Научная статья на тему 'Мера неравенства и welfare state:о политико-философский аспект'

Мера неравенства и welfare state:о политико-философский аспект Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
265
50
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Terra Economicus
WOS
Scopus
ВАК
RSCI
ESCI
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Мера неравенства и welfare state:о политико-философский аспект»

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

120 ЮЗНЖЦА9 (ЕЛІІІИНИ КЩЕСШЗНАНІЯ

МЕРА НЕРАВЕНСТВА И WELFARE STATE: ПОЛИТИКО-ФИЛОСОФСКИЙ АСПЕКТ

В.П. МАКАРЕНКО

заслуженный деятель науки РФ, доктор политических наук, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой политической теории факультета социологии и политологии, Ростовский государственный университет

В предыдущих публикациях я обобщил основные результаты применения методов аналитической политической философии (далее АПФ) для анализа проблем экономической теории, социологии, политической науки, правоведения и историографии [2-6]. Теперь подошла очередь проблем нормативных, в том числе соотношения равенства и концепта welfare state.

Обычно равенство понимается как: социальное положение людей, обеспечивающее их одинаковые политические, гражданские и другие права; полное сходство, подобие (по значению, положению, качеству) [1, с. 228]. Это определение транслирует традиционное различие социального и политического равенства. После краха СССР популярность политического равенства еще более возросла. Теперь оно рассматривается как демократическое гражданство, в соответствии с которым каждый обладает комплексом политических прав и свобод: слова, совести, участия в выборах, равного доступа к государственной службе, свободы от государственного насилия (ареста и конфискации имущества без юридического процесса), на правовую защиту (запрет законов, разделяющих права и обязанности в зависимости от вероисповедания, пола, национальности и т.п.), образование, информацию, позволяющих выполнять обязанности гражданина и т.д.

Но в политической теории нет однозначного ответа на вопрос: какие права образуют суть демократического гражданства? Дело в том, что политическое равенство отражает и усиливает материальное и социальное неравенство индивидов. Поэтому АПФ изучает конфликты политического равенства с социальным неравенством и систематизирует аргументы в пользу социального равенства.

Исходная проблема

Политическое равенство не сводится к демократическому гражданству. Все страны мира нетрудно разделить на богатые, бедные и нищие. Даже в странах «золотого миллиарда» далеко не все люди богачи. Большинство принадлежит к

© Макаренко В.П., 2005

среднему классу, третьи мыкают горе. Поэтому следует исходить из конфликта материальных условий и возможностей богатых и бедных. Условия и возможности описываются в терминах собственности, доходов, образования, здравоохранения, труда, свободного времени и других показателей благосостояния. Даже в богатых странах социальные конфликты не исчезли. В бедных и нищих странах они обострялись на протяжении XX в. Для описания таких конфликтов АПФ сформулировала идеал равенства социальных прав. Он выражается в равенстве материальных условий и возможностей индивидов и групп и называется равенством жизненных шансов.

Почему это равенство предпочтительнее политического равенства? Ведь многие мыслители (особенно консервативного направления) считают ложной саму идею социального равенства. По их мнению, все попытки объяснить социальное равенство ни к чему не привели и потому сам вопрос не имеет смысла. Эта тенденция существует и в АПФ.

Например, М. Уолцер пишет: «Простое равенство - это идеал, которому пришла пора изменить. Простое равенство означает: каждый индивид равен другому в сфере материальных условий и возможностей и потому все индивиды равны. Политический строй простого равенства - это система, при которой все индивиды имеют равное количество денег, доходов и имущества, не налагающее никаких пределов на трансакции купли и продажи» [35, р. 14]. Едва индивиды начинают обменивать товары и заключать сделки, первичное состояние простого равенства нарушается. Единственный способ поддержания простого равенства - государственное насилие. Оно культивируется политиками, независимо от их социальной, конфессиональной и идеологической принадлежности. Если такие политики управляют обществом, возникает неравенство в доступе к власти. Эта власть скрывает политическое зло неравенства собственности и доходов.

Но возможность простого равенства (включая доступ к власти) не исключена. Для реализации этой возможности нигде и никогда не следует стремиться к материальному равенству за счет политического неравенства. Однако большинство людей на это не способно. Поэтому М. Уолцер считает неизбежным крах простого равенства. Любое стремление к нему ликвидирует свободу индивидов и вызывает множество других социальных пороков.

Таков распространенный аргумент против простого равенства. Он входит в разные религиозно-мировоззренческие, социальные и политические системы. Но их адепты не соблюдают требования логики. Из посылки «Равенство противоречит индивидуальной свободе» не вытекает недопустимость (моральная, политическая, юридическая) любого ограничения индивидуальной свободы во имя большего равенства. Конечно, установить и соблюдать простое социальное равенство крайне трудно. Но отсюда не следует бессмысленность любых стремлений в этом направлении: «Наш дискурс не исключает возможность и большую моральную ценность устранения неравенства. Для этого надо сформулировать правило ответа на вопрос: какая из любых двух норм неравного распределения отличается большей мерой неравенства? Иначе говоря, надо изучать разные меры неравенства» (курсив мой. - В.М.)» [9, р. 101].

В частности, М. Уолцер отвергает простое равенство ради сложного равенства, поскольку не существует универсального механизма распределения. Общество всегда состоит из множества сфер деятельности, в каждой из которых существуют особые нормы распределения благ. Но они нарушаются при подчинении нормам распределения другой сферы. Например, если собственность обра-

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

зует основу политической власти, последняя устраняет содержательные критерии разделения труда. М. Уолцер называет сложное равенство социальным свойством общества. В таком обществе исключено подчинение власти, а распределение благ соответствует особым нормам каждой сферы.

Вот здесь и возникает кардинальная проблема. Если общество распределяет блага сообразно особым нормам, которые соответствуют социальному и профессиональному разделению труда, то равный раздел благ среди членов общества нейтрален с моральной точки зрения. А если каждая сфера деятельности считается особым целым с особыми нормами распределения, то надо ли управлять всеми сферами для достижения общего равенства? Опыт XX в. позволяет сделать два принципиальных вывода: распределение благ на основе невидимой руки рынка, а также согласно особым нормам каждой сферы деятельности исключает общую норму равного распределения; управление обществом и распределение благ с помощью видимых рук ликвидирует самостоятельность сфер деятельности. Следовательно, результаты разных видов распределения несоизмеримы на одной шкале. А если общей меры распределения не существует, идеал социального равенства утопичен.

Несмотря на безнадежность ситуации, АПФ пытается так определить социальное равенство, чтобы устранить недостатки сложного равенства.

Равенство средств. Прежде всего АПФ подвергает критике классическую либеральную концепцию, согласно которой равенство жизненных шансов зависит от равенства средств (денег, собственности, имущества, статуса и т.д.). В этой концепции средства делятся на три основных категории: свободное время; доходы, собственность и запасы (возможность приобретения любого множества товаров по текущей цене, вплоть до исчерпания запасов); свободное пользование всеми благами любым способом.

Уже в исходном пункте концепция равенства средств пренебрегает социальным равенством. А. Сен приводит такой пример. У Смита и Джонса одинаковые способности, но первый родился безногим, у второго - две ноги. Средства обоих (деньги, свободное время и свобода) равны. Но Смит все деньги тратит на протезы, а Джонс тратит их по своему усмотрению. Отсюда вытекает абсолютная ложность тезиса: равенство средств обеспечивает равенство жизненных шансов индивидов.

Средства ничего не говорят о реальных возможностях индивидов. Надо изучать индивидуальные возможности, а не средства, которые принадлежат индивидам случайно (наследство, удача и т.п.). Концентрация на средствах взамен анализа возможностей порождает вещественный и знаковый фетишизм. Надо учитывать различия людей, включая разные возможности использования средств для реализации индивидуальных целей. Если средства учитывать в той мере, в которой они позволяют реализовать цели индивидов, то адекватная мера равенства жизненных шансов предполагает учет всех индивидуальных способностей достижения цели. Чтобы исключить фетишизацию равенства средств, предлагаются два критерия: мера достижения субъективных целей; мера достижения целей, которым приписывается объективная ценность. «В общем виде речь идет о выборе между равенством благосостояния и равенством действий, которым приписывается объективная ценность» [32, р. 202]. Иначе говоря, следует исходить из конфликта между благосостоянием и деятельностью человека.

Для камуфлирования этого конфликта либеральные сторонники равенства средств оперируют двумя аргументами.

1. Социальное равенство включает внешние (деньги и собственность) и внутренние (здоровье) средства человека. Внутренние средства имеют индивидуальную ценность. Смит и Джонс равны со всех точек зрения, за исключением ног. Средства безногого Смита всегда меньше средств двуногого Джонса. Равенство - это комплекс внешних и внутренних средств. Но как понимать равенство индивидуальных возможностей? Например, деньги (внешние средства) постоянно меняют владельца. Поэтому идея обмена есть предпосылка материального равенства. Однако способности индивидов в принципе невозможно передать и обменять. Хорошо известны теоретические и практические попытки отождествить равенство с ликвидацией высших способностей. Все они закончились крахом. Равенство индивидуальных талантов по-прежнему недостижимо. Конечно, образование смягчает различие врожденных способностей. Но любое движение в этом направлении не устраняет проблемы. Нет и не будет таких систем образования, которые компенсируют различия врожденных способностей: «Никакая система образования не позволит мне играть на скрипке и решать математические задачи так, как это делают индивиды с врожденными способностями к музыке и математике» [32, р. 203]. Значит, природное и социальное равенства находятся в вечном конфликте.

2. Второй аргумент - постулирование равенства внешних и внутренних средств. Индивиды равны на всеобщем аукционе. Если покупатель желает приобрести свои или чужие средства, то право собственности интерпретируется как время лица, имеющего средства. Время - это собственность на рабочую силу. Каждый индивид на аукционе требует от покупателя заплатить наибольшую сумму, которую он может заработать за определенное время на рынке труда. Индивидуальные таланты (внутренние средства) увеличивают ценность одного часа труда. Результаты аукциона зависят от вкусов и способностей участников, обладающих равенством индивидуальных средств на приобретение благ. Цена всех выставляемых на аукцион ресурсов равна (или выше) самой высокой цене, устанавливаемой покупателем.

Главный недостаток аукционной концепции равенства - оправдание рабства талантливых людей. Допустим, безногий Смит - талантливый певец. За час его работы участники аукциона готовы заплатить высокую цену. Но каждый час он должен был бы отрабатывать по максимальной часовой ставке для удовлетворения желаний «собственника» часа. Значит, свободное время Смита - редкое социальное благо, и потому дорого стоит. Если бы сам Смит захотел его купить, он должен был бы заплатить самую высокую цену. Тогда как двуногий Джонс - бездарь. Час его работы не пользуется спросом. Зато он может «по дешевке» купить час свободного времени. Отсюда вытекает: талант Смита превращает его в раба [27]. Талантливые люди во всех сферах деятельности - это современные рабы. Ни один из них не получает в соответствии со своим талантом. И ни одна социальная система не смогла устранить этого рабства. Современное рабство - это результат применения аукционной концепции средств к личным способностям. Она дает интерпретацию равенства внешних и внутренних ресурсов, но не описывает конкретных свойств социального равенства и впадает в фетишизм.

Чтобы избежать упрека в фетишизации равенства средств, современные либералы используют оборонительные и наступательные аргументы. Оборона сводится к предложению так расширить аукцион, чтобы он включал продажу талантов. Как было показано, это предложение не исключает рабства. Наступательная аргументация сводится к положению: «Равенство благосостояния и

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

равенство способностей не объясняют равенства жизненных шансов». Рассмотрим этот аргумент подробнее.

Являются ли желания мерой благосостояния? Допустим, запас благ надо разделить между членами общества в соответствии с принципом: равное распределение возможно, если оно обеспечивает равное благосостояние. В этом случае благосостояние отождествляется с исполнением желаний каждого индивида. Но у безногого талантливого Смита изысканный вкус: он желает пить шампанское и ездить на новейших моделях автомобилей. А двуногий бездарный Джонс обходится пивом и велосипедом. В остальном они равны. Тогда ради равенства исполнения желаний Смиту надо дать значительно больше, чем Джонсу. Концепция равного благосостояния трактует желания как независимую от человека данность: «Если признать постоянство желаний и по этому принципу делить ресурсы таким образом, что лица с разными желаниями придают разную ценность ограниченным социальным благам, но в равной мере удовлетворяют желания, то мы поступим несправедливо по отношению к неприхотливым индивидам» [33, р. 159].

Однако сторонники равенства средств не считают равенство благосостоянии мерой равенства жизненных шансов. В полемике с равенством благосостояния они утверждают, что люди должны нести ответственность за свои цели; равенство благосостояния и любая система распределения не должны быть независимы от индивидуальных целей. Иначе говоря, все системы социальных гарантий надо ликвидировать. Общество не обязано давать компенсации индивидам, поскольку выбор зависит только от них. Индивиды должны нести ответственность за свободу выбора.

Но этот аргумент непоследователен, поскольку количество накопленных средств в определенной мере зависит от воли индивида. Значит, общество обязано компенсировать только те аспекты неравенства индивидов, которые зависят от их воли. В любом случае равенство средств есть следствие неравенства благосостояния.

В этом контексте надо раздельно анализировать вопросы: «Как измерять социальное равенство - в терминах средств, благосостояния или действий?», «Что важнее - равенство индивидуальных результатов или способностей их достижения?» Из идеи ответственности за цели вытекает: несправедливо ради равенства компенсировать индивидам дефицит благосостояния, поскольку его избыток зависит от воли. Значит, надо стремиться к равенству человеческих возможностей в условиях добровольного выбора. В этом случае ответственность за цели не связана с мерой (благосостояние, средства, действия) реализации материального равенства.

Стало быть, индивиды не всегда несут полную ответственность за цели. Каждый зависит от независимых факторов - генетического наследства, ранней социализации и воспитания. Если два индивида волевым усилием меняют цели, для одного индивида эта задача труднее и дороже по сравнению с другим. Поэтому надо исходить из неравенства индивидуальной ответственности за цели, хотя каждый может их изменить добровольным решением. Наконец, при определенных обстоятельствах нерационально менять цели, хотя в принципе это можно сделать1. Значит, аргумент ответственности за цели обладает лишь частичной истинностью и не влияет на выбор между мерами средств и благосостояния.

1 Допустим, я давно терпеть не могу эстрадной музыки. И вот жена пыталась мне внушить, что народные песни и романсы лучше эстрадной музыки. В итоге они мне опротивели. Если исходить из нормы равенства, кто компенсирует мне дефицит благосостояния, поскольку теперь мне ничего не нравится?..

Являются ли действия мерой благосостояния? Вместо средств можно анализировать индивидуальное благосостояние, достижимое на их основе. Нетрудно определить рацион, необходимый для поддержания здоровья. Но индивиды преобразуют одно количество пищи в разные действия. Существуют также различия действительного и возможного благосостояния (достижимого на основе данных средств при другом выборе) и действительных и возможных действий (на основе данного количества средств). Для описания данных различий А. Сен ввел понятие «деятельные способности», которые реализуются на основе определенного количества средств: «Эта концепция равенства выражается в постулате: разделение средств должно осуществляться так, чтобы оно уравновешивало деятельные способности индивидов» [30, р. 116].

Но сторонники благосостояния предлагают вначале решить проблему индекса - меры равенства на основе неравенства ресурсов. Однако невозможно строго определить возможные человеческие действия. В этом - суть проблемы индекса: как свести воедино разные результаты индивидуальной деятельности? Без ее решения равенство деятельных способностей является реальным неравенством. Если один индивид на основе одного количества средств обладает способностями А В и С, а другой на основе другого количества средств обладает способностями С, Д и Е, эти множества несоизмеримы. Сравнение возможно, если способности одного индивида выше способностей другого. В этом случае одно множество включает, но не сводится к другому множеству, поскольку они состоят из разных элементов. Другими словами, сравнение возможно при принятии перфекционистской нормы определения всех действий на основе индивидуальных средств.

Однако сторонники равенства средств не считают любую перфекционистскую шкалу ценностей основанием межиндивидуальных сравнений для реализации дистрибутивного равенства. Например, деятельные способности человека можно оценивать по христианской догме индивидуального спасения души. Но вытекающая отсюда норма равенства квалифицируется многими индивидами как произвол. То же самое относится к другим формам религиозного и светского перфекционизма. Тем самым равенство деятельных способностей не является альтернативой равенству средств.

Теперь уточним проблему равенства средств. Плюрализм позволяет учитывать многообразие благ и индивидуальных оценок. Поскольку индивиды различно оценивают блага, возможна ли строгая оценка равенства (неравенства) средств? Проблема индекса позволяет в этом усомниться. Существует множество индивидуальных средств и благ. Для решения проблемы социального равенства вначале надо приписать общую ценность средствам всех индивидов. Возможны два способа реализации данной процедуры: индексация средств в соответствии с субъективной оценкой вклада в благосостояние индивидов; индексация благосостояния на основе шкалы ценностей, которая считается объективной и независимой от субъективных оценок. Вторая процедура отражает специфику перфекционизма: равенство средств неизбежно ведет к равенству благосостояния или равенству действий.

Конкурирующие концепции

Равенство и достаток. Г. Франкфурт выдвинул ряд возражений по адресу равенства доходов, имущества и шансов. Прежде всего индивид не должен сравнивать свое материальное положение с положением других. Количество денег и других средств индивида по сравнению с другими индивидами не имеет значения. Суть достатка в том, располагает ли индивид достаточными ресурсами для реализации собственных желаний, выборов и целей.

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Достаток - это состояние довольства рациональных индивидов с одинаковыми целями. Сторонники равенства обычно сравнивают индивидуальные средства: «Поэтому эгалитаризм способствует отчуждению. Он склоняет человека к такому образу мысли, согласно которому указанное сравнение обладает внутренней ценностью. Но тщательный анализ показывает ложность такого вывода. Эгалитаризм отвлекает человеческую энергию, внимание и критическую рефлексию от существенных проблем. Под влиянием эгалитаризма человек занимается вопросами, не имеющими внутреннего смысла» [19, р. 40].

Для доказательства ложности внутреннего смысла равенства Франкфурт разделяет вопросы: «Располагает ли индивид достатком?», «Насколько его достаток больше (меньше) достатка других индивидов?» А эгалитаристы применяют принцип равенства при анализе общества, разделенного на богатых и бедных в зависимости от доходов. В ходе анализа описываются условия жизни бедняков: высокая смертность детей; недостаток пищи, одежды, жилья, образования; болезни из-за отсутствия квалифицированной врачебной помощи; тяжелый неквалифицированный труд; высокая преступность. По всем этим параметрам шансы богатых лучше. На этом основании равенство средств желательно с моральной и политической точек зрения.

Франкфурт отвергает главные, но априорные посылки эгалитаризма: приведенные примеры не доказывают справедливости равенства; бедняки не имеют средств для достойной жизни; средства бедняков всегда меньше средств богачей. Взамен Франкфурт ставит вопрос: «Какое социальное свойство - относительная бедность или относительный недостаток - обязывает богатых делиться с бедными?» И предлагает следующий ответ. Если жизненный уровень всех членов общества достаточно высок, каждый индивид располагает необходимым достатком, хотя различие доходов и имущества богатых и бедных остается высоким. Бедняки богатых стран живут плохо, несмотря на достаток, а бедняки бедных стран живут еще хуже. Но императив передачи беднякам части средств богачей ложен в обоих ситуациях. Большинство людей не собирается добровольно делиться с бедняками. Передача средств возможна в богатых странах (где бедняки живут сравнительно неплохо) и совсем не обязательна в бедных. Поэтому деление средств выше уровня достатка не имеет морального и политического смысла.

Концепция Франкфурта направлена против либеральных эгалитаристов и фетишистов, признающих ценность средств, а не целей. Его аргументы опровергают равенство шансов, а не благосостояния. Проблема состоит в ложности любого сравнения средств и фетишизме любой системы распределения на основе сравнения достатка. Отсюда вытекает ряд производных проблем.

Фетишизация равенства ресурсов. Обычно люди жаждут денег (и других средств) ради реализации субъективных и объективных целей. Даже Скупой рыцарь копит сокровища ради гипотетического «владения миром». Но синдром Скупого рыцаря и Плюшкина (индивид просто копит богатство) встречается редко. Деньги - это средства, а не цели. Поэтому главная проблема состоит в следующем: что индивид может сделать и кем стать на основе богатства? Шкала его ценностей может быть субъективистской (мера исполнения желаний) или перфекционистской (мера реализации состояний вещей, которым приписывается объективная ценность). Однако субъективистский и перфекционистский выборы наталкиваются на проблему реализации. Без учета целей средства не являются главной проблемой распределения.

Различие достатка и равенства. Согласно доктрине достатка, моральный императив не сводится к равному разделу всех средств, а состоит в том, чтобы все имели

достаток. Однако преодоление нищеты считается привлекательнее равенства шансов. Если индивиду удалось избежать нищеты, отсюда не следует, что он доволен собственным положением: «Индивид располагает достатком только в том случае, если не стремится увеличить свое состояние. Уровень достатка рационального индивида безусловно выше уровня, на котором находится индивид, преодолевший состояние нищеты» [19, р. 37]. В отличие от преодоления нищеты достаток всех индивидов не является безусловным моральным долгом. И ни один индивид не отождествляет достаток с таким уровнем жизни, который чуть выше нищенского. Поэтому ценность достатка не тождественна ценности ликвидации нищеты с моральной точки зрения.

Но здесь возникает проблема градуирования. Допустим, государство стремится обеспечить всех людей таким достатком, при котором исчезнет необходимость любого прогресса в этом направлении. Тогда мизерное повышение достатка приобретает особый смысл, из-за чего трудно провести границу между достатком и нищетой. Предположим, достаток Смита равен 100. Сторонник достатка вынужден утверждать: переход Смита от уровня 99,99 на уровень 100 имеет, а переход от уровня 100 на уровень 100,1 не имеет значения. Значит, проблема состоит в измерении моральной ценности любого роста средств. Если согласиться с доктриной достатка, ценность любых изменений материального положения повышается по обе стороны границы достатка и понижается по мере отдаления от нее. В результате относительная цифра приобретает ранг объективного измерения.

Г. Франкфурт полагает, что обеспеченный индивид поступает нерационально, стремясь еще более увеличить свое материальное благополучие. Но значительное число людей участвует в этой гонке. Поэтому другие авторы критикуют концепцию достатка: «Достаток в интерпретации Франкфурта не устанавливает пределов рациональных стремлений и противоречит максимизирующей концепции рациональности» [34, р. 36]. При реализации интересов рациональный индивид должен стремиться не к максимальной, а к умеренной пользе. В этом суть конфликта между максимизирующей концепцией рациональности и доктриной достатка.

Дело в том, что отказ от максимальной пользы может быть элементом оптимальной стратегии поведения: стремление к максимальной прибыли влечет бесполезные расходы; стремление к прибыли увеличивает риск банкротства; отказ от прибыли максимизирует предполагаемую пользу. Стратегия достатка выражается в постулате умеренной прибыли. Эта стратегия становится максимизирующей в ситуации, при которой гонка за материальным благополучием снижает предполагаемую пользу. Умеренность позволяет решить проблему определения такого уровня благосостояния, который максимизирует предполагаемую прибыль.

Итак, надо различать радикальную и умеренную версию доктрины достатка как средства максимизации прибыли. Достаток дает возможность установить такой уровень общей пользы, которым будет доволен любой индивид с идентичными целями. Если индивид может увеличить достаток в результате определенных действий, он поступит рационально при отказе от них2.

2 Это различие можно проиллюстрировать примером. Летом я искал гараж, который удовлетворял бы трем условиям: находился рядом с домом, был теплым и стоил бы не больше определенной суммы. Потом мне эта суета надоела и я готов был купить холодный гараж рядом с домом. Однако жена за ту же цену нашла рядом теплый гараж. Я был доволен тем, что нашел. Находка жены была лучше. Цена и риск потери оставались на одном уровне. Если бы я был сторонником доктрины достатка, я поступил бы рационально, купив первый, а не второй гараж. А если бы стал адептом максимизации, то поступил бы нерационально, потратив те же деньги за железную халабуду. Так жена помогла мне осознать тонкое теоретическое различие...

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Достаток противоречит благосостоянию как предмету морального выбора. Допустим, существуют социальные группы нищих, бедняков и богатых, и все стремятся к равному достатку. Что лучше: нищих сделать бедняками (тогда никто не достигнет благосостояния) или поднять достаток богатых? если помощь богатым уменьшит число бедных, почему забота о нищих предпочтительнее помощи богатым? Потому, что суждение «Помощь нищим больше увеличивает общий уровень достатка, нежели помощь богатым» непротиворечиво. Возьмем другой пример. С помощью одного и того же количества средств можно превратить нищих в бедняков или поднять богатых на уровень материального счастья, который выше достатка. Если считать материальное процветание счастьем, то полезнее сделать богатых счастливыми, нежели превратить нищих в бедных. Тем самым суждение «Помощь богатым предпочтительнее помощи нищим, поскольку увеличивает различия пользы» тоже непротиворечиво. В обоих случаях достаток (если определять его методом исключения противоречия) не содержит обязанности больше помогать одним, а не другим.

Итак, критика равенства шансов показывает, что положение о фетишизме равенства средств достоверно, но не затрагивает других версий социального равенства. Любая система распределения есть продукт отчуждения, если она базируется на сравнении материального положения индивидов. Достаток предпочтительнее равенства, но не исчерпывает проблемы.

Равенство и принцип В. Парето. Прежде всего равенство шансов не соответствует принципу Парето. Д. Рац описывает его так: «Если один индивид имеет определенное количество благ, остальные должны иметь столько же. Принцип строгого равенства требует уничтожать блага, если их невозможно разделить поровну. Например, никто ничего не получит при делении поровну трех прекрасных мраморных скульптур между четырьмя индивидами. Равенство в чистом виде тождественно виноградникам и кладбищам» [26, р. 227]. Иначе говоря, жизнь и смерть - наиболее адекватная мера равенства. Она соответствует наименее противоречивому принципу справедливости: каждый обладает равным числом благ в соответствии с наиболее адекватной их мерой. Такое деление благ влияет на поведение людей. Например, существующий способ деления пирога может влиять на размер его выпечки. Если общество заинтересовано в выдающихся результатах, оно стимулирует их достижение. Поэтому награда за высокую производительность труда полезнее равенства в распределении.

Из принципа строгого равенства вытекают два следствия: неравенство обогащает всех индивидов; неравенство повышает жизненный уровень некоторых индивидов при сохранении прежнего уровня жизни остальных. Эти следствия ограничивают равенство в пользу принципа Парето: состояние вещей оптимально, если нельзя улучшить жизнь одного индивида путем одновременного ухудшения жизни другого индивида; состояние вещей субоптимально, если улучшение положения одного индивида не связано с одновременным ухудшением положения других индивидов. Отсюда вытекает, что принцип равенства не должен вести к субоптимальному распределению.

Принцип Парето менее противоречив по сравнению с ранее описанными версиями равенства. Наиболее предпочтительно состояние, когда можно улучшить положение хотя бы одного индивида, не ухудшая при этом положения ни одного другого. Иногда принцип интерпретируется как исполнение желаний: состояние вещей оптимально, если невозможно улучшить исполнение желаний одного индивида без ухудшения исполнения желаний любого другого индиви-

да. Но при такой интерпретации оптимальность начинает колебаться, особенно если индивид руководствуется низменными желаниями. Его положение только ухудшится при их максимальном удовлетворении. Значит, исполнение желаний обычно приходит в конфликт с принципом Парето. Далеко не всякое исполнение желаний означает изменение к лучшему.

Противоречивость принципа Парето меняется в зависимости от акцентов: 1) если оптимальность определяется как принципиальная возможность, то на практике она может оказаться недостижимой. Например, желание улучшить status quo встречается значительно чаще, нежели умение практического улучшения; 2) принцип Парето может быть радикальным и умеренным. Радикальный не ведет к лучшим результатам независимо от реализации. Умеренная формулировка принципа Парето менее противоречива.

Проиллюстрируем это различие. Допустим, ради равенства доходы бедных увеличиваются за счет роста подоходного налога. В итоге налогоплательщики работают хуже, а общая эффективность падает. Если эффективность связывается с равенством, политика направлена на достижение ограниченного оптимума и реализацию умеренной формулировки принципа Парето. Радикальная формулировка принципа запрещает выбор, который выходит за его рамки. При таком выборе политической стратегии любое движение к равенству уменьшает эффективность. Радикальная формулировка принципа Парето гласит: «оптимальность -абсолютная ценность». Умеренная формулировка означает, что оптимальность желательна при неизменности других аспектов ситуации.

Итак, строгое равенство противоречит радикальной формулировке принципа Парето. Если с учетом конфликта равенства и оптимальности индивид предпочитает оптимальность, равенство для него ничего не значит. Если равенство противоречит радикальной формулировке принципа Парето, падает эффективность. Но отсюда не вытекает абсолютное безразличие к уровню человеческого благосостояния.

Например, ранее рассматривалась доктрина достатка, согласно которой равенство надо поддерживать на самом высоком уровне общего благосостояния. Эта концепция скрывает два убеждения: благосостояние людей пропорционально личным заслугам; заслуги любого индивида всегда равны заслугам других индивидов. На деле личные способности и успехи всегда детерминированы унаследованными свойствами или социальными условиями, которые не являются заслугами. Поэтому все человеческие заслуги всегда равны. Если каждому дать по заслугам (как предлагает христианская доктрина), все получат одно и то же. Указанные убеждения ведут к противоположным следствиям: невозможно достичь условий, позволяющих приписывать индивидам разные заслуги; и все же заслуги имеют моральный смысл.

Приоритет наименее преуспевших. Если предпочесть принцип Парето равенству, смысл последнего исчезает. Но его можно сохранить в виде приоритета наименее преуспевших, который предлагает Д. Ролз. Различие равенства и этого приоритета состоит в следующем.

Необходимость деления определенного количества благ обычно смешивает две проблемы: приоритет интересов наименее преуспевших; приоритет равенства материальных условий. Допустим, благо X надо разделить в соответствии с желаниями. X обладает ценностью, а не является средством достижения других благ. Значит, моральное распределение X должно быть желательным само по себе, а не средством распределения других благ. Общество состоит из У индивидов,

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

благосостояние которых прямо пропорционально количеству X. Если надо разделить X в соответствии с моральными ценностями, принципы равенства и предпочтения наименее преуспевших ведут к выбору одного и того же способа деления: X делится так, чтобы каждый У обладал равной долей 1/У. По сути, равное деление связано не только с приоритетом наименее преуспевших. Оно рекомендуется также любым правилом, минимально предпочитающим наименее преуспевших всем остальным.

Д. Парфит пишет: «Различие простого равенства и приоритета наименее преуспевших обнаруживается только тогда, когда способ разделения запаса благ влияет на общую сумму конечного блага, распределение которого становится моральной проблемой» [24, р. 68]. Для обоснования такого вывода он оперирует примером двух фаз: деление на первой фазе влияет на количество и способ деления благ на второй фазе. Общество может выбрать два типа деления: поровну разделить между всеми индивидами сумму благ обоих фаз; склонить индивидов к интенсивному производству на первой фазе взамен высокого потребления на второй фазе. Во втором случае возникает неравенство, но общий уровень жизни повышается.

В приведенном примере норма равной пользы предписывает равное деление, а норма максимальной пользы ставит на первое место неравное деление. Наименее преуспевшие живут лучше в условиях неравенства, нежели при равенстве. Если согласиться с приоритетом наименее преуспевших, равенство имеет лишь инструментальную ценность. Иначе говоря, равенство шансов не имеет смысла, поскольку всякое сравнение материальных условий жизни индивидов - продукт отчуждения.

Эта концепция выражена в принципе дифференции Д. Ролза. Т. Нагель характеризует его следующим образом: «Существенное свойство эгалитаристской системы приоритетов состоит в том, что его сторонник признает улучшение положения наименее преуспевших более неотложной задачей по сравнению с улучшением жизни более преуспевших» [23, p. 117-118]. Причем приоритет наименее преуспевших не зависит от положения индивидов (благосостояние, средства, действия). Если при контакте с двумя индивидами предпочитается менее преуспевший, в конечном счете обеспечивается приоритет наименее преуспевших: «Система является эгалитарной с учетом приоритета потребностей людей, которые в реальной жизни находятся на социальном дне, независимо от их числа и общей пользы» [ibid., p. 119].

Во второй цитате Нагель связывает приоритет наименее преуспевших с радикальным требованием лексического порядка. Лексический порядок отвергает компромисс нищих с богатыми и выражается в правиле максимина: «Альтернативы ранжируются по их наихудшему результату: мы должны принять альтернативу, худший результат которой превосходит худшие результаты других альтернатив» [8, с. 140]. Это правило используется при выборе между сохранением и изменением статус-кво. Если ради его улучшения надо забрать один цент у беднейшего индивида, но в итоге предпоследний индивид в иерархии благосостояния получит миллион долларов, - надо сохранить статус-кво. Однако еще неизвестна социальная система, которая функционирует на основании указанного правила. Значит, оно не соответствует действительности. В общем случае само правило максимина (приоритет интересов нищих при любом конфликте с богатыми) ложно. Поэтому некоторые авторы квалифицируют теорию Д. Ролза и ее интерпретацию Т. Нагелем как разновидность партийных концепций.

«Интерпретация равенства, - отмечает П. Уойриш, - не должна зависеть от проблемы истинности лексического приоритета. Назовем партийной такую кон-

цепцию равенства, которая приписывает моральный приоритет пользе (потере) нищих по сравнению с пользой (потерей) богатых. Согласно этой концепции, моральная потребность пользы нищих, а не богатых определяет их место в специфической моральной иерархии. Самый нищий индивид имеет приоритет перед предпоследним в иерархии благосостояния, а тот имеет первенство перед третьим нищим и т.д. На основе такой дефиниции невозможно сравнивать степень предпочтения интересов индивидов, барахтающихся в океане нищеты. Зато она может быть согласована с крайними оценками максимина. С другой стороны, нет противоречия в принципе: значим только минимально-максимальный объем прибылей (доходов) бедных индивидов, поскольку его практические последствия нетрудно отличить от принципа максимизации общей пользы» [36, р. 428].

Ролзовский принцип максимина - разновидность партийной концепции, согласно которой моральная потребность в определенной иерархии есть функция ранга. Ранг определяет благосостояние одного индивида по сравнению с другим до тех пор, пока иерархия остается неизменной. Тем самым маршалы и генералы нищеты вынуждены подчиняться ефрейторам. Учитывается только то, является ли данный индивид самым нищим, предпоследним, третьим в очереди и т.д. - по числу всех жителей Земли. При этом пропасть между самыми нищими и самыми богатыми никак не связана с проблемой моральных потребностей. По мнению сторонников данной концепции, информацию о таких потребностях можно игнорировать при выборе направления деятельности. Но такой вывод тоже ложен.

Для иллюстрации рассмотрим проблему моральной ценности незначительного роста благосостояния наиболее и наименее преуспевших членов общества в ситуациях максимального неравенства и максимального равенства. При максимальном неравенстве разрыв в благосостоянии членов общества может быть 1000-кратным. А при максимальном равенстве он может быть 8-кратным (такое соотношение считается «нормальным» в богатых странах). Партийные концепции не дают возможности различать данные ситуации с точки зрения морали, поскольку в обоих случаях признается приоритет наименее преуспевших. Но если существует пропасть между благосостоянием богатых и бедных, выбор между помощью тем и другим становится острой моральной и политической проблемой. Если диспропорция благосостояния минимальна, проблема теряет остроту. Однако пропасть между богатыми и бедными определяет не только приоритет помощи хуже обеспеченным, но и абсолютную ценность их благосостояния. Например, 8-кратное различие уровней благосостояния может привести к социальному взрыву, если благосостояние наименее преуспевших равно 0. Одновременно оно может не иметь значения, если уровень благосостояния наименее преуспевших равен 1000 на шкале достатка.

Таким образом, иерархия благосостояния не определяет моральной ценности достатка, поскольку при установлении такой иерархии все сравнения сомнительны: «Моральная ценность роста уровня благосостояния данного индивида обратно пропорциональна базисному уровню его благосостояния» [36, р. 424]. Этот принцип исключает сравнения, но содержит определенные следствия для изолированного индивида. Иначе говоря, возникает классическая ситуация робинзонады. Допустим, Робинзон руководствуется двумя моральными нормами: уважай природу и увеличивай благосостояние. Отсюда вытекает, что индивид обязан тем больше уважать природу, чем выше его благосостояние. На деле в XX в. развитие промышленных стран шло совсем в ином направлении. Значит, сама иерархия благосостояния не позволяет осуществлять строгие сравнения. Тем более это относится к моральному

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

долгу помощи нищим, бедным или малообеспеченным индивидам. Благотворительные акции еще не решили ни одной социальной проблемы.

Промежуточный вывод. Равенство жизненных шансов допускает разные модификации и остается неопределенным даже в АПФ, которая от всех других направлений современной философии отличается наибольшей строгостью анализа. Популярность равенства падает по мере роста его неопределенности. Для современных эгалитаристов равенство не совпадает с равенством жизненных шансов, благосостояния и приоритетом наименее преуспевших. Главное оценочное суждение в пользу равенства может быть сформулировано следующим образом: значение равенства тем больше, чем хуже жизнь индивидов перед провозглашением равенства социальной и политической ценностью. Независимо от согласия с этой оценкой следует проводить различие между приоритетом наименее преуспевших и другими ценностями. «Разве не является злом тот факт, что уже в момент рождения жизненные шансы одних индивидов значительно хуже жизненных шансов других индивидов?», - риторически спрашивает Нагель [23, р. 28]. Но в конечном счете он склоняется к выводу: если неравенство способствует максимальной продуктивности людей с худшими шансами, о них заботиться не надо.

Однако отказ от равенства в пользу других ценностей остается предметом дискуссии. Никто из авторов не отрицает морального значения социального равенства. М. Уолцер отбрасывает простое равенство в пользу сложного. Д. Миллер отвергает равенство материальных условий и раздела благ между членами общества в пользу всеобщего равенства статуса. Р. Арнесон не согласен с равенством статуса: «Этот идеал относится к иерархическому феодальному обществу и капиталистическому обществу свободной конкуренции. Данные общества состоят исключительно из христиан, каждый из которых считает, что бог разделяет поровну благодать между всеми индивидами и потому все равны» [9, р. 104]. Р. Дворкин полагает, что одобрение равенства ресурсов вытекает из одобрения абстрактного политического равенства всех граждан: «Правительство берет на себя абстрактную обязанность признавать равенство судьбы каждого человека. Согласно абстрактной идее равенства, надо равномерно учитывать интересы всех членов общества. Абстрактное равенство обязывает правительство одинаково заботиться о всех гражданах» [17, р. 296].

Приведенные формулировки неравноценны. Под шапкой равенства существуют разные представления. Абстрактное политическое равенство означает отсутствие дискриминации и незаинтересованность. На этой основе выдвигаются общие требования: правительство должно относиться одинаково ко всем гражданам, а не дискриминировать одних за счет других; правительство должно одинаково учитывать интересы всех граждан, в соответствии со специфическим способом подчинения человеческих интересов политическим принципам.

Таким образом, из абстрактного политического равенства не вытекает социальное равенство граждан в любом смысле слова. Либеральное равенство жизненных шансов невозможно обосновать с помощью любой интерпретации политического равенства. А социальное неравенство невозможно интерпретировать так, чтобы из них вытекал конкретный принцип социального равенства независимо от моральных и политических посылок. Риторика абстрактного политического равенства скрывает эти посылки, мотивы и соображения. Проблема социального равенства смещается к систематизации всех конфликтов, часть из которых описана АПФ (вставка о конфликтах). Для

реализации политического равенства надо разрешить эти конфликты. Но ни одна социальная и политическая система современности этого не сделала. Значит, надо соединить логико-методологические выводы АПФ с тщательным социологическим анализом всех социальных и политических институтов, а также концепций благосостояния и welfare state (государство благосостояния). Они популярны в общественном сознании и коридорах власти, но обычно не осознают проблемы.

«Добрый дядя»

Понятие welfare state существует давно, но остается неопределенным. Экономисты, политические философы, социологи, политики, политологи и публицисты обычно определяют благосостояние через понятия прав, потребностей, равенства, государства, политики и т.д. Различия определений обусловлены разными логико-методологическими установками, мировоззрениями, школами и подходами. Само понятие благосостояния ничего не говорит о том, как государство решает данную задачу. Но концепт welfare state применяется при описании стран, в которых благосостояние граждан - главный принцип социальной политики государства. Сходство и различие указанных смыслов зависят от множества факторов. Поэтому дискуссии о благосостоянии влияют на дебаты о welfare state.

Рассмотрим содержание альтернативных концепций благосостояния и welfare state, а затем сравним аргументы в пользу той или иной их трактовки.

Структура благосостояния

Благосостояние обычно отождествляется с материальным положением индивидов и групп. Это тождество объясняется по-разному. Экономисты пытаются дать строгое определение и указать конкретные задачи по достижению благосостояния. АПФ считает экономическую трактовку благосостояния радикальной и ложной одновременно. Почему?

Экономисты описывают благосостояние индивидов, групп, обществ и отношение между ними. При этом индивидуальное благосостояние отождествляется с пользой и реализацией выбора. Благосостояние - это удовлетворение желаний индивида, независимо от их характера и содержания. Это понимание базируется на такой интерпретации выбора, когда он отличается от иерархии потребительских благ. Выбор - это учет альтернативных способов распределения доходов, социальных структур и состояний мира.

Затем экономисты описывают социальное благосостояние, формулируя противоположные тезисы: социальное благосостояние есть этическая ценность; оно зависит от индивидуального благосостояния. Первый тезис констатирует факты и означает: социальное благосостояние создает общее благо, которое предполагает учет всех факторов. Отсюда вытекает радикальный второй тезис: общее благо зависит от благосостояния индивидов. «Концепт welfare state в единстве с теорией индивидуального благосостояния как удовлетворения желаний образует суть экономического объяснения благосостояния» [31, р. 280]. Указанные концепции - исходный пункт обсуждения проблемы.

Индивидуальное благосостояние

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

На деле индивидуальные желания, выбор и благосостояние всегда находятся в конфликте. Желания - это комплекс внешних (абстрактных) характеристик индивида, которые существуют независимо от индивидуального выбора. Поэто-

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

му связь желаний и выбора образует предмет особых теорий. Реализация желания - лишь один фактор выбора. Реальный выбор не всегда отражает действительное предпочтение индивида. Нередко индивид предпочел бы выбор А при доступности Б, хотя на деле предпочитает Б вместо А. Тем самым выбор не тождествен желаниям.

С другой стороны, экономисты считают оценку выражением выбора. Она описывает индивидуальные выборы независимо от мотивов. Оценка - это средство анализа, а не свойство индивида. Если считать оценку основанием благосостояния, выбор приобретает нормативный смысл. Хотя такая стратегия возможна, нет необходимой связи оценок с исполнением желаний. В дальнейшем термин «оценка» используется в дескриптивном смысле.

Теперь уточним проблему. Во-первых, удовлетворение желаний нередко ведет в тупик, хотя обычно связано с пользой индивида. Желания могут не только исчезать, но и наносить вред индивиду3. А польза не тождественна желаниям: «Во многих ситуациях можно подделать предмет индивидуальных желаний. Индивид доволен, хотя на деле его желание не реализовано. Такая опасность тем более реальна в социальных контекстах» [25, р. 71].

Во-вторых, возникает проблема измерения роста благосостояния во времени и учета будущего благосостояния. Неопределенность будущего и индивидуальных средств требуют учета будущих материальных благ и пользы по сравнению с настоящими. Проблема смещается к нулевому или положительному уровню счета, которым оперирует индивид при неопределенности благосостояния. Дискуссия на эту тему длится почти сорок лет [29].

Теория индивидуального благосостояния анализирует вопрос: «Исчерпывается ли благо индивида материальным благосостоянием и какова связь между ними?» Если второе отождествлять с первым, то главные ценности (свобода, равенство, братство и т.д.) не связаны с желаниями. Если считать благосостояние аспектом блага, то удовлетворение потребностей сводится к обоснованию удельного веса отдельных аспектов индивидуального блага и описанию связи благосостояния с другими аспектами блага.

Итак, экономический смысл благосостояния не объясняет перехода от благосостояния как пользы к благосостоянию как индивидуальному благу. Удовлетворение желаний снимает тождество материального благосостояния и индивидуального блага. Концепция welfare state инициирует такое тождество. Альтернативная (антипатерналистская) концепция связывает удовлетворение желаний с welfare state, но не отождествляет их с индивидуальным благом: «Эта концепция оперирует эпистемологическими аргументами: некоторые аспекты блага выходят за рамки удовлетворения желаний; но знание указанных аспектов невозможно. Иначе говоря, удовлетворение желаний - лишь аспект понятийно познаваемого блага. Патернализм - это стремление навязать индивиду понимание блага на основе опыта других индивидов, а не его индивидуальных желаний. Адекватная реакция на патернализм - признание объективности и возможности познания определенных аспектов индивидуального блага независимо от конкретных индивидов» [18, р. 67].

3 Например: мать хотела, чтобы я стал ученым, но это желание осуществилось после ее смерти (т.е. когда желание исчезло). А процесс реализации уже моего желания быть ученым во многом помешал моей семейной жизни...

Иначе говоря, возможно знание о том, что определенный предмет есть благо для индивидов, если даже нет доступа к индивидуальному сознанию. Кратко рассмотрим три альтернативы материальному благосостоянию как удовлетворению желаний: теорию рациональных желаний, теорию потребностей и теорию свободы [11; 28; 20].

Теория рациональных желаний

Отвергает желания как основу благосостояния. Большинство людей желают вкусно есть и пить, почаще совокупляться, красиво одеваться, устраивать жилище, покупать престижные вещи и т.п. Целые системы экономики работают для удовлетворения таких желаний. Но все они отвергнуты И. Кантом, согласно которому счастье не есть наибольшая сумма приятностей жизни. Рациональный индивид рефлектирует о своих желаниях с учетом собственного положения в мире. И отказывается от многих желаний по причине их ложности или вредности. Однако большинство людей об этом не рефлектирует. Пьет, курит, развратничает, потребляет наркотики, стремится «себя показать», не думая о последствиях. Указанная теория отвергает такие желания и выводит благосостояние только из рациональных желаний. Но она не свободна от патернализма. Проблема смещается к познанию рациональных желаний индивида. Возможны два способа ее решения: рациональные желания полагаются основой благосостояния, а реальные желания изучаются как ложный показатель благосостояния и средство познания рациональных желаний; рациональные желания существуют как объективные разумные потребности.

Теория потребностей

Проводит строгое различие желаний и потребностей: «Понятие потребностей радикально отличается от понятия желаний. Потребности не являются подмножествами базисных, сильных и наиболее распространенных желаний - есть, пить, одеваться, размножаться, самосохраняться» [12, р. 5]. Это уточнение позволяет описать реальные желания. Например, потребность в здоровье считается универсальной. Существуют опять-таки целые системы реализации данной потребности. Но хотя некоторые индивиды нуждаются в медицинской помощи, они не желают и не реализуют этой потребности. Так неужели рациональные желания индивида не связаны с потребностью в здоровье?

Негативный ответ означает: потребности - это объективные аспекты индивидуальных рациональных желаний, которые выше реальных желаний. Но такой ход мысли выражает патернализм. Индивид может осознавать потребность в медицинской помощи. Но после обдумывания информации о своем здоровье с учетом других факторов отказывается от медицинской помощи ради другой потребности. Тогда неясно, почему реализация потребности в здоровье увеличивает благосостояние индивида. Ведь отказ от нее означает принесение в жертву других рациональных желаний индивида.

Теория свободы

Радикальная концепция свободы отвергает материальное благосостояние. Главное в свободе - способность, а не последствия свободных действий. Умеренная версия свободы не отрицает благосостояния. Обе концепции приписывают свободе внутреннюю, а не внешнюю ценность. Проблема сводится к различению негативной и позитивной свободы.

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Негативная свобода - это отсутствие принуждения. Выбор как добровольное действие есть показатель свободы независимо от предмета и мотивации. Ранее описаны два смысла экономической трактовки желаний. Второй смысл связан с негативной свободой, когда само расширение сферы выбора увеличивает индивидуальное благо независимо от фактического выбора индивида. Возможности индивидуального выбора определяются сферой контроля средств. Позитивная свобода связана с самореализацией индивида. Некоторые его способности могут фиксировать индивидуальные свойства (талант или бездарность), другие - средства и шансы.

Короче говоря, свобода противоречит материальному благосостоянию, если оно сводится к удовлетворению желаний. Благосостояние и свобода - разные аспекты индивидуального блага. Так называемая внутренняя свобода непознаваема. Польза свободы выражается в рациональных желаниях. Благосостояние как удовлетворение рациональных желаний объясняет ценность свободы и сохраняет тождество индивидуального благосостояния и блага. Потребности свободы, равенства и братства входят в состав индивидуального блага, реализуются в рациональных желаниях, которые отражают компромисс разных видов блага. Тем самым благосостояние как удовлетворение разумных потребностей есть достоверная теория индивидуального блага.

Welfare state против общего блага

Таким образом, мера истинности концепции welfare state зависит от смысла индивидуального благосостояния. Если понимать его как множество разумных желаний, то общее благо есть сумма индивидуальных благ, которые вносят вклад в общее благо. Но концепт welfare state используется обычно для экономической интерпретации благосостояния как пользы, основанной на реальных желаниях [13]. Политико-философский концепт welfare state отрицает любое общее благо, если оно не вытекает из разумных потребностей индивида.

Различие материального благосостояния и индивидуального блага увеличивает противоречивость концепции welfare state. Хотя любое общее благо сводится к индивидуальному, не всякое индивидуальное благо является общим. На социальном уровне надо учитывать только те аспекты индивидуального блага, которые входят в понятие благосостояния. Эта версия welfare state отвергает патернализм. Если благосостояние индивида определять как удовлетворение реальных желаний, то не учитывается ряд аспектов индивидуального блага, хотя принимается во внимание основа общего блага. Однако некоторые аспекты индивидуального блага познаваемы объективно и потому есть элементы общего блага.

Для перехода от индивидуального к социальному благосостоянию надо строго определять популяцию людей и конкретные направления социальной политики (здравоохранение, контроль рождаемости, охрана среды, безопасность и т.д.). Дискуссия о будущих поколениях порождает проблемы управления будущим и сравнения благосостояния индивидов в настоящем. В любом случае их связь с индивидуальной идентичностью проблематична [16].

«Социальный оккупант»

Политика благосостояния сводится к двум вопросам: «Должно ли вообще государство заниматься проблемой благосостояния?», «Если да, то как оно ее решает?» Первый вопрос поставлен в дискуссии между телеологическим и де-онтологическим концептом государства. Телеология изучает благо и рассматри-

вает благосостояние как элемент оценки государства. Если государство должно решать проблему благосостояния, это еще ничего не говорит о политических последствиях этой обязанности. Деонтология анализирует право и отвергает благосостояние как элемент оценки государства.

АПФ при анализе данной проблемы проводит различие между участием государства в решении проблем индивидуального и социального благосостояния. В первом случае государство есть общее средство поддержки индивидуальных целей; согласно определению Ролза, государство - это кооператив для достижения взаимной пользы. Во втором случае главная цель государства - максимум социального благосостояния [22]. Отсюда вытекает совершенно разная социальная политика.

Если государство решает проблему материального благополучия индивидов, оно способствует единомыслию и сужает социальную базу плюрализма мнений. Большинство людей предпочитает материальное благополучие свободе и свободомыслию. Решая проблему социального благополучия, государство ограничивает благосостояние одних индивидов за счет других. Тем самым увеличивается интервенционистская и распределительная роль государства. Наконец, государство занимается индивидуальным благополучием в том смысле, что его мера несущественна с политической точки зрения. Государство не дает ни одному индивиду опуститься ниже определенного уровня материального благополучия. Это государство остается индивидуалистом, но становится абсолютным социальным оккупантом, вмешиваясь в жизнь каждого индивида. Такова главная характеристика современных богатых стран.

Теперь учтем главные концепции решения проблемы благосостояния.

Простая максимизация

Имеет место при решении вопроса социального благосостояния. При решении проблемы индивидуального благосостояния простая максимизация становится бескомпромиссной максимизацией индивидуального благосостояния. Максимизируя благосостояние одного индивида, нельзя уменьшать благосостояние другого. Такое решение вытекает из концепции Парето, которая трактует благосостояние как пользу. Эффективны лишь такие состояния мира, которые исключают рост благосостояния одного индивида за счет падения благосостояния другого.

Концепция максимина

Минимум - это отрицание бедности при решении проблемы благосостояния [10, р. 38]. Абсолютный и относительный минимум - это уровни индивидуального благосостояния, которые ограничивают индивидуальную и социальную форму максимума. Широкое понимание благосостояния объясняет отрицательное отношение к бедности. Поэтому наложение на процесс максимизации постулата минимума подавляет широкий смысл welfare state. И в политический анализ скрыто вводится отрицательная общая оценка бедности, которая доминирует над индивидуальными оценками. В этом смысле welfare state есть неопределенная зависимость общего благосостояния от индивидуального благополучия. Понятие максимина характеризует форму связи индивидуального и общего благосостояния.

Максимизация равенства

В состав благосостояния входит равенство - максимально допустимый уровень неравенства людей, который одновременно ограничивает индивидуальную и социальную форму максимизации. Самый оптимальный вариант - одновремен-

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

ный учет постулатов минимума и равенства. Такие цели учитываются в рамках общей структуры максимимизации индивидуального и общего благосостояния.

Реакции государства на требование благосостояния тоже различны. Welfare state можно назвать любое государство, реагирующее на это требование. Но исторически welfare state сложилось в некоторых странах Запада. Это объясняет различия стратегий решения проблемы благосостояния.

Стратегия 1

Исходит из широкого определения благосостояния (удовлетворение рациональных желаний), отрицания патернализма (только реальные желания определяют благосостояние индивидов) и учета максимального благосостояния (в смысле Парето). В этом случае надлежащая политическая реакция на требование благосостояния состоит в признании рынка (исключающего монополию и другие недостатки рынка) средством достижения цели. Возникает множество конкурирующих рынков. Они эффективны в смысле Парето и учитывают реальные желания активных на конкретных рынках индивидов. В этом случае решение проблемы благосостояния противоположно welfare state.

Стратегия 2

Исходит из широкой дефиниции благосостояния (удовлетворение рациональных желаний), положительной и объективной оценки потребностей и максимума социального благосостояния (постулатов минимума и равенства). В этом случае правильная реакция на требование благосостояния - распределительная деятельность государства по ограничению максимума социального благосостояния. Для удовлетворения объективных потребностей государство обеспечивает большее количество товаров и услуг по сравнению с количеством, потребляемым в результате добровольного выбора: «Если в состав данных потребностей входят образование, здравоохранение и жилье, этот пример иллюстрирует движение к welfare state» [21, р. 111].

Стратегия 3

Система здравоохранения финансируется из подоходного налога на основе ссылок на объективную потребность медицинской помощи, позитивную свободу и равенство людей. Но та же политика может базироваться на отрицании всех указанных посылок. И тогда рынок медицинской помощи обладает всеми недостатками рынка, а политика здравоохранения реагирует на данные недостатки, а не на здоровье членов общества: «Основанием такой политики служит информационная асимметрия потребителя (пациента) и производителя (врача) и недостатки медицинского рынка, а не объективные потребности и позитивное право на медицинскую помощь» [15, р. 41].

Итак, разное понимание благосостояния ведет к противоположным политическим стратегиям решения проблемы благосостояния. Экономические и политические структуры welfare state обосновываются по-разному, а некоторые из них не имеют ничего общего с традиционным смыслом потребностей.

Проблема дефиниции

Как классифицировать все государства - в соответствии с рациональными аргументами при обсуждении политических программ или в соответствии с реальными политическими программами? Оба подхода обладают

достоинствами, но не тождественны. Требование благосостояния не всегда ведет к внедрению надлежащей политической программы, поскольку она может вытекать из других источников.

При решении данной проблемы нормативная политика благосостояния рассматривается в контексте дескриптивного политического анализа. Например, демократическая политика есть взаимодействие рациональных субъектов в рамках процедур коллективного принятия решений. А политика благосостояния есть взаимодействие желаний членов общества при соблюдении конституции как правила политической игры. В такой структуре нет одного центра принятия решений, который обязан реагировать на постулат благосостояния и любые другие требования. Политические решения вытекают из взаимодействия политических процессов и учета политических следствий. Государство становится welfare state по мере внедрения определенных политических программ, поскольку невозможно придать никакой реальный смысл аргументам в его пользу. Не существует одного-единственного рационального и успешного аргумента. Есть тысячи конкретных действий индивидов в политическом процессе.

Здесь возникают две проблемы:

1. Действия индивидов в политическом процессе мотивированы множеством их реальных желаний и возможностей. Поэтому политические следствия достигнут нормативной цели в той мере, в которой политические выборы отражают рациональные желания.

2. В любом обществе следствия зависят от формы конституции. Только при создании идеала политического процесса можно определить, в какой мере то или иное государство есть welfare state. Если политика учитывает постулат благосостояния, политический процесс организуется так, чтобы рациональные потребности благосостояния отличались от реального политического поведения.

В основе предлагаемого решения лежит дескриптивная модель политики, хотя существуют и другие (типа демократии дискуссий) [14]. Но создание welfare state зависит от дескриптивной модели политики и благосостояния.

Заключение

Дискуссия о благосостоянии и его роли в политике в обозримом будущем вряд ли закончится. Проведенный обзор позволяет заключить: теория индивидуального благосостояния как удовлетворения рациональных желаний вместе с широким понятием welfare state позволяет описать индивидуальное и социальное благосостояние. Пределы описания заданы антипатернализмом. Теория рациональных желаний определяет индивидуальное благосостояние как благо. Но она бесполезна при неизвестности рациональных желаний индивида. Следует учитывать конфликт реальных и рациональных желаний и аргументов в пользу объективного блага. Аргументы обычно сводятся к постулированию объективных потребностей, права и равенства. Описанная конструкция позволяет понимать их в терминах утверждений о содержании рациональных желаний. Конфликт данных подходов порождает дебаты о правильной реакции государства на решение задачи благосостояния. Сторонники альтернативных подходов пытаются определить содержание рациональных желаний.

Любая дискуссия о благосостоянии обладает нормативным и дескриптивным смыслом. На нормативном уровне можно защищать разные позиции в зависимости от определения благосостояния. При этом незначительные различия в оп-

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

ределении порождают постоянный конфликт политических оценок и позиций. Значит, концепт welfare state зависит от результатов дискуссий. На дескриптивном уровне поддержка любого welfare state меняется по мере согласия с той или иной дескриптивной моделью политики. Политика - это множество индивидуальных выборов социальных последствий принятых решений, заключение трансакций в определенных институциональных рамках и публичные дебаты при заключении договора. Только сознательный выбор конкретной концепции политики благосостояния позволяет рационально обсуждать проблему практического воплощения welfare state. Этим объясняется множество конфликтов между социальным и политическим равенством и welfare state.

АПФ обосновывает идею равенства социальных прав в ходе анализа множества конфликтов между природным и социальным равенством, материальным равенством и политическим неравенством, благосостоянием и деятельностью, максимизирующей концепцией рациональности и достатком. В результате анализа данных конфликтов сформулированы важные утверждения: неравенство собственности и доходов есть политическое зло; рынок ликвидирует социальное равенство; государство устраняет содержательные критерии разделения труда и самостоятельность сфер деятельности; либеральное равенство средств пренебрегает социальным равенством; средства (собственность, деньги) порождают вещественный и знаковый фетишизм; желания, действия, заслуги, межиндивидуальные сравнения благосостояния и вытекающие отсюда индексы благосостояния - разновидности абсурда; экономическая трактовка благосостояния есть популярная ложь; любая система распределения (посредством рынка, государства или смешанной экономики) есть продукт отчуждения, поскольку сравнивает материальное положение индивидов; welfare state базируется на удовлетворении желаний множества индивидов, отождествляет материальное благосостояние и индивидуальное благо, сужает свободу и уподобляет человека животному.

Отсюда следует общий вывод: рост теоретической и практической популярности welfare state предполагает детальный анализ всех институциональных и идеологических воплощений всей системы абсурдных и ложных положений и их социально-экономических следствий, включая современную Россию. В подтверждение приведу лишь один пример.

АПФ сформулировала принципиальное положение: связь экономики и политики - главная причина авторитарных социальных тенденций. Авторитаризм соединяет экономическую эксплуатацию с политическим угнетением под предлогом развития экономики. Конкретный анализ этой проблемы показал, что главная драма посткоммунистической трансформации - борьба сторонников рынка и рантье. Последние всеми силами стремятся сохранить условия для извлечения ренты. Исходные условия трансформации были различны в разных странах. Развитие демократии и гражданского общества перед падением коммунизма повлияло на результаты последующих экономических реформ. При крушении советского блока его сотрясал кризис. Падение объемов производства -статистическое заблуждение. После падения коммунизма статистика не отражала роста неофициального сектора. Общий объем выпуска при коммунизме был завышен, поскольку данные ВВП отражали бесполезное производство - деятельность и продукцию ВПК. Рост экономики коррелирует со степенью системных преобразований. В процессе трансформации не подтвердился тезис о том, что радикальные реформы неизбежно ведут к падению объемов производства. Различие стран Центральной и Восточной Европы и СНГ объясняется сохранением

рублевой зоны и государственной системы торговли в СНГ. Бюджетная политика постсоветских стран не направлена на сокращение государственных расходов. Доходы государства и налоги остаются на недопустимо высоком уровне. Качество приватизации не улучшается, если масса приватизированных предприятий ниже 2/3 ВВП. Наиболее высокий рост социального неравенства и нищеты зафиксирован в странах, проводящих половинчатые реформы. Одновременной макроэкономическая нестабильность не вызывает социальных волнений. В процессе трансформации выявилось три пути: 1) реформаторы построили демократические государства с динамично развивающейся экономикой; 2) рантье достигли лишь частично демократической государственной структуры и приватизированной экономики, в итоге укрепились процессы извлечения экономической ренты на фоне понижения темпов роста; 3) противники реформы установили диктаторские режимы, в которых экономика контролируется государством и преобладает государственная форма собственности. Последние две группы попали в ловушку экономической и политической нестабильности. К числу таких стран относится Россия [7, с. 27-29].

В свою очередь, анализ отношения между политическими рантье и диктаторами в постсоветском пространстве показал: существует прямая связь между вмешательством государства в экономические процессы, коррупцией и размерами госаппарата. Госаппарат захватил контроль над государством и стимулирует рост преступности. Установленные правила выборов и финансирование избирательных кампаний влияют на политические процессы. Реформы деятельности правительств и государственной службы не сопровождаются контролем общества за деятельностью правительств. В итоге возник феномен выборной ловушки незавершенных реформ, который включает слабый общественный протест и войны на постсоветском пространстве. Население большинства стран постсоветского блока (за исключением Польши и частично Венгрии) пока не научилось контролировать государство [там же, с. 506-574]4.

Таково конкретное проявление общего тезиса о связи экономики и политики как причине авторитарных тенденций постсоветских стран. Выводы АПФ позволяют очертить иное проблемное поле для анализа всех социальных последствий неравенства, порождаемых рыночной, государственной и смешанной экономикой.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бакеркина В.В., Шестакова Л.Л. Краткий словарь политического языка. М.: АСТ, Аст-

рель, Русские словари, 2002.

2. Макаренко В.П. Аналитическая политическая философия: очерки политической кон-

цептологии. М.: Праксис, 2002.

3. Макаренко В.П. Аналитическая философия права: проблемы и перспективы // Право-

ведение: Науч. докл. высш. шк. 2002. № 6.

4. Макаренко В.П. Либеральная парадигма: от ночного сторожа к ограниченному суве-

ренитету // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18: Социология и политология. 2002. № 4.

5. Макаренко В.П. Намерения и последствия: когнитивные аспекты демократии // Полис. 2002. № 4.

4 Во многих своих работах по проблеме бюрократии я предлагал называть государственные аппараты социальными организмами-паразитами. А. Ослунд на основе конкретно-социологического анализа приходит к более радикальному выводу: они являются хищниками [7, с. 513].

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

Экономический вестник Ростовского государственного университета 2005 Том 3 № 3

6. Макаренко В.П. Homo economicus и средний избиратель: парадоксы общего выбора // Общество и экономика. 2002. № 3-4.

7. Ослунд А. Строительство капитализма. Рыночная трансформация стран бывшего советского блока. М.: Логос, 2003.

8. Ролз Д. Теория справедливости. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та.

9. Arneson R. Against «complex equality» // Public Affairs Quarterly. 1990. № 4.

10. Barry N. Welfare. Milton Keynes: Open University Press, 1990.

11. BrandtR. Two concepts of utility // The Limits of Utilitarianism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1982. P. 169-185.

12. Braybrooke D. Meeting Needs. Princeton, N.Y.: Princeton University Press, 1987.

13. Broome J. Weighing Goods. Oxford: Oxford Blackwell, 1991.

14. Cohen J., Rogers J. On Democracy. Harmondsworth: Penguin Books, 1984.

15. Culyer A. The normative economics of health care finance and provision // Oxford Rewiew of Economic Policy. 1989. № 5.

16. Dasgupta P. Lives and well-being // Social Choice and Welfare. 1988. № 5. P. 103-126.

17. Dworkin R. Law's Empire. Cambridge, Mas., London: Harvard University Press, 1986.

18. Dworkin R. Paternalism // The Monist. 1972. № 5.

19. Frankfurt H. Equality as a moral idea // Ethics. 1987. № 98.

20. Griffin J. Well-being: its Meaning, Measurement and Moral Importance. Oxford: Oxford University Press, 1986.

21. Gutmann A. Democratic Education. Princeton, N.Y.: Princeton University Press, 1987.

22. Hamlin A., Petit P. The Good Polity. Oxford: Oxford Blackwell, 1989. P. 69-86.

23. Nagel T. Equality and Partiality. Oxford: Oxford University Press, 1991.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

24. ParfitD. On giwing priority to the worse off // Philosophy and Public Affairs. 1993. № 17.

25. Parfit D. Reasons and Persons. Oxford: Oxford University Press, 1984.

26. Raz J. The Morality of Freedom. Oxford: Oxford University Press, 1986.

27. Roemer J. Equality of talent // Economics and Philosophy. 1985. № 1. P. 151-186.

28. Schwartz T. Human welfare: what it is not // The Limits of Utilitarianism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1982. P. 195-208.

29. Sen A. Isolation, assurance and the social rate of discount // Quarterly Journal of Economics. 1967. № 81. P. 112-124.

30. Sen A. Justice: means versus freedom // Philosophy and Public Affairs. 1990. № 19.

31. Sen A. Utility: ideas and terminology // Economics and Philosophy. 1991. № 7.

32. Sen A. Well being, agency and freedom: the Dewey lectures 1984 // Journal of Philosophy. 1985. № 82.

33. Sen A., Williams B. (ed.). Utilitarianism and Beyond. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.

34. Slote M. Beyond Optimizing: A Study of Rational Choice. Cambridge; Mass.: Harvard University Press, 1989.

35. Walzer M. Spheres of Justice: Essay on Pluralism and Equality. N.Y.: Basic Books, 1983.

36. Weirish P. Utility tempered with equality // Nous. 1993. № 17.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.