CC BY
85
УДК 130.2:78.01(470.1/.2)(045)
КРЕХАЛЕВА Елена Анатольевна, аспирант кафедры культурологии и религиоведения Института социально-гуманитарных и политических наук Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова, преподаватель истории мировой культуры Архангельского музыкального колледжа. Автор двух научных публикаций
МЕЛОС И логос СЕВЕРА
Статья посвящена изучению особенностей музыкального пространства Русского Севера. Север, воспринимаемый как метафизическая граница жизни и смерти, космоса и хаоса, является рубежной вехой и для мира звуков. Дополняя друг друга, звуки составляют полифоническую структуру Русского Севера и представляют собой значимую часть кода его традиционной культуры.
Ключевые слова: Русский Север, музыкальная культура, скоморохи, старообрядцы, Поморье, мелос, логос, гармония, хаос, космос.
Проблема соотношения музыки и слова, мелоса и логоса была артикулирована в Санкт-Петербурге на Третьей Международной конференции «Метафизика искусства»'. Мелос и логос Севера - это составная часть пространства русской культурной традиции со своей музыкально-звуковой эстетикой, уникальность которой объясняется этнокультурными и гео-историческими особенностями циркумполярного мира.
Поморье - это заповедная территория исторического диалога славянской, финно-угорской и скандинавской культур. Изначальность, традиционализм и уходящая корнями в гиперборейские древности архаика Севера проявились, в частности, в том, что в среде старообрядцев Поморья сохранилось раздельноречное пение
(хомония), насчитывающее не одно столетие, а используемая ими «знаменная нотация имеет уже более чем тысячелетнюю историю развития»2. Важную роль в сохранении северного архаического мелоса и логоса играли скоморохи как своеобразные хранители нордической шаманской традиции. Распространяемый скоморохами национальный былинный эпос «перешел в народную крестьянскую среду и сохранился преимущественно на севере»3. Неповторимое обаяние северному пению, с его древними формами подголосочной полифонии (гетерофонии), придает так называемая «северная говоря».
Глубинные, сокровенные «голоса» Севера были хорошо слышны людям, наделенным даром слышания и видения неслышимых
© Крехалева Е.А., 2012
и невидимых сфер мироздания. «Север (Арктика) - строгий, светлый огромнейший кафедрал. Простор напоен стройным песнопением. Свет полный, без теней. Мир только что создан. Для меня Арктика - утро Земли. Жизнь на Земле только что начинается. Там теряется мысль
о благах обычных, так загораживающих наше мышление. Если в Арктике быть одному и далеко от жилья - хорошо слушать святую тиши-ну»4, - писал патриарх северной литературы Степан Писахов.
Бескрайнее акустическое пространство Севера скрывает звук и возвращает нас к состоянию, предшествовавшему творению, - некой лишенной формы и порядка первоматерии. В экзистенциональном смысле тишина противопоставляется звуку как хаос космосу и смерть жизни. Она «содержит опасность перехода в иной мир и в модели мира соответствует оппозиции жизнь/смерть»5.
Смерть была постоянным спутником жизни поморов в силу того, что главный их промысел - добыча рыбы и морского зверя был связан со стихией северных морей, а значит, с постоянным риском для жизни. «В мифологическом универсуме восточных славян образ моря (даже этимологически) непосредственно соотнесен с областью смерти... Если море - мертвое царство, то любое передвижение в этом локусе религиозно-мифологического пространства равносильно реальному переживанию смерти, точнее, испытанию морем-смертью»6.
Поморские мелос и логос были направлены на обуздание морской стихии, на «утишение» океана-моря. Поэтому в составе поморской артели всегда был особый человек - сказитель-ба-юн, наделенный даром словесного творчества. Одним из таких поэтов на корабле был шергин-ский герой Пафнутий Осипович Анкудинов: «Смолоду сказками да песнями душу питаю. Поморы слушают - как мед пьют. Артели в море пойдут - мужики из-за меня плахами лупятся. За песни да за басни мне с восемнадцати годов имя было с отчеством. На промысле никакой работы не давали. Кушанье с поварни, дрова с топора - знай пой да говори.»7.
Наиболее полно мифологический образ Поэта на корабле разработан в трудах Н.М. Те-ребихина, который исследуя морские былины «Садко» и «Соловей Будимирович» отмечал, что главный герой былины - Садко (гусляр и певец), подобно своему греческому собрату Орфею, ритмом своего музыкально-поэтического искусства организует морскую стихию, упорядочивает ее, управляет ею. Поэт как носитель обожествленной памяти, как монопольный знаток пространственно-временной организации вселенной является главным хранителем морского знания и водителем поморов по смертным просторам моря-океана. Поэт на корабле выполняет роль кормщика - лоцмана-вожа. Сама былина может рассматриваться как своеобразная мифо-поэтическая лоция, в которой описывается не реальный ландшафт моря, а ми-фо-географическое пространство Лукоморья8.
Наряду со словом средством гармонизации хаоса служили и музыкальные инструменты, которые наделялись сверхъестественными способностями реинкарнации, подобно шаманскому бубну, который мог превращаться в транспортные средства, переносившие шамана по всем сферам мироздания. «.. .А ты ладь гусли-ти. Если не на корабле, дак на песне твоей поедем»9, - говорит поморский староста баюну в период вынужденной зимовки на острове Новая Земля.
Из всех фольклорных жанров особым уважением пользовались старины, которые выполняли функции своеобразной морской лоции, указующей спасительный путь людям, оказавшимся в снежном плену или в «относе морском».
Спасение от смертной тоски и уныния поморы-зимовщики обретали в мелосе воскрешающего праздника. «На деревянную чашу натянули жилы оленьи, гриф из вереска - вот и гудок с по-гудальцем. Два коровьих рога, в чем иглы держали, то сопелки-свирели. В праздник всякий вечер ударим в гусли; запоет гудок девическим голосом, завизжат рожки. Учинится топот-хлопот, скаканье-плясанье. Зажиг от старосты пойдет: зачнет пудовыми сапожищами в половицы бухать, перстами щелкать, закружится.»10.
В картине мира поморов на их мифогеографических картах-лоциях Дышущего Моря-Океана острова наделялись двойственной сакральной семантикой. С одной стороны, они воплощали в себе образы пространства смерти, с другой - преображенные земли «острова спасения». Опасным в поморской среде считался остров Грумант (Шпицберген), который «описывался как страна мрака и холода, скал, льдов и снега, где нет жизни, где не может жить человек»11. Европейцам этот остров «внушал такой ужас, что даже приговоренные к смерти преступники не соглашались перезимовать там одну зиму, за что им обещали помилование»12.
В мифологической географии поморской ойкумены Грумант находился под властью «старухи-цинги» и «одиннадцати ее сестер», которые показываются иногда людям во время «погод», когда ветер свистит в каменных утесах Шпицбергена. Хозяйки поют под вой ветра: «Здесь нет петья церковного, ни звона колокольного: здесь все наше. »13. Хтоническая инобы-тийность Груманта акцентируется отсутствием там спасительного православного мелоса (церковного пения и колокольного звона).
Духовной осью Северного М^ра, находящегося в эсхатологических пределах «последнего моря», являлось православие. Глашатаями и вестниками православия были странствующие иноки, подвизавшиеся в иноверческих и инородческих пустынях Края Земли. Подвижники-монахи, ищущие уединения в северной глуши, освящали молитвенными песнопениями еще недавно языческую территорию. Православный колокол возвещал о бессмертии души, звал к праведной жизни. Являясь символом, объединяющим весь православный мир, на Севере колокол звучал по-своему: отличался широтой, текучестью и плавностью мелодической линии, замысловатой узорчатостью голосоведения.
Особое место в музыкальной партитуре Севера занимает старообрядческий мелос. «Поморье, да и вообще весь русский север были особо подходящей почвой для распространения “старой веры”, так как там до начала следующего XVIII века каждый приход являлся
независимой и сильной церковной и административной единицей и выполнял почти все функции местного самоуправления»14.
Сохраняемое старообрядцами древнерусское пение с его монументальностью и величием имело особое свойство, которое отметил П.А. Флоренский: «Древнее унисонное или октавное пение... удивительно как пробуждает касание Вечности. Вечность воспринимается в некоторой бедности земными сокровищами, а когда есть богатство звуков, голосов, облачений и т. д. и т. д., наступает земное, и Вечность уходит из души куда-то, к нищим духом и бедным богатствами»15.
«Ревнители древлего благочестия» стремились оставаться в лоне старорусской церковной традиции и при этом они, как пишет С.И. Дмитриева в «Очерках этнокультурной истории Архангельского Поморья», были хранителями и носителями дохристианского предания: «Известно, что среди сказителей былин, исполнителей свадебных и похоронных причитаний -наиболее сложных и древних видов народной поэзии - было немало старообрядцев»16. Древ-лее благочестие получило на Севере статус истинной святой веры, в которую креститься можно было лишь на смертном одре. В старообрядческом религиозном социуме существовала ритуальная практика «перекрещивания» или перехода из новой «антихристовой» ни-конанской веры в старое святое и истинное исповедание.
Старообрядческое крюковое пение сохранилось в Поморье и в ХХ веке. Так, в одной из своих фольклорных экспедиций на р. Пине-гу искусствовед Т.Ф. Владышевская в с. Нюхча Архангельской области сделала записи от ста-роверки-скрытницы. «Скрытница Анна Ивановна (фамилии у скрытников не употреблялись), в 1968 году ей было 80 лет, несмотря на возраст, обладала чистым мягким тембром и отчетливо знала крюковое пение»17.
Мелос и логос Северного М^ра как микрокосма воспроизводили в земном плане бытия звучащую музыкально-поэтическую гармонию семи небесных сфер.
Значительное место в звуковом ландшафте Севера составляло также скоморошество как религиозно-культурный феномен, уходящий своими корнями в шаманистскую архаику славяно-финского мира. Большинство исследователей связывают скоморохов с областью ритуального символического антиповедения, со смеховым миром. Сакральная география скоморошества соотносится с Новгородом и его северными землями.
Известный исследователь скоморошества
А.А. Морозов отмечал, что «богатый и разнообразный репертуар скоморохов стал достоянием нашего Севера как часть старинной новгородской культуры... Скоморохи не только потешали своих слушателей веселыми и забавными песнями. Они исполняли и серьезные старины, прославлявшие подвиги русских богатырей»18.
Однако главной чертой деятельности скоморохов считается устройство «позоров и глумов» с пением и пляской. Скоморошеский мир -это мир, вывернутый наизнанку, ландшафт которого был наполнен необычайным шумом, производимым скоморохами с помощью различных музыкальных инструментов: бубнов, трещоток, сопелей, гуслей, гудков со смыками,
сурн, волынок, труб, домр и др. С точки зрения семиотики, этот шум можно истолковать как некое сообщение с провокационной целью разрушения существующего миропорядка.
«Скоморошеское зрелище на массовом празднике - это эпицентр разрушения. Вероятно, поэтому, наряду с осуждением смеха как греховности и усмотрением в скоморохе конкурента, уводящего прихожан на “позорище” вместо службы, православная церковь видела в нем отъявленного нарушителя порядка и благопристойности (“благочиния”), т. е. своего прямого оппозиционера по линии сохранения предустановленной Богом гармонии, что, в свою очередь, явилось дополнительной причиной причисления его к “бесовскому” миру»19.
Очевидно, что Север, воспринимаемый как метафизическая граница жизни и смерти, космоса и хаоса, является рубежной вехой и для мира звуков. Здесь одновременно звучат и взаимодействуют «серьезная» и «смеховая» области сакрального фундамента традиционной культуры Поморья, мелос и логос которой превратили звучащий ландшафт Русского Севера в священный хорал и «памятник отечественной и мировой культуры» (Д.С. Лихачев и
В.Л. Янин).
Примечания
1 Мелос и Логос: Диалог в истории // Метафизика искусства: материалы Третьей междунар. конф., 19-20 ноября 2004 года / под ред. проф. М.С. Уварова. СПб., 2005. Вып. 2.
2 Владышевская Т.Ф. Музыкальная культура Древней Руси. М., 2006. С. 137.
3 Власова З.И. Скоморохи и фольклор. СПб., 2001. С. 18.
4 Писахов С.Г. Сказки. Очерки. Письма. Архангельск, 1985. С. 201.
5 Цивьян Т.В. Отражение звукового пейзажа в языке и тексте // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С. 149-150.
6 Теребихин Н.М. Метафизика Севера. Архангельск, 2004. С. 8.
7 Шергин Б.В. Древние памяти: Поморские былины и сказания. М., 1989. С. 41.
8 Теребихин Н.М. Геософия Поморья // Вестн. Помор. ун-та. 2001. № 1. С. 27.
9 Шергин Б.В. Указ. соч. С. 79.
10 Там же. С. 80-81.
11 Обручев С.В. Русские поморы на Шпицбергене. М.,1964. С. 5.
12 Там же. С. 6.
13 Там же. С. 8.
14 Зеньковский С.А. Русское старообрядчество в двух томах. Т. 1. М., 2009. С. 228.
15 Цит. по ст.: Трубачев С. Музыкальный мир П.А. Флоренского // Сов. музыка. 1988. № 9. С. 102.
16 Дмитриева С.И. Очерк этнокультурной истории Архангельского Поморья // Мировоззрение и культура севернорусского населения. М., 2006. С. 37.
17 Владышевская Т.Ф. Указ. соч. М., 2006. С. 259.
18 Цит. по кн.: Власова З.И. Указ. соч. С. І39.
19 Юрков С.Е. Смеховая сторона антимира: скоморошество // Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре (XI - нач. XX в.). СПб., 2003. С. 47.
Krekhaleva Elena Anatolyevna
Arkhangelsk Musical College
MELOS AND LOGOS OF THE NORTH
The article is dedicated to the features of the music space of the Russian North. The North as a metaphysic boundary between life and death, space and chaos is a frontier landmark for the world of sounds as well. Supplementing each other, sounds form a polyphonic structure of the Russian North and represent a significant part of its traditional cultural code.
Key words: Russian North, music culture, skomorokhs, Old Belivers, Pomorye, melos, logos, harmony, chaos, cosmos.
Контактная информация: e-mail: [email protected]
Рецензент - Требихин Н.М. доктор философских наук, профессор кафедры культурологии и религиоведения Института социально-гуманитарных и политических наук Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова
