CC BY
38
Владимир Сажин,
эксперт Института востоковедения РАН МАЯТНИК ИРАНСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
Президентские выборы в Исламской Республике Иран (ИРИ) в июне 2005 г. преподнесли сюрприз не только мировому сообществу, но и самим избирателям. Победы столичного мэра Махмуда Ахма-динежада, малоизвестного политика с репутацией радикала, не ожидал никто, так как фаворитом считался умеренный «тяжеловес» Али Акбар Хашеми-Рафсанджани, уже дважды занимавший пост президента страны (1989— 1997). Исход выборов отражает перемены, происходящие в иранском обществе, однако делать вывод о радикальной смене курса пока преждевременно. Нынешние июньские выборы-2005 стали зеркальным отражением президентских выборов-1997. Тогда, тоже вопреки всем прогнозам, президентом Ирана стал аятолла Сейед Мохаммад Хатами, получивший поддержку почти 70% избирателей (Ахмадинежад набрал сейчас 62% голосов). Неожиданная победа либерала в чалме знаменовала собой начало восьмилетнего периода попыток провести социальнополитические реформы. Однако президент Хатами не был готов идти на решительную конфронтацию ни с духовным лидером аятоллой Сейедом Али Хаменеи, ни с радикальными исламистами, ни с существующей системой. Он был ее заложником.
Конечно, Хатами много сделал для открытия ИРИ миру и для укрепления ее авторитета в международном сообществе. Но на поприще преобразований неудачи преследовали его на протяжении обоих сроков президентства, поскольку инструментов для последовательных и всеобъемлющих реформ в его арсенале не имелось. Хатами лишь приоткрыл дверь для перемен, но в эту дверь не столько ворвался свежий воздух свободы, сколько проникла коррупция на всех уровнях власти, подпитываемая потоком нефтедолларов, которые оседали в карманах немногочисленной элиты. Уровень безработицы достиг 16—17%, причем главная жертва этого явления — молодежь. Отсюда и рост преступности, наркомании, проституции. Острая проблема — дефицит и дороговизна жилья. Вообще, цены за последние 10 лет выросли в 7—10 раз, доллар подорожал с двух тысяч до почти девяти тысяч иранских риалов. У живущих в бедности иранцев (70% населения) сформировался образ классового врага — прослойки «новых шахов», которые, как образно отметил один журналист, «начали пользоваться ноутбуками, ездить на шестисотых «Мерседесах» и отдыхать в местном Куршевеле — на
острове Киш». А породивший их либеральный режим аятоллы Хатами стал восприниматься как «антинародный». Первый звонок для либералов прозвучал в феврале 2003 года. На выборах народных представителей в исламские советы городов и других населенных пунктов (в местные органы власти) сторонники президента Мохаммада Хатами потерпели первое за шесть лет поражение. Однако уроки извлечены не были. Парламентские выборы в феврале 2004 г. реформисты-либералы вновь проиграли. Здесь, правда, не обошлось без вмешательства консерваторов. Незадолго до выборов Наблюдательный совет снял с предвыборной гонки около 2 200 кандидатов, большинство из которых — сторонники реформ. В знак протеста против незаконных, по их мнению, действий этого совета по меньшей мере 600 независимых кандидатов отказались от участия в парламентских выборах. Разгорелась ожесточенная борьба. За несколько недель до выборов великий аятолла Хосейн Али Монтазери, автор Конституции ИРИ, возглавлявший исламскую революцию вместе с аятоллой Рухоллой Мусави Хомейни, выразил возмущение:
«Наблюдательный совет манипулирует законом. Это — предательство революции... В результате незаконных действий немногих отдельных личностей был испорчен [международный] образ Ирана, что вызвало в мире полную растерянность...» Приведенные слова видного иранского религиозного деятеля в полной мере можно отнести и к нынешним президентским выборам. После их первого тура стало совершенно ясно, что административный и «мошеннический» ресурс тех, кто стоит за спиной у Ахмадинежада, огромен. И тем не менее все сходятся во мнении, что отрыв в 26% невозможно обеспечить ни при каких масштабах государственного ресурса. Большинство избирателей ИРИ сознательно проголосовали за кандидата, который олицетворял исламский радикализм.
71-летний Хашеми-Рафсанджани — отражение всей иранской политики трех последних десятилетий. Ветеран исламской революции и тонкий политик-клерикал постепенно превратился в одного из богатейших людей страны, владельца фисташковых плантаций и целых отраслей промышленности, магната, размещающего капиталы по всему миру. За годы своего президентства Хашеми-Рафсанджани создал условия для выхода страны из тупика «тоухидной экономики» (по названию книги Аболхосейна Банисадра, первого президента ИРИ, в которой он отстаивал принципы тоухида, т.е. распределительной экономики начального периода), преобразовал мобилизационную модель «военного исламизма» времен войны с Ираком в более рыночную
систему. Но это была стабилизация без решения кардинальных проблем. Примечательно, что предвыборные лозунги Али Акбара Хашеми-Рафсанджани, который считался умеренным консерватором, во многом повторяли либеральную программу Хатами. Среди них невмешательство в личную жизнь граждан, свобода слова и вероисповедания, устранение дискриминации, равные условия для молодежи, женщин, меньшинств, поддержка гражданского общества и защита прав граждан, повышение эффективности экономики, в частности путем поддержки частного сектора... Отдельно подчеркивалась необходимость преодоления изоляции страны, проникновения на новые рынки и привлечения в страну иностранных инвестиций.
Внешний фактор, кстати, сыграл определенную роль в нынешнем поражении Хашеми-Рафсанджани. В последние недели перед выборами психологическое и идеологическое давление Вашингтона на Иран было беспрецедентным. Так, президент США Джордж Буш заявил о создании Корпуса активного реагирования, который займется оказанием молниеносной помощи «братским народам», решившим стать на путь демократии. Вторя своему президенту, госсекретарь Кондолиза Райс объявила о патронате, который Соединенные Штаты отныне будут осуществлять над всеми демократическими движениями в странах Большого Ближнего Востока. Все это не могло не поднять волну антиамериканизма даже среди иранских интеллектуалов, в том числе и молодежи, которые хотят демократии и свободы, но не по иракскому образцу.
Американцы не учли особый персидско-шиитский менталитет иранцев. Менталитет гордых и бескомпромиссных иранцев-шиитов, отстаивающих свои интересы в противостоянии давлению извне, формировался столетиями. Сегодня персидская национальная психология представляет собой сплав великодержавного имперского национализма и представлений о шиитской избранности. Именно поэтому можно с уверенностью сказать, что прессинг американцев приводит к противоположным результатам. Неудивительно, что в подобной обстановке намерение Хашеми-Рафсанджани вступить в диалог с Вашингтоном отклика не нашло. В свою очередь те радикальные исламистские силы, которые сделали ставку на Махмуда Ахмадинежада, во-первых, правильно оценили внутриполитическую обстановку, учли настроения различных слоев населения и, во-вторых, точно позиционировали своего кандидата — молодого, светского, преданного делу исламской революции (что он доказал своей боевой юностью)
ll3
выходца из низов, который сделал свою карьеру сам и не поступился принципами. Этот образ оказался куда более привлекательным для народа, чем высокопоставленный исламский олигарх Али Акбар Хашеми-Рафсанджани. А ведь программа ныне избранного президента не была столь конкретна и ясна, как у его соперника.
Действительно, все программные заявления Ахмадинежада расплывчаты: создание в Иране в рамках существующего исламского строя общества социальной справедливости, построение истинно «исламского общества» при полном использовании достижений исламской революции 1979 г. В экономике — «разумное сочетание» частной, государственной и кооперативной собственности для обеспечения экономического прогресса при осуждении рыночных методов (по мнению Ахмадинежада, рынок — это разновидность азартной игры, которой не должно быть места в мире ислама). Лейтмотив высказываний нового президента — абстрактная, по сути, идея обеспечения «экономической справедливости». Наиболее консервативны взгляды Ахмадинежада в области культурной политики: образ жизни иранской нации «должен соответствовать историческим, национальным и религиозным традициям», а свобода выбора образа жизни все же должна ограничиваться «религиозностью большинства иранского населения и соблюдением основных ритуалов и законов ислама и шариата». По его мнению, культурно-империалистическое влияние Запада разрушает исламско-иранскую идентичность.
Брючный костюм ярких цветов с приталенным удлиненным пиджаком и широким многоцветным платком, лишь чуть-чуть прикрывающим макушку. Так на улицах Тегерана выглядит сегодня хиджаб - традиционная одежда женщин-мусульманок, еще недавно представлявшая собой мрачное одеяние с обязательным черным покрывалом, под которым не было видно вообще ничего.
Городская мода - это, пожалуй, самое наглядное свидетельство тех изменений, что произошли в иранском обществе за последние годы. Всего несколько лет назад невозможно было представить себе здесь женщину в босоножках, теперь же многие девушки смело демонстрируют педикюр. О макияже и говорить нечего: редкая молодая тегеранка не подводит брови и ресницы, а иной раз «боевой» раскрас превосходит допустимое. Говорят, это своеобразный символ протеста юных персиянок против все еще насаждаемых сверху пуританских норм.
Изменились и мужчины. Прежде они были обязаны носить рубашки с длинными рукавами и забыть о галстуках. Ныне в ходу
спортивные открытые майки, а зачастую и сорочки с галстуками, которые свободно продаются в тегеранских магазинах. Вышли из моды и окладистая борода, и революционная трехдневная щетина. Большинство молодых мужчин чисто выбриты или носят аккуратные испанские бородки.
Все это, конечно, только внешние проявления изменений. Но внешнее определяется внутренним. Иранская молодежь усиленно изучает английский язык и компьютеры, смотрит глобальное телевидение, используя формально запрещенные спутниковые антенны-тарелки, «бродит» по Интернету, получая информацию из первоисточников. Не будет преувеличением сказать, что в умах нового поколения идет постоянная борьба между традиционализмом и глобализмом. В результате политические воззрения молодежи меняются с периодичностью смены дня и ночи.
Это, кстати, относится и в целом к интеллектуальной части иранского общества. Там диапазон взглядов еще шире - от сладостных воспоминаний о «золотых» шахских годах и преклонения перед западными ценностями до апологетики исламского режима.
Одна из наиболее примечательных перемен в иранцах - это обнаружившаяся в них открытость, откровенность, а также отсутствие боязни перед иностранцами и общением с ними. Не только любознательная молодежь, но и умудренные жизненным опытом отцы семейств и солидные дамы с удовольствием беседуют с иностранными журналистами, дают интервью перед объективами телекамер зарубежных компаний. Их высказывания, как правило, не имеют ничего общего с официальными взглядами, проповедуемыми иранскими СМИ.
У нового президента ИРИ есть опыт борьбы с чуждым влиянием Запада в масштабах Тегерана, где он в течение года был мэром. Ахмадинежад намеревался строить дома с несколькими лифтами для раздельного их использования мужчинами и женщинами, требовал поголовного ношения бород мужчинами и осуждал попытки женской половины населения города «превратить уличные тротуары в подиум для показа мод». На практике эти указания мэра почти не осуществлялись. Правда, из города были изгнаны все «Макдоналдсы» и ликвидированы рекламные щиты с постерами английского футболиста Дэвида Бекхэма в спортивных трусах и майке, как пропаганда развратного западного образа жизни.
Во внешнеполитической риторике Махмуд Ахмадинежад также активно использует слово «справедливость» (справедливые отношения
между государствами). Он выступает за налаживание отношений со всеми государствами, которые «не проповедуют агрессию и силовые методы» в мировой политике, отдавая безусловный приоритет связям с мусульманскими странами и соседями по региону (с целью их консолидации в борьбе против США и Израиля). Одними из главных задач в современном мире Ахмадинежад считает проведение грани между «друзьями» и «врагами», а также выяснение тактики врагов Ирана, оказание конкретного сопротивления их планам и своевременное предупреждение иранской нации об угрозах, исходящих от врагов. Здесь опять на первые места выходят «сатана номер один» — Америка и «сатана номер два» — Израиль, или — по традиционной терминологии, принятой в Тегеране, «незаконный сионистский режим».
Уже после своей победы новый президент выделил два момента во внешней политике, которые не могут не настораживать. Первый — имперско-националистический: президентские выборы, мол, изменили региональный и международный баланс сил в пользу Ирана, и теперь надо наращивать усилия на этом направлении. Второй — мировая революция: эпоха угнетения, авторитарных режимов, тирании подходит к концу, и «скоро волна исламской революции прокатится по всему миру». Из Тегерана давно уже не звучали такие речи. В целом программные заявления нынешнего президента ИРИ по вопросам внутренней и внешней политики, экономики, социальной и культурной политики — это почти дословное изложение взглядов покойного лидера исламской революции и основателя Исламской Республики Иран аятоллы Хомейни. Риторика возвращается к первым революционным годам, когда приоритет отдавался исламистскому тоталитаризму во всех сферах общественной жизни. Махмуду Ахмадинежаду, его покровителям и пиарщикам удалось соединить отдельные идеи имама Хомейни с левосоциалистическими лозунгами, замесив их на исламских постулатах и упаковав в популистскую оболочку. Такой «товар» доступен и понятен беднейшему большинству иранцев. Некоторые аналитики проводят в этой связи такие параллели: недовольные своим положением,
изверившиеся в обещаниях руководителей люди склонны к простым решениям — в Европе они идут за ультралевыми или фашистами, в Иране же поддерживают исламских радикалов типа Ахмадинежада. Нельзя игнорировать и такой фактор, как возросшее во всех слоях населения недоверие к «муллократии». Ведь по своему происхождению и социальному статусу Махмуд Ахмадинежад принадлежит к светской части иранского общества (в отличие от аятоллы Мохаммада Хатами).
Некоторые «прозападные» избиратели голосовали во втором туре, исходя из принципа «чем хуже — тем лучше». По их мнению, приход к власти радикального исламиста станет катализатором недовольства в народе, изолирует Иран на международной арене, что в результате приведет исламский режим к краху. Примечательно, что по сравнению с первым туром во втором к урнам не пришли почти миллион избирателей, чьи ожидания не оправдались.
В центре американской политики на Ближнем и Среднем Востоке
— идея «продвижения демократии» как залог преобразований этого неспокойного региона. Можно ли говорить о том, что в Исламской Республике Иран происходит демократический процесс? Президентские выборы показали, что можно говорить о наличии в стране широкой демократии в узких и жестких рамках исламской государственности. Более того, Иран мог бы стать положительным примером для многих арабских да и мусульманских государств в целом, поскольку иранского уровня электоральной демократии нет ни в одной из стран Ближнего и Среднего Востока (за исключением Израиля). Как и в любой республиканской государственной системе, Конституция ИРИ провозглашает разделение законодательной (меджлис), исполнительной (президент, избираемый на четыре года) и судебной ветвей власти (судебная коллегия, глава которой ответствен только перед духовным лидером). Избирательный закон вполне демократичен: всеобщее
избирательное право (в том числе и для женщин), прямое и тайное голосование на пропорциональной основе, отсутствие имущественного ценза. Избирать имеют право все граждане, достигшие 15-летнего возраста.
Однако Исламская Республика Иран — уникальное государственное образование, в основе которого — система «велаяте-факих», т.е. правление шиитского духовного лидера. Данный феномен опирается на принцип преемственности правления имамов — один из устоев шиизма. Теоретические основы такого правления разработаны имамом Хомейни и зафиксированы в Конституции страны. «Велаяте-факих» — это тип общественно-политического устройства, воплощенный в канонизированной власти общепризнанного, справедливого богослова-правоведа, представляющего собой высшую инстанцию духовной, шиитской, авторитетности — «марджайе таглид» и выбранного узким кругом исламских клерикалов-экспертов из среды высшего шиитского духовенства. Верховному руководителю ИРИ принадлежит вся полнота власти — духовной, государственной, политической и военной. В
качестве духовного лидера нации это Факих — глава шиитской общины; в качестве общегосударственного политического вождя и руководителя страны — Рахбар; он же — Верховный главнокомандующий Вооруженными силами. При Руководителе действует несколько сугубо теократических институтов: Согласительный совет, Наблюдательный совет (или Совет хранителей Конституции), Совет старейшин, Совет по политике возрождения, Высший совет по культурной революции. Согласительный совет формируется по распоряжению Руководителя для определения им правомочности сторон и выбора решения, если принятые парламентом постановления по заключению Наблюдательного совета противоречат законам ислама или Конституции и меджлис продолжает настаивать на своем. Кроме того, этот орган консультирует Руководителя по части целесообразности принятия наиболее важных решений всеми государственными институтами и соответствия их законам шариата и Конституции страны.
Главная задача Наблюдательного совета — толкование Конституции ПРИ и установление соответствия всех решений парламента законам шариата, учению пророка Мухаммеда и Конституции ИРИ. Кроме того, на этот совет возложены задачи по наблюдению и контролю за выборами Совета старейшин, президента, парламента, за проведением общенациональных референдумов, а также за подлинностью их итогов.
Совет старейшин — специальный орган, создаваемый для определения и назначения Руководителя. Поименный и количественный состав этого органа определился Наблюдательным советом и был утвержден аятоллой Хомейни в декабре 1982 года.
Совет по политике возрождения стал, по существу, высшим экономическим советом, определяющим основные направления развития национальной экономики. Он имеет семь подкомитетов: промышленный, аграрный, финансовый, торговый, транспортный, социально-бытовой и жилищный.
Высший совет по культурной революции является одновременно законодательным и исполнительно-распорядительным органом в сфере идеологии, культуры и образования. Обладает в своей сфере полномочиями и парламента, и правительства. Его нормативные акты вступают в силу с момента их принятия и не подлежат дальнейшему утверждению.
Все вышеназванные исламские органы контролируют и направляют работу республиканских институтов на основе соответствия их деятельности шиитским законам и нормам,
После победы исламской революции и установления жесткого шиитского правления в стране насильственно укреплялось господство единой государственной идеологии — «панисламского неошиизма Хомейни». Основной закон провозглашает: абсолютная власть над миром принадлежит Богу (Аллаху), все стороны жизни подчиняются религиозным нормам. То есть для современного Ирана ислам в его шиитской форме шире и глубже, чем идеология, — это образ жизни. Более того, ислам в его идеологической ипостаси в условиях Исламской Республики стал, по сути, стержнем иранской государственности, без которого рухнет вся система клерикальной власти. Пожалуй, ни в одной другой стране мира религиозные догмы, целенаправленно превращенные в официальную идеологию, не играют такой институциональной роли, как в Иране.
Исторические параллели всегда условны. Но сравнение напрашивается само собой. В Советском Союзе тоже имелись республиканские институты. Однако кроме них (а вернее, над ними) был Центральный комитет КПСС — главный хозяин страны. Именно он фактически (а после принятия Конституции 1977 г., где была прописана «руководящая и направляющая роль КПСС») и юридически управлял страной, выхолащивая весь демократизм из республиканских институтов. Но все же, если продолжить сравнение, поле демократии в Исламской Республике Иран, вне всякого сомнения, значительно шире, чем оно было в СССР. В рамках одной идеологии — «хомейнизма», одной политической системы — «велаяте-факих» нет одного мнения и единой политики. Фракционность пронизывает весь истеблишмент, причем разброс взглядов велик — от самого радикального исламизма (некоторые аналитики говорят об идейной близости иранских радикалов с афганскими талибами) до практически западного либерализма в экономике и политике. При этом влиятельные радикальноконсервативные круги полагают, что Иран должен развиваться под знаменем идей аятоллы Хомейни собственным уникальным ираношиитским путем во всех сферах с лозунгом первых дней революции: «Ни Запад, ни Восток — только исламская революция». Реформаторы-либералы считают необходимым в рамках исламской Конституции укреплять демократию, расширять права человека и активнее входить в мировую экономическую систему. Диапазон мнений в Иране широк, а
наличие своеобразного «исламского плюрализма» подтверждает тот факт, что в ИРИ зарегистрировано более
100 (по некоторым данным, до 200) партий, религиозно-полити-ческих, общественных и профессиональных организаций. При всем том не стоит подходить к партийно-политическим процессам с европейскими мерками. В отличие от западной практики политические силы Ирана, как правило, не имеют четко оформленных организационных структур с уставами, программами и прочими необходимыми атрибутами. Все они достаточно аморфны и держатся на приверженности их сторонников взглядам и пристрастиям своих лидеров. Борьба между фракциями идет в основном в верхних и средних эшелонах власти, мало затрагивая основную часть населения. Но накануне выборов различные движения начинают борьбу за голоса, что является нормальной практикой всех демократических обществ, а последние выборы президента ИРИ наглядно это показали.
Наличие демократических процедур парадоксальным образом подтверждается и тем, что для победы «нужного» кандидата властям приходится прибегать к административному ресурсу и избирательным технологиям (в Советском Союзе таких понятий не существовало за ненадобностью: все и так было предрешено). Так в первом туре выборов Махмуд Ахмадинежад, далеко отстававший от своих соперников в течение всего дня, к вечеру совершил резкий скачок, заняв второе место после Али Акбара Хашеми-Рафсанджани. По свидетельствам тегеранцев, подтвержденным потом самим Хашеми-Рафсан-джани, к подобному «чуду» приложили руки активисты из «басиджа» (Организация по мобилизации обездоленных иранского народа, где командные должности занимают кадровые военнослужащие Корпуса стражей исламской революции, КСИР), «вбросившие» подготовленные заранее бюллетени. Времени у них было достаточно: по распоряжению властей
избирательные участки не закрывались так долго, как это им было нужно. Перед вторым туром духовный руководитель ИРИ, глава государства аятолла Сейед Али Хаменеи открыто призвал избирателей проголосовать за «антизападного президента». «Отдайте голоса кандидату, который не понравится нашим врагам. Пусть это будет одним из критериев вашего выбора. Голосуйте за того, кто поддерживает революцию, религию, закон и не боится столкнуться с трудностями». Понятно, за и против кого был направлен этот призыв. В предвыборной кампании между двумя турами, помимо уже испытанных способов использования административного ресурса — указаний госслужащим (в том числе и военным) голосовать за
Ахмадинежада, мобилизации «басиджа», служителей местных мечетей,
— применялись методы «черного пиара». Как сказал позже проигравший на выборах Хашеми-Рафсанджани, против него и его семьи была развязана широкая кампания клеветы.
Девятые президентские выборы в Иране ознаменовали собой окончание почти десятилетней иранской «оттепели». Не стоит, однако, забывать, что 24 июня иранские избиратели выбрали, по сути, премьер-министра, который играет заметную, но все же не решающую роль в ИРИ. Генеральная линия разрабатывается аятоллой Хаменеи, его канцелярией и окружением. Именно эта группа (кстати, вполне здравомыслящая и толерантная) давала возможность президенту Сейеду Мохаммаду Хатами «открывать» Иран миру и проводить свой реформаторский курс, но только в rex пределах, которые не выходят за рамки исламской государственности, строго очерченной принципом «велаяте-факих».
Вполне вероятно, что исламский либерализм президента Хатами (а также прагматизм предыдущего президента Хашеми-Рафсан-джани) был нужен верховному руководителю ИРИ Хаменеи по чисто практическим соображениям — для вывода страны из социально-экономического кризиса конца 1980-х — начала 1990-х годов и из положения международной полуизоляции. Однако логика внешней и внутренней политики аятоллы Хатами диктовала необходимость выйти за установленные еще аятоллой Рухоллой Мусави Хомейни рамки: требовала пересмотра некоторых положений Конституции, в частности касающихся прав президента, роли высших теократических институтов, и, самое главное, она подвергала сомнению основополагающий принцип «велаяте-факих». Этого аятолла Хаменеи допустить не мог. Можно не сомневаться, что подбор кандидатуры Ахмадинежада был осуществлен и одобрен верховным руководителем ИРИ и его сподвижниками задолго до избирательной кампании, результаты которой показали большой потенциал и возможности всего механизма власти аятоллы Хаменеи. Примечательно, что уже спустя 10 дней со дня выборов руководство КСИР объявило о безоговорочной поддержке новоизбранного президента Махмуда Ахмадинежада. Четыре года назад президенту Ирана Хатами так и не удалось добиться подобной поддержки. Более того, командование «стражей» в резкой форме предупредило аятоллу Хатами и его сторонников, что не позволит проводить реформы, способные подорвать исламский режим.
Апокалиптические прогнозы делать не стоит. Маловероятно, что политика Исламской Республики Иран претерпит кардинальные изменения. Да, будут затянуты гайки внутри страны, начнется очередной виток в борьбе за строжайшее выполнение норм и законов шариата, возможно, усилится цензура в СМИ и в сфере культуры, расширится пропагандистская деятельность. Конечно, теперь все ветви власти в ИРИ находятся в руках радикалов-консерваторов, контролируемых высшим Руководителем Ирана. Это, безусловно, облегчит разработку, прохождение и принятие законов, необходимых, по мнению властей, для страны. Такая ситуация позволит ликвидировать последствия затянувшегося почти на десятилетие структурного кризиса режима, когда при либеральном реформаторе-президенте (и при либеральном парламенте) сталкивались интересы теократических и чисто республиканских институтов власти. Это позволит стабилизировать обстановку в высших эшелонах власти.
Во внешней политике резких поворотов ожидать тоже не следует. Иран находится не в вакууме, он связан тысячами нитей с мировым сообществом и в значительной степени зависит от него. Конечно, нормализация отношений с США откладывается на неопределенный срок, неизбежно некоторое обострение ирано-израильского противоборства, неминуемо ужесточение антиамериканской и антиизраильской риторики. Даже по наиболее актуальному вопросу — проблеме ядерных программ ИРИ, скорее всего, особых сюрпризов не будет. Ведь весь иранский истеблишмент по ядерной проблематике един. Может измениться тактика ведения переговоров с Европейским союзом, что усложнит работу европейцев.
Президентские выборы в Иране показали, что механизм исламской власти функционирует пока исправно. Его пружина четко управляет политическим маятником, контролируя скорость, амплитуду и направление его движения.
«Россия в глобальной политике», М., 2005 г. Т. 3, № 4, с. 58-71.
В.Коргун,
доктор исторических наук
ИРАК: ВРЕМЯ НЕПРОСТЫХ РЕШЕНИЙ
Ирак и после парламентских выборов, состоявшихся 30 января 2005 г., продолжает сталкиваться с массой серьезных вызовов.
