CC BY
148
МЕДИАЛИНГВИСТИКА
MEDIA LINGUISTICS
УДК 811 : 002. 703.0 ББК 80 : 76.120.8
DOI: 10.21209/2307-1834-2016-11-3-127-136
Ирина Викторовна Ерофеева,
доктор филологических наук, доцент, Забайкальский государственный университет (672007, Россия, г. Чита, ул. Александро-Заводская, 30),
e-mail: [email protected]
Маркёры русской культуры в современном медиатексте
В статье на основе многолетней работы по лингвокультурологическому анализу медиа-текста выявлены ключевые маркёры русской культуры, закреплённые в концептуальном дискурсе СМИ, которые указывают (маркируют) на ключевые признаки, установки и семы отечественной культуры.
Маркёры есть своеобразные носители национальной памяти народа, они являются идеальным объектом, аккумулируют культурные коды и раскрывают специфику типических коллективных переживаний. Областью их локализации выступает национальная модель мира языковой личности автора медиатекста. Маркёры формально изменчивы, но одновременно они глубинно чрезвычайно устойчивы.
Сфера маркирования отчётливо проявляет себя в смысловом медиатексте, имеющем либо проблемно-тематическую композицию, либо идейно-концептуальную. В процессе исследования удалось выявить следующие типы маркёров: 1) когнитивные (или концептуальные); 2) аффективные (энергемы), отражающие распространённый спектр чувств носителя культуры; 3) сценарные (нарративы); 4) знаковые (символы); 5) пространственно-временные (континуум).
Сценарные маркёры разворачивают в определённом композиционном режиме ядерные семы культуры. Наиболее ярко проявляют себя следующие архетипические сюжеты: 1) «Падения и Восстания»; 2) нарратив «Восток - Запад», в рамках которого своеобразие нашей жизни осознается через антитезу Западу; 3) сюжет «Масленицы» структурирует доминирующую медиатопику и отражает игровую парадигму мышления авторов.
Маркёры поддерживаются фоновыми знаниями адресанта и адресата, и, несмотря на элитарность интерпретации, задействуют смыслы прототекста, априори актуального и востребованного массовым потребителем.
Ключевые слова: маркёры русской культуры, национальная модель мира, национальные ценности, медиатекст, языковая личность, репрезентация
Irina V. Erofeeva,
Doctor of Philology, Associate Professor, Transbaikal State University (30 Aleksandro-Zavodskaya st., Chita, 672039, Russia),
e-mail: [email protected]
Markers of Russian Culture in Modern Media Text
Many years of work on linguocultural analysis of media text allowed the author to reveal the key markers of Russian culture used in conceptual mass media discourse that mark the key features, objectives and semes of Russian culture.
© И. В. Ерофеева, 2016
127
Markers are peculiar bearers of people's national memory, they are ideal objects that accumulate and reveal the specific features of typical collective experiences. A national model of the media text author's linguistic identity world is the sphere of their localization. Markers are formally variable, but at the same time they are mostly very stable.
Marking sphere distinctly shows itself in meaningful media text, which has either problem-thematic composition or idea-conceptual one. The following types of markers have been determined during the study: 1) cognitive (or conceptual); 2) affective (energems) reflecting the wide range of culture bearer's feelings; 3) scenic (narrative); 4) sign (symbols); 5) spatial-temporal (continuum).
Scenic markers display nuclear culture semes in a certain composition regime. The following archetypal plots are the most vivid: 1) "Rise and Fall"; 2) "East-West" narrative in terms of which peculiarity of our life is realized through the West antithesis; 3) story of "Maslenitsa" structures a dominating media topic and reflects a play paradigm of the authors' thought.
Markers are supported by addresser' and addressee' background knowledge and, in spite of interpretation elitism, involve prototext meanings a priori topical and requested by a mass consumer.
Keywords: markers of Russian culture, national model of the world, national values, media text, peculiarity, representation
Медиатекст в силу своих сущностных характеристик транслирует идеалы и культурное наследие поколений. Он способен тиражировать ценности, и специфика аксиологической социорегуляции зависит от канала коммуникации, жанровой принадлежности текста, его технологического и креативного инструментария. В эпоху рынка и геополитической информационно-психологической войны проблема ценностного содержания массмедиа выходит на первый план и становится компонентом национальной безопасности страны. Текст СМИ есть способ хранения, передачи, а также трансформации ценностей нации.
Методология вопроса (Methods). В процессе творческой деятельности автор меди-атекста объединяет две стихии - духовную и физическую. Когнитивные возможности и ментальные представления творца поддерживаются градусом его таланта и паттернами поведения. Медиатекст вбирает индивидуальное и коллективное сознание, с одной стороны, автор демонстрирует возможности своего личностного потенциала, с другой стороны, автор репрезентирует модели национального ми-ровидения. Автор апеллирует словом, а язык есть когнитивный, познавательный инструмент, в котором закреплены результаты ментальной деятельности человека и основные коды культуры. С помощью языка человек воспринимает мир и отражает его. Обрабатывая фактуру, автор использует фоновые знания, которые являются результатом многовековой истории России. И именно «коллективное знание - отмечает А. А. Залевская, - задаёт те ориентиры, в соответствии с которыми продуцент текста придаёт последнему определённую структуру» [7, с. 353].
В. И. Карасик утверждает, что в структуре языковой личности особое место принадле-
жит ценностям как наиболее фундаментальным характеристикам культуры [9, с. 166]. Духовные ценности, отражающие сущность аксиологии культуры, закреплены в национальной модели мира языковой личности - в системе понятийных схем и вербализиро-ванных представлений-оценок о собственном «Я» и окружающем мире. В процессе текстопостроения языковая личность, как субъект медиатекста в действии, активно воспринимает, продуцирует и преобразовывает информацию. Руководствуясь в своей мыслительной деятельности национальной моделью мира, творец селекционирует признаки действительности, интегрирует весь массив воспринимаемого, случайные признаки отсеиваются, воспринимаются и осознаются лишь наиболее близкие (конгруэнтные) и информативные для носителя определённой культуры.
Духовные ценности культуры хранятся на глубинном уровне общественного сознания, будучи системообразующей (а не динамической) частью российского менталитета, они генетически устойчивы и являются не только необходимым основанием творческой деятельности автора, но и универсальным фактором интереса для российской аудитории. Духовные ценности центричны, они непосредственно встроены в культуру, адекватная их интерпретация в медиатексте заряжает его необходимой энергией, и чем дальше «концентрические круги от брошенного камня», тем они слабее [8, с. 10]. Заинтересованный читатель/слушатель/зритель предпочитает вступить в диалог, он, в первую очередь, предполагает общение, а не познание. Усвоение необходимой человеку фактуры вторично, оно невозможно без понимания текста, эффективное восприятие медиапро-
изведения претендует на диалог с автором, который начинается внутри себя, внутри личности адресата. Мы погружаемся в диалог, когда есть совпадение с ментальным миром автора, и, соответственно, когда текст нам конгруэнтен. Через текст «Я» принимает и понимает «Другого», запускает текст «Другого» в себя. Ю. Борев рассматривает интерпретацию как «устранение дистанции между автором и реципиентом... Интерпретатор выступает как своеобразный культурный медиаум» [3, с. 347-348].
В течение ряда лет мы проводим лингво-культурологический анализ медиатекста различных типов, полученные результаты позволяют говорить как о трансформации духовных ценностей в современных СМИ, обусловленной преимущественно влиянием внешних факторов политического и социального характера, так и об адекватной репрезентации этих ценностей [7]. Обобщая итоги многолетней работы, удалось выявить ключевые маркёры русской культуры, закреплённые в концептуальном дискурсе СМИ, которые указывают (маркируют) на ключевые признаки, установки и семы отечественной культуры.
Культурные маркёры являются своеобразными носителями национальной памяти народа, аккумулируют культурные коды и раскрывают специфику, если использовать терминологию Г. Г. Шпета, «типических коллективных переживаний» [17].
Каждому народу свойственны определённые идеи - видения, интуиции, схемы, модели, в которых он представляет все явления его жизни, поэтому маркёры являются идеальным объектом. Областью их локализации выступает сознание человека, национальная модель мира языковой личности автора ме-диатекста. Маркёры формально изменчивы, но одновременно они глубинно чрезвычайно устойчивы, поэтому позволяют понимать, принимать, хранить и передавать аксиосфе-ру национальной культуры.
Следы маркирования, как правило, отчётливо проявляют себя в смысловом ме-диатексте, имеющем либо проблемно-тематическую композицию, либо идейно-концептуальную. Текст должен отражать «сюжет мысли» автора и глубинные связи смыслового пространства, необходима интерпретация фактуры, поэтому средствами репрезентации маркёров выступают факт-протофакт, факт-перспектива, факт-инобытие (смыслы и идеи текста).
Конечно, журналист рассказывает о реальном мире, об индивидуальном и непо-
вторимом, но одновременно он предлагает категориальную канву изложения событий. Объективный мир в медиатексте пропущен сквозь горнило интерпретации автора, текст демонстрирует самобытное отношение, рас-ставление приоритетов языковой личности, которая руководствуется определёнными ментальными схемами и стратегиями.
В процессе исследования были выявлены следующие типы культурных маркёров: 1) когнитивные (или концептуальные); 2) аффективные (энергемы); 3) сценарные (нарра-тивы); 4) знаковые (символы); 5) пространственно-временные (континуум).
Анализ. Обсуждение результатов (Discussion)
I. Когнитивные маркёры демонстрируют совокупность смыслов и всей суммы представлений о важных категориях человеческого бытия. В качестве когнитивных единиц медиатекста, концентрирующих духовные представления нации, выступают концепты как «единицы коллективного знания/сознания» (С. Г. Воркачев) и архетипы, позволяющие обрабатывать, хранить и передавать ментальную информацию, закреплённую в национальной культуре. Концепты имеют, в первую очередь, ментальную основу, а затем уже вербальное воспроизведение, они сталкивают словарное значение обозначающего слова с народным опытом человека. Среди ядерных концептов российского медиатекста наиболее активно представлены правда/ истина; свобода/воля; патриотизм (русская земля); соборность; власть; слава/успех; любовь1. Данные концепты отражают специфическое отношение к миру его носителей, демонстрируют национальные особенности
1 Подробно см.: Ерофеева И. В. Концепт «успех - слава» в дискурсе современных СМИ // Русский язык: взгляд из-за рубежа: сб. ст. - М.: Старая площадь, 2009; Ерофеева И. В. Концепт «власть» в аспекте объективации модели «веры - недоверия» в медиатексте // Ментальность народа и его язык. Изменяющийся славянский мир: новое в лингвистике: сб. ст. - Севастополь: Рибэст, 2009. -С. 278-284; Ерофеева И. В. Концепт «соборность» в пространстве современного медиатекста: проблемы репрезентации // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 7. Философия. Социология и социальные технологии. - Волгоград, 2010. - № 2 (12). - С. 18-25; Ерофеева И. В. Двуполярность концепта «любовь»: аспекты репрезентации в современном медиатексте // Смена парадигм в области гуманитарного знания: материалы междунар. науч.-практ. конф. сессии «XII Невские чтения». - СПб.: Изд-во Невского ин-та яз. и культуры, 2010. - С. 88-95; Ерофеева И. В. Когнитивная природа «свободы слова» в дискурсе современных СМИ // Журналист. Социальные коммуникации. - М., 2013. - № 4 (12). - С. 29-37; Ерофеева И. В. Правда и истина в пространстве современного медиатекста: дихотомия справедливости // Гум. вектор. -Чита, 2014. - № 4 (40). - С. 84-92 и др.
общения и деятельности людей. Концепт, как бытийно-культурное образование, отправляет нас к высшим духовным ценностям народа.
II. Аффективные маркёры (энергемы) обнажают «душевный строй» (Г. Лебон) и распространённый спектр чувств носителя культуры, раскрывают энергию коллективного сознания. Энергетическая природа современного медиатекста обусловлена своеобразием отечественной культуры, которой свойственно преобладание именно чувственной рефлексии: сердце, созерцание и совесть в национальной модели мира доминируют над волей, сухим анализом и жёсткой организацией. Так, С. А. Сущенко среди основных свойств российского менталитета выделяет иррациональность/ эмоциональность, интуитивность, непредсказуемость поведения, мечтательность [15, с. 268].
Духовные формы существования нашей цивилизации определили доминирующий вектор переживаний русского человека, для которого осознание верхнего и нижнего, святого и скверного, небесного и земного стало константой мыслительных операций. Чеховский «звук натянутой струны» отражает своеобразную энергетическую ёмкость русского медиатекста, когда душевные метания ме-диагероев не только укрепляют их в правоте своего дела, но и подталкивают самого автора бороться за справедливость, которая в его ментальных убеждениях «граничит с правдой и включается в когнитивное поле истины» [14, с. 10]: «Бесконечная история. В Чите пивной бар работает рядом с художественной школой» (Забайкальский рабочий. 2016. 10 марта); «Дороги нашей мечты. Когда в Забайкалье появятся трассы высокого класса? Никогда - язык не поворачивается сказать...» (Экстра. 2013. 11 дек.); «Включаем мозг. Популярный Интернет-агрегатор статистики о городах России «Градотека» продолжает резать статистическую правду-матку. Недавно Чите досталось на орехи в рейтинге «Безопасность»» (Эффект. 2014. 20 авг.); «Троцкисты подняли голову. Или кому мешают казачьи патрули?» (Вечорка. 2015. 16 дек.). Борьба за правду в пространстве медиатекста не обходится без ярко выраженных экспрессивно-оценочных коннотаций: бесконечная история, включаем мозг, досталось на орехи и др. Подобный энергетический потенциал текста позволяет генерировать необходимые смыслы.
Если на весы симпатии положить с одной стороны расчётливость и чистый разум, а на другую сторону - особую душевность и страстность, россиянин отдаст предпо-
чтение голосу души и сердца. Крайности русского бытия концентрируют себя в чувственной дилемме: «всё или ничего» (вспомним у А. К. Толстого: «Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не на шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж с плеча!»). Яркий эмоциональный фон миро-видения, «бытия на срыве» закрепился в паремиологическом комплексе русского языка: «Колотись, да бейся, а всё же надейся», «Сердце вещун, чует добро и худо», «Либо в стремя ногой, либо в пень головой», «Вечер плач, а заутре радость», «Живи, не тужи: помрёшь, не заплачешь», «Риск - благородное дело» и т. д. Языческая бесшабашность - отчаянная безвекторность поведения русского человека замешана на неравнодушии и проистекает, как это не парадоксально, из томительного и требующего реализации желания духовных сомнений и скитаний.
Энергетический потенциал медиатекста сталкивает дихотомические ощущения потребителя. «В этом несоответствии природной реальности русского ментального пространства и духовных глубин христианского вероучения - тяжёлая мифологическая проблема», - замечает С. А. Глузман [5, с. 42]. Поэтому вполне оправдан тот факт, что в метатексте современных СМИ склонность российского сознания к духовной рефлексии пробуждается и усугубляется техниками сенсорного воздействия, в результате серьёзные социальные проблемы иногда тонут и растворяются в громких и впечатляющих эфирах: ток-шоу «Пусть говорят», «Мужское/ Женское» (Первый канал), «Прямой эфир» (Россия 1), «Лолита» (НТВ) и др.
И. А. Ильин обращал внимание на особую культуру сердца, совести и чувства в России. Наш человек способен сочувствовать без гротесковой сентиментальности, жалеть и радоваться без «карнеговской улыбки» и театральных жестов. «В типической русской душе, - писал другой известный мыслитель Н. А. Бердяев, - есть много простоты и бес-хитренности, ей чужда всякая аффектация, всякий взвинченный пафос, всякий аристократический гонор, всякий жест» [2, с. 155]. Не случайно, по итогам исследований [13, с. 241], российский потребитель отказывается положительно воспринимать преувеличенные восторги и клятвы в СМИ, не признаёт стилизации чувств и, соответственно, не верит в подобным образом рекламируемый товар.
III. Сценарные маркёры разворачивают в определённом композиционном режиме
ядерные семы культуры. В нарративе пробуждаются когнитивные модели - концепты и архетипы, а также энергетические ресурсы народной души.
Русская классическая литература всегда претендовала на изучение психической реальности человека (Лермонтов, Островский, Лесков, Достоевский, Толстой, Чехов, Пастернак и др.). Композиция русского текста психологична по своей сути, в центре повествования, как правило, оказывается душа -природа человека и многомерная структура личности. Лейтмотивом отечественной литературы выступает тема страдания как необходимости прозрения, лишь грех и плоды от древа познания достаются без усилий, а истина бытия требует внутренних действий и поступков. Авторы медиатекста, очерковых и проблемных материалов, портретных зарисовок имманентно воспроизводят русский психологический роман.
Порывы нашей души становятся предметом рассмотрения разных жанров, например, эссе: «Целую сто раз. Три слова, ради которых можно залезть на крышу и не бояться с неё упасть» (Огонёк. 2015. 25 мая); очерка: «Невостребованный талант. Кто помешал балерине Шелест стать мировой звездой» (АиФ. 2016. 26 февр.); памфлета «А с нами вот что происходит. Поэт Некрасов произнёс фразу, которую можно произносить в России регулярно, в любую эпоху и без малейшего шанса ошибиться: .Бывали хуже времена, но не было подлей» (Новый вторник. 2016. 1 марта); и даже рецептов: «Пирог со смыслом. Когда б вы знали, из какого сора сочиняется весенний тарт на ужин» (Огонёк. 2015. 25 мая. С. 43).
Концептуальные тексты отечественных СМИ повествуют о психологических процессах жизни конкретного человека или нации -познавательных и рефлексивных, эмоциональных и волевых. Авторы медиатекстов тяготеют к рассказу о страданиях, поисках, сомнениях и идентификации своих героев. Так, актриса Валентина Титова признаётся читателям «АиФ»: «А я не хочу себя оценивать - всё-таки более 100 картин за плечами. Каким-то искусствоведам эти роли кажутся мелкими - да ради бога! Всё равно это был путь познания - мира, других людей, более совершенных, нежели я, умных, талантливых. Благодаря кино такой цветник я встретила -с ума можно сойти!» (АиФ. 2016. 24 февр.).
Ввиду неоднозначной современной политической ситуации и отношения в мире к России общность именно национальной судьбы
всё чаще обсуждается в информационном пространстве, как в рамках ток-шоу: «Вечер с Владимиром Соловьёвым», «Поединок» (Россия 1); «Право голоса» (ТВЦ) и других, так и в печатных СМИ: «Страна меняется, причём в лучшую сторону. Надо только потерпеть», - говорит известный актёр Константин Лавроненко в материале «Мы открыты миру» (АиФ. 2016. 17 февр.). На страницах «Российской газеты» писатель Захар Прилепин и литературный критик и публицист Лев Пирогов в споре о буржуазности писателей заметили: «В нашей стране столько событий произошло даже за последние десятилетия, что, может быть, в этом плане нам гораздо сложнее, чем другим. Но я вижу, что попытки найти себя, свой путь есть. Процесс идёт! Дай бог, в ходе этого процесса нам бы справиться с многочисленными ошибками прошлого» (Рос. газета. 2016. 4 марта).
Наиболее ярко в современных СМИ проявляют себя следующие архетипические сюжеты:
1. Парадигма «Падения и Восстания» встроена в композиционный рисунок очерковых материалов, в том числе очерковых фрагментов портретного интервью, репортажа, статьи, эссе. Именно архитектоника очерка, идейно-концептуальный сюжет представления фактуры позволяет наиболее адекватно организовать процесс объективации полярных и обострённых экзистенциальных смыслов. Ключевая задача очерка - дать образное представление о людях, включённых в события эпохи, раскрыть сущность и смысл происходящего через внутренний мир героя, показав его жизнь в действии. Очерк обнажает ценности и мировоззрение человека сквозь призму выбора на жизненном пути. Жанр воссоздаёт образную картину действительности, и его публицистическое начало зиждется не только на фактах, принципы очеркового повествования тяготеют к обобщению фактического материала, к типизации реальности. Детализированная ситуация кризиса или катастрофы в жизни народа и конкретной личности, дающая возможность понять этот мир, пройти нелёгкий душевный путь через преодоления препятствий и очиститься от ненужной «шелухи бытия» - концептуальный аспект именно очеркового материала. Очерк «в образной форме исследует закономерности социально-нравственного бытия человека», - отмечает С. Г. Корконосенко [10, с. 164].
Медиагерои странствуют, ищут себя и свою дорогу, верное направление на жизненном пути, одерживают победу и ошибаются,
каждый по-своему ощущает пушкинский образ «телеги жизни» в её ценностно-смысловой ипостаси.
Мифологема Пути образует многогранное философско-концептуальное поле современного медиатекста. Путь - универсальный символ судьбы и самореализации. В толковых словарях закреплено одно из значений «пути»: «направление деятельности, развития чего-нибудь, образ действий»1. Конструкт Путь предполагает ситуацию выбора, раскрывает внутренний потенциал личности, демонстрирует её суть, способствует самосовершенствованию человека.
Нравственный выбор между честью и бесстыдством, долгом и себялюбием, горним и дольним, подвигом и трусостью - центральная тема русского нарратива. Так, путь у Н. Гоголя - синоним необъятного. Е. Трубецкой пишет: «Беспредельное - не содержание, а форма национального существования. Чтобы найти Россию, надо преодолеть пространство. В поэзии Гоголя мы находим человека в борьбе с пространством. В этом - основная её стихия, глубоко национальный источник» [16, с. 324]. В произведениях И. Тургенева путь становится символом скитаний в поисках смысла жизни и вечных вопросов бытия: «с самого утра тащимся и никак доехать не можем»2; «теперь опять придётся мыкаться по свету»3.
Путник - центральная фигура на дороге жизни, ищущая себя в мечтах, делах, страданиях и победах. В пространстве медиатекста человек - действующее лицо. Б. Пастернак настаивал, что человек - «герой постановки, которая называется "история" или "исторические существование". Человек реален и истинен, когда он занят делом. Каждый человек, каждый в отдельности единственен и неповторим. Потому что целый мир заключён в его совести. Потому, что в единстве идеи, в символе находит этот мир своё окончание и завершение» [12, с. 213-214]. В ракурсе указанных национальных акцентов в современном медиатексте предстаёт судьба человека, его поиск самого себя и истины через череду ментальных и эмоциональных событий. Духовный опыт героя интересен как автору медиатекста, так и адресату. Журналист Анна Хвостова в материале «Жизнь - дорога. У каждого человека есть своя мечта» аргу-
1 Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка / Российская АН; Российский фонд культуры. -3-е изд., стер. - М.: АЗЪ, 1996. - С. 623.
2 Тургенев И. С. Рудин. Дворянское гнездо. Накануне. -Минск, 1972. - С. 94.
3 Там же. - С. 83.
ментированно замечает: «Одни хотят стать обладателями миллиардов, другие грезят о власти, третьи готовы покорять горные вершины.» (Эффект. 2014. 20 авг. С. 21). Традиционное повествование в СМИ, как правило, структурировано русской Лествицей, которая раскрывает выбор жизненного пути человека, выявляя его подлинность в восхождении и падении: «Долгий путь Солженицына» (Комсомольская правда (далее - КП). 2016.
9 дек.); «Ложный путь к спасению» (КП. 2015.
10 марта); «Анна Семенович: Я прошла непростой путь к успеху» (КП. 2015. 4 нояб.). В интервью «Иногда лучше быть чутким, чем честным» актриса Наталья Портман признаётся: «Как часто - будучи актрисой - я наблюдала восхождение никому не известных художников и падение великих!» (Огонёк. 2015. 25 мая. С. 32). В статье «Мы писали по указке сердца» корреспонденты старейшей региональной газеты «Забайкальский рабочий» рассказывают о трудном пути советских журналистов, которые не только информировали читателей, а выражали «идеи и настроения, витавшие в общественной жизни Забайкалья» (Забайкальский рабочий. 2016. 10 марта. С. 12), высказывали свою позицию в жёсткой атмосфере авторитарной системы и порой в ущерб своей благополучной карьере. «Не все сходило с рук. За бойцовский характер преследовали журналистов "Забайкальского рабочего'' и за пределами области», - пишет ветеран Тамара Пенягина (Там же. С. 13).
Очерковая логика изложения сюжета «Падения и Восстания» подразумевает преломление фактуры в свете личности героя и позиции автора медиатекста. Важен не факт сам по себе, а его видение, восприятие и интерпретация. Факт сублимирует в образ, либо в систему реальных образов (конкретных персонажей), либо в систему образов-понятий, позволяющих обогатить текст дополнительным «подводным», смысловым уровнем. Образ есть воспроизведение осознанного автором явления с помощью тех или иных материальных средств и знаков.
Так, актуальный медиадискурс о войне рассказывает аудитории о многочисленных героях. Один доброволец из Донбасса воюет, не имея пальцев: «Чтобы вести огонь из автомата, Лёха сначала придумал приспособление из верёвок. А потом научился обходиться без них. Сейчас он овладел навыками ведения огня из автомата Калашникова и ручного гранатомёта. Алексей немногословен. От него не услышишь историй о подвигах,
слов ненависти или злобы. Мечтает о мирной жизни» (КП. 2015. 24 июня). Несколько выпусков «Военной программы» А. Сладкова были посвящены добровольцам, «воюющим в Донбассе против украинских карателей», двум донецким комбатам Арсению Павлову и Михаилу Толстых (Военная программа. Россия 1. 2015. 4 апр.), ополченцу Олегу Тарутину (Военная программа. Россия 1. 2015. 18 апр.). Журналист, конструируя образ своих героев (одни - простые работяги, другой -врач «Скорой помощи» с 25-летним стажем), подчёркивает их самоотверженность. В лек-сико-семантическое поле образной системы включены такие качества как смелость, мужество, обострённое чувство справедливости и ответственности перед своими подчинёнными и мирными жителями. В подобных материалах проявляет себя художественное начало очерка, создающее убедительную картину действительности, характеры и явления типизируются, появляются обобщённые персонажи эпохальных событий, и текст перерастает в зрелищное и масштабное произведение. Специфика журналистского текста в совокупности с имманентной репрезентацией культурных кодов позволяет поддерживать национальную аксиому: «В Русской истории были святые и предатели, герои и преступники, творцы и обыватели, единственное, кого там не было - это правых и виноватых» [5, с. 325].
2. Сюжет «Масленицы» структурирует доминирующую медиатопику, демонстрирует проблематику информационных потоков, обуславливает содержание гедонистических текстов. «Масленица» не только воспроизводит особенности нашей смеховой культуры, но и отражает игровую парадигму мышления автора. Концептуальное поле Масленицы является частью карнавальной смеховой культуры России, объединяющей традиционные знаки «света и тьмы» и подчёркивающей дихотомию русской жизни, в нашей душе удивительным образом уживаются и поп и скоморох. Карнавальное пространство в русской литературе замкнуто на веселии, игре, плясках, шутках и сквернословии, как, например, в «Чертогоне» Н. Лескова и «Бесприданнице» А. Островского. В весёлом круге Лариса Огудалова бьётся как птица в клетке.
Современные авторы медиатекста часто стремятся уйти из со-бытия в со-блазн («блажь-дурь»). Масленица медиатекста проявляется в увлекательной сюжетной канве с весёлой относительностью предметов, в обилии масок и лиц, в анархической силе воль-
ного языка, в подробном описании шумного беспорядка жизни, где стёрты границы между добром и злом. Телевизионный эфир предлагает аудитории многочисленные масленичные форматы: «Вечерний Ургант», «Давай поженимся», «Подмосковные вечера» (Первый канал); «Кривое зеркало» (Россия 1); «Женская лига: парни, деньги, любовь» (ТНТ) и т. д. Карнавал затягивается, становится постоянным явлением, отодвигая на периферию некарнавальные формы жизни.
В креативном царстве Масленицы разграничение Нормы и Ненормы, подлинного и ложного, красоты и безобразия теряет свою чёткость: «Урулюнгуй тонет в бухле» (Вечор-ка. 2014. 14 июня), «Чита.ру легло под ИТАР-ТАСС» (Вечорка. 2015. 30 окт.); «Проблема бабла и зла» (Мужской журнал GQ. 2011. 24 февр.) - интервью с обилием низовой лексики. Сегодня популярны также провокационные рекламные слоганы и картинки: «Сосёт за копейки (Пылесос LG); «Дура ты! И коза твоя - дура» (банк «Империал»); «Не будь лохом, оденься в ГУМе»; «Отдамся за копейки» (Эльдорадо); «Оближи шары» (Якитория. Японская кухня). Отсутствие и попирание табу и запретов опускает текстовое пространство до уровня чистейшей физиологии. Процесс создания медиатекста перерастает в «оргию творчества». М. Бахтин писал: «Игра - это мир-перевёртыш, инобытие, где жизнь разыгрывает другую свободную (вольную) форму своего существования» [1, с. 263].
3. Актуальным и востребованным стал также нарратив «Восток - Запад», в рамках которого своеобразие нашей жизни осознаётся, в первую очередь, через антитезу Западу. Пробуждаются известные идеи русской литературы (Лермонтов, Тургенев, Гончаров, Достоевский, Пастернак и др.) о том, что «пропагандируемое западное пространство освоено, но останется всегда чуждым русскому человеку» [8, с. 85]. В тургеневском романе «Дворянское гнездо» смысл национальной русской судьбы раскрывается оппозицией Запад - Россия. Европейское образование и воспитание не повлияли на душу Фёдора Лаврецкого. В другом известном романе И. Гончарова европейский герой Штольц противопоставлен национальному типу Обломо-ва, который живёт в мифологически-событийном времени, когда и «конца нет и смерти нет» [Там же. С. 97].
Жизнеутверждающее освоение собственной самобытности с одновременным жёстким противопоставлением чужому и западному - популярная когнитивная точка
отсчёта многочисленных медиаматериалов разных каналов коммуникации: «Мне нравилось быть пышкой. Наталья Крачковская о славе, кино, любви: Это на Западе актёры хорошо устроены, им живётся легко - с их налаженным бытом. А я обычная» (АиФ. 2016. 3 марта); «Запад выбрал Россию в роли врага всерьёз и надолго» (КП. 2015. 1 июля); «Запад в тревоге и ревности» (КП. 2015. 12 мая); «И вновь холодная? Совсем недавно, выступая в Мюнхене, от «скатывания в новую холодную войну» между Россией и Западом предостерёг премьер Д. Медведев. А может, мы действительно в эту войну уже скатились?» (АиФ. 2016. 5 марта); «Запад рискует получить шахматной доской по ушам» (Аргументы Недели. 2015. 11 июня) и др. Современный медиатекст отличает высокая номинативная плотность лексики с отрицательными коннотациями в отношении к Западу: чёрный список Запада, страны Запада негласно поддерживают терроризм, Запад нарушает свободы СМИ, ловкие дельцы Запада, европейские задворки, аморальный/циничный/ агрессивный/ тлетворный Запад1 и т. д.
4. Знаковые маркёры суммируют символические представления народа, выступают планом выражения для другого более ценного содержания, индексируют более обширный текст культуры. Знаковость человеческой культуры - всеобъемлющий феномен и некий мифологический базис для понимания специфики национального бытия. Любая страна имеет свою систему семиотических кодов. Знаковые маркёры работают как подсказка, определяют направление мысли, пробуждают уснувшие воспоминания представителя определённой культуры.
Знаковые маркёры отражают принцип генетической связи единого культурного кода, объективированного в символах и мифологемах. В памяти нации запечатлены люди-символы, события-символы. «Это всегда считанные люди и считанные события, - подчёркивает А. Панченко, - ведь символов не может быть много, как не может быть много гениев и нравственных заповедей. Иначе они обесценятся» [11, с. 201]. Восприятие и отражение мира невозможно без использования знаковых маркёров, цементирующих прошлое и настоящее и позволяющих почувствовать себя частью социума. Медиадискурс верба-лизирует актуальные символы нации, 70-летие победы в Великой Отечественной войне
1 Результаты случайной (вероятностной) выборки 20152016 гг.: Российская газета, Взгляд.Ри, Аргументы Недели, Комсомольская правда, Аргументы и факты.
стало информационным поводом для актуализации в медиатексте известных героев войны и основных событий Второй мировой.
Также в современной политической риторике активно эксплуатируется образ медведя, с которым традиционно ассоциируется русский человек. «Медведь - громоздкий, красивый, но медленный, - пишет Г. Г. Га-чев, - ибо разум его - посланец меры в истине и красоте. В нём всё от центра, целого, гармонии». Душа «российского медведя» нараспашку, его стихия «воз-Дух», духовное пространство, в котором он - и странник, и солдат своего Отечества» [4, с. 415]. Данный образ настойчиво упоминается представителями власти, включён в атрибутику партии «Единая Россия» и часто фигурирует в аналитических материалах СМИ: «Генералы США хотят заработать на провоцировании России. НАТО слишком долго обнимались с русским медведем» (Взгляд. Ри. 2016. 3 марта); «Я тот русский непобедимый медведь, про которого слагают легенды» (АиФ. 2016. 8 марта); «Русский медведь вновь на линии Маннергейма» (КП. 2015. 24 апр.); «США не могут запугать русского медведя» (Взгляд. Ри. 2014. 28 апр.) и др.
5. Пространственно-временные маркёры подчёркивают вечные и неизменные ценности национального бытия. Каждая цивилизация выступает хранителем определённого континуума. Время и пространство - не элементарные измерения жизни, они воплощают экзистенциальное значение, особый путь народа. Временные и пространственные взаимоотношения неразделимы, их тесное слияние М. Бахтин называет хронотопом [1, с. 121]. Обработка времени и пространства осуществляется душой и сознанием человека, сформированными природой на генетическом и социальном уровнях.
Общий медиатекст репрезентирует пространственно-временные ипостаси жизни человека в России [подробнее см.: 6, с. 121133]. Хронотоп СМИ, с одной стороны, объективирует исторически накопленный опыт осознания континуума русским человеком, с другой стороны, автор медиатекста раскрывает свои результаты познания и изучения времени и пространства, одновременно вступая в сферу смыслов и ценностей, что возможно, как отмечал М. М. Бахтин, «только через ворота хронотопа» [1, с. 290].
Г. Гачев представляет традиционную русскую культуру с помощью образа «Иван Грозный убивает своего сына», и этой укоренённостью в прошлом, утверждает исследователь,
Медиалингвистика
наша культура противостоит американской, которой ближе античный сюжет о царе Эдипе, убившем своего отца и женившемся на матери [4]. Прошлое манит русского человека, делает его самоотверженным защитником традиций, обеспечивает преемственность и единство национального культурогенеза. В современном медиапространстве вместе с вопросом идентичности остро переживается проблема преемственности, разорванности поколений - в унисон «звука лопнувшей струны» А. П. Чехова.
Газета «Взгляд» опубликовала статью «Другого места у нас нет», в котором Сергей Худиев отмечает: «Наше положение в истории цивилизации определяется решением, которое принял святой князь Владимир. Другого места у нас нет, и взять его неоткуда. Это - корни, и их нельзя поменять, можно только отрезать себя от них... Блудный сын вернулся в отчий дом не потому, что он впал в самодовольство, но ровно наоборот. Он понял, что погибнет, если не вернётся» (Взгляд. 2015. 10 сент.). «Российская газета» задаётся вопросом, почему «дети Интернета» начинают петь голосами деревенских старушек, и предлагает читателям материал «Свидание с корнями» (Рос. газета. 2016. 3 марта).
Газета «Эффект» в 2014 году инициировала проект «Неизвестная война», в рамках которого публикует материалы Второй мировой войны, «которую мы не знали или забыли», с пометкой «Отгремели торжества, посвящён-
Список литературы
1. Бахтин М. М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. 336 с.
2. Бердяев Н. А. Судьба России. М.: Сов. писатель, 1990. 346 с.
3. Борев Ю. Б. Эстетика. П.: Политиздат, 1981. 399 с.
4. Гачев Г Д. Национальные образы мира: курс лекций. М.: АCАDЕМIА, 1998. 430 с.
5. Глузман С. А. Ментальное пространство России. СПб.: Алетейя, 2010. 332 с.
6. Ерофеева И. В. Аксиология медиатекста в российской культуре (репрезентация ценностей в журналистике начала XXI века). 2-е изд., изм. и дораб. Новосибирск: Изд-во СО рАн, 2009. 340 с.
7. Залевская А. А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: избр. тр. М.: Гнозис, 2005. 543 с.
8. Камедина Л. В. Обретая смысл заново (Опыт прочтения русской литературы в начале третьего тысячелетия): учеб. пособие. 2-е изд., доп. и дораб. Чита: ЗабГПУ, 2003. 166 с.
9. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.
10. Корконосенко С. Г. Основы творческой деятельности журналиста: учебник для вузов. СПб.: Знание: СПбИВЭСЭП, 2000. 272 с.
11. Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ. Л.: Наука, 1984, 203 с.
12. Пастернак Б. Мой взгляд на искусство. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1990. 287 с.
13. Сальникова Е. В. Эстетика рекламы. Культурные корни и лейтмотивы. М.: Алетейя, 2001. 288 с.
14. Степанов Ю. С. Константы: словарь русской культуры: 3-е изд., испр. и доп. М.: Академ. Проект, 2004. 992 с.
15. Сущенко С. А. Социальная психология. Ростов н/Д.: Феникс, 2005. 345 с.
16. Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1994. 232 с.
17. Шпет Г. Г. Введение в этническую психологию. СПб.: Алетейя, 1996. 154 с.
References
1. Bakhtin M. M. Avtor i geroi. K filosofskim osnovam gumanitarnykh nauk. SPb.: Azbuka, 2000. 336 s.
2. Berdyaev N. A. Sud'ba Rossii. M.: Sov. pisatel', 1990. 346 s.
ные 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. Но это совсем не повод забывать о героическом прошлом нашей страны» (Эффект. 2014-2016. № 11-31, 35-50 и др.).
Заключение (Conclusion). Результаты многолетнего исследования показали, что в современном концептуальном медиатексте интенсивно репрезентируются маркёры русской культуры, которые пробуждают национальную память и фокусируют внимание на ключевых культуремах текста, способных передавать информацию от автора к потребителю на разных уровнях: когнитивном, эмоциональном, нарративном, знаковом и на уровне континуума. Несомненно, данная проблема требует дальнейшего изучения и детализации вопроса с использованием, в том числе, социологических методов исследования.
Маркёры отражают «диалект памяти» (Ю. Лотман) человека, обусловлены фоновыми знаниями адресанта и адресата, и, несмотря на элитарность интерпретации, задействуют смыслы прототекста (мифологического или первоначального текста культуры), априори актуального и востребованного массовым потребителем. Благодаря рассмотренным маркёрам медиатекст реализует культуронаследственную функцию, способен поддерживать плодотворное существование национальных ценностей в массовой коммуникации, заново порождать русский мир и непрерывно транслировать аксиологию отечественного бытия.
3. Borev Yu. B. Estetika. P.: Politizdat, 1981. 399 s.
4. Gachev G. D. Natsional'nye obrazy mira: kurs lektsii. M.: ACADEMIA, 1998. 430 s.
5. Gluzman S. A. Mental'noe prostranstvo Rossii. SPb.: Aleteiya, 2010. 332 s.
6. Erofeeva I. V. Aksiologiya mediateksta v rossiiskoi kul'ture (reprezentatsiya tsennostei v zhurnalistike nachala KhKhl veka). 2-e izd., izm. i dorab. Novosibirsk: Izd-vo SO RAN, 2009. 340 s.
7. Zalevskaya A. A. Psikholingvisticheskie issledovaniya. Slovo. Tekst: izbr. tr. M.: Gnozis, 2005. 543 s.
8. Kamedina L. V. Obretaya smysl zanovo (Opyt prochteniya russkoi literatury v nachale tret'ego tysyacheletiya): ucheb. posobie. 2-e izd., dop. i dorab. Chita: ZabGPU, 2003. 166 s.
9. Karasik V. I. Yazykovoi krug: lichnost', kontsepty, diskurs. Volgograd: Peremena, 2002. 477 s.
10. Korkonosenko S. G. Osnovy tvorcheskoi deyatel'nosti zhurnalista: uchebnik dlya vuzov. SPb.: Znanie: SPblVESEP, 2000. 272 s.
11. Panchenko A. M. Russkaya kul'tura v kanun petrovskikh reform. L.: Nauka, 1984, 203 s.
12. Pasternak B. Moi vzglyad na iskusstvo. Saratov: Izd-vo Sarat. un-ta, 1990. 287 s.
13. Sal'nikova E. V. Estetika reklamy. Kul'turnye korni i leitmotivy. M.: Aleteiya, 2001. 288 s.
14. Stepanov Yu. S. Konstanty: slovar' russkoi kul'tury: 3-e izd., ispr. i dop. M.: Akadem. Proekt, 2004. 992 c.
15. Sushchenko S. A. Sotsial'naya psikhologiya. Rostov n/D.: Feniks, 2005. 345 s.
16. Trubetskoi E. N. Smysl zhizni. M.: Respublika, 1994. 232 s.
17. Shpet G. G. Vvedenie v etnicheskuyu psikhologiyu. SPb.: Aleteiya, 1996. 154 s.
Библиографическое описание статьи
Ерофеева И. В. Маркёры русской культуры в современном медиатексте // Гуманитарный вектор. Сер. Филология. Востоковедение. 2016. Т. 11, № 3. С. 127-136. DOI: 10.21209/2307-1834-2016-11-3-127-136. Reference to article
Erofeeva I. V. Markers of Russian Culture in Modern Media Text // Humanitarian Vector. Series Philology, Oriental Studies. 2016. Vol. 11, No 3. P. 127-136. DOI: 10.21209/2307-1834-2016-11-3-127-136.
Статья поступила в редакцию 22.02.2016
