CC BY
100
В основу номинации данных лексикотематических групп, на наш взгляд, положен широкий диапазон различных мотивировочных признаков. Группа бытовой лексики свидетельствует о частотности в говорах области. Она является элементом системы говоров, носит устойчивый характер, сохраняет продуктивность данных способов образования и является элементом общей языковой культуры.
Диалектологические исследования показали, что изменились формы использования диалектной лексики: она сохраняется лишь в речи жителей старшего поколения нашей области, которые постоянно проживают в сельской местности. Изменился крестьянский быт, знания о котором могут сохранить диалектные наименования в системе языка.
1. Словарь тамбовских говоров (духовная и материальная культура) / отв. ред. С.В. Пискунова. Тамбов, 2002.
2. Губарева В.В. Лексико-семантическая группа «Питание» в тамбовских говорах // Материалы к лингво-фольклорному атласу Тамбовской области / сост. А.С. Щербак. Тамбов, 1999. С. 69.
3. Моисеева Л.С. Глагольная синонимия в говорах Тамбовской области // Материалы к лин-гво-фольклорному атласу Тамбовской области / сост. А.С. Щербак. Тамбов, 1999. С. 12-13.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1989. Т. 1. С. 36.
5. Панов Б.К. Среди степей. Роман. Воронеж, 1974. Кн. 1. С. 66.
6. Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. / под ред. С.Г. Бархударова. М.; Л., 1956. Т. 3. С. 337.
7. Иванова М. И. О способах выражения обстоятельственных значений в говорах Тамбовской области // Экология языка и речи / науч. ред. А.С. Щербак. Тамбов, 1999. С. 37, 75-76.
8. Голузо И.Г. Ударение глаголов IV продуктивного класса в тамбовских говорах // Экология языка и речи / науч. ред. А.С. Щербак. Тамбов, 1999. С. 54-60.
Поступила в редакцию 16.05.2008 г.
Polunina L.I. Lexis of country life in Tambov language culture. The paper describes the language dialect system. It considers semantics, form, function of a lexical group with a meaning «a household article» in a regional aspect. Lexicographic sources, literary texts, and also informal speech of inhabitants of the Tambov Region are used.
Key words: lexeme, lexis of country life, Tambov dialect, dialecticism.
МАСЛЕНИЧНАЯ ОБРЯДНОСТЬ ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ
В.А. Ворошилин
В статье анализируется состояние масленичной обрядности Воронежской области второй половины Х1Х-ХХ вв. Выявляются сохранившие древние ритуалы. Масленичная обрядность Воронежской области выделяется в смежный комплекс, где присутствует обрядность северных и южных регионов России. Выделяются особенности жанрового состава масленичных песен.
Ключевые слова: Масленица, складчина, величальные песни, ряжение козой, корильные песни.
Воронежский край в первой четверти XVIII в. осваивали переселенцы с Украины, из Московской, Ярославской и других губерний России. Только в Бобровский уезд были переселены крестьяне из более ста деревень [1]. В результате миграции народная культура Воронежского края вместила в себя традиции нескольких регионов, что проявилось в праздниках аграрного календаря.
Одним из своеобразных праздников в зимней календарной обрядности Воронеж-
ской области является Масленица. Масленичная обрядность занимает промежуточное положение между зимним и весенним циклами аграрного календаря.
По определению М.Е. Шереметевой, «русская масленица представляет собой пережиток аграрного религиозного празднества, совершавшегося по окончании зимнего времени перед наступлением весны» [2].
Старожилы обращают внимание на то, что масленичная неделя перед постом явля-
ется строгой, а ее празднуют. Выпекаемые на Масленицу блины являлись ритуальной пищей. Первый испеченный блин хозяйка съедала, произнося, «помянем родителей», а за столом первый блин делили на всех членов семьи. Этот ритуал бытует в настоящее время в селах Воронежской области. В.К. Соколова [3] и М.Е. Шереметева [2, с. 102] отмечали, что блины являлись поминальной пищей, но среди крестьян бытуют мнение, что блины символизируют и солнце.
Со второй половины XIX до 30-х гг. ХХ в. в дни Масленицы в селах области совершали обходы дворов с веточкой от дерева, пели песни, поздравляли молодоженов. Подобные ритуалы совершались в середине XIX в. в Костромской губернии [4].
Ритуальное шествие с веточкой сохранилось до настоящего времени в свадебном обряде, а именно в такой его части, как поиск невесты.
В селах Воронежской области устраивали складчину, когда от каждого двора по очереди катали в санях отдельно девочек и мальчиков, после катания их приглашали на ритуальный обед. Раздельное катание совершали до коллективизации.
В дни Масленицы повсеместно катали на тройках молодоженов вокруг села. Традиция катания на тройках молодоженов в Воронежской области отмечена в конце 50-х гг. XX в. Во время катания исполнялись величальные песни. По мнению В.К. Соколовой, катанию молодоженов первоначально приписывали магическое значение: оно должно было
обеспечить плодородие [3, с. 58]. В 80-е гг. XX в. в день проводов Масленицы катались верхом ряженые в традиционной женской одежде. Подростки катались верхом по селу без седла.
А.Б. Зернова ошибочно считала, что «до наших дней не дошел обычай лучшим пряхам в семье кататься с гор на донцах...» [5].
В Воронежской области в середине 60-х гг. XX в. дети по просьбе старших в семье катались на донцах с магической целью. В селах северо-востока катались верхом на донцах с подвязанными полотенцами по улице не только подростки, но и женщины для того, чтобы был хороший урожай конопли.
В донце вырезали рельефное или объемное стилизованное изображение языческого божества, покровителя растениеводства. Пе-
ред гнездом для гребня делалось небольшое углубление, куда насыпали семена конопли или подсолнечника. Это символическое кормление языческого божества дожило до конца ХХ столетия. В селах Воронежской области, как утверждают старожилы, донце могло летать.
До середины 30-х гг. XX в. в южных районах Воронежской области сохранилась языческая традиция в дни празднования Масленицы спускать с горы колеса от телеги с подвязанными к ним пучками соломы: катящиеся с горы колеса символизировали солнце, поворот его на весну (Белая деревня Павловского района).
В Верхнемамонском, Павловском, Кала-чеевском районах до середины 60-х гг. XX в. катались не только на салазках, но и на ледянках. Ледянки изготовляли из навоза. Во время обследования сел выявлены ледянки двух видов: в форме салазок и в форме круга. По поверьям крестьян, катания на ледянках с горы и по льду способствовали хорошему урожаю и приходу дружной весны.
Воронежские краеведы во второй половине XIX в. не сообщают о факте сжигания Масленицы, только отмечают, что жители губернии праздновали Масленицу [6].
A.И. Эртель подробно рассказал о праздновании Масленицы в конце XIX в. в одном из уездов Воронежской губернии, но о сжигании Масленицы писатель не упоминает [7]. Ритуал сожжения Масленицы старожилы Воронежской области относят к середине XX в.
До настоящего времени в селах Воронежской области, где живут переселенцы с Украины, сохранился обряд «колодка». Женщины шли в дни Масленицы к тому, кто не был женат, привязывали к ноге «колодку», которую парень тягал до тех пор, пока не откупался. Обряд сопровождался шутками и весельем1. О таком обряде в Воронежской области сообщает Г.А. Носова [8]. В отдельных селах области приход с колодкой означал сватовство. Колодку могла вязать и мать, у которой была не замужем дочь.
В русских селах во время экспедиций в конце XX в. обряд «колодка» не выявлен, но
B.К. Соколова сообщала, что «привязывание колодки... было распространено у русских и белорусов...» [3, с. 56]. В середине 80-х гг.
1 Записано в 1987 г. в с. Семеновка Калачеевского района Воронежской обл. от Ракитянского Г. А., 1902 г. р.
XX в. обряд «колодка» отмечен у русских в Крыму (Украина). Современные записи обряда «колодка» не отличаются от записей начала XX в. [9].
Как известно, в северных регионах наблюдалось ряжение медведем и козой в дни Масленицы. В Воронежской области ряжение козой в зимней календарной обрядности характерно для сел, где живут переселенцы с Украины. В ряжении козой наблюдается вариативность.
В Павловском и Калачеевском районах рядился козой молодой человек в дни Масленицы. В селе Мамоновка Верхнемамонско-го района в новогодние праздники обходили дворы с козой (животным) в 90-е гг. XX в., в этом селе могли рядиться козой девушки, а в Подгоренском районе рядились козой только пожилые женщины. В городе Новохоперске в конце 80-х гг. XX в. ряженые козлом юноши поздравляли с Новым годом знакомых девушек [10]. Традиция ряжения козой в области жива.
Составной частью праздника Масленицы в Воронежской области были кулачные бои. Причину кулачных боев жители сел объясняют по-разному: одни ссылаются на традиции, другие считают, что «засиделись мужики, а зимой поразмяться надо». Кулачные бои устраивали жители Чижовки и Масловки до середины 20-х гг. XX в. [11]. В Воронежской области кулачные бои проходили между старообрядцами и православными.
Ритуальная сторона кулачных боев сводилась к тому, чтобы пустить кровь противнику. После кулачных боев участники мирились и устраивали совместный ритуальный обед. Проведение кулачных боев не отмечено в Таловском и Аннинском районах.
Г.А. Носова в масленичной обрядности выделяет два компонента «северорусский и среднерусский, поволжский», по ее мнению, обряд проводов Масленицы составляет ядро в центральных областях, а на Севере не отмечен [8, с. 46].
М.Е. Шереметева видела особенности в праздновании Масленицы юга России в том, что в южнорусских губерниях (Калужская, Орловская) были свои способы «катания молодых» [2, с. 101]. По мнению В.К. Соколовой, «в Южнорусских губерниях более распространены были другие формы проводов масленицы - поезд, похороны» [3, с. 22].
Анализируя масленичную обрядность в Воронежской области, мы пришли к выводу, что кроме основных южнорусских ритуалов есть и северорусские (катание молодоженов на тройках, салазках с гор, санные поезда, аграрная обрядность). Значительное место отводилось теме брака и брачных отношений, ритуалу проводов, что есть и в северорусском варианте Масленицы. При картографировании обрядности Г.А. Носова не включила Воронежскую область, где бытует этот ритуал [8, с. 50].
В масленичной обрядности Воронежской области присутствуют компоненты северорусской и среднерусской обрядности, что позволяет выделить ее в смежный комплекс.
Масленичная обрядность сопровождалась исполнением различных по жанровому содержанию песен. В центре внимания праздника была Масленица. Одна из первых записей величания в Воронежской губернии была сделана во второй половине XIX в. в Коротоякском уезде. Масленицу величают государыней, ее образ идеализируют, подчеркивается изобилие: Масленица приезжает «на блинках и оладушках». Величание сопровождается просьбой одарить [6, л. 39]. В записи величания Масленицы в конце XX в. она: «Дорогая наша гостья Масленица, Ав-дотьюшка Игоревна».
В этой группе песен дается описание ее внешности, подчеркивается красота: «Дуня белая, Дуня румяная, брови черные», у которой «коса длинная, триаршинная». Масленица предстает в дорогих нарядах, в косе «лента алая, двуполтинная». Но в то же время с иронией говорится, что у Масленицы: «лапти -гостьи головастые» [12].
В Бутурлиновском районе в величальной песне Масленица предстает в образе чучела: Бумажное шитье,
Сладкая речь,
Красная краса.
В современной записи встречается развернутое описание празднования Масленицы. Девушки не только на «горушке побывали», но и в эти праздничные дни «сыром гору набивали», показывается отношение к празднику не только молодежи, но и старшего поколения:
Старые бабушки воркотливые,
Еле на печке сидят,
Нас коркотят [13].
Если в первые дни Масленицу величают в селах Воронежской области по имени отчеству, что она дорогая гостья, то в последний день отношение к ней меняется: Масленица -«блиноедка, мироедка». В корильных песнях Масленицу обвиняют и за то, что она не оправдала ожидания: «обируха, обмануха»,
пришла только на семь дней.
В северных районах области на Масленицу обходили дворы с поздравительными щедровками, подобные рождественским и новогодним, где хозяевам желали высокого урожая, а на стол изобилия: «на поле приросли, на гумне измолот, на столе гущина» [14]. Обходы дворов с поздравительными песнями в настоящее время не выявлены.
В дни празднования Масленицы исполнялись величания молодоженам, потому что тема брака является составной частью этого праздника, как и катание на тройках молодоженов. Отмечены следующие композиционные формы величаний: песни описания, песни повествования, повсеместно бытуют величания, где нет монологов, эти величания контаминированы с хороводными песнями.
Фольклорно-этнографический материал 80-х гг. XX в. свидетельствует о том, что величания не имели строго определенной закрепленности, их пели и на девичнике, и в дни Масленицы, и на Пасху, и на Троицу. Процесс «перехода» песни одного жанра в другой на материале сел области отмечался краеведами-этнографами еще в XIX в. В середине XIX в. песня «Летел голубь» исполнялась как хороводная в дни Масленицы, в настоящее время она исполняется как величальная. Локальное бытование песни «Летел голубь» наблюдается только в Верхнемамон-ском районе Воронежской области. Величания в масленичной обрядности сел области выполняли не только ритуальную, но и за-клинательную функцию: величанием вызвать расположение внешних сил к молодоженам.
В дни праздника Масленицы исполняются и семейно-бытовые песни, и частушки, тематика частушек весьма разнообразна.
В дни Масленицы в настоящее время не наблюдается ритуального вождения хороводов вокруг снопа с исполнением песни «Ленок я сеяла», но продолжает жизнь игровая песнь «Бояре, мы к вам пришли» (юг Воронежской области). Вождение этого хоровода связано с брачной тематикой, где поют ко-
рильную невесте, юноша должен разорвать цепь хоровода и увести с собой невесту. Песня «Бояре, мы к вам пришли» зафиксирована в Тамбовской области как хороводная в 40-х гг. XX в. [15].
Песни масленичной обрядности не многочисленны, их помнят не только жители преклонного возраста, но и молодое поколение. Возрождение масленичной обрядности в последние годы не возможно было бы без участия старожилов, носителей фольклорных традиций.
1. Тарадин И. Этнографический состав Бобровского уезда // Тарадин И. «Золотое дно». Экономика, история, культура и быт волостей Центрально-Черноземной области. Воронеж, 1928. С. 198-199.
2. Шереметева М.Е. Масленица в Калужском крае // Советская этнография. 1976. № 2. С. 101.
3. Соколова В. К. Масленица (ее состав, развитие, специфика) // Славянский и балканский фольклор. М., 1978. С. 49.
4. Фоминцын А.С. Богиня весны и смерти в песнях и обрядах славян // Вестн. Европы. 1855. № 7. С. 149.
5. Зернова А.Б. Материалы по сельскохозяйственной магии в Дмитровском крае // Советская этнография. 1932. № 3. С. 19.
6. АГО. Р. 9. О. 1. № 11. Л. 14-18, 39; № 23. С. 4.
7. Эртель А. Записки степняка // Вестн. Европы. 1881. Кн. 12. С. 514-548.
8. Носова Г.А. Картографирование русской масленичной обрядности. На материале XIX-XX вв. // Советская этнография. 1969. № 5.
С. 46.
9. Ермолов А. Всенародный месяцеслов. СПб., 1901. С. 60.
10. Ворошилин В.А. Ряжение в Воронежской области // Живая старина. 1995. № 2. С. 41.
11. Фомин Г.И. Кулачные бои в Воронежской губернии. Воронеж, 1926. С. 4-5.
12. Фольклорный архив кафедры русской литературы / Тамбовский государственный университет им. Г. Р. Державина. Фольклорная практика. Тамбов, 1995. № 2.
13. Песни крестьянских праздников // Народные песни Воронежского края: антология / под ред. С.Г. Лазутина. Воронеж, 1993. С. 70-71.
14. Архив кафедры теории литературы и фольклора / ВГУ. Верхний Мамон, 1994. С. 68.
15. Xороводные и плясовые песни // Тамбовский фольклор / сост. Г.И. Терентьева, И.И. Гришина, В.Е. Гусева, Л.П. Копина, С.Г. Лазутина; вст. ст. Г. Тереньтьева, ред. и предисл.
акад. Ю.М. Соколова и Э.В. Гофмана. Тамбов, 1941. № 54. С. 252-253.
Поступила в редакцию 7.06.2008 г.
Voroshilin V.A. The Pancake week rituals of Voronezh region. The article deals with the analysis of Pancake
week ceremony in Voronezh area in the second half of XIX-XX centuries. Ancient, still existing rituals are considered. The Pancake week ceremony of Voronezh region is allocated in an adjacent complex of ceremonies of Northern and Southern regions of Russia. Features of genre structure of ceremonial songs are also characterized.
Key words: Pancake week, clubbed together, songs of praise, dressing oneself up a goat, reproaching songs.
ТРАДИЦИИ РУССКОЙ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ В МЕМУАРНОЙ ПРОЗЕ ПИСАТЕЛЕЙ-ЭМИГРАНТОВ ПЕРВОЙ ВОЛНЫ
Н.Н. Кознова
Статья посвящена религиозным убеждениям и взглядам русских писателей-эмигрантов первой волны: Б.К. Зайцева и И.С. Шмелева, выраженным в различных жанрах созданной ими мемуарной прозы. Автор обращается к истокам православного мировоззрения каждого из двух писателей, анализирует книги воспоминаний Б.К. Зайцева «Москва», «Далекое», сопоставляет книги «Старый Валаам» И. Шмелева и «На скалах Валаама» Б. Зайцева. Особое внимание в статье уделяется «христианскому подтексту», цветописи, световой символике, выявляются особенности авторского композиционного включения пейзажа, авторских обобщений-раздумий в общий контекст повествования.
Ключевые слова: духовная культура, мемуары, писатели-эмигранты.
После пережитых в 1917 г. революционных потрясений и утраты Отечества многие русские эмигранты оказались в ситуации поиска новых мировоззренческих основ и, обратившись к православию, обрели в нем духовную родину - Русь Святую. Интерес к истокам духовности в эмигрантской литературной среде 1920-1930-х гг. нашел различные формы воплощения, в том числе реализовался в художественной, публицистической и мемуарной прозе. Особого внимания заслуживает литературно-мемуарное наследие Б.К. Зайцева и И.С. Шмелева, кого современные литературоведы справедливо называют православными писателями. Для определения сущностных черт их художественного творчества исследователи выдвинули теоретический термин - метод «духовного реализма» [1].
Появление в творчестве Зайцева «духовной прозы» имеет свою предысторию. Духовно-религиозное становление писателя проходило непросто и не имело глубоких семейных корней. «Наша семья не была религиозна, - вспоминал Зайцев. - По тому времени просвещенные люди, типа родителей моих, считали все «такое» суеверием и пустяками» [2]. В детстве и юности будуще-
му писателю приходилось подолгу жить рядом с крупнейшим русским монастырем -Оптиной Пустынью, но, по его собственному признанию, он ни разу не посетил это святое место. Во время обучения в калужской гимназии Зайцев стал свидетелем грандиозного события - посещения города Иоанном Кронштадтским. Однако исторический для Калуги визит духовного лица не оказал особого влияния на мировоззрение юного гимназиста. Первой ступенькой на пути Зайцева к вере стало его знакомство с творчеством Вл. Соловьева, в учении которого молодого человека привлекла идея единства истины, добра и красоты, по мысли философа, воплощавшаяся в земной жизни лишь с помощью глубокой религиозной веры.
Переломным моментом в духовно-нравственном становлении Зайцева стала революция. Именно тогда хаосу внешней жизни необходимо было противопоставить стройность и гармонию духовного жития. Не случайно в очерке «Улица Св. Николая» (1921) автор вместе со своими персонажами, со всей пестрой арбатской толпой приходит под церковный свод: «И сердца усталые, души, в огне мятущиеся, души грехом палимые, изнемогшие под угрозой убиенных, - все идут
