CC BY
14
Е.А.Сасова
материальность в поэтике частного
письма (письма Ф.М.Гримма к графу С.П.Румянцеву) 1
В статье изучается место материального аспекта в письмах Ф.М. Гримма к графу С.П. Румянцеву. Автор рассматривает несколько элементов «эпистолярного пакта», нашедших отражение в этой переписке: регулярность и частота отправок, размер и содержательная ценность писем, внимание к материалу и почерку; помимо этого, материальный аспект находит свое отражение и в метафорическом поле, когда речь идет о письме как заменителе адресата. Показано, каким образом все перечисленные элементы включаются в диалог двух корреспондентов и оказывают влияние на поэтику частного письма.
Ключевые слова: материальность, эпистолярный пакт, поэтика частного письма.
The article focuses on materiality of letters sent by F.M. Grimm to count S.P. Roumiantsev. The author examines some elements of "epistolary pact" which are visible in this correspondence: the regularity et frequency of expeditions, the length of a letter and its content, attention to the handwriting and paper; furthermore, the materiality finds its place in metaphorical field while the letter is seen as the addressee's substitute. The paper considers how the mentioned points enter in the dialogue between two correspondents and contribute to the poetics of a private letter.
Key words: materiality, epistolary pact, poetics of private letter
Важнейшую роль в переписке играет то, что в XVIII в. обозначалось термином commerce; согласно четвертому изданию Словаря французской Академии (1762), это слово означало не только «покупка и продажа товаров», но и «общение или переписка с кем-либо, светская или дело-
1 Знакомство Гримма с графами Н. П. и С. П. Румянцевыми состоялось во время первого визита Гримма в Санкт-Петербург в 1773-1774 гг. В апреле 1774 г. Гримм отправляется обратно в Париж и по просьбе графини Е.М. Голицыной сопровождает ее сыновей в Лейден, где те должны были прослушать курс наук на юридическом факультете. Позднее, в 1775-1776 гг., он совершит с графами путешествие в Италию. См.: Карп С.Я. Путешествие графов Н.П. и С.П. Румянцевых с Ф.М. Гриммом по Италии (1775-1776) // Из России в Италию: Творческая интеллигенция и Рим (XVIII-XIX век) / Dalla Russia in Italia. Intellettuali e artisti a Roma (XVIII e XIX secolo) / Отв. ред. С.О. Андросова, Т. Л. Мусатова, А. d'Amelia, R. Giuliani. Salerno, 2015. 41-56.
вая» 2. Использование одного и того же термина для столь разных, на первый взгляд, явлений, не случайно: регулярность, аккуратность, точность -все, что так или иначе касается письма как материального объекта, играло в эпистолярных обменах не меньшую роль, чем в обменах коммерческих.
Ф.М. Гримм (1723-1807) относился к материальности письма во всех ее аспектах с большим вниманием, что обусловливалось в первую очередь практической необходимостью держать в порядке его многочисленные переписки. Согласно А.Ф. Строеву, только при российском дворе Гримм имел около 300 корреспондентов3, и, как он свидетельствовал в письме С.П. Румянцеву от 3 февраля 1775 г., за письменным столом он вынужден проводить не менее четырех часов в день4. «Моя же чернильница меня и убьет»5, - сетует он несколько позднее, не собираясь, однако, оставлять своих эпистолярных привычек.
Согласно Р. Дюшену, именно регулярность почтовых отправлений является основой эпистолярной sociabilité в XVIII в.: «В середине XVII века создание регулярной почтовой службы кардинально изменило эпистолярные практики. <.. .> Письмо <.. .> доходит теперь до соседних стран в худшем случае за неделю. Оно принадлежит отныне области светского общения и коммуникации, это дружеский жест или деловой шаг, определенный во времени и пространстве»6. Следуя подобной установке, Гримм озабочен поддержанием своих эпистолярных связей; так, в 1774-1775 гг. он отправляет С. Румянцеву в среднем одно письмо в неделю, при этом самый короткий интервал составляет два дня (письма от 23 и 26 декабря 1774 г.), самый долгий - 10 дней (между 12 и 23 декабря 1774 г.). Стоит отметить, что важность частого и регулярного обмена, а также опасность, которой грозит его нарушение, ощущаются и самими корреспондентами: «Хоть мой кишечник ужасно истязает меня вот уже три дня, дорогой граф, я не могу пропустить день отправки почты, не ответив на ваше любезное письмо от восьмого числа. Мое молчание даст Вам слишком
2 Dictionnaire de l'Académie française. 4me éd. 1762. http://artflx.uchicago.edu/ cgi-bin/dicos/pubdicollook.pl?strippedhw=commerce.
3 Stroev A. Friedrich Melchior Grimm et ses correspondants d'après ses papiers conservés dans les archives russes: 1755-1804 // La Culture française et les archives russes / Dir. G. Dulac. Ferney-Voltaire, 2004. P. 55
4 . Гримм к Сергею Румянцеву. 3 февраля 1775 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 40, л. 6.
5 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 21 об. Здесь и далее перевод мой.
6 Duchêne R. Comme une lettre à la poste. Paris, 2006. P. 205.
много преимуществ передо мной, ведь Вы не прощаете ни малейшей оплошности», - пишет Гримм Румянцеву 14 февраля 1774 г.
Подобное внимание к материальной стороне обмена является частью того, что исследователи называют «эпистолярным пактом» (этот термин возник по аналогии с «автобиографическим пактом» Ф. Лежена). Ж. Арош-Бузинак утверждает, что любой эпистолярный пакт обладает двумя фундаментальными характеристиками: корреспонденты обязуются поддерживать регулярность их переписки и избегать долгих периодов «молчания»7. Именно этим руководствуются Гримм и Румянцев в своей переписке, поэтому в письмах часто можно встретить отсылки к заключенному ими «соглашению»: «Вам и в голову бы не пришло, великий Серж, дорогое и неблагодарное дитя, что одно из моих писем могло затеряться. Вы попросту любите возлагать на меня вину за все, что Вам не по нраву»8, - упрекает Гримм своего молодого друга и при этом не упускает возможности подчеркнуть собственную аккуратность в переписке: «Дорогой и неблагодарный Сережка, я понятия не имею, на что вы жалуетесь. Я пишу к Вам при каждой отправке и в этом уже превосхожу самого себя, ведь потакая капризам своего сердца, я пренебрегаю многими важнейшими делами»9. Он скрупулезно подсчитывает каждый отправленный и полученный листок10 и сводит «баланс» в свою пользу: «Если бы я захотел собрать все, что я написал Вам, и сравнить с тремя, пятью или шестью с половиной строчками, что я получаю от Вас - и не смею жаловаться, обнаружилось бы, что я написал вчетверо больше того, что получил»11. Подобная точность может показаться излишней, но нельзя забывать, что commerce de lettres была главным занятием Гримма: по справедливому замечанию А. Ф. Строева, «письма стали главным инструментом на его пути к успеху, они его обогатили и принесли ему дво-
7 Haroche-Bouzinac G. Voltaire dans ses lettres de jeunesse. 1711-1733. La formation d'un épistolier au XVIIIème siècle. Paris, 1992. P. 187-189.
8 Гримм к Сергею Румянцеву. 28 ноября 1774 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 24.
9 Гримм к Сергею Румянцеву. 21 ноября 1774 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 28
10 Подобная манера присуща многим корреспондентам, отчего Б. Мелансон сравнивает их с «бухгалтерами». См.: Melançon B. Diderot épistolier : contribution à une poétique de la lettre familière au XVIII siècle. Montréal, 1996. P. 184.
11 Гримм к Сергею Румянцеву. 31 марта [1775] // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 40, л. 20.
рянство»12. Чтобы держать все свои переписки в порядке, он не забывает датировать и нумеровать письма, напоминать своим корреспондентам о предыдущих отправках, чтобы узнать, дошли ли они в целости, впадает в отчаяние, если рискует лишиться адресованного ему письма. В качестве примера можно привести случай, когда граф Н. Румянцев, также состоявший в переписке с Гриммом, передает послание через герцога Ша-тийона, с которым Гримм, вероятно, не встретится. Предупрежденный об этом, адресат безутешен: «Это письмо, которого я напрасно ждал, образует лакуну, которая породит гром и молнию, что поразят меня»13.
Забота о поддержании порядка в многочисленных корреспонденциях заставляет Гримма обращать внимание не только на размер, но и на содержательную сторону полученных и отправленных писем: он выверяет их «ценность», чтобы соблюсти баланс в ответе. В феврале 1775 г. он пишет С. Румянцеву о графе Головине: «Еще я Вам скажу, что в тот же день, когда я имел честь видеть госпожу Головину, я не застал господина Головина и счел необходимым написать ему. Строго говоря, этот шаг заслуживает ответного письма или записки, и никто, даже иностранные посланники, сим не пренебрегают. По крайней мере, это дает понять, что не столь велико желание [графа] познакомиться с кем-то, раз он пренебрегает всеми знаками почтения по отношению к нему»14. Описывая возмутивший его эпизод, Гримм ставит в центр оставленное без ответа письмо, прямо указывая на несоблюдение материального баланса в обмене; более того, выражением «я счел необходимым» (франц. Je me fis écrire pour lui) он лишний раз подчеркивает важность церемониала, где коммуникация невозможна без равноценного обмена письмами и записками.
Подобным же образом Гримм «взвешивает» каждое письмо из переписки с С. Румянцевым и в зависимости от этого сообразует с ним свой ответ. Он отказывается вступать в полемику по поводу «Исторической похвалы Разуму» («L'Eloge historique de la Raison», 1775) Вольтера, аргументируя это недостаточностью письма своего молодого друга: «Я бы с удовольствием ответил, дорогое мое неблагодарное дитя, на Вашу филиппику против фернейского старца, но, право слово, я смог пока про-
12 Stroev A. Op. Cit. P. 57.
13 Гримм к Николаю Румянцеву. 30 апреля 1789 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 35, л. 3.
14 Гримм к Сергею Румянцеву. 3 февраля 1775 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 40, л. 6.
честь только две ее трети, одна треть остается для меня совершеннейшей загадкой»15. Плохой почерк Румянцева становится достаточной причиной для отказа участвовать в полемике: без последней трети письмо графа недостаточно ценно, чтобы вызвать желаемую реакцию. Точно так же в другом письме Гримм ограничивает свой ответ двумя страницами в соответствии с полученным письмом: «Прощайте, дорогой граф, целую Вас, хоть Вы и виноваты передо мной, и не имею ни малейшего желания начинать третью страницу»16. При этом надо отметить, что по отношению к самому себе Гримм не менее строг и считает себя обязанным давать равные по ценности ответы: «Чтобы некоторым образом вознаградить Вас за то величественное и необыкновенное описание петербургской катастрофы, что Вы мне подарили, я должен представить Вам картину менее устрашающую, но не лишенную интереса»17, - пишет он Румянцеву по возвращении из второго путешествия в Россию.
Однако необходимо указать на то, что внимание к материальности получаемых и отправляемых писем нередко переходит из области исключительно практической в метафорическое пространство эпистолярной связи. Все перечисленные элементы - плохой почерк молодого графа, краткость его писем - превращаются под пером Гримма в орудия пытки. «Я уже молчу о том, что Вы пишете мне ужасные вещи таким нечитаемым почерком, что можно подумать, будто Ваша совесть упрекает Вас за Ваши жестокие выходки в тот самый момент, когда Вы их совершаете»18, -журит он Румянцева. Этот пример иллюстрирует метафорический аспект материальности письма - его восприятие в качестве телесного заменителя автора. Таким образом, когда письмо метафорически становится материальным воплощением корреспондента, эпистолярные «пытки» переносятся на него же. Со свойственной ему любовью к гиперболам Гримм ярко живописует мучения, которые ему приносит эпистолярный обмен с графом, и центром этого описания становится письмо: «И пока я предаюсь этой безумной страсти, что я испытываю к Вам, Вы изводите меня упреками, нападаете на мои письма, рвете их на кусочки, найдя их
15 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 40, л. 13.
16 Гримм к Сергею Румянцеву. 6 марта 1775 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 40, л. 16 об.
17 Гримм к Сергею Румянцеву. 12 декабря 1777 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 40, л. 30.
18 Гримм к Сергею Румянцеву. 2 декабря 1774 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 33.
слишком короткими, пишете мне нечитаемым почерком, и, когда я расшифровываю с невероятной мукой эти жестокие слова, они еще глубже отпечатываются в моей душе»19.
Таким же заменителем своего автора выступает однажды письмо графа Н. Румянцева. 10 февраля 1775 г. Гримм пишет С. Румянцеву: «Вы запечатали пакет. Вы не удосужились положить маленький кусочек бумаги на печать письма от Вашей матушки, и поэтому она накрепко приклеилась к письму Вашего брата, и мне пришлось принести в жертву почти половину страницы, чтобы ее оторвать. <.. .> По какому праву Вы распоряжаетесь (благодеяниями, то есть письмами. - Е.С.) Вашего брата?»20 Очевидно, что эпизод характерен сразу с двух точек зрения. Во-первых, Гримм возмущен нарушением его commerce, и в его устах оплошность С. Румянцева превращается в настоящее преступление: монотонно он перечисляет действия своего корреспондента, которые приводят к настоящей трагедии - Гримм «приносит в жертву» половину страницы и обвиняет графа в посягательстве на то, что не его по «праву». При этом нельзя упускать из виду и тот факт, что неаккуратность Румянцева лишила Гримма контакта со старшим из братьев: в своей «сознательной попытке компенсировать утрату»21 он потерял материальную опору - телесный заменитель графа Николая, то есть его письмо.
Наконец, наряду с количественной и содержательной стороной эпистолярного обмена немаловажным аспектом для переписки Гримма и С. Румянцева являются и сама манера писать письмо, и материальный носитель. Неоднократно Гримм упрекает своего друга в том, что тот использует плохую, «пьющую», бумагу (франц. papier qui boit), которая, по определению «Энциклопедии», «совершенно не годится для того, чтобы на ней писать, потому что чернила расплываются и смазывают написанное»22. Гримм усматривает в этом не что иное, как попытки нарушить коммуникацию между ними: «Вы и без того пишете, как курица
19 Гримм к Сергею Румянцеву. 24 марта 1775 // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 40, л. 18.
20 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 20 об.
21 Так определяет эпистолярный обмен Ф. Симоне-Тенан: Simonet-Tenant F. Aperçu historique de l'écriture épistolaire: du social à l'intime // Le français aujourd'hui. №1474/2004 [en ligne]. www.cairn.info/revue-le-francais-aujourd-hui-2004-4-page-35. html.
22 Boire // L'Encyclopédie ou Dictionnaire raisonné des sciences, des arts et des métiers. T. II. 1751. P. 297
лапой, и расшифровать Вас невозможно. Но, судя по всему, это прелестное качество Вам кажется недостаточным, так как Вы вечно боитесь, что кто-нибудь, я в том числе, прочтет Ваше письмо. Чтобы уберечься от этой маловероятной опасности, Вы выбрали плохую бумагу. Это все, что Вы могли бы сделать, чтобы Ваши письма вышли совершенно нечитаемыми»23. Тон письма явно ироничный, однако при этом Гримм выдвигает против своего друга очень суровое обвинение - сделать невозможным общение между ними, то есть нарушить их эпистолярный пакт.
Тема плохого почерка С. Румянцева составляет гораздо более широкий пласт их переписки, и вокруг нее формируется целая полемика между Гриммом, апологетом «ясности», и графом, утверждающим, что писать иначе для него «невозможно». «Я всегда был довольно недалек и хотел читать присылаемые мне письма, а не сочинять их заново», - настаивает на важности хорошего почерка Гримм. Для него этот вопрос принципиален: плохой почерк делает невозможным чтение, а значит, уничтожает возможность общения. В попытке донести эту мысль до своего корреспондента он прибегает к гиперболам и нарочно интерпретирует его слова неправильно: «Действительно, я волен предположить, что Вы говорите мне самые прекрасные слова на свете, но раз между нами столько жизненных разногласий, то более правдоподобно будет поверить, что Вы не удержались от того, чтобы наговорить мне гадостей и лишь в запоздалом приступе великодушия Вы написали эти гадости совершенно неразборчиво»24. Гримм выступает здесь читателем, который сам волен «предполагать» и «верить», отчего письмо теряет свою убеждающую силу и не приносит удовольствия. Именно удовольствие является, согласно М.-К. Грасси, фундаментом любой переписки, так как авторы стремятся «убедить и соблазнить»25 друг друга; и на его отсутствие ссылается Гримм, в очередной раз упрекая своего друга: «Все, что я смог разобрать в каракулях, которыми Вы осчастливили меня, прославленный Серж, <...> это то, что Вы не возражаете против того, чтобы я отправил Вам точный перечень всех жестов и поступков графа Орлова, но именно этого я и не сделаю, пока не достигну той же неразборчивости, которой блещут Ваши сочинения, чтобы хоть как-то дать Вам ощутить то удовольствие,
23 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты // ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 10.
24 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты// ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 10.
25 GrassiM.-C. Lire l'épistolaire. Paris, 1998. P. 32. 188
что дарят мне Ваши письма»26. С другой стороны, он демонстрирует Румянцеву и другие, информационные потери, которые могут быть спровоцированы пренебрежением правилами хорошего эпистолярного тона. Отвечая на просьбу рассказать о пребывании в Париже графа Орлова, Гримм меняется с Румянцевым местами: «Если бы я писал, как Вы, Вы бы не узнали ни единой новости из тех, что Вы просите. Вы не узнали бы, что Орлов приехал в пятницу вечером...»27, - далее следует подробное описание первых дней пребывания Орлова в Париже. Таким образом, Гримм наглядно демонстрирует, какое количество информации могло бы быть потеряно по причине плохого почерка, а также - подспудно - дает понять, каким ценным источником является любая переписка и как важно аккуратно поддерживать ее.
Подобным же письмом-примером можно назвать недатированное послание, отправленное между 1774 и 1775 гг.28 Письмо, занимающее без малого две страницы, полностью посвящено плохому почерку графа и не является в строгом понимании этого слова ответом на полученное письмо. Причину этого Гримм называет в самом начале: «.из всей Вашей бумажки я смог расшифровать только эти ненужные слова: "Я отвратительно пишу"». Все письмо целиком является иллюстрацией к нарушению эпистолярного пакта: полученное письмо невозможно прочитать, а значит, оно фактически не существует и необходимо влечет за собой молчание и разрыв эпистолярной связи. По этой причине тот факт, что Гримм на него все-таки отвечает, нарушая предписанный код, кажется ему самому непростительной слабостью, которая «не скрывая от меня бесчисленных Ваших недостатков, однако же заставляет меня Вас любить, как если бы Вы были противоположностью самому себе, самым любимым Liebchen на свете? Если так будет продолжаться, я не удержусь и начну презирать сам себя, и это будет еще одна забота, которой я Вам обязан». Острота терминов «непростительная слабость», «бесчисленные недостатки», «презирать себя» говорит о большой доле иронии, с которой Гримм пишет свою отповедь, однако сквозь нее сквозит и большая досада от невозможности связать воедино элементы эпистолярной цепи. Ниже он упрекает Румянцева: «Ах, Sergestofilé, Sergestofilé! и вот так Вы
26 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты// ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 13.
27 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты// ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 12.
28 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты// ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 10-11.
хотите сохранить права на привязанность Ваших друзей?» Трагические восклицания, риторический вопрос и имплицитное обвинение в пренебрежении долгом дружбы делают позу автора гротескной, однако для Гримма она не лишена серьезности. Любое письмо диалогично по своей природе29, но именно это, являясь в некотором роде «немым», исключает диалог и превращает ответное послание Гримма в монолог. Не менее важно здесь и обобщение «Ваших друзей», при помощи которого Гримм поднимает частный факт их переписки на более высокий уровень sociabilité и включает правила ведения корреспонденции в свод общих правил хорошего тона. Отсюда вытекает эпистолярное «кредо» Гримма: он называет себя «человеком, который придает огромную важность хорошему почерку, человеком, который хочет непременно прочитать каждое слово в полученном письме, да при этом и быстро, человеком, который не умеет ни расшифровывать, ни угадывать, ни дополнять»30. В его положении все перечисленные условия предстают необходимыми, ведь без возможности быстро и ясно читать полученные письма не получится контролировать десятки переписок одновременно.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что материальность как элемент содержания и поэтики частного письма занимает важное место в переписке Гримма с графом С. Румянцевым, хоть и принимает разные формы. Количество и регулярность получения писем составляют основу их эпистолярного пакта, но, проявляя необыкновенную точность в подсчете полученных и отправленных листов, Гримм обращает внимание и на их содержательную «ценность». Кроме того, он не пренебрегает и осознаваемой корреспондентами метафоричностью письма как объекта: в некоторых случаях происходит транспозиция послания и его автора, и письмо в своей материальности заменяет корреспондента: им пренебрегают, его рвут, его находят недостаточно близким. Наконец, не меньшее внимание Гримм уделяет материалу и манере. Упрекая своего друга в неумении писать, он занимает двойственную позицию: с одной стороны, он указывает ему на невозможность поддерживать эпистолярную связь, если нельзя прочесть письмо, с другой же, он возводит общение посредством писем в ранг социальной необходимости и принимает на себя таким образом роль ментора юного графа, будущее которого он не без оснований полагал блестящим.
29 Тесную связь между письмом, диалогом и беседой подробно рассмотрел в своей работе Б. Мелансон; см.:MelançonB. Op. cit. P. 249-369.
30 Гримм к Сергею Румянцеву. Без даты// ОР РГБ. Ф. 255 (Румянцевы), карт. 7, д. 39, л. 17.
Список литературы
Карп С.Я. Путешествие графов Н.П. и С.П. Румянцевых с Ф.М. Гриммом по Италии (1775-1776) // Из России в Италию: Творческая интеллигенция и Рим (XVIII-XIX век) / Dalla Russia in Italia. Intellettuali e artisti a Roma (XVIII e XIX secolo) / Отв. ред. С.О. Андросова, Т.Л. Мусатова, А. d'Amelia, R. Giuliani. Salerno, 2015.
Duchêne R. Comme une lettre à la poste. Paris, 2006.
Grassi M.-C. Lire l'épistolaire, Paris, 1998.
Haroche-Bouzinac G. Voltaire dans ses lettres de jeunesse. 1711-1733. La formation d'un épistolier au XVIIIème siècle. Paris, 1992.
Melançon B. Diderot épistolier: contribution à une poétique de la lettre familière au XVIII siècle. Montréal, 1996.
StroevA. Friedrich Melchior Grimm et ses correspondants d'après ses papiers conservés dans les archives russes: 1755-1804 // La Culture française et les archives russes / Dir. G. Dulac. Ferney-Voltaire, 2004.
Сведения об авторе: Сасова Елена Александровна, аспирант кафедры истории зарубежной литературы филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected].
