосевы долго содержались в тюрьме во время производства дела об убийстве двух человек за то, что, имея сведения об этом преступлении, не донесли» - такое легкомысленное употребление содержания в тюрьме не исключало явлений противоположного характера: если из-за «взяток» и «бездельных корыстей» подьячие брали невинных или маловинных, то они по тем же побуждениям освобождали тех, которых следовало держать в тюрьме [17].
«. крайне долговременное содержание в тюрьме было не временным, а постоянным явлением, и что правительство постоянно, от времени до времени, чаще или реже, указывало на это зло судам», «в Полном Собрании Законов мы находим несколько примеров, показывающих, как долго иногда длилось содержание в тюрьме во время следствия и суда. Так, в 1727 г. императрица Екатерина I, увидев из статейных списков, что майор Воеводский содержится под караулом десятый год, обратила на это внимание сената (№ 5059)» [18].
В данном контексте большой интерес представляют уголовно-правовые взгляды А.Н. Радищева. Во всех своих произведениях русский революционер выступал защитником человеческих прав и противником судебного произвола, беззакония и неправосу-дия. Так, в «Грамоте российскому народу» противник самодержавия выдвигал такие положения: никто не имеет права нарушить личную безопасность российского поданного и лишить его свободы, если это не предусмотрено законом; каждому, кто будет взят под стражу или посажен в тюрьму, должны быть в трёхдневный срок сообщены причины его задержания. Если в течение трёх дней обвиняемый не будет представлен в суд, то по первому его требованию он должен быть немедленно освобождён ближайшим начальником; освобождённый имеет право предъявить иск к лицу, незаконно взявшему его под стражу. Все лица, взятые под стражу, должны быть освобождаемы под поручительство, кроме обвиняемых в тяжких преступлениях, а также в умышленном убийстве, разбое, подделке монеты. Отказ в освобождении под поручительство может последовать только на основании постановления суда, признавшего совершение обвиняемым умышленного преступления [19] (подчёркнуто нами. - Н.К.).
«Император Николай, по вступлении своем на престол, был поражен многочисленностью следственных арестантов (дек. № за 1867 г. «Военн. Сборн.» - «Черты из жизни царствов. имп. Николая I; см. также «Голос» 1868 г. № 4-й). Не имея обстоятельных статистических данных за это время, нельзя составить точного понятия о количестве содержимых под стражею в XVIII и
XIX стол. В руках наших есть только не-
сколько цифр, которые, впрочем, могут дать некоторое понятие о числе содержимых в первую четверть XIX столетия», «в отчёте министра юстиции Лопухина показано содержащихся под стражею 85 621 чел.; по сведениям, доставленным императору Николаю, после вступления его на престол, в 1826 г. считалось 127 000 следственных арестантов; по отчёту петербургского тюремного комитета за 1823 г. в городской петербургской тюрьме содержалось 1 589 человек, при петербургском губернском правлении 5 019 человек», «нужно заметить, что цифра отчета министра юстиции не выражает всего количества содержимых в тюрьме за данный год; в отчётах министра юстиции того времени показывались только содержавшиеся под стражею, дела коих производились в судах; следовательно, в приведённую цифру не вошло число тех содержимых, над которыми производилось ещё следствие и о которых отчёт отдавался по ведомству министерства внутренних дел. О цифре 1826 г. можно сказать только то, что вообще цифры, показываемые в отчётах, были всегда меньше действительности» [20].
Осознав о том, что число содержимых под стражею велико, а их заключение крайне продолжительно и содержатся они под стражею без основания или по маловажным преступлениям, - законодательная и судебноадминистративная власть не могла оставаться равнодушною к подобным негативным явлениям. Кроме частого напоминания о скорейшем окончании арестантских дел, правительство принимало и устанавливало более постоянные меры, направленные на: а) возложение на известные учреждения и лица обязанности надзора за ходом арестантских дел; б) доставление статейных списков или ведомостей о числе арестантов, о ходе и положении их дел; в) установление сроков для их окончания; г) штрафы за медленное решение дела (подчёркнуто нами. - Н.К.). Так, например, «в 1719 г. 3 марта издано было повеление, чтобы губернаторы присылали в юстиц-коллегию о состоящих под стражею, в губерниях и в подчинённых им городах, колодниках статейные списки, в которых бы, кроме обозначения: кто, где, с какого времени и за что содержится, - были объяснены причины, почему известные дела заключён-
ных остаются столь долго без решения; за нескорое доставление этих списков указ грозил штрафом 5 руб. за каждого человека» [21] (подчёркнуто нами. - Н.К.).
Таким образом, в целях обеспечения исполнения законов и предписаний относительно решения арестантских дел в срок законодатель XVIII и XIX вв. возлагал штрафные санкции. Сначала изданы были законы о штрафах за медленное решение дел о долгах, за которые ответчики посажены в тюрьму. 26 октября 1726 г. было предписано - колодников, находившихся долговременно в тюрьмах, содержать на счёт судей - виновников долговременного заключения (№ 497G). По повелению императрицы 17 апреля 1727 г. судьям было объявлено, что за увеличение числа колодников в их ведомстве они подвергнутся штрафу. «Штраф за медленность решения определялся в следующих указах: 1731 г. 5 марта, № 57G9; 1736 г. 11 ноября, 1 и 12 декабря, №№ 7G95, 7114 и 7127; 1756 г. 1G апреля, № 1G53S; 1761 г. 2 сентября,
№ 11319», «указом 1764 г. 3 июня предписано, за нерешение арестантских дел в определённый срок, подвергать виновных вычету трети жалованья (№ 1217S)» [22].
Таким образом, правительство проявляло заботу о скорейшем решении арестантских дел и об уменьшении числа заключённых.
Подводя итоги, можно сказать, что русское государство XVIII-XIX вв. уже знало меры принуждения имущественного характера: поруки, денежное взыскание. Весь накопленный многовековой опыт применения имущественных мер принуждения рассматриваемого периода в дальнейшем лёг в основу эволюции уголовно-процессуального законодательства эпохи Свода законов.
1. Кистяковский А. О пресечении обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. -СПб., 1S6S. - С. 66.
2. См.: Российское законодательство X-XX вв.: в 9 т. I под общ. ред. д-ра юрид. наук, проф. О. И. Чистякова. Законодательство периода становления абсолютизма. Т. 4. - М.: Юридическая литература, 19S6. - С. 395.
3. См.: Уголовный процесс Российской Федерации: краткий учебник. - М.: МНЭПУ, 1995. -С. 1S.
4. См.: Кистяковский А. О пресечении обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. - СПб., 1868. - С. 67.
5. Там же. - С. 68.
6. Российское законодательство X-XX вв.: в 9 т. / под общ. ред. д-ра юрид. наук, проф. О.И. Чистякова. Законодательство периода становления абсолютизма. Т. 4. - М.: Юридическая литература, 1986. - С. 395; Об этом также см.: Кистяковский А.Ф. О пресечении обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. - СПб., 1868. - С. 69.
7. См.: Российское законодательство X-XX вв.: в 9 т. / под общ. ред. д-ра юрид. наук, проф. О. И. Чистякова. Законодательство периода становления абсолютизма. Т. 4. - М.: Юридическая литература, 1986. - С. 395.
8. Кистяковский А.Ф. О пресечении обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. - СПб., 1868. - С. 69.
9. Там же. - С. 70.
10. Чельцов-Бебутов М.А. Курс советского уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. - М., 1957. - С. 714.
11. См.: Там же. - С. 714.
12. См.: Полянский Н.Н. Вопросы теории советского уголовного процесса / под ред. проф. Д.С. Кареева. - М.: Изд-во Московского унта, 1956. - С. 32-33; Об этом также см.: Чель-цов-Бебутов М.А. Курс советского уголовнопроцессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. - М., 1957. - С. 720.
13. Кистяковский А.Ф. О пресечении обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. - СПб., 1868. - С. 73.
14. См.: Российское законодательство X-XX вв.: в 9 т. / под общ. ред. д-ра юрид. наук, проф. О. И. Чистякова. Законодательство периода расцвета абсолютизма. Т. 5. - М.: Юридическая литература, 1987. - С. 169.
15. Об этом подробнее см.: УилширА.М. Уголовный процесс / пер. с англ. О.Ф. Левиной; под ред. и с предисловием чл.-корр. Академии наук СССР проф. М. С. Строговича. - М.: Государственное издательство иностранной литературы, 1947. - С. 5, 63; Об этом также подробнее см.: Петрухин И.Л. Неприкосновенность личности и принуждение в уголовном процессе. - М., 1989. - С. 130, 173.
16. См.: Чельцов-Бебутов М.А. Курс советского уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. - М., 1957. - С. 714.
17. Кистяковский А.Ф. О пресечении обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. - СПб., 1S6S. - С. SG-S1.
1S. Там же. - С. S1; Об этом также (ещё множество примеров) см.: Кистяковский А.Ф. О пресечении обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. - СПб., 1S6S. - С. S2.
19. См.: Чельцов-Бебутов М.А. Курс советского уголовно-процессуального права. Очерки по
истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. - М., 1957. - С. 728-729.
20. Кистяковский А.Ф. О пресечении обвиняемому способов уклоняться от следствия и суда. - СПб., 1868. - С. 84-85.
21. Там же. - С. 91.
22. Там же. - С. 95.
