Материалы к словарю сюжетов, образов, мотивов «Культура русского зарубежья XX—XXI вв. »: понятие эмиграция Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

A UNIV^SUM:

ЛЛ ФИЛОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ

МАТЕРИАЛЫ К СЛОВАРЮ СЮЖЕТОВ, ОБРАЗОВ, МОТИВОВ «КУЛЬТУРА РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ XX—XXI ВВ.»: ПОНЯТИЕ ЭМИГРАЦИЯ

Минеева Инна Николаевна

канд. филол. наук, доцент Петрозаводского государственного университета,

РФ, г. Петрозаводск E-mail: [email protected]

MATERIALS TO THE DICTIONARY OF PLOTS, IMAGES, MOTIVES

"CULTURE OF RUSSIAN EXPATRIETE COMMUNITY OF THE XX—XXI CENTURIES": THE CONCEPT OF EMIGRATION

Mineeva Inna

сandidate of Philology, Associate Professor of the Petrozavodsk State University,

Russia, Petrozavodsk

Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития Петрозаводского государственного университета на 2012—2016 годы по подпроекту «SCANDICA: культурные конвергенции».

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена проблеме осмысления понятий литературная эмиграция и писатель-эмигрант на рубеже XX—XXI столетий. В новых социокультурных условиях под эмиграцией подразумевают не только вынужденный отъезд писателя из страны (с исторической перспективы), но и процесс отчуждения / отделения себя от Дома, культуры, религии. Сегодня выделяется тип писателя — эмигранта, экспатрианта, номада, туриста. Писатель-эмигрант — это перемещенное лицо в географическом и лингвистическом значениях,

Минеева И.Н. Материалы к словарю сюжетов, образов, мотивов «культура русского зарубежья XX—XXI вв.»: понятие эмиграция //

Universum: Филология и искусствоведение : электрон. научн. журн. 2013. № 2 (2) . URL: http://7universum.com/ru/philology/archive/item/396

метафорами жизни которого является ощущение бездомности у себя на родине и собственной чуждости за границей, двойственное существование и отстраненность.

ABSTRACT

The article is devoted to understanding of the terms literary emigration and emigre writer at the turn of the XX—XXI centuries. In new social and cultural conditions the term of emigration represents not only forced writer's leaving of the country but also the process of alienation of himself from homeland, culture, religion. Today the type of émigré, expatriate writer, nomad and traveler stands out. The émigré writer is a displaced person in geographical and linguistic meanings. The metaphor of his émigré life is sense of homelessness in his motherland and own alienation abroad, dual existence and estrangement.

Ключевые слова: литература русского зарубежья, культура перемещения, эмиграция, писатель-эмигрант, экспатриант, номад, турист.

Keywords: Russian Émigré Literature, cultural shift, emigration, émigré and expatriate writer, writer-nomad and traveler.

Понятие эмиграция (от лат. emigro — «выселяюсь») имеет широкое значение и встраивается одновременно в ряд близких явлений, связанных с культурой современной мобильности, но в то же время различных по своему генезису и роли в культуре [10].

В истории человеческой цивилизации есть немало примеров распространения той или иной культуры на территории, на которой раньше ее не было, за счет перемещений людей. Между тем именно сегодня культурные трансформации, где доминирует человеческий фактор, становятся одной из важнейших характеристик нашего времени, скорее нормой, чем исключением из правил [2, с. 17] Более активному, по сравнению с предшествующими эпохами, контакту культур способствует ряд факторов, а именно: динамика политических, социально-экономических изменений,

мобильность современного человека, «живущего на границе», в ситуации "between culture, amid languages, across borders" [14, с. 8], переосмысление понятий времени и пространства, дома и места в нем человека [1, с. 51], усиление коммуникационных технологий, проницаемости между культурами и массовых миграций [11, с. 2]. В последнее время проблема эмиграции привлекает особое внимание ученых и общественности разных государств. Споры вокруг вопросов о ее сути не утихают по сей день.

Что же такое эмиграция? Эмиграция, по замечанию русского прозаика и переводчика Б. Хазанова, существует с тех пор, как зародилась цивилизация [12, с. 51]. Типология эмиграции как явления культуры исторически складывалась «в режиме возрастания»: от единичных случаев к массовым процессам [5, с. 70]. В иудео-христианской культуре архетипической метафорой эмиграции является изгнание Адама и Евы из рая. Изгнанниками были Овидий, Данте, Андрей Курбский, французские аристократы в эпоху Французской революции, русские духоборы, мятежные поляки в XIX в. [6, с. 70]

Формирование политической семантики этого слова, как и многих других, привившихся в русском языке, связано с французской революцией 1789 г. [6, с. 70]. Во французском языке синонимами глагола émigrer «эмигрировать» являются s'exiler «ссылать, высылать», s'expatrier «покидать родину, уезжать за границу». Этимологический источник французского глагола émigrer — лат. êmigrâre «менять проживание, место жительства» (лат. ex — «из, вне», migra — «выселяю, переселяю»). Развитие группы слов, связанных с глаголом émigrer, во французском было обусловлено социальными причинами. Однако уже в 1781 г. отмечено его новое, тогда еще не политическое значение, — «оставлять, покидать страну, чтобы обосноваться в другой» [6, с. 70]. Немного раньше, в 1770 г., в переписке Вольтера встречается производное от этого глагола причастие настоящего времени émigrant (émigrante) «уезжающий из страны» [6, с. 70].

В русский язык слово эмигрант пришло не из французского, а немецкого языка (emigrant от лат. причастия emigräns) в начале XVIII в. Но подлинная его история в русском языке началась только с французскими веяниями конца XVIII в. Первые следы этого видны в прогрессивном журнале «Вестник Европы», где эмигрантами особенно любили называть тех, кто покинул Францию во время революции по политическим причинам и был недоволен новой конституцией. Позже слово эмигрант активно использовали в своем обиходе А.С. Пушкин, А.И. Герцен, Ф.Ф. Вигель. В середине XIX в. появляются первые опыты использования слова эмиграция в значении, связанном не с политическим, а национальным и этническим контекстом, — «люди, покидающие какое-либо место» [6, с. 71]. В 1870—1890-е гг. употребление слова эмиграция в этом значении стало еще более активным.

Новую жизнь этому слову вдохнули революционные события 1917 г., когда многие люди вынуждены были покинуть Россию после победы большевиков и Гражданской войны. В слове эмиграция стал преобладать политический элемент значения с негативной окраской. Все эмигранты однозначно расценивались новыми властями как враги советского народа («эмиграция работает над разрушением Советской власти», «презираю этих политиканствующих эмигрантов») [6, с. 73]. Сами же эмигранты очень часто характеризовали свое состояние словом «рассеяние», вкладывая в него культурно-исторический смысл и имея в виду перекличку с библейскими временами. В Библии с помощью существительного «рассеяние» именовали совокупность евреев, со времен Вавилонского пленения выселившихся и выселенных за пределы Палестины и живущих среди языческих народов в Египте и Малой Азии. Укоренение в лексиконе эмигрантов обозначения «рассеяние», встречающееся исключительно в Ветхом и Новом Заветах, не случайно [6, с. 74]. Оно помогало соотнести свое пребывание за границей с аналогичными историческими событиями, позволяя черпать в этом духовные силы в ожидании возвращения на Родину. Между тем в геополитическом смысле массовая русская эмиграция, вызванная событиями 1917—1920-х гг.,

не выглядит событием уникальным. Очевидные исторические параллели можно обнаружить и в отъезде за рубеж значительной части немецкой культурной элиты в 1930-е гг., чилийской политической эмиграции 1970-х гг. [9, с. 569], политической миграции из стран Латинской Америки, Африки и Южной Азии в более развитые страны Западной Европы и Северной Америки в 1980—1990-е гг. [13, с. 60]. Однако историко-культурная значимость «русского изгнания» беспрецедентно весома. И дело не столько во впечатляющих количественных параметрах русской диаспоры, сколько в качественных характеристиках культуры русского зарубежья [9, с. 569]. Особое свойство русского эмигранта состоит в стремлении сохранить связь с родиной.

Перестроечные годы XX в. радикально изменили отношение к эмиграции и наполнили это понятие новым смыслом, причем прямо противоположным: из врагов народа эмигранты превратились в патриотов [6, с. 75]. На эмиграцию стали смотреть как на спасительную силу в духовном возрождении страны. Среди многих соотечественников расхожим было мнение о том, что именно она сумела сохранить в душе и в быту традиции добольшевистской России.

Как истолковывается феномен русской эмиграции на рубеже XX—XXI столетий? В новом тысячелетии мы имеем дело с исключительной историко-культурной ситуацией. В постсоветскую эпоху проведенная еще в советское время идеологическая, этическая и эстетическая граница между литературой «метрополии» и литературой «диаспоры» себя изжила, исчезли физические границы, сняты жесткие цензурные запреты, растворился эксплуатируемый ореол писателя «борца за свободу», «непечатаемого таланта» и нонконформиста [3].

Исходя из обозначенных фактов и комментариев, напрашиваются закономерные вопросы: если напряжение между «метрополией» и «периферией» исчезло, то можем ли мы сегодня говорить о существовании эмигрантской литературы как особого типа и специфическом статусе писателя-эмигранта?

В настоящее время нельзя однозначно ответить на эти вопросы. Писатели-эмигранты третьей (с 1970 по 1991) и четвертой (с 1991) волны, литературные критики, историки литературы высказывают кардинально противоположные точки зрения. Так, русско-британский прозаик, литературный критик З. Зиник (с 1975 — Израиль, 1977 — Великобритания) в эссе «Существует ли эмигрантская литература?» пишет: «Вроде бы русской литературы в эмиграции больше не существует. Потому что кончилась эмиграция. Так, во всяком случае, следует из программы научной конференции в Майнце. Ее организаторы обозначили границы эмигрантской литературы началом советской власти — датой Октябрьской революции — и ее концом — в начале Перестройки. Феномен эмигрантской литературы, таким образом, это двойник, рефлексия на политическую ситуацию в России, это незаконное дитя русской революции, искаженное отражение России извне — в тусклом "железном занавесе" советской власти... Если воспринимать эмиграцию лишь в этом политическом плане — то да, ее роль была фиктивной ... эмиграция (если довести формулировку эмиграции как отчужденности, отстраненности, до своего логического конца) — это переселение в мир иной . Вопрос о существовании литературы в эмиграции сводится, таким образом, к вопросу: существует ли жизнь после смерти? ... Эмиграция — это своего рода симуляция подобного состояния. Эмиграция при советской власти и была симуляцией смерти. Миссия эмиграции — в доказательстве того, что тот свет — существует ... Готический "железный занавес" рухнул, нет больше ни самиздата, ни тамиздата, но проблема неузнаваемости, вечной иностранщины остались. Это и есть один из главных мотивов той литературы, которую я хотел бы назвать эмигрантской ... без нового прошлого невозможно начать другую жизнь. Однако прошлое раздвоилось. "Железного занавеса" давно нет, но не стоит пренебрегать этим опытом эмигрантской раздвоенности в литературном плане ... С открывшимися российскими границами заново слышен и классический мотив российского изгнанничества — в духе Лермонтова: ощущение бездомности у себя на родине и собственной чуждости за границей. Ты — в родном доме, где тебе больше нет

места ... Собственно, с развалом Советского Союза наше прошлое потеряло географические очертания. Мы потеряли прежнее прошлое. Мы отказываемся от прошлого, данного нам географией нашего рождения, чтобы обрести его заново за границей, как это сделал Гоголь через Чичикова. Но для этого не обязательно эмигрировать буквально. Мой отец (он скончался два года назад) тоже оказался без родины. Я потерял родину, когда уехал из советской России в семидесятых годах. Я покидал свою страну. Своя страна покинула отца в девяностые годы с развалом Советского Союза. Страна ушла у него из-под ног. Умирая, практически без сознания, он повторял одну фразу: "Я здесь... а может быть, не совсем здесь". Не в этом ли истинная суть эмигрантской литературы: вне зависимости от политической географии сюжета говорить от имени тех, кто затерялся меж двух миров? И в этом смысле русская литература в эмиграции только начинается» [8, с. 249—256]. «...Эмигрантское мировоззрение возникает, когда автор начинает чувствовать себя перемещенным лицом. Можно ли считать эмигрантскую литературу явлением отжившим, пережившим себя в век глобальных связей? По-моему, нет. Я считаю, что концепция эмиграции по-прежнему важна для понимания определенного типа литературы . Страна, давшая гражданство эмигрантскому писателю, не всегда та, где его читают; а его личные привязанности или религиозные убеждения могут не совпадать с теми, которые ему положено иметь в качестве верноподданного страны, где он живет. Другими словами, эмигрантский писатель — это тот, кто считает себя перемещенным лицом в географическом и лингвистическом смысле...» [7, с. 24—25].

Другой писатель, литературовед, журналист А. Генис (с 1977 США) высказывает прямо противоположную точку зрения. В одном из интервью 1999 г. он, прогнозируя будущие тенденции развития русскоязычной литературы за границей, отметил, что в отличие от начала столетия, когда русская словесность существовала за рубежом как институт уже полвека, в новом тысячелетии ситуация в корне изменилась [3, с. 402]. Уже к концу XX в. можно смело говорить о конце эмигрантской литературы, завершении целого

этапа в истории русской литературы и возникновении нового [3, с. 405]. Теперь же, по мнению писателя, создается «громадная культурная русскоязычная империя». Происходит «выравнивание температур» между центром (Россия) и периферией (эмиграция) [3, с. 405]. Русская культура стала существовать независимо от физических границ: сегодня есть Москва, Петербург, русский Нью-Йорк, Таллинн, Берлин. Это, по словам А. Гениса, все малые столицы русской литературной империи. Русские люди стали жить всюду, они расселились по всему свету. Русская литература раскрыла границы. Благодаря изменившемуся и столь интенсивному за последние годы культурогенезу русские стали всемирным народом, а русский язык стал всемирным языком. Это событие имеет важное историческое значение. Поэтому сегодня, как считает А. Генис, никакой эмигрантской литературы нет, как и нет сейчас у эмиграции никакой специфической цели и задачи, потому что в России появилась свобода слова. Но это не означает, что так будет всегда продолжаться. Центробежный процесс, согласно наблюдениям А. Гениса, настолько мощный, что все равно вынесет за границу сильных писателей [3, с. 407].

Наконец, еще одна точка зрения — петербургского историка и теоретика литературы Л.Д. Бугаевой. По мнению исследовательницы, в обыденном смысле под эмиграцией как общим понятием теперь подразумевают «вынужденное переселение, изгнание и в то же время выход, дословно — «прыжок» — за пределы» [1, с. 51]. В более широком смысле эмиграцию, отмечает Л.Д. Бугаева, сегодня рассматривают и как одну из форм отчуждения наряду с экспатриацией, номадизмом, туризмом [1, с. 53—54]. При сохранении социально-политических и культурно-исторических коннотаций употребление слова эмиграция расширилось. Теперь оно связано с философским явлением отчуждения — процессом отделения человека от бытия, культуры, религии, самого себя, утратой смысла, «переоткрытием» действительности. Исходя из более широкого понимания эмиграции как отчуждения (оторванности от Дома), Л.Д. Бугаева выделяет несколько типов писателей: эмигрант, экспатриант, номад, турист [1, с. 53—54]. Основываясь на наблюдениях

исследовательницы, уточним и дополним основное содержательное наполнение данных терминов и приведем примеры из культурной жизни с целью наглядно проиллюстрировать то или иное явление:

1. Писатель — эмигрант, с точки зрения исторической перспективы, это человек, вынужденно покинувший свой дом (И. Бродский, Р. Дериева, А. Солженицын, Н. Малаховская, Л. Пятигорская). В исключительно эстетической перспективе интеллектуальным эмигрантом называют отвергаемого обществом человека-маргинала, чье творчество либо не вписано в «литературное или, точнее, литературно-языковое поле нового места обитания, либо создает в этом поле провокацию, скандал, что, в результате, мультиплицирует отчуждение» [1, с. 53].

2. Писатель-экспатриант добровольно покинул родной дом с целью творчества (М. Шишкин и К. Кобрин). Оказавшийся за пределами России по собственной воле, он чаще всего не ставит себе цель обосноваться в другой стране навсегда, не является изгнанником и не считает себя таковым [1, с. 53].

3. Писатель-номад — это человек, свободный от влияния национальности, государства, партии, общества, временного сообщества и т. п. Номад воплощает бесконечное перемещение, безместность и бездомность, отчужденность от любого пространственного локуса. Не будучи связанным с обществом, номад оказывается вытесненным на его периферию, в малую группу, в позицию маргинального существа. Он ассоциируется с образом одинокого странника. Для номада отъезд из родной страны является началом скитания по странам, в каждой из которых он занимает позицию отчуждения. В поле литературы он входит, главным образом, в литературные группы наднационального характера [1, с. 53—54]. В русской культуре в настоящее время сложно назвать имя писателя-номада. Однако среди наиболее ярких примеров интеллектуального номадизма в истории культуры XX в. — артист из Югославии Марина Абрамович и немецкий фотограф Улей-Уве Лейсипен [1, с. 53—54].

4. Писатель-турист — в европейском понимании это человек путешествующий, находящийся в движении, сосредоточенный на объекте туристической поездки и постоянном поиске нового смысла [1, с. 54]. Среди писателей-туристов можно назвать имена М. Липскерова, А. Чапай, Л. Федоровой.

Что объединяет все эти понятия, а что отличает? Из приведенных примеров видно, что общим для всех четырех фигур является перемещение и отчуждение от доминантного влияния какой-либо одной общественной или культурной парадигмы. Только в случае эмигранта и отчасти экспатрианта отчуждение связано с особым переживанием чувства утраты любимого объекта, отсутствующей у номада и туриста. В этой связи фигуры эмигранта и экспатрианта могут рассматриваться в терминах обряда перехода (инициации), разработанных в антропологии и этнографии [1, с. 55]. Эмиграция в данном контексте есть не что иное, как переход к новой идентичности, умирание в своем прежнем качестве и воскресении в новом [4, с. 15].

Итак, на наш взгляд, еще рано делать какие-либо обобщения. С одной стороны, ситуация в корне изменилась, с другой — все же есть ряд моментов, позволяющих говорить о формировании нового осмысления феномена русской литературной эмиграции и типа писателя-эмигранта. На рубеже XX—XXI вв. оба этих понятия претерпели трансформацию. В настоящее время слово эмиграция употребляется не в политическом, а скорее в культурном контексте в двух значениях: 1) «оставлять, покидать страну, какое-либо место» и 2) «процесс отделения себя от Дома, самого себя, традиции, бытия, культуры, религии». Активное использование в России слова эмиграция с подобной семантикой наблюдалось впервые в конце XIX столетия. В ином значении сегодня употребляется также и понятие писатель-эмигрант. Несмотря на общность семантического ядра — «писатель, уехавший из страны»/«оторванный от дома»/ «отчужденный от традиции», чаще всего под ним все же подразумеваются разные формы перемещения субъекта: вынужденное, добровольное с целью творчества, в поисках новых смыслов

без разрыва с родной культурной традицией. В новом тысячелетии писатель -эмигрант — это тот, кто воспринимает себя как перемещенное в географическом и лингвистическом смысле лицо, смотрит на мир отстраненно, кто причастен к определенному месту, но при этом существует между двух миров, кто видит свою миссию в сохранении русской культуры и языка.

Список литературы:

1. Бугаева Л.Д. Мифология эмиграции: геополитика и поэтика // Ent-Grenzen. Intellectuelle Emigration in der russichen Kultur des 20 Jahrhunderts / За пределами. Интеллектуальная эмиграция в русской культуре XX века / Изд. L. Bugaeva, E. Hausbacher. — Frankfurt am Main.: Peter Lang, 2006. — с. 51—73.

2. Бугаева Л.Д., Хаусбахер Е. Предисловие // Ent-Grenzen. Intellectuelle Emigration in der russichen Kultur des 20 Jahrhunderts / За пределаим. Интеллектуальная эмиграция в русской культуре XX века / Изд. L. Bugaeva, E. Hausbacher. — Frankfurt am Main.: Peter Lang, 2006. — с. 15—22.

3. Генис А. Новый Архипелаг, или Конец эмигрантской литературы // Континент. — 1999. — № 102. — с. 402—412.

4. Геннеп А. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. — 198 с.

5. Демидова О. Эмиграция: жизнь на границе двух миров // Космополис. — 2004. —№ 1 (17). — С. 70—73.

6. Зеленин А.В. Эмиграция // Русская речь. — 2000. — № 1. — с. 70—74.

7. Зиник З. В погоне за собственной тенью // Эмиграция как литературный прием. — М.: НЛО, 2011. — с. 22—33.

8. Зиник З. Существует ли эмигрантская литература? // Зиник З. Эмиграция как литературный прием. — М.: НЛО, 2011. — с. 249—255.

9. История русской литературы XX века (20—50-е годы): Литературный процесс. Учебное пособие. — М.: Издательство МГУ, 2006. — 775 с.

10. Корчинский А. За пределами эмиграции (Рец. на кн. Ent-Grenzen / За пределами: Интеллектуальная эмиграция в русской культуре XX века. Frankfurt am Main, 2006) // Новое литературное обозрение. — 2007. — № 86. / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2007/86/ko28.html (дата обращения: 17.10.13).

11. Тлостанова М.В. От философии мультикультурализма к философии транскультурации. Программа курса / Тлостанова М.В., д. филол. н., проф. кафедры сравнительной политологии ФГСН РУДН. 2009.

12. Хазанов Б. Счастье быть ничьим // Неприкосновенный запас. — 1999. — № 3. / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: URL: http://magazines.russ.ru/nz/1999/3/hazan.html (дата обращения: 17.10.13).

13. Юрин А.В. Тенденции и перспективы иммиграции в ЕС // Демографические и миграционные проблемы России. — М.: Экон-Информ. 2010. — с. 59—71.

14. Cross-Addressing: Resistance Literature and Cultural Borders / Ed. by J. Hawley. Albany: State University of New York Press, 1996. — 309 p.