CC BY
41
ББК Т3(2)622.782 + ТЗ(2Р36)622.782
Ю.В. Васина
МАТЕРИАЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ НАУЧНЫХ РАБОТНИКОВ УРАЛА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Начало Великой Отечественной войны привело к резкому ухудшению материально-бытовых условий населения, в том числе и научных работников. После того, как стал очевиден затяжной характер войны, перед государством во весь рост встала проблема обеспечения не только армии, но и тыла. Это естественно привело к изменению принципов распределения продовольственных и промышленных товаров.
Нормированное снабжение было дифференцировано по четырем группам населения: рабочие и приравненные к ним лица; служащие; иждивенцы и дети до 12 лет. В условиях всеобщего дефицита основную поддержку государства получали наиболее социально значимые профессиональные группы. В частности, максимально высокий уровень потребления был предусмотрен для заводских коллективов ВПК. Однако не меньшее внимание было уделено сохранению квалифицированных научных кадров и обеспечению нормальной работы научных организаций.
Первоначально предполагалось, что карточная система, введенная с 1 февраля 1942 г., будет действовать только в 43 крупных городах, однако в течение того же года ее действие пришлось распространить уже на все города и рабочие поселки Советского Союза [1, с. 42]. Предполагалось, что введение регулируемого распределения гарантирует хотя бы минимум, но нормы централизованного снабжения не выдерживались. Об этом свидетельствуют многие отчеты: «Крупяные карточки профессорско-преподавательского состава за декабрь отоварены на 50 %, а за ноябрь не отоварены» [2].
В течение войны Правительство СССР в законодательном порядке приняло ряд мер, направленных на улучшение материального положения научных работников.
Так, 23 февраля 1942 г. было принято постановление СНК СССР № 1871 «Об организации столовых для сотрудников Академии наук СССР и членов их семей», согласно которому создавались закрытые столовые для академиков, научных сотрудников и членов их семей. Кроме того, было издано распоряжение о единовременном выделении для работников Академии наук СССР некоторых промтоваров. Приказ № 37 Наркомторга СССР «О порядке снабжения работников науки, искусства и литературы», от 9 марта 1942 г. приравнивал профессоров, старших научных сотрудников вузов и НИИ, а также всех младших и старших сотрудников АН СССР в снабжении к рабочим предприятий, также с организацией для них закрытых магазинов и столовых, где обеды отпускаются без зачета кар-
точек [3]. 24 апреля 1942 г. СНК издал распоряжение, которым обязал Наркомторг СССР отпускать академикам и членам-корреспондентам АН ежедневно, кроме обедов, продуктовый набор продуктов на ужин в количестве, установленном для питающихся в столовой с лечебным питанием [4].
Но все это, как свидетельствуют многочисленные документы тех лет, не стало решением проблемы. Из письма Е.А. Чудакова и А.Ф. Иоффе Председателю СНК Молотову:«.. .Со времени эвакуации бытовые условия академиков неизменно ухудшаются. Сейчас, в связи с тем, что рынок почти закрыт, положение стало настолько серьезным, что внушает опасение за судьбу многих академиков. Просим открыть коммерческий магазин и столовую для сотрудников и членов их семей» [5]. Из дневника академика Л.Д Шевякова: «просьба о «спецбуфете» хотя бы для 25—30 руководящих работников не была удовлетворена, тов. Митраков сказал, что имеется категорическое запрещение по организации таких «буфетов»» [6, с. 209].
Во второй период войны, когда ситуация несколько стабилизировалась, правительство принимает еще ряд постановлений направленных на улучшение материального положения ученых, особенно элиты, но приходится признать, что вплоть до окончания войны ситуация оставалась очень сложной. Обычным явлением было то, что карточки зачастую отоваривались только частично, а потом за сроком давности аннулировались даже во второй половине войны. Например, в 1943—1944 учебном году отоваривание продовольственных карточек сотрудников Челябинского института механизации сельского хозяйства производилось в неполном объеме и с большим опозданием. Положение становилась критическим, о чем свидетельствует заслушанное на партбюро 3 июня 1944 г. заявление директора столовой об отсутствии продуктов для завтраков и ужинов [7].
Отоваривание промтоварных карточек профессорско-преподавательского состава (ППС) в мединституте Челябинска в 1945 г. было произведено в среднем на 60 %, при том, что даже предварительные плановые нормы не удовлетворяли потребностям института. В качестве причины невыборки товарных фондов указывалось отсутствие таковых [8].
Аналогичная ситуация сложилась и в других вузах региона.
Научные работники, не имевшие ученых степеней и званий, оказались в заметно худшем положении, хотя зачастую их квалификация и объем выполняемых работ были очень высоки. В условиях
История
войны это приводило к весьма болезненным коллизиям. Как пример мы можем привести выдержки из письма директора эвакуированного в Свердловск НИИ № 48 Наркомата танковой промышленности в Свердловский Обком ВКП(б): «...НИИ организует броневое производство на заводах Урала, Сибири, Поволжья. Работники института фактически руководят технологией производства танковой брони на Магнитогорском, Кузнецком, Нижне-Тагильском металлургических комбинатах. Налаживают производство танков на заводах № 264,112,183. Вся принятая в стране броня — КВ, Т-34, самолеты, крейсера и т. п. разработана специалистами института. 15 специалистов броневиков — орденоносцы, 4 лауреата Сталинской премии. Но так как работы засекречены, то, несмотря на высокую ценность и квалификацию, в НИИ, кроме трех человек, переведенных из других институтов, нет остепененных. А, следовательно, ни один специалист не может быть прикреплен к закрытой столовой. В результате институт, работа которого ставится в пример, не может быть обеспечен» [9].
Мы можем предположить, что такая ситуация была типичной для всех несущих колоссальную нагрузку НИИ оборонного профиля, на которые распространялся режим секретности.
Таким образом, целый ряд постановлений правительства, направленный на улучшение бытовых условий, просто не выполнялся или выполнялся недостаточно: «Качество и количество приготовленных столовой по спецпитанию недостаточно, особенно не удовлетворяет многосемейных работников. Наиболее остро нуждаются в одежде, обуви эвакуированные, это целиком относится к профессорам МГУ. В основном считается, что профессорский состав удовлетворен жильем, но надо отметить запущенность жилого фонда, отсутствие текущего ремонта» [10].
Материалы обследования ПГПИ, помимо прочего, фиксируют «значительное развитие дистрофии» среди сотрудников [11].
Подобный перечень можно продолжать.
Недостаточность централизованных товарных поступлений компенсировалась использованием децентрализованных источников снабжения. К ним относились подсобные хозяйства, огороды, рыночная торговля.
Здесь ситуация усугублялась заметной неравномерностью доходов научных работников. Еще до войны в зависимости от категории и, главным образом, подчинения научного учреждения величина зарплаты колебалась весьма значительно, порой различаясь более чем в два раза. Так, месячная зарплата директора НИИ варьировалась в диапазоне от 900 руб. (Наркомат легкой промышленности) до 2000 руб. (Наркомат черной металлургии). Оклад заместителя директора по науке, соответственно, от 500 до 2000; завлабораторией с научной степенью — от 700 до 1500; старшего научного сотрудника со степенью —
от 500 до 1250, без степени — от 500 до 1000; специалиста (инженера, экономиста) — от 344 до 1100; лаборанта, техника — от 250 до 600 руб. [12].
Кроме того, величина материального поощрения зависела от ученой степени, звания, стажа. Например, в 1943 г. заведующий кафедрой профессор со стажем менее 5 лет получал 1650 руб., от 5 до 10 лет—1950 руб., свыше 10 лет — 2250 руб.; доцент, соответственно, 1050,1200,1350 руб.; ассистент — 900,1050, 1200 руб. [13]. При повышении заработной платы научных работников в 1942 г. эта дифференциация сохранилась [14].
И, хотя у некоторых категорий научных работников заработная плата возросла почти вдвое, инфляция, принудительные займы, налоговые и другие отчисления свели к минимуму эти положительные последствия, реальная зарплата к концу войны составляла лишь 40 % довоенной [15, с. 13]. В 1941—1942 гг. государственные пайковые цены, кроме хлеба, на продовольственные товары постоянно повышались. В 4 квартале 1942 г., по сравнению с предвоенными годами они возросли на 74,5 %. Цены колхозного рынка в июле 1943 г. в 18,7 раз превышали цены июля 1941 г., в т. ч. на хлебные товары — в 23,2 раза, картофель— в 26,4 раза, овощи — 21,4 раза, и молочные товары в 18,8 раз. В 1944 г. была организована государственная коммерческая торговля потребительскими товарами по повышенным розничным ценам, что также привело к некоторому росту государственных розничных цен. Впоследствии, в конце 1944 и в 1945 гг., эти цены неоднократно снижались. Однако к концу войны коммерческие цены были выше пайковых: на крупу — в 24 раза, мясо — в 11 раз, сахар — в 57, мыло — в 30 раз [16, с. 49.]. .
Исходя из приведенных фактов, можно сделать вывод, что возможности большинства научных работников (в том числе значительной части высококвалифицированных) компенсировать недостатки карточной системы за счет собственных доходов были минимальны.
Научно-исследовательские организации еще могли выходить из этого положения путем хозрасчетной деятельности. Например, в 1942 г. оклады академических работников по договорным работам составляли: руководитель группы — 1000 руб., старший научный сотрудник — 700 руб., младший научный сотрудник — 450—550 руб. [17]. Зато у вузов, особенно гуманитарных, положение было сложное.
Главной проблемой оставался крайний недостаток выделяемых государством продовольственных фондов, при недоступности иных источников снабжения. Учитывая это, 10 февраля 1943 г. Совнарком СССР принял постановление № 145 «Об улучшении питания студентов высших учебных заведений». В соответствии с ним при Главных управлениях учебными заведениями наркоматов создавались отделы рабочего снабжения, на которые возлагалась
Ю.В. Васина
Материальное обеспечение научных работников Урала в годы Великой Отечественной войны
задача продовольственного и вещевого снабжения подведомственных вузов. Одновременно в ВКВШ создавался специальный отдел, ответственный за организацию материально-бытового обслуживания институтов [18, с. 71].
С этого времени при высших учебных заведениях Урала повсеместно началось создание отделов рабочего снабжения (ОРС). Созданием ОРСов государство стремилось стимулировать хозяйственную инициативу вузов в условиях войны. Отделы рабочего снабжения должны были компенсировать недостаточность централизованных товарных поступлений за счет использования децентрализованных источников, таких, как развитие подсобных хозяйств, самозаготовки в колхозах, привлечение местных ресурсов.
В систему ОРСов входили вузовские столовые, магазины закрытой торговли, мастерские и хозяйственные службы при вузах. Данная структура контролировала движение всех имеющихся товарных фондов, изыскивала дополнительные источники их поступления, организовывала работу подсобных хозяйств. Как отмечают исследователи, «в условиях войны ОРСы стали необходимым инструментом выживания. Это нововведение явилось своевременным и дало определенные положительные результаты» [19, с. 73].
К сожалению, приходится сказать, что результаты эти были явно недостаточны. Так, приказ Наркомата Здравоохранения РФ от 26 февраля 1945 г. «О работе ОРСов медицинских институтов, лечебных учреждений и предприятий Наркомздрава РФ в 1945 г.» констатирует: «...большинство отделов рабочего снабжения в 1944 г. не справилось с выполнением установленных для них планов: ОРС Молотовского мединститута не справился с задачей создания собственной продовольственной базы». В отчетах Пермского медицинского института отмечено, что в основном ОРС удовлетворительно отоваривает литерную группу, но при этом 50 % работников из литерной группы ушло по снабжению из системы ОРСА «из-за невнимательного отношения к обслуживанию» [20].
Большие надежды возлагались на подсобные хозяйства, которые в соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 629 от 5 мая 1942 г. «О плане приема в вузы в 1942 г. и мероприятиях по укреплению высших учебных заведений», должны были стать одним из основных структурных подразделений ОРСов и содействовать развитию собственной продовольственной базы высших учебных заведений [21, с. 158]. С начала 1943 г. к организации таких хозяйств приступило большинство уральских вузов и Академия наук. На деле их эффективность оказалась невысока, что объясняется не только условиями уральского климата, но, прежде всего неразвитостью их материального фундамента, отсутствием достаточного количества квалифицированной ра-
бочей силы и неумелым руководством. Многие хозяйства оказались убыточными [22].
Фактически эффективное подсобное хозяйство сумели наладить лишь вузы сельскохозяйственного профиля, в частности ЧИМСХ [23, с. 13].
При оценке эффективности подсобных хозяйств, приходится признать, что в дополнительном снабжении населения региона продовольствием подсобные хозяйства решающего значения не имели. Гораздо большей значимостью обладали два других источника поступления продуктов питания — рыночная торговля и, особенно, индивидуальные хозяйства [24, с. 68].
Соответствующее совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП «О выделении земель для подсобных хозяйств и под огороды рабочих и служащих» было принято 7 апреля 1942 г. [25, с. 297].
Огородная кампания распространилась по всему уральскому региону. Так, с 1942 г. преподавателям Молотовского университета были отведены огородные участки, в размере 1 «сотка» на работающего и 0,5 «сотки» на члена семьи [26].
Индивидуальные огороды стали незаменимым источником пополнения продуктового запаса сотрудников Уральского отделения АН СССР [27, с. 216] и других научных организаций Урала.
Итак, недостаточность централизованных товарных поступлений компенсировалась использованием децентрализованных источников снабжения. Одновременное развитие собственной подсобной базы научных учреждений и индивидуальных хозяйств позволило уменьшить остроту проблемы продовольственного обеспечения научного персонала уже на втором этапе войны. Тем не менее, проблема улучшения социальных условий для научных работников оставалась актуальной до самого окончания войны. Вряд ли можно подсчитать ущерб, нанесенный здоровью ученых постоянным недоеданием, недостатком обуви и одежды, холодом в помещениях, многочисленными мобилизациями и т.п. Однако, все эти обстоятельства необходимо учитывать при анализе их достижений в научной деятельности, которую, не преувеличивая, можно считать героической.
Литература
1. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917—1967).—-М.: Политиздат, 1968. — Т. 3. — 438 с.
2. ГАСО. Ф. Р-2329. Оп. 1. Д. 7. Л. 33.
3. ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 37. Д. 100. Л. 7.
4. РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 931. Л. 62.
5. РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 931. Л. 64.
6. Шевяков, Л. Д. Люди науки на Урале в дни войны (1941-1943)/Л.Д. Шевяков // Исторический архив. — 1961. — № 4. — С. 206—224.
7. ОГАЧО. Ф. Р-214. Оп. 1. Д. 27. Л. 9.
8. ОГАЧО. Ф. 1612. Оп. 2. Д. 10. Л. 2.
История
9. ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 37. Д. 100. Л. 16-17.
10. ЦДООСО. Ф. 161. Оп. 6. Д. 1468. Л. 27.
11. ГАПО. Ф. 420. Оп. 1. Д. 98. ЛЛ. 5,21.
12. РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 29. Д. 1219. ЛЛ. 25, 29, 31,33.
13. РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 931. Л. 101.
14. РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 931. Л. 93.
15. Палецких, Н.П. Сельскохозяйственное образование на Урале в годы Великой Отечественной войны / Н.П. Палецких, Н.В. Сидорова // Вестник ЧГАУ. — 1998. — Т. 27. — С. 12—21.
16. Мартьянов, А.В. Ценовая политика на продовольственные товары в годы Великой Отечественной войны / А.В. Мартьянов // Южный Урал в годы Великой Отечественной войны. — Оренбург : Изд-во ОГПУ, 2000. — С. 47—50.
17. Архив УрО РАН. Ф. 2. Оп. 1. Д. 52. Л. 60.
18. Храброва М.В. Научно-исследовательская работа высших учебных заведений в годы Великой Отечественной войны /' Дисс. ... канд. ист. наук. — Свердловск, 2002. — 210 с.
19. Там же.
20. ГОПАПО. Ф. 717. Оп. 1. Д. 79. Л. 14.
21. Гузненко, З.И. Борьба партийных организаций Урала за сохранение студенческих контингентов вузов в годы Великой Отечественной войны /
З.И. Гузненко // Деятельность партийных организаций Урала и Западной Сибири по развитию народного образования и культуры. — Пермь : Изд-во ПГУ, 1981. —С. 164—152.
22. ОГАЧО. Ф. 1612. Оп. 2. Д. 4. Л. 1.
23. Палецких, Н.П. Там же. — С. 13.
24. Палецких, Н.П. Социальная политика на Урале в период Великой Отечественной войны / Н.П. Палецких. — Челябинск : Изд-во ЧГАУ, 1995. — 256 с.
25. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М. : Политиздат, 1985, —Т. 7, —564 с.
26. ГАПО. Ф. Р-180. Оп. 12. Д. 213. Л. 59.
27. Шевяков, Л.Д. Люди науки на Урале в дни войны (1941—1943)/Л.Д. Шевяков//Исторический архив. — 1961. — № 3. — С. 209—212.
