МЕЛАНХОЛИЯ И ОТЧАЯНИЕ КАК ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ В РОМАНЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА «ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ЯЗЫКОЗНАНИЕ

LINGUISTICS

УДК 82.01

doi: 10.52470/2619046Х_2023_2_32

МЕЛАНХОЛИЯ И ОТЧАЯНИЕ

КАК ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ В РОМАНЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА «ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ»

Л.О. Мысовских

Аннотация. В статье в свете экзистенциальных и психоаналитических теорий С. Кьеркегора и З. Фрейда рассматриваются категории меланхолии и отчаяния, присущие Г.А. Печорину. Утверждается, что меланхолия, от которой страдает герой Лермонтова, - это не только воплощение отчаяния, от которого страдает русский народ, но и проекция отчаяния самого Лермонтова. Основываясь на собственном опыте, Лермонтов создал Печорина, описав его как типичного представителя своего разочарованного поколения. Автор статьи приходит к выводу, что в основе отчаяния Печорина лежит неспособность самого Лермонтова достичь утраченного идеала. В свете теорий Фрейда, проявления симптомов, вызванных потерей объекта (любовь, привязанность), наблюдаются в жизни как самого Лермонтова, так и его героя, и являются причинными факторами возникновения симптомов открытой Кьеркего-ром «болезни к смерти» - отчаяния. Автор статьи заключает, что параллели между Лермонтовым и его вымышленным героем имеют общие основания в психологической структуре реальной жизни и рожденном воображением гениального художника мире романа, а психогенные источники присущей творцу и его творению меланхолии являются не загадочными, а очевидными.

Ключевые слова: русская литература, экзистенциализм, психоанализ, Печорин, Лермонтов, Фрейд, Кьеркегор.

MELANCHOLY AND DESPAIR AS EXISTENTIAL-PSYCHOLOGICAL CATEGORIES IN M.Y. LERMONTOV'S NOVEL «HERO OF OUR TIME»

L.O. Mysovskikh

Abstract. In the article in the light of the existential and psychoanalytic theories of S. Kierkegaard and Z. Freud examines the categories of melancholy and despair inherent in G. Pechorin. It is argued that the melancholy from which Lermontov's hero suffers is not only the embodiment of despair from which the Russian people suffer, but also a projection of Lermontov's own despair. Based on his own experience, Lermontov created Pechorin, describing him as a typical representative of his disappointed generation. The author of the article comes to the conclusion that the basis of Pechorin's despair is the inability of Lermontov himself to achieve the lost ideal. In the light of Freud's theories, manifestations of symptoms caused by the loss of an object (love, affection) are observed in the life of both Lermontov himself and his hero are causal factors in the appearance of symptoms of Kierkegaard's «disease to death» - despair. The author of the article concludes that the parallels between Lermontov and his fictional hero have common grounds in the psychological structure of real life and the world of the novel born of the genius artist's imagination, and the psychogenic sources of the melancholy inherent in the creator and his creation are not mysterious, but obvious.

Keywords: Russian literature, existentialism, psychoanalysis, Pechorin, Lermontov, Freud, Kierkegaard.

Склонность Михаила Юрьевича Лермонтова к меланхоличности начала проявляться уже в самом раннем его творчестве, с годами лишь усиливаясь и перерастая в экзистенциальное отчаяние, которое отчетливо проявилось в наиболее зрелой работе великого автора - романе «Герой нашего времени». На наш взгляд, актуальным является рассмотрение хрестоматийного образа Григория Александровича Печорина посредством авторитетных философско-психо-логических категорий, выявив его до сих пор неучтенные культурно-исторические значения.

Основоположник экзистенциализма Сёрен Кьеркегор в трактате «Болезнь к смерти» писал, что «отчаяние - это не просто худшее из страданий, но наша гибель» [2, с. 31].

Основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд в эссе «Печаль и меланхолия» утверждал, что «меланхолия отличается очень болезненным дурным настроением, потерей интереса к внешнему миру, утратой способности любить, торможением всякой дееспособности и снижением чувства собственной значимости, которое выражается в самообвинениях, самобичеваниях, усиливающихся до бредового ожидания кары» [5, с. 212].

Проявления меланхолии являются репрезентативными эффектами, реакциями на стимул, которые связаны с потерей объекта пострадавшим индивидом. То есть потеря объекта, реального или идеального, является предрасполагающим фактором к проявлению меланхолии, а печаль «может быть реакцией на утрату любимого объекта» [5, с. 213]. Экстраполируя мысль Фрейда о потере объекта, можно предположить, что объект не обязательно должен быть человеком или иным онтологическим субъектом, но он также может быть метафизической абстракцией, такой как потеря свободы, потеря любви или потеря цели.

Если потеря объекта является стимулом для возникновения меланхолии, которая со временем способна трансформироваться в отчаяние, тогда причины, которые привели к развитию отчаяния у Лермонтова, можно интерпретировать с позиций психологического и экзистенциального анализа. К социологическим факторам, вызвавшим отчаяние Лермонтова, можно отнести восстание декабристов, после которого российское общество оказалось в плену социально-политической системы, подавлявшей литературное творчество и художественное самовыражение. Лишенные романтического идеализма и столкнувшиеся с растущей антипатией буржуазии, а также с трудностями творческого самовыражения, художники эпохи декабристов попали в лабиринт отчаяния. Именно в этих условиях политического и социального угнетения и подавления творческого самовыражения Лермонтов написал свой единственный роман «Герой нашего времени».

В предисловии к роману Лермонтов ссылается на условия, которые действовали как причинные механизмы, стимулирующие меланхолию его героя. Лермонтов поясняет: «Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии» [3, с. 155]. Однако, хотя Лермонтов и утверждает, что он изобразил портрет целого поколения, он включает в роман многие из своих собственных субъективных переживаний. Меланхолия, от которой страдает герой Лермонтова, - это не только воплощение отчаяния, от которого страдает русский народ, но и проекция отчаяния самого Лермонтова. Основываясь на собственном опыте, Лермонтов создал Печорина, которого описывает как типичного представителя своего разочарованного поколения.

Если рассматривать становление личности Лермонтова во фрейдовской парадигме потери объекта как первопричины появления меланхолии, то Печорин становится отражением самого Лермонтова. После смерти матери трехлетний Лермонтов остается на попечении отца. Однако вскоре между его отцом и бабушкой возник драматический конфликт из-за контроля над ребенком, принесший ему немало тревог. В итоге бабушка получила все права на малыша, а отец, уехал. Потеря матери, ожесточенная вражда между отцом и бабушкой и, наконец, потеря отца лишили маленького Лермонтова объектов детских привязанностей.

Эти потери и стали первыми психогенными точками в возникновении меланхолических симптомов Лермонтова.

Поисками суррогата материнской любви можно объяснить то, что Лермонтов часто влюблялся; но столь же часто и разочаровывался в любви. В качестве реакции на эти разочарования Лермонтов приобрел холодное и легкомысленно-ироничное отношение к женщинам, которое служило защитой от разочарований. Его семейные переживания потери объекта, а также его романтические разочарования заложили основу для развития меланхолии, также присущей Печорину, что отчетливо прослеживается в «Княжне Мери», например, когда герой говорит Грушницкому: «Je méprise les femmes pour ne pas les aimer, car autrement la vie serait un mélodrame trop ridicule [я презираю женщин для того, чтобы их не любить, ибо иначе жизнь была бы слишком смехотворной мелодрамой (фр.)]» [3, с. 205]. Очевидно, что меланхолия и женоненавистнические наклонности Печорина коренятся не в душе русского народа, собирательным образом которого, по утверждению Лермонтова, он является, а в душевных страданиях самого Лермонтова, трансформировавшихся в образ Печорина. Будучи не в состоянии восполнить свои потери (любовь, привязанность), Лермонтов в ответ на то, что женщины неспособны стать его идеалом, усиливает свою враждебность по отношению к ним, защищаясь таким образом от негативных эмоций. Иными словами, Лермонтов пребывает в состоянии экзистенциальной расколотости или в пограничной ситуации, описанной в экзистенциальных теориях Карла Ясперса: «духовная ситуация человека возникает лишь там, где он ощущает себя в пограничных ситуациях. Там он пребывает в качестве самого себя в существовании, когда оно не замыкается, а все время вновь распадается на антиномии» [6, с. 322]. Таким образом, экзистенциальная амбивалентность Лермонтова может быть объяснена противоречием, вызванным его тягой к женщинам как к объектам любви и его ненавистью к ним за то, что они не являются его идеалом. В этом плане Лермонтова иногда сравнивают с основоположником экзистенциализма - Кьеркегором, - а вернее, сравнивают Печорина с Йоханнесом в контексте рассмотрения темы либертинизма. Так, В. А. Котельников утверждает, что «эротическое воображение как Печорина, так и Йоханнеса движется одним и тем же путем и питается одними и теми же подробностями женского облика» [1, с. 39]. Оба персонажа стремятся покорить сердце несчастных девушек лишь для того, чтобы бросить их, словно цветок на обочине пыльной дороги, вдоволь насладившись его ароматом. Современные исследователи обнаруживают амбивалентность лермонтовского персонажа не только в его восприятии прекрасного пола: «Расколотость сущности Печорина проявляется и в его отношении к жизни. Он разрывается между желанием полнокровной жизни и отрицанием всего, что может предложить жизнь» [4, с. 83].

Очевидно, любовные несчастья, пережитые Лермонтовым в юности, стали причиной его озлобленного и почти жестокого отношения к женщинам. Многочисленные любовные похождения поэта вписываются в либертинистскую схему: он притворялся безумно влюбленным и в конце концов соблазнял женщин из чистого желания самоутвердиться; он делал это хладнокровно, просчитывая свои стратегические ходы, и ему становилось скучно, он разочаровывался, когда победа была достигнута. Пример такого отношения к женщинам можно увидеть в разговоре Печорина с Верой, его бывшей возлюбленной, которую он бросил, но которая, тем не менее, все еще любит его. Вера говорит: «Ты знаешь, что я твоя раба, я никогда не умела тебе противиться... и я буду за это наказана: ты меня разлюбишь! По крайней мере, я хочу сберечь свою репутацию... не для себя: ты это знаешь очень хорошо!.. О, я прошу тебя: не мучь меня по-прежнему пустыми сомнениями и притворной холодностью: я, может быть, скоро умру, я чувствую, что слабею со дня на день... и, несмотря на это, я не могу думать о будущей жизни, я думаю только о тебе... Вы, мужчины, не понимаете наслаждений взора, пожатия руки... а я, клянусь тебе, я, прислушиваясь к твоему голосу, чувствую такое глубокое, странное блаженство, что самые жаркие поцелуи не могут заменить его» [3, с. 223].

Позже, в разговоре с княжной Мери, Печорин рассказывает о своем детстве, которое напоминает детство Лермонтова. Также в этой главе излагаются причины очевидных женоненавистнических наклонностей Печорина и его отчаяния: «Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца; они там и умерли. Я говорил правду - мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуются даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние, -не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой» [3, с. 228].

Данное душевное излияние Печорина не только является репрезентацией субъективной реальности Лермонтова, но также служит подтверждением психогенных корреляций, обнаруженных во фрейдовском анализе меланхолических тенденций. Ибо, по Фрейду, меланхолия, перешедшая в стадию болезни, выходит за рамки очевидного случая потери объекта, например, в результате смерти и уже включают в себя все те ситуации пренебрежения и разочарования, которые могут привнести противоположные чувства любви и ненависти в отношения или усилить уже существующую амбивалентность. В таком случае меланхолия, описанная в теориях Фрейда, перерождается в экзистенциальное отчаяние, описанное в теориях Кьеркегора, которое датский мыслитель определял как «болезнь к смерти». Амбивалентность, или экзистенциальная расколотость, - это предпосылка меланхолии. Если любовь к объекту - это любовь, от которой нельзя отказаться, хотя сам объект отвергается - убежище находится в нарциссической идентичности, - тогда ненависть начинает действовать на этот замещающий объект, оскорбляя его, унижая его, заставляя страдать и получая удовольствие от его страданий. Самоутверждение при меланхолии, которое, без сомнения, доставляет удовольствие, означает удовлетворение тенденций садизма и ненависти, которые относятся к объекту и которые обращаются против самого субъекта.

Печоринская амбивалентность основана на жизненных ситуациях самого Лермонтова, не нашедшего идеала в отношениях с женщинами. И когда в случае с Печориным и княжной Мери отношения не стали для героя идеальными, он обратил свое разочарование на себя, приступив к очередному этапу саморазрушения, страдая от кьеркегоровой «болезни к смерти». Печорин говорит: «А что такое счастие? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности» [3, с. 226].

Для Лермонтова проблема потери объекта вращалась не столько вокруг потери его матери, сколько вокруг любви и привязанности, которые исходили от нее; и дихотомия любви и ненависти, обнаруженная в отношениях Печорина, материализуется из собственных отношений Лермонтова с женщинами. Лермонтов верил в любовь как в великое чувство, способное утешать человека и восстанавливать его душевное равновесие. Любовь никогда не теряла для него своей привлекательности, и, несмотря на горькое разочарование, его темперамент постоянно оставлял его во власти страстей. И все же ни одна из его любовных привязанностей не принесла удовлетворения его мятущейся душе; ибо его холодный аналитический разум неизменно сковывал душевные порывы. В любви, как и в других делах, он стремился

к идеалу, то есть к невозможному, ибо ничто идеальное человеку не известно. Всю свою жизнь Лермонтов был влюблен в какую-то женщину-мечту, которую никогда не встречал во плоти. Отсюда и антипатическое отношение его героев к женщинам, которых они сначала приветствовали как ангелов утешения, а потом отвергали при малейшем намеке на несоответствие идеального и реального.

В финале отношений с княжной Мери Печорин, окончательно осознав, что она не является идеалом, говорит:

- Княжна, <.. .> вы знаете, что я над вами смеялся!.. Вы должны презирать меня. <.. .> Следственно, вы меня любить не можете...

<...>

Она обернулась ко мне бледная, как мрамор, только глаза ее чудесно сверкали.

- Я вас ненавижу... [3, с. 259]

Накануне дуэли с Грушницким Печорин задумывается о смысле своего существования, отношениях с женщинами и о своей концепции любви. Приближаясь к вероятности окончательной потери (своей жизни), Печорин еще глубже погружается в отчаяние, причина которого состоит в осознании того, что он не только потерял свою личность, но и потерял счастье, любовь и привязанность, а вместо них нашел лишь опустошение и одиночество: «Зачем я жил? для какой цели я родился?.. <...> Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил; я любил для себя, для собственного удовольствия; я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их нежность, их радости и страданья - и никогда не мог насытиться. Так томимый голодом в изнеможении засыпает и видит перед собою роскошные кушанья и шипучие вины; он пожирает с восторгом воздушные дары воображенья, и ему кажется легче... но только проснулся, мечта исчезает... остается удвоенный голод и отчаяние!» [3, с. 247]

В творчестве Лермонтова часто проявляется тема разочарования и страдания. Иногда, воодушевленный обещанием искупительной любви, он после того, как эта тщетная надежда исчезает, впадает в удвоенное отчаяние. Примерно за год до гибели в стихотворении «И скучно, и грустно» (1840) Лермонтов приходит к горькому выводу, что жизнь является всего лишь «пустой и глупой шуткой».

В основе отчаяния Печорина лежит неспособность его создателя достичь утраченного идеала. Проявления симптомов, вызванных потерей объекта (любовь, привязанность), наблюдаются в жизни как самого Лермонтова, так и его героя, и являются причинными факторами возникновения симптомов «болезни к смерти» - отчаяния. Хотя наш подход к изучению меланхолии и отчаяния, конечно, является лишь квинтэссенцией обширных исследований Кьеркегора и Фрейда, он, тем не менее, указывает на основные принципы, возникновения меланхолии и отчаяния, выведенные двумя выдающимися мыслителями. Без стимула, возникающего из-за потери объекта, перманентная меланхолическая реакция, в последствии трансформирующаяся в отчаяние, не может быть вызвана. То есть появление перманентной меланхолии без причинного фактора невозможно. Временная печаль и перманентная меланхолия клинически различны. Последняя стойко поддерживается нетерпимостью к потере объекта и неспособностью означающего обеспечить компенсирующий выход из состояний отчуждения, в которых субъект находит убежище. Крайней точкой такого состояния является самоубийство. В современных исследованиях можно обнаружить трактовку дуэли Печорина с Грушницким в свете экзистенциальных теорий Жана Поля Сартра «как усложненную попытку самоубийства» [4, с. 83] со стороны Печорина, которую он предпринимает, так как «оказывается неспособным противостоять своему отчужденному существованию и обеспечить собственное выживание» [4, с. 83]. Если данную логику экстраполировать на создателя Печорина, то тогда абсолютно то же самое можно сказать и о дуэли Лермонтова с Мартыновым.

Таким образом, наше исследование показало, что параллели между Лермонтовым и его вымышленным героем имеют общие основания в психологической структуре реальной жизни и рожденном воображением гениального автора мире романа, а психогенные источники присущей творцу и его творению меланхолии являются не загадочными, а очевидными.

Библиографический список

1. Котельников В.А. Сюжет с княжной Мери и традиция литературного либертинизма // Русская литература. 2014. № 3.

2. Кьеркегор С. Болезнь к смерти. М., 2014.

3. ЛермонтовМ.Ю. Собрание сочинений: в 4 т. СПб., 2014. Т. 4: Проза. Письма.

4. Мысовских Л.О. Григорий Александрович Печорин - лишний человек или русский экзистенциальный герой? // Культура и текст. 2022. № 2.

5. Фрейд З. Собрание сочинений: в 10 т. М., 2006. Т. 3: Психология бессознательного.

6. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.

Л.О. Мысовских

магистр философии, аспирант филологического факультета

Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина,

г. Екатеринбург

E-mail: levmisov@yandex.ru