CC BY
58
МАТЕРИАЛЫ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО СЕМИНАРА ДОКТОРАНТОВ ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРА РОССИИ
В мае 2010 года в Поморском государственном университете имени М.В. Ломоносова проведен очередной теоретико-методологический семинар докторантов Европейского Севера России, в котором приняли участие исследователи Архангельской и Вологодской областей и Республики Коми. Настоящее научное мероприятие призвано совершенствовать исследовательские навыки молодых ученых, содействовать соискателям-докторантам в конструировании концептуальной основы работ, обеспечить высокий научнотеоретический уровень выполняемых исследований в соответствии с требованиями ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации.
Публикация материалов теоретико-методологического семинара на страницах журнала «Вестник Поморского университета» стала доброй традицией.
Голдин В.И.,
Архангельск
Современные требования к докторскому диссертационному исследованию по историческим наукам
Мы публикуем материалы очередного круглого стола, проводимого вот уже в течение нескольких лет в рамках теоретико-методологического семинара докторантов-историков Европейского Севера и ставшего таким образом доброй научной традицией. Каждое заседание имеет свои особенности как с точки зрения заявленной тематики, так и круга участников. Главным же является то, что исследователи, работающие над докторскими диссертациями, имеют возможность не только ознакомиться с опытом работы и выслушать старших коллег, но изложить собственные размышления и основные результаты своих научных изысканий.
В этом выступлении автор использует свой опыт работы в качестве председателя докторского диссертационного совета, научного консультанта докторантов, а также члена экспертного совета ВАК по истории. Общие и принципиальные положения, касающиеся современной науки и научной деятельности, подготовки и аттестации научно-педагогических кадров изложены автором в монографии, опубликованной два года назад1.
Суть требований к докторской диссертации определена в Положении о присуждении ученых степеней, и применительно к истории это касается прежде всего разработки теоретических положений, совокупность которых можно квалифицировать как новое крупное научное достижение, или решения крупной научной проблемы, имеющей важное социально-культурное или хозяйственное значение. Именно этими положениями и призваны руководствоваться сначала соискатель, определяя тему и выполняя диссертационное исследование, а затем соответственно кафедра, диссертационный совет, экспертный совет и, наконец, Президиум ВАК, проверяя соответствие представленной диссертации существующим требованиям. В своем выступлении автор коснется лишь анализа представляемого текста диссертации и его основных характеристик.
Голдин В.И. Современные требования к докторскому диссертационному исследованию.
Введение диссертационного исследования представляет собой, образно говоря, лицо диссертации. Прежде всего из знакомства с ним складывается первоначальное впечатление о выполненном исследовании, и очень важно, чтобы оно оказалось положительным. В первую очередь необходимо четко сформулировать актуальность исследуемой темы как с точки зрения исторического прошлого, так и современности. Учитывая то, что в соответствии с современными требованиями первая глава диссертации должна быть специально посвящена проблемам историографии и источниковедения, во Введении важно дать довольно короткую по объему, но весомую по сути характеристику определяющих тенденций изучения темы в отечественной и зарубежной историографии. Далее необходимо сформулировать объект, предмет, цель и задачи диссертационного исследования, и от способности докторанта ясно, коротко и продуманно сделать это будут во многом зависеть и конечные результаты. Затем следует четко обосновать территориальные и хронологические рамки исследования. При этом территориальные рамки должны охватывать, если не страну в целом (или группу стран, если изучаются, например, международные отношения), то, по крайней мере, ее макрорегион, что дает возможность для компаративного анализа протекания исторических процессов, с одной стороны, на различных территориях и в регионах внутри него, а с другой - в сопоставлении с другими макрорегионами и государством в целом.
Особое место во вводной части диссертации принадлежит методологии. От умения соискателя показать себя и раскрыть свои способности как методолога во многом будет зависеть и конечный итог. В отличие от кандидатской диссертации, где соискатель чаще всего описывает методы исследования и характеризует то, как он использовал их при выполнении диссертации, в докторском диссертационном исследовании важно, во-первых, проявить свое знание и понимание современных методологических процессов, теории и методологии истории, во-вторых, раскрыть избранную методологию, авторскую или уже реально существующую, но творчески воспринятую, осмысленную и использованную соискателем при раскрытии избранной темы, или обосновать авторский методологический подход, иначе говоря, исследовательскую стратегию. При колоссальном богатстве и многообразии современного методологического потенциала, который включает в себе наработки мировой науки, важным для их осмысления и использования представляется знание иностранных языков (и прежде всего английского), позволяющее в первоисточнике ознакомиться с современными методологическими исканиями, адекватно и корректно воспринять их и, критически осмыслив, сделать собственный методологический выбор. Обоснование избранной методологии или методологического подхода представляет наиболее весомую по объему часть Введения диссертации. В методологической части дается и характеристика используемого соискателем понятийно-терминологического аппарата.
Впрочем, в ряде случаев бывает все-таки более целесообразным дать во вводной части диссертации самую общую характеристику методологии диссертационного исследования, посвятив ей затем специальный параграф первой главы диссертации. Происходит это, как правило, тогда, когда существуют давние методологические традиции изучения представленной научной темы в нашей стране и за рубежом и требуется дать их подробную характеристику, выразить авторское отношение, прежде чем изложить и обосновать методологические основы данного диссертационного исследования.
Учитывая то, что специальный параграф первой главы должен быть посвящен проблемам источниковедения исследуемой темы, во вводной части диссертации обычно дается лишь самая общая характеристика ее источниковой базы, перечисляются основные группы источников, в т.ч. впервые вводимые в научный оборот, и указываются особенности работы с ними с конечной аргументацией того, что используемые источники позволили раскрыть тему и обеспечить новизну и оригинальность представляемого исследования.
В диссертациях по истории не существует устойчивой традиции вынесения в качестве особого раздела вводной части основных положений, выносимых на защиту. Вместе с тем, авто-
ру представляется, что появление подобного раздела диссертации дисциплинирует докторанта, обеспечивает четкое изложение и ясное видение основных теоретических положений и результатов диссертации.
Научная новизна и теоретическая значимость диссертационного исследования, излагаемые во вводной части диссертации, относятся к исключительно важным и ответственным ее разделам. Именно эти положения наиболее внимательно читают, а затем формулируют в своих документах кафедра/сектор, готовя заключение организации, в которой выполнялась диссертация, а затем соответственно диссертационный совет, экспертный совет ВАК и ее Президиум. Именно оригинальность и значимость авторских выводов, теоретическая основательность и глубина исследования соотносятся с сущностными определениями докторской диссертации как нового крупного научного достижения или решением крупной и актуальной научной проблемы. Заметим, что это часто делается применительно и по меркам отечественной науки. Но, учитывая тот факт, что современный исследовательский процесс становится все более интернациональным, важно соотносить достижения российского соискателя ученой степени доктора исторических наук с современным состоянием и уровнем представлений в мировой науке.
Практическая значимость и апробация результатов диссертации, а также обоснование ее структуры относятся к завершающим разделам вводной части диссертационного исследования. И если указанная вводная часть позволяет во многом оценить теоретико-методологическую подготовку соискателя, глубину и обоснованность представленной им концепции, то первая глава призвана продемонстрировать его уровень и способности как историографа и источниковеда. С этой точки зрения, хотелось бы лишь обратить внимание на необходимость в историографическом параграфе дать, во-первых, аргументированную периодизацию историографического процесса по данной тематике в нашей стране и за рубежом, а во-вторых, уделить основное внимание не столько перечислению опубликованных работ, сколько анализу развития исторической мысли, раскрытию логики историографического процесса, его достижений и проблем, сопоставлению развития исследований по раскрываемой тематике в России и за ее пределами.
В параграфе, посвященном проблемам источниковедения, важно не просто дать развернутую характеристику источниковой базы, но охарактеризовать основные группы и специфику используемых источников, объем документов и материалов, впервые вводимых автором в научный оборот, а самое главное - представить содержательный источниковедческий анализ, дать внешнюю и внутреннюю критику источников, раскрыть методы работы с ними. Важно доказать, что источниковая основа диссертации репрезентативна и дает основания претендовать на достоверность представленного исследования. Все это, в свою очередь, выступает важной предпосылкой для аргументации состоятельности диссертации и ее соответствия предъявляемым требованиям.
В последующих главах диссертации, в соответствии с избранной логикой и структурой, раскрываются ее основные содержательные проблемы. Хотелось бы лишь обратить внимание на глубину и обоснованность формулируемых выводов и обобщений, которые, венчая соответствующую часть текста, параграф или главу, становятся все более весомыми и значимыми по своему характеру. Это логично подводит, в конечном итоге, к написанию наиболее ответственной части текста - Заключения диссертации. Приступая к его написанию, следует исходить из сформулированных во вводной части цели и задач исследования, а также изложить основные достигнутые результаты и теоретические положения, составляющие в совокупности действительно новое крупное научное достижение, или раскрыть сущность решенной крупной научной проблемы.
Заметим, что важным этапом на пути к подготовке диссертации является издание монографии(ий). Как показывает опыт, монография (или завершающая из них) должна выйти в свет, как правило, не менее чем за год до представления диссертации. В таком случае она успевает стать предметом внимания и оценки научной общественности, критические суждения
и советы автор может осмыслить и принять к сведению при подготовке итогового текста диссертации.
И, наконец, последнее. С особым вниманием и ответственностью следует отнестись к работе над текстом автореферата диссертации. По существу, его прообразом становится первоначальный проспект диссертационного исследования. И если в ходе поэтапной работы над диссертационным текстом постоянно держать в поле зрения этот документ и насыщать его теоретическими выводами и обобщениями, то постепенно будет выкристаллизовываться и автореферат будущей диссертации, а это существенно облегчит работу над завершающим его вариантом. Так или иначе, как показывает опыт, когда соискатель подготовит конечную версию автореферата, он полностью переработает и весь основной текст диссертации.
Примечания
1 Голдин В.И. Наука, науковедение и высшая школы. Архангельск, 2008.
Кузьминых А.Л.,
Вологда
Немецкие военнопленные в лагерях УПВИ-ГУПВИ НКВД-МВД СССР (1941-1956)
Судьба военнопленных - одна из самых драматических страниц Второй мировой войны. О масштабах трагедии плена красноречиво свидетельствуют цифры. Только во власти Германии оказалось свыше 5,7 млн бойцов и командиров Красной армии, из которых 3,3 млн чел. (почти 60%) погибли от голода, эпидемий и непосильного труда1. В свою очередь, СССР захватил в плен от 2,3 до 3,2 млн немецких солдат, офицеров и генералов. Из них, по подсчетам историков, умерло от 356 тыс. до 1,1 млн чел. (от 15 до 35%)2. Это соотношение само по себе свидетельствует о принципиальной разнице в обращении с военнопленными со стороны СССР и фашистской Германии.
Для содержания военнопленных в Советском Союзе было организовано 267 лагерей с 2112 лагерными отделениями, 392 рабочих батальона и 178 спецгоспиталей3. Контроль за содержанием военнопленных осуществляло специальное ведомство, созданное в структуре Наркомата (Министерства) внутренних дел - Управление по делам военнопленных и интернированных (УПВИ). В январе 1945 года оно получило статус главного управления - ГУПВИ НКВД СССР
Не подписав Женевскую конвенцию о содержании военнопленных от 27 июля 1929 года, Советский Союз тем не менее реализовал ряд ее важнейших положений во внутреннем законодательстве. Основным нормативно-правовым документом, регламентировавшим пребывание военнопленных в СССР являлось «Положение о военнопленных», утвержденное СНК СССР
1 июля 1941 года. Оно гарантировало военнопленным жизнь и неприкосновенность, питание и медицинское обслуживание на одинаковых условиях с военнослужащими Красной Армии. Запрещалось оскорблять военнопленных и жестоко обращаться с ними4. Впоследствии пункты «Положения» были дополнены инструкциями и циркулярами НКВД-МВД, детально регламентировавшими все стороны жизни военнопленных. Советское законодательство не шло ни в какое сравнение с преступными приказами и директивами фашистского руководства, в которых содержалась установка на целенаправленное уничтожение советских военнопленных по политическим мотивам и расовому признаку.
В условиях военной разрухи обеспечение военнопленных продуктами питания и одеждой являлось исключительно сложной проблемой. Тем не менее советское государство находило ресурсы для того, чтобы сохранить жизнь и здоровье бывшим вражеским солдатам и офицерам. На протяжении всего периода пребывания военнопленных в СССР (за исключением 1941-1942 и 1946-1947 годов) нормы их продовольственного снабжения изменялись в сторону увеличения. Если энергетическая ценность пайка узников нацистских лагерей равнялась 700-1500 калориям, что неизбежно приводило к гибели от истощения, то калорийность рациона немецких военнопленных в среднем составляла 2,2 тыс. калорий и существенно не отличалась от уровня питания советских граждан в годы войны. Что касается пленных офицеров и генералов вермахта, то они питались гораздо лучше, чем советское население.
Лагерный режим также был подчинен задаче создания нормальных условий содержания военнопленных. Широко применялась практика самообслуживания. Присущую лагерям ГУЛАГа бригадную систему организации труда заменили армейской системой управления: военнопленные были разбиты на взводы, роты и батальоны. Возглавляли эти формирования лица из числа офицеров и унтер-офицеров. Функции охраны в послевоенное время повсеместно, за исключением режимных лагерей, были переложены на команды самоохраны.
Медицинское обслуживание военнопленных включало в себя хирургическое и терапевтическое лечение, профилактические, санитарно-гигиенические мероприятия. Для лечения военнопленных была создана сеть специальных госпиталей и оздоровительных лагерей. По подсчетам М. Колерова, показатели смертности среди военнопленных в военные годы равнялись смертности среди заключенных ГУЛАГа, а в послевоенные годы были значительно ниже5. Незначительно они отличались и от показателей смертности среди гражданского населения СССР6.
В большинстве мемуаров военнопленных содержаться слова благодарности советским медикам. «Я чувствовал тепло человеческого участия, когда меня переворачивали и когда поддерживали, помогая встать, я чувствовал укрепляющее действие дополнительного рациона. Постепенно от растущих душевных сил стали прибывать и физические... Врач отделения приходила в палату ежедневно. С тех пор она постоянно присутствует в моей памяти», - пишет в своих воспоминаниях бывший военнопленный Детлеф Крамер7.
Вместе с тем, необходимость добросовестного лечения военнопленных обосновывалась руководством НКВД-МВД не категориями абстрактного гуманизма, а, в первую очередь, задачей обеспечить максимальный вывод обезоруженных вражеских солдат на работы по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства СССР. Медикам разъяснялось, что, выполняя правительственное задание по лечению и восстановлению пленных, они в равной степени участвуют в выполнении и досрочном завершении 4-й сталинской пятилетки8.
С помощью военнопленных были восстановлены многие города, ранее разрушенные немецко-фашистскими захватчиками. Среди них - Севастополь, Сталинград, Орел, Великие Луки, Воронеж, Новгород, Смоленск, Курск, Брянск, Ростов, Калинин, Краснодар, Псков. Труд военнопленных использовался не только на работах по восстановлению разрушенного в ходе боевых действий, но и на строительстве новых промышленных объектов. Они участвовали в строительстве Севанской, Фархадской, Сочинской и ряда других гидро- и теплоэлектростанций, Владимирского тракторного, Челябинского и Закавказского металлургических комбинатов, Амурстали, Джезказганского медеплавильного завода, Богословского алюминиевого завода и других предприятий. За 1944-1949 годы военнопленные добыли 98,5 млн т угля, заготовили 7 млн м3 леса, ввели в эксплуатацию 2,1 тыс. км асфальтобетонных дорог со всеми техническими сооружениями. На советскую науку работали 1300 инженеров и научных работников, которые представили свыше 100 научно-технических предложений, получивших высокую оценку научно-исследовательских организаций и одобренных для использования в народном хозяйстве СССР9.
По данным МВД СССР, с 1943 по 1950 год военнопленные отработали 1 077 564 200 человекодней, заработали 16 723 628 тыс. р., выполнив в строительстве и промышленности работы общей стоимостью примерно 50 млрд р.10 Как отмечает в своем диссертационном исследовании С.Г. Сидоров, стоимость выполненных работ и произведенной руками пленных продукции в 2,2 раза превысила затраты, направленные на содержание лагерей и спецгоспиталей системы ГУПВИ. Однако стоимость произведенных военнопленными ценностей была в 13,5 раза меньше общего ущерба, причиненного Советскому Союзу в годы войны (679 млрд р.)11.
В советском плену велась борьба не только за жизнь, но и за духовное возрождение бывших вражеских солдат и офицеров. Первоначально большинство немецких военнослужащих считали сдачу в советский плен поступком равнозначным самоубийству. Тезис о гибельном труде и медленной смерти в русском плену был одним из главных постулатов геббельсовской пропаганды. Для солдат и офицеров германской армий плен стал тотальным психологическим крахом, долгой разлукой с родными, временем отчаяния и переосмысления своего жизненного опыта. Тем не менее пройдя через советские лагеря, многие бывшие солдаты вермахта навсегда расстались с нацистской идеологией и представлением о «неполноценности славянской расы». Справедлив диагноз, поставленный немецкой нации Генрихом Бёллем: немцы были бесчеловечны как победители и очеловечились лишь в роли побежденных12.
Советский плен давал неприятельским солдатам не только шанс вернуться на родину живым и здоровым, но и открывал двери в будущее. В каждом лагере был сформирован антифашистский актив, в задачи которого входило проведение политической учебы среди военнопленных. Активное участие в идеологической работе с пленными немцами принимали Национальный комитет «Свободная Германия» и Союз немецких офицеров - организации немецких антифашистов в СССР. После разгрома фашистского блока деятельность этих организаций сворачивается, а акцент смещается на пропаганду ударного труда по восстановлению народного хозяйства СССР, разоблачение агрессивной политики западных держав, подготовку кадров для новой социалистической Германии и стран «народной демократии». Идеологическая составляющая проникала во все сферы жизни военнопленных, начиная с ударного труда по возмещению причиненного СССР ущерба и кончая культурно-массовой работой. И хотя далеко не все обитатели лагерных бараков уверовали в преимущество социализма над другими общественно-политическими системами, большинство из них изменили свое отношение к России и русскому народу в лучшую сторону.
Другой важной составляющей истории пребывания военнопленных в СССР явилась работа по выявлению и преданию суду военных преступников. Из общего числа немецких военнопленных в конце 1940 - начале 1950-х годов к уголовной ответственности было привлечено более 37 тыс. чел. Примерно треть из них была осуждена в 1945-1947 годах, остальные - в 1949-1950-х годах. Военные трибуналы осудили на смертную казнь через повешение 221 нацистского преступника, в т.ч. 41 немецкого генерала13. Последние оставшиеся в СССР осужденные немецкие военнопленные были переданы властям ГДР и ФРГ в январе 1956 года. Несмотря на то обстоятельство, что органы советской юстиции не всегда выносили справедливый вердикт, судебные процессы над военными преступниками явились закономерным итогом Второй мировой войны - войны, в которой СССР заслужил право называться страной, освободившей мир от фашистской чумы.
Анализ деятельности «архипелага ГУПВИ» позволяет говорить о том, что советское государство параллельно решало две задачи: политическую и экономическую. Основная цель политической работы с пленными заключалась в идеологическом перевоспитании военнопленных и подготовке кадров для стран так называемого «социалистического лагеря». Одновременно решалась и экономическая задача. Силами военнопленных, как одной из многочисленных катего-
рий спецконтингента, осуществлялось восстановление разрушенного в годы войны народного хозяйства СССР. Как показала практика, прагматичный подход и далеко идущие политические планы советского руководства оказались надежной гарантией сохранения жизни бывших солдат и офицеров противника.
Примечания
1 Штрайт К. «Они нам не товарищи...»: Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945 гг. М., 2009. С. 5.
2 Подробнее по этому вопросу см.: Bohme K. Die deutschen Kriegsgefangenen in sowjetischer Hand. Eine Bilanz // Zur Geschichte der deutschen Kriegsgefangenen des Zweiten Weltkriegs. Bd. VII. Munchen-Bielfeld, 1966. S. 151; Русский архив: Великая Отечественная. Немецкие военнопленные в СССР: Документы и материалы. 1941-1955 гг. Т. 24 (13-2). М., 1999. С. 9; Ерин М.Е., Баранова Н.В. Немцы в советском плену (по архивным материалам Ярославской области) // Отеч. ист. 1995. № 6. С. 133; Конасов В.Б. Место и роль Управления по делам военнопленных и интернированных в пенитенциарной системе Советского государства: 1939-1953 годы // Отеч. ист. 2005. № 6. С. 132.
3 Русский архив: Великая Отечественная. Иностранные военнопленные Второй мировой войны в СССР / под ред. В.А. Золотарева. Т. 24 (13-1): Нормативные документы. М., 1996. С. 525.
4 Архив УВД по Вологодской области. Ф. 6. Оп. 1. Д. 385. Л. 208-211.
5 Колеров М. Правда «Сталинградского плена» // Родина. 2008. № 4. С. 22-27.
6 Кузьминых А.Л. Положение иностранных военнопленных на Европейском Севере (1939-1949 гг.): авто-реф. дис. ... канд. ист. наук. Вологда, 2003. С. 22.
7 Крамер Д. Истории одного плена. М., 2002. С. 60.
8 Отдел документов социально-политической истории Государственного архива Архангельской области. Ф. 3088. Оп. 1. Д. 14. Л. 33.
9 Военнопленные в СССР. 1939-1956. Документы и материалы. М., 2000. С. 719-721.
10 Русский архив: Великая Отечественная. Иностранные военнопленные Второй мировой войны. С. 526.
11 Сидоров С.Г. Труд военнопленных в СССР в 1939-1956 гг.: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Волгоград, 2001. С. 40.
12 Цит. по: Борозняк А.И. Искупление. Нужен ли России германский опыт пре-одоления тоталитарного прошлого? М., 1999. С. 216.
13 Генералы и офицеры вермахта рассказывают. Документы из следственных дел немецких военнопленных. 1944-1951. М., 2009. С. 8.
Кустышев А.Н.,
Ухта
Профессиональная подготовка заключенных как фактор освоения нефтегазовых месторождений Коми АССР в 1938-1955 годах
Формирование обновленной концепции отечественной истории неизбежно ставит перед историками ряд вопросов, связанных с осмыслением советского периода. Это в первую очередь вопросы формирования и функционирования механизма советской государственности, организации и деятельности системы репрессий и подавления, которая окончательно оформилась на рубеже 1930-х годов. Однако помимо репрессивных функций на ГУЛАГ возлагались и другие
задачи, рассмотрение которых позволяет считать данную структуру средством, методом решения определенных проблем внутренней политики тоталитарного государства. С точки зрения концепции «догоняющей модернизации» России, в силу ее экстенсивного характера, государство осуществляло индустриализацию преимущественно насильственными методами. В соответствии с этой концепцией экономику ГУЛАГа можно расценивать «как необходимое средство проведения форсированной индустриализации в целом».
В исследованиях, предметом которых является экономическая проблематика, рассматриваются различные ее аспекты. Внимание авторов (А.К. Соколов, О.В. Хлевнюк, А. Б. Суслов, С. Эртц и др.) акцентируется на проблеме истоков, природы, принципов организации и эффективности принудительного труда. При этом различные стороны гулаговской экономики исследуются не только в общесоюзном, но и региональном аспектах1.
В контексте заявленной темы примечателен вывод О.В. Хлевнюка о том, что экономика НКВД-МВД, основанная преимущественно на тяжелом физическом труде, отторгала технический прогресс2.
В то же самое время деятельность лагерей ГУЛАГа, направленная на освоение недр Коми АССР, показывает, что в отдельных случаях организация в ИТЛ научной и рационализаторской работы в определенной степени способствовали адаптации системы принудительного труда к условиям, предполагающим интенсификацию трудовых процессов. Одним из таких механизмов являлась профессиональная подготовка в системе ГУЛАГа.
В современной историографии фактически отсутствуют работы, посвященные изучению данного аспекта пенитенциарной системы. Вне поля деятельности исследователей остается вопрос о роли квалифицированного труда в ГУЛАГе. Между тем проблему эффективности принудительного труда, которая остается дискуссионной в силу неопределенности и многозначности самого предмета, необходимо рассматривать с учетом исследований в данном направлении.
Разработка этой темы предполагает обращение к фондам Государственного архива Российской Федерации, а именно - к организационно-распорядительной документации, к которой относятся директивные материалы НКВД-МВД: приказы, приказания, распоряжения, циркуляры3; приказы по управлению лагерей; протоколы совещаний при начальнике ГУЛАГа по вопросам работы лагерей, колоний, касающиеся подготовки кадров; материалы по разработке программ для учебных заведений МВД СССР, лекции по истории лагерей4. В данной документации находят отражение не только исходные моменты в деятельности лагерей в области подготовки квалифицированных кадров, но и конкретные мероприятия по их реализации. В контексте исследуемой темы определенную значимость имеют отчетные данные, отражающие выполнение ИТЛ плана по труду: они могут позволить выявить соотношение различных категорий заключенных, занятых на промышленном производстве (рабочих, инженерно-технических работников, служащих, а также младшего обслуживающего персонала). Обращают внимание данные о воспроизводстве рабочей силы - подготовке рабочих кадров через разнообразные формы обучения. Весьма значимым источником являются материалы Вторых отделов (1937-1940), отделов Учета и распределения заключенных (1940-1947), Специальных отделов (1947-1955) ГУЛАГа5. В частности, речь идет о сводках по численности, составу и трудоиспользованию заключенных, директивах и распоряжениях НКВД и ГУЛАГа по вопросам работы, карточках учета расстановки (трудового использования) заключенных ИТЛ. Таким образом, мы можем делать вывод о том, что источниковая база по данной проблематике вполне репрезентативна и позволяет осветить ее основные аспекты.
Вопрос о необходимости подготовки квалифицированных кадров среди заключенных возник уже в 1920-х годах, хотя принудительный труд тогда еще не находил широкого примене-
ния и использовался, в основном, на работах, не предполагающих какой-либо квалификации. Потребность в профессиональном обучении подневольного контингента была обусловлена начавшейся перестройкой производства в направлении индустриализации, с одной стороны, и перспективой массового вовлечения заключенных в трудовые процессы - с другой. При этом многие места заключения еще не располагали необходимой материальной базой для обучения лишенных свободы людей. Подготовка специалистов требовала расхода сырья, инструментов. Поэтому руководители ИТУ старались набрать квалифицированных работников из заключенных, чтобы не тратить доходы от мастерских на обучение, а прибыль использовать на расширение производства. В силу указанных причин профессиональное обучение в 1920-х годах не получило большого развития.
Начиная с рубежа 1920-1930-х годов трудоиспользование спецконтингента гулаговских образований становится важнейшим фактором принудительной колонизации Европейского Севера России.
Деятельность ухтинских лагерей ГУЛАГа - Ухтпечлага и его преемника Ухтижемлага была направлена на решение задач исключительной важности. Первой из них являлось создание на Севере новой нефтяной базы Советского Союза. Второй - организация и развитие добычи из радиоактивных вод радия. Третьей - разрешение вопросов, связанных с использованием крупнейшего месторождения газа, в составе которого был обнаружен наряду с метаном, гелий, представляющий особый интерес для промышленности страны. Освоение нефтяных, газовых, радиевых месторождений занимало одно из главных мест в контексте экономической, военной политики страны.
Разведка и освоение нефтяных, газовых месторождений Коми АССР требовали большого количества специально подготовленных кадров. Применение квалифицированной рабочей силы в лагерях НКВД являлось важнейшим фактором, определяющим процесс освоения и развития данного региона. При этом, несмотря на определенные усилия, предпринимаемые ГУЛАГом в сфере подготовки квалифицированных кадров, на протяжении 1930-х годов ощущалась их хроническая нехватка. Образовательный уровень заключенных Ухтижемлага, как свидетельствуют их лагерные дела, оставался крайне низким.
Лагерное начальство было заинтересовано в организации системы подготовки кадров, и специальность можно было получить, оказавшись в ИТЛ. Архивные материалы свидетельствуют о тех значительных проблемах, с которыми столкнулось руководство Ухтижемлага в рассматриваемой области: нехватка технической литературы, отсутствие помещений для занятий, недостаток внимания к образовательному процессу со стороны руководителей лагподразделений.
Здесь необходимо учитывать то, что интеллектуальный потенциал Ухтпечлага складывался в начале 1930-х годов главным образом за счет привлечения уже сформировавшихся, авторитетных специалистов-нефтяников и угольщиков, которые попадали в лагерь в качестве заключенных. Данное обстоятельство обуславливало то, что руководство Ухто-Ижемского лагеря, преемника Ухтпечлага, не имея соответствующего опыта, первое время недооценивало значение организационной работы по подготовке собственных кадров. Об этом свидетельствует следующий факт: в лагере долгое время отсутствовала структура, осуществляющая непосредственное руководство профтехобразованием.
С августа 1940 года руководство массово-техническим образованием осуществлял отдел труда и зарплаты. Спектр форм обучения заключенных Ухтижемлага был довольно широк: курсы с освобождением и без освобождения от производства, курсы технического минимума, школы мастеров-десятников, курсы производственного ученичества. Окончательно система подготовки кадров в лагере была сформирована к 1944 году. Примечателен тот факт, что перед систе-
мой массово-технического образования ставилась задача, сводившаяся не только к подготовке квалифицированных кадров в количестве, достаточном для покрытия потребностей в них по всем производствам, но и обучение вторым и смежным профессиям. Прибывавшие в лагерь без специальности заключенные, осужденные за служебные и бытовые преступления, в первую очередь обязаны были пройти подготовку по одному из видов профтехобучения и получить определенную квалификацию. Руководство работой по обучению заключенных необходимым специальностям осуществлялось сектором подготовки кадров и профтехобразования.
Разработка и применение при освоении недр новых достаточно сложных технологий обусловила масштабный характер подневольного квалифицированного труда в Ухтижемлаге. Количество профессий, по которым могли работать заключенные, было весьма значительно. Данное утверждение основано на анализе тарифной сетки заключенных.
Сопоставляя сведения о наличии и использовании специалистов и квалифицированной рабочей силы в Ухтижемлаге, можно отметить ряд принципиальных моментов, характеризующих стратегию использования квалифицированного труда в лагере.
На протяжении всего времени лагерь испытывал хронический кадровый дефицит. Причинами его были высокая мобильность лагнаселения, отсутствие эффективного учета специалистов и их нерациональное использование. С конца 1930-х и до середины 1940-х годов в Ухтижемлаге систематически не заполнялись учетные карточки, высылаемые в ГУЛАГ. Надежды на преодоление кадрового дефицита Управление лагеря связывало с вливаниями специалистов извне, но подобные пополнения были незначительны, они растворялись в многопрофильном хозяйстве лагеря, не способствуя радикальному решению проблемы.
На наш взгляд, следует поставить под сомнение утверждение известного исследователя А.Б. Суслова относительно того, что «вольные» организаторы производства повсеместно не стремились наладить управление производством6, а руководство лагерей было не заинтересовано в эффективном использовании рабочей силы7.
Отметим, что срыв производственных заданий мог стать поводом к репрессивным мерам в отношении данной категории управленцев. Необходимо признать, что руководство ИТЛ периодически пыталось внедрить разнообразные формы рационализации производственной деятельности. Проводились общественные смотры организации труда, создавались комплексные бригады, предпринимались попытки найти наиболее рациональное применение заключенным, имеющим ключевые для лагерного производства специальности. В лагере создавались квалифицированные комиссии, которые должна были организовывать проверки и следить за использованием рабочей силы. Однако работа их была малоэффективна. При этом следует отметить, что в условиях дефицита специалистов (середина 1940-х годов) привлечение заключенных, имеющих ту или иную квалификацию, к общим работам было не столь частым явлением, как во второй половине 1940-х, когда лагерь был насыщен рабочей силой, в т.ч. по отдельным специальностям.
Имеющиеся источники позволяют утверждать, что в других лагерях ГУЛГМП происходили аналогичные процессы. Их кадровую политику в целом можно характеризовать как расточительную, в значительной степени снижающую эффект от деятельности ИТЛ в сфере профессиональной подготовки заключенных.
Данная ситуация была типичной и для системы принудительного труда в целом. Таким образом, можно сделать вывод, что мобилизационный характер гулаговской экономики позволял решать задачи экстенсивного развития, когда же потребовалось интенсифицировать производственную деятельность, ГУЛАГ столкнулся с большими трудностями, что в значительной мере предопределило его кризис и распад в 1950-х годах.
Примечания
1 ГУЛАГ: экономика принудительного труда. М., 2010. С. 177-316.
2 Там же. С. 85.
3 ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1
4 Там же. Ф. 9414. Оп. 1.
5 Там же.
6 ГУЛАГ: экономика принудительного труда. С. 256.
7 Там же. С. 256.
Мосягина С.Ю.,
Архангельск
Российская государственная политика в области профессионального образования в конце XIX - начале XX века
С конца 70-х годов XIX столетия в России профессиональное образование постепенно входит в число государственных приоритетов. Статистические данные свидетельствуют о том, что за двадцать пять лет, с 1865 по 1890 год, в Российской Империи количество рабочих на крупнейших фабриках, заводах и железнодорожном транспорте увеличилось более чем в два раза и достигло почти 3 млн чел.1 Для подготовки такого количества рабочих необходимо было создать значительную сеть специальных профессиональных училищ.
В 1876 году в Государственном совете была создана комиссия по подготовке проекта переустройства технических училищ с целью установления определенной системы в профессиональнотехническом обучении. В исследуемый период вопросами организации профессионального образования занимались: Министерство финансов, Министерство государственных имуществ, Министерство народного просвещения, Министерство путей сообщения, Министерство юстиции, Военное министерство, Морское министерство, Министерство Императорского двора. Каждое министерство занималось организацией учебных заведений, необходимых для своей отрасли. Многообразие разнотипных технических школ и училищ создавало трудности в руководстве их деятельностью. Возникла необходимость приведения разрозненных учебных заведений в систему с общими требованиями к содержанию образования и практической подготовке будущих рабочих. В 1881 году состоялся переход большинства специальных учебных заведений в ведомство Министерства народного просвещения с целью унификации и расширения сети учебных заведений технического характера.
Министру финансов И.А. Вышнеградскому было поручено составить «Общий нормальный план промышленного образования в России». Анализируя состояние образования в России последней трети XIX века, Вышнеградский делает вывод, что отсутствие всякого общего образования наносит рабочим существенный духовный вред, «препятствуя умственному и нравственному их развитию, независимо от сего оно не позволяет им в большинстве случаев возвыситься до сознательного и ясного понимания производимой ими работы и тем самым понижает ее достоинство, ставя, таким образом, преграду надлежащему усовершенствованию промышленности»2. Документы свидетельствуют, что «Общий нормальный план промышленного образования» впервые определил концептуальные основы профессионального образования, главными положениями которых были: типологизация учебных заведений; единство требований и унификация профессиональной подготовки по срокам обучения, содержанию
Мосягина С.Ю. Российская государственная политика в области профессионального образования.
общего и профессионального образования, прав учащихся, определение для каждого типа профессионального учебного заведения базовой общеобразовательной школы.
На основании этого Плана 7 марта 1888 года были Высочайше утверждены «Основные положения о промышленных училищах». Этот законодательный акт впервые сформулировал принципы организации системы специального образования, определил главные пути подготовки квалифицированных рабочих, мастеров и техников, ввел профессионально технические учебные заведения в общую систему учреждений народного образования. Положения устанавливали следующие типы промышленных учебных заведений: 1) ремесленные училища (обучение приемам конкретного ремесла); 2) средние технические училища (цель - сообщить «знания и умения, необходимые техникам как ближайшим помощникам инженеров и других высших руководителей промышленного дела»); 3) низшие технические училища, «которые наряду с обучением приемам определенного производства, сообщают знания и умения, необходимые ближайшим и непосредственным руководителям труда рабочих в промышленных заводах»4. Помимо технических училищ к средним относились коммерческие, сельскохозяйственные, землемерные, художественно-промышленные, горнозаводские, горнопромышленные, мореходные, лесные, военно-технические. В особую группу выделялись учебные заведения непроизводственного профиля - учительские семинарии, врачебные, художественно-музыкальные и другие, дававшие профессиональную подготовку.
В последующие годы деятельность системы профессионального образования регулировалась целым рядом принятых правительством документов: «О мореходном образовании в Империи» (1902); «О художественно-промышленных учебных заведениях» (1902), «О сельскохозяйственном образовании» (1904), «Положение о школах ремесленных учеников» (1893), «Положение о низших ремесленных школах» (1895), «Закон о ремесленных и технических учебных мастерских и курсах» (1902). В 1903-1907 годах были законодательно оформлены ремесленные и профессиональные отделения при общеобразовательных школах. В 1889 году утверждены Уставы среднего, низшего технических и ремесленного училищ. По данным Министерства торговли и промышленности, на 1 января 1910 года в России насчитывалось 3036 профессиональных учебных заведений разного типа, в т.ч. 355 средних и 2661 низшее. Общий контингент учащихся составлял 213 880 чел.5
Первая мировая война, вызвавшая изменение правительственного курса в области образования, привела к попыткам реформирования профессионального образования в рамках «игнатьевских»6 реформ. К разработке проекта закона и положения о профессиональном образовании особенно активно приступили три министерства, в ведении которых было большинство учебных заведений: Министерство народного просвещения, Министерство торговли и промышленности и Министерство путей сообщения. Следует отметить, что между министерствами существовала определенная конкуренция в вопросах организации профессионального образования, о чем свидетельствует анализ архивной документации. Каждый из проектов имел свои достоинства и недостатки и широко обсуждался общественностью. Несмотря на различия представленных проектов, все три министерства признавали необходимость кардинального расширения профессионального образования, модернизации его содержания и методов обучения, укрепления его связей с промышленностью, улучшения руководства в данной области. Для координации и руководства профессиональными учебными заведениями России и интеграции усилий министерств в феврале 1916 года был создан Всероссийский совет по делам профессионального образования во главе с графом Н.П. Игнатьевым. Совет поддержал и представил в Государственную Думу «Проект законоположения о профессиональном образовании в Империи» и «Положения о профессиональных учебных заведениях, классах, курсах и учебных установлениях Министерства народного просвещения». Данный проект содержал предложения
об устранении административно-бюрократических препятствий на пути открытия учебных заведений и о предоставлении большей свободы общественной и частной инициативе в их откры-
тии. Либеральные нововведения не получили поддержки со стороны монархических кругов, в декабре 1916 года Н.П. Игнатьева сместили с поста министра народного просвещения, проект не был реализован.
Попытки вернуться к идеям, предложенным новаторами, предпринимались Временным правительством в 1917 году. Правительство приняло декларацию о профессиональном образовании, в котором признавало его важность и выражало уверенность, что «в свободной России»7 восторжествуют прогрессивные идеи реформы технического и профессионального образования. Данные идеи не были реализованы. Декларации о необходимости использовать идеи «игнатьевской» реформы профессионального образования принимались в годы гражданской войны Министерством народного образования правительства адмирала Колчака, а затем педагогами российской эмиграции.
Таким образом, изученные материалы позволяют утверждать, что государственная политика России конца XIX - начала XX века в области профессионального образования была достаточно противоречивой. С одной стороны, она декларировала стремление соответствовать социальным и экономическим потребностям России, с другой - бюрократизм, консерватизм, несогласованность действий министерств и непоследовательность политики в сфере экономики, труда и народного образования не позволили осуществить масштабные реформы, предлагавшиеся прогрессивными деятелями науки, культуры, промышленности и образования. Правительство ограничивалось лишь отдельными, частными реформами. Способствуя совершенствованию системы подготовки квалифицированных рабочих и увеличению притока рабочей силы на производство, оно не учитывало экономические возможности общества, социальные и культурные интересы его представителей.
Примечания
1 РГИА. Ф. 25. Оп. 5. Д. 248. Л. 148.
2 Максин И.М. Очерк развития промышленного образования в России 1888-1908 гг. СПб., 1909. С. 75.
3 РГИА. Ф. 733. Оп. 165. Д. 305. Л. 271.
4 Очерк развития промышленного образования в России за 1888-1898 гг. С приложением статистических сведений о промышленных училищах. МНП. Отдел промышленных училищ. СПб., 1900. С. 12.
5 История профессионального образования в России / под науч. ред. СЯ. Батышева, А.М. Новикова, Е.Г Оссовского. М., 2003. С. 72.
6 Там же. С. 70.
7 Там же. С. 71.
Трошина Т.И.,
Архангельск
Возможности междисциплинарного подхода при изучении локальной истории в переломные моменты
По словам «популяризатора» междисциплинарного подхода в исторических исследованиях Л.П. Репиной, в современной науке проявляется давно подмеченная закономерность: на смену периода, характеризующегося главным образом накоплением фактического материала, приходит период, когда на первый план выдвигается задача его научного осмысления и обобщения1.
Давно назрела потребность «ревизии» накопленного гигантского по своим объемам материала региональных изысканий.
Любое историческое исследование основывается на фактографической презентации изучаемого предмета, что в свою очередь предполагает хронологическое и территориальное его ограничение. Локальные исторические исследования развивались по двум направлениям: изучение своей «малой родины» (краеведение) и выход через изучение событий, ограниченных некими «территориальными рамками» (как правило, административными границами), на обобщающие выводы. Это характерно для построенных на местных источниках диссертационных исследований и для научных работ, в которых предпринимается попытка интерпретации концепций общероссийских исторических событий на региональном уровне. В рамках локального анализа у исследователей больше возможностей провести комплексное исследование изучаемой проблемы, что в общероссийском масштабе затруднительно, поскольку обобщение может выйти за пределы исторической работы, а у историка возникает искушение «впасть» в культурологию или историософию.
Применение локального метода способствует более детальному обследованию исторических событий в «узких» территориальных и «широких» временных рамках; позволяет вводить в научный оборот новые источники и реинтерпретировать известные; облегчает применение не только новых, но и «хорошо забытых» концепций.
В отечественной исторической науке прямо пропорциональное соотношение «регионального» и «общенационального» объясняется не только господствовавшими длительное время теоретико-методологическими принципами марксизма. «Синхронность» развития для России с ее огромными территориями особенно важна, поскольку, несмотря на усилия государственных институтов по нивелированию региональных особенностей - хотя бы на уровне внешних признаков, - «местная» специфика сохранялась, перейдя на иной, скрытый уровень, проявляясь в ментальных установках населения. Историческое развитие России было связано с формированием на ее огромном пространстве не только этнических, но и территориальных общностей, выделяющихся своей социокультурной спецификой, обладающих признаками, имеющими социальную, психологическую и культурную значимость, которые бросаются в глаза представителям других русских «регионов». По словам П.А. Сорокина, «из всех связей, которые соединяют людей между собой, связи по местности являются самыми сильными. Сходство в образе жизни, семейные связи, товарищеские отношения, созданные еще с детства, придают им общий характер, создающий живую связь.. ,»2. Находящаяся на уровне подсознания, такая «региональная ментальность» может проявиться в переломные эпохи истории, когда тщательно сплетенные государственными усилиями социальные сети разрываются. Не случайно именно в русской историографии до революции наметилось, а в первые послереволюционные годы развилось направление локальной истории («местничество», «краеведство»), построенное именно на изучении специфики событий общегосударственного значения в отдельных территориях.
Надо отдать должное властям, которые учитывали эту специфику, стремясь не довести ситуацию до критического уровня, когда тщательно скрываемые «архетипы» могут вырваться наружу в самых неподходящих формах, поскольку «устойчивость или пластичность человеческого архетипа наиболее зримо обнаруживается в условиях революционных потрясений»3.
Однако переломные моменты истории - и наиболее ярким из них являются события Революции и Гражданской войны, - делают явными разные ритмы социального времени, в которых развивалась Россия. Это касается не только социальной «вертикали», но и географической «горизонтали».
Для событий переломных исторических эпох в первую очередь важны внутренние рычаги, которые управляют поведением людей, освободившихся - не всегда по собственному желанию - от внешних побуждающих факторов в виде социально одобряемого поведения или других навязан-
ных мотивов. Это обстоятельство особенно ярко проявляется в региональных особенностях; здесь с большей уверенностью можно говорить о «географии исторических событий». Действительно, в отдельных регионах наблюдается «отставание» общероссийских событий, что вызвано не только большим размерами страны, но и различными социальными и экономическими условиями. Так, в северной деревне, в связи с отсутствием проблемы помещичьих земель и с компенсацией проблемы «малоземелья» отхожими заработками, революционные события 1905 и 1917 годов, а также столыпинской реформы оставили менее заметный след, чем в других регионах страны. Подобные объяснения местными обстоятельствами не противоречили и концепции марксисткой науки в ее «большевистском» издании. Советский историк И. Минц объяснял пассивность основной массы северян в период Гражданской войны отсутствием мотивации «черного передела»; агитаторы и первые историки революционных событий на Севере видели причину этой пассивности в «отсутствии воспоминания о крепостном праве».
В ХХ веке в рамках «школы Анналов» был выдвинут принцип «тотальной» (или «глобальной») истории, которая представляется как «история людей, живших в определенном пространстве и времени, рассматриваемая с максимально возможного числа точек наблюдения, в разных ракурсах, с тем, чтобы восстановить все доступные историку стороны их жизнедеятельности, понять их поступки в переплетении самых разных обстоятельств и побудительных причин»4. Предметом обсуждения и изучения московских и ставропольских ученых5, взявших на вооружение достижения зарубежной исторической науки, а также отечественные разработки, сложившиеся в научное направление в дореволюционной науке и в исторических исследованиях 1920-х годов, стала разновидность «тотальной истории»: это интегральная история на локальном уровне, или «новая локальная история».
В рамках «новой локальной истории» выделяется два исследовательских подхода к изучению территориальной общности: подход со стороны индивидов - описание «жизненного пути человека < . > в контексте занимаемого им жизненного пространства»6, и через раскрытие внутренней организации и функционирования социальной среды.
Для изучения атомизированного общества, каковым оно становится в кризисные моменты, привлекаются самые разнообразные источники, даже те, которые в традиционной науке если использовались, то только в качестве вспомогательных. Более того, изменяется иерархия источников - наиболее важными оказываются «маргинальные», содержащие латентную информацию, которая, однако, путем применения особых исследовательских процедур (важнейшими из которых является корреляция «скрытой» информации с информацией, полученной из других, более «строгих» источников), дает дополнительные возможности при интерпретации известных событий через «человеческое измерение».
Кроме более «гибкой» программы использования источников, локальный метод в историческом исследовании требует применения междисциплинарного подхода, поскольку региональная история - кроме каких-то отдельных ярких событий отечественной истории, которые происходили на данной территории: например, для Архангельского региона такими «событийными» стали начальный период петровских преобразований и Гражданская война - существовала, развивалась более на культурно-историческом, на социокультурном уровне. В этом причина, почему собственно «локальная история» большинством профессиональных историков воспринималась и воспринимается как музейная, этнографическая наука; как любительская деятельность.
Выходом локальных исследований на «столбовую дорогу» исторической науки является применение принципа междисциплинарности, которая сегодня понимается не только как использование данных и методов других дисциплин, но как интеграция гуманитарных и социальных наук. Междисциплинарность допускает возможность использования понятийных аппаратов других наук, которые является своего рода маркерами, указывающими, какой концепцией (или парадигмой какой науки) в данном случае оперирует исследователь. Особенности терминологии, связанные с различиями в методологии и теоретических установках конкурирующих наук,
позволят найти баланс между широтой охвата исторического материала и конкретным выбором предмета исследования. Дело в том, что результатом междисциплинарности стало сближение различных наук на уровне объектов изучения. Одну и ту же историческую проблему (факт, событие) можно рассматривать через призму различных дисциплин. Простой «перевод» на исторический материал категорий, концепций, созданных для объяснения современного социума, дает заведомо неправильные результаты; неисторичен по сути. Вместе с тем, для создания полноценной объяснительной концепции продуктивно использование наработок других наук (социальной психологии, социологии, культурологии, социокультурной антропологии, политологии и др.). Теоретико-методологический инструментарий этих наук, направленных на изучение конкретного человека, конкретной группы, позволяет интерпретировать динамику социальных процессов с учетом «локальных» обстоятельств.
Таким образом, полидисциплинарный подход позволяет определить методологические ориентиры при изучении «локальной истории», тем более, что под «локусом» подразумевается «не территория, а совокупность людей, осуществляющих определенную историческую деятельность»7, изучение которой на локальном уровне позволяет проникнуть вглубь социальных процессов. В результате происходит приращение нового знания путем выявления скрытой информации в источниках, а также в процессе конструирования нового объяснения известным фактам и событиям.
Примечания
1 Репина Л.П. Интердисциплинарная история вчера, сегодня, завтра // Междисциплинарные подходы к изучению прошлого / под ред. Л.П. Репиной. М., 2003. С. 6.
2 Сорокин П.А. Система социологии. Т. 2. М., 1993. С. 210.
3 Булдаков В.П. Октябрьская революция: социокультурное измерение: дис. ... д-ра ист. наук. М., 1998. С. 4-5.
4 Гуревич А.Я. Уроки Люсьена Февра // Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 522.
5 См.: Новая локальная история. Вып. 1 // Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография: материалы I всерос. интернет-конф. Ставрополь, 2003; Новая локальная история. Вып. 2 // Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: материалы II междунар. интернет-конф. Ставрополь, 2004; и др.
6 Репина Л.П. Новая локальная история // Горизонты локальной истории Восточной Европы в ХІХ-ХХ вв. Челябинск, 2003. С. 13.
7 Гамаюнов С.А. Местная история: проблемы методологии // Вопр. истории. 1996. № 9. С. 161.
Авторы-составители материалов. Голдин В.И., доктор исторических наук, проректор по научной работе Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова;
Соколова Ф.Х., доктор исторических наук, заведующая кафедрой регионоведения Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова
