CC BY
16
Мартин Рус СОТТИ: «БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ»*
Нидерландский ученый Рус посвятил свою работу одному из жанров народной комедии. Этот жанр происходит от слова «сот», что значит глупец. Артист, участвующий в этом спектакле, должен носить специальный костюм - серую мантию и капюшон, украшенный ослиными ушами. Задача актера рассмешить публику. Но задача неоднородная: есть смех забвения, вызванный чисто клоунской игрой, и есть едкий смех, который порождает сатирическая сценка. Сатира по-разному воспринималась властями: если шуты позволяли себе обличать короля или духовенство, то к ним могли применить очень суровые санкции. При этом очень поощрялась сатира, направленная против врагов государства. Характерно то, как замечает автор, что обычный смех, в отличие от клоунады, исследовался историками гораздо меньше, чем смех, вызванный сатирой, вернее причина бездумного смеха. Рус стремится выяснить оригинальную природу средневекового бытового юмора. Комические типы делились на несколько видов: типы цифры, которые были нарисованы на одежде шутов, типы, носящие прозвища, например «зевака», «гуляка», типы-аллегории, типы явлений природы.
Как правило, сотти - комические интермедии - были весьма примитивны. Это была нехитрая смесь слова, кривляния и акробатики. Сюжеты оставались стереотипными. Наиболее сложным являлся сюжет по популярной тогда поэме Бранта «Корабль дураков». Также имела значение определенная игра слов: так, например, ныне расхожее слово «репортер», означавшее «зазывала»,
* Кт М. Ьа 8оШе: ипе Быта еоттв^а // Poetique. - Р., 2004. - N 190. -Р. 429-441. 90
Сотти: «Божественная комедия»
одинаково звучащее со словом «Rats pornoteur» - «носитель крыс», и это вызывало смех. Вообще «специфика языка "сотти" покоится, с одной стороны, на действительном факте, с другой - ситуация развивается абсолютно не учитывая значение этого факта. В результате слова перестают терять свой первоначальный смысл» (с. 431). Автор приводит ряд примеров сотти: «Надо, чтобы мельницы заработали, но только для уксуса или чтобы засаливать сало салом, поскольку сало смеется сально, надо засаливать каждый ломтик» (с. 432) и т.д. Подобные бессмысленные фразы и бессмысленные выкрики составляли в большинстве своем содержание многих сотти. Проблема бессмысленного смеха связана с проблемой средневекового карнавала, которая получила глубокое развитие в трудах Бахтина. В карнавальной жизни действительность как бы исчезала, как и привычный мир иерархии и других структур и табу. Во время шествия шутов во главе с королем дураков, а также карнавальных плясок и зрелищ возникал новый мир веселья и радости, но возбуждение могло принять форму возмущения и бунта. Сотти, которое не обязательно было принадлежностью лишь карнавала, в это время было наиболее частым явлением. Данное зрелище можно считать активным средством возбуждения толпы (с. 437).
Сотти с его бессмысленным нагромождением слов казалось освобождением от целенаправленной логики нормальной речи и могло казаться свободой. В бездумном времени пропадало всякое воспоминание о пользе. Для средневекового крестьянина и для многих горожан чувство необходимости жить совпадало с чувством тяжести труда, часто бессмысленно растраченного. Карнавал совпадал с массовым забоем скота. Это было время постоянного застолья, сопровождаемого пьянством и обжорством. Да и сама еда соответствовала карнавальному размаху: сосиски гигантского размера, огромные колбасы и т.д. Все будничное приобретало нелепые черты. Обстановка должна была вызвать смех. Радость порождалась возможностью неумеренного потребления продуктов своего труда. Автор подчеркивает, что карнавал, обычно происходивший в конце трудового сезона, порождал в основном несбыточные надежды на новый год. Казалось, в будущем не будет ни голода, ни изнурительного труда (с. 437).
Бессмысленный смех, сопровождающий карнавал, мог перерасти в бессмысленный бунт. Бахтин, а затем другие исследователи
91
Мартин Рус
сравнивали поведение толпы с поведением ребенка, который, устав от беспричинной радости, мог внезапно начать капризничать и злиться. Кроме того, указывает автор, на рубеже Средних веков и Нового времени произошло резкое отставание языка от массы новых предметов и явлений, которые порождала жизнь. Характерно, что в это время бурно развивается жанр сотти. Возможно, мода на бессмысленные интермедии возникала как реакция на непонимание новых слов и терминов (с. 438). Не случайно власть в этот период покровительствует изданию многих словарей и грамматических справочников, дабы поднять уровень образования в крупных городах. Но сотти еще продолжали существовать. Церковь трактовала эту ситуацию следующим образом: Бог наказал человека за грехопадение Адама тем, что лишил его (человека) возможности понимать мир. При смешении языков этот разрыв стал еще более глубоким. Но Бог, безграничный в своей милости, дарит человеку возможность более точного познания вещей. Недостижимая для человека цель заключается в вечном приближении к Божественному слову. Человек же смеющийся, слушая бессмысленные фразы, как бы удаляется от Бога. Автор сотти - бездумного сочетания слов, по мнению М.Руса, - даже берет на себя роль Творца, навязывая словам неведомую роль. Однако Рус не считает данное поведение греховным. Он отмечает, что «отсутствие смысла, отрицание принципа пользы могло считаться божественной комедией, то есть допустимым поведением, хотя и неразумным» (с. 439).
Б.Каплан
