Научная статья на тему 'Марийский материал в семантизации абсолютных агнонимов чувашского языка'

Марийский материал в семантизации абсолютных агнонимов чувашского языка Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
338
63
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
АБСОЛЮТНЫЕ АГНОНИМЫ / ЧУВАШСКИЙ ЯЗЫК / МАРИЙСКИЙ ЯЗЫК / ЯЗЫКОВЫЕ КОНТАКТЫ / СЕМАНТИКА / ABSOLUTE AGNONYMS / CHUVASH LANGUAGE / MARI LANGUAGE / LANGUAGE CONTACTS / SEMANTICS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Фомин Эдуард Валентинович

Рассматриваются слова чувашского языка с неизвестным или предположительным значением, при семантизации которых используется марийский материал. Результаты исследования базируются на ближней этимологии. В условиях, когда чувашско-марийские языковые взаимосвязи являют собой образец наилучшим образом исследованной области, маргинальные лексико-фразеологические единицы чувашского языка могут послужить новым пластом контактологических разысканий.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

MARI LANGUAGE IN SEMANTIZATION OF ABSOLUTE AGNONYMS OF CHUVASH LANGUAGE

The author considers the words of the Chuvash language with an unknown or presumptive meaning, which can be semantized by means of the Mari language. The results of the study are based on the same language etymology. In conditions when the Chuvash and Mari language contacts are an example of the well-studied area, marginal lexical and phraseological units of the Chuvash language can become a new course in contactology research.

Текст научной работы на тему «Марийский материал в семантизации абсолютных агнонимов чувашского языка»

УДК 811.512.111'373 ББК Ш12=635.1*321

Э.В. ФОМИН

МАРИЙСКИЙ МАТЕРИАЛ В СЕМАНТИЗАЦИИ АБСОЛЮТНЫХ АГНОНИМОВ ЧУВАШСКОГО ЯЗЫКА*

Ключевые слова: абсолютные агнонимы, чувашский язык, марийский язык, языковые контакты, семантика.

Рассматриваются слова чувашского языка с неизвестным или предположительным значением, при семантизации которых используется марийский материал. Результаты исследования базируются на ближней этимологии. В условиях, когда чувашско-марийские языковые взаимосвязи являют собой образец наилучшим образом исследованной области, маргинальные лексико-фразеологические единицы чувашского языка могут послужить новым пластом контактологических разысканий.

E. FOMIN

MARI LANGUAGE IN SEMANTIZATION OF ABSOLUTE AGNONYMS OF CHUVASH LANGUAGE Key words: absolute agnonyms, Chuvash language, Mari language, language contacts, semantics.

The author considers the words of the Chuvash language with an unknown or presumptive meaning, which can be semantized by means of the Mari language. The results of the study are based on the same language etymology. In conditions when the Chuvash and Mari language contacts are an example of the well-studied area, marginal lexical and phraseological units of the Chuvash language can become a new course in contactology research.

По подсчетам чувашеведов, общий лексический фонд чувашского и марийского языков составляет 1599 единиц, из которых 1352 являются чува-шизмами и 247 - мариизмами [6. С. 164, 296]. Казалось бы, проблематика чувашско-марийских лексических контактов изучена досконально, и новый материал возможен в крайне ограниченных объемах. Между тем исследовательское внимание, проявленное к абсолютным агнонимам чувашского языка, позволило обнаружить среди них около десятка слов, обусловленных марийским участием.

Анализ каждого агнонима, рассматриваемого в статье, производится по единой схеме: в первой части приводится описание агнонима на основе словаря Н.И. Ашмарина, во второй - изучаются возможные толкования. Представляется, что в целях семантизации абсолютных агнонимов необязательно проведение глубинных этимологических исследований, достаточно найти лексические аналоги с осознаваемым значением в диалектах или контактировавших языках. Методы звукосоответствий между первичной и производной единицами, выработанные сравнительно-историческим языкознанием и кон-тактологией, здесь не всегда могут быть выдержаны последовательно, поскольку анализируемый материал функционально представляет глубокую периферию языка и, кроме того, не застрахован от ошибок при его фиксации.

Марийский след в чувашской агнонимичной лексике можно усмотреть в фонетическом, морфемном, контекстуальном или ареальном планах. Из всей совокупности абсолютных агнонимов чувашского языка условно марийской допустимо признать следующие лексемы: по фонетическим параметрам -шек, шёрё, шуслёк; по морфемным признакам - вакаш; на основе контекстуального подхода - вакаш, капльа, шёрё, шуслёк; по ареалу распространения - шалантай. Фонетически и контекстуально с марийским языком связаны

* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 13-04-00045.

чалак и юмак, но в первом случае слово является тюркизмом, проникшим в марийскую среду, а этимология второго еще не получила какого-либо убедительного решения.

Вакаш [вагьш] 'блестеть'? Опечатка вместо йалкаш (?) 'пылать; блестеть'. Хайсенён кудёсенче тёттём дёрте йалтартатса, вакашса вут дунса тана. 'В их глазах в темноте с блеском, вакашса горел огонь' (перевод наш. - Э.Ф.) [1. Т. 5. С. 158].

Предположить столь значительную описку или опечатку сложно. По контексту йалтартат и вакаш являются синонимами, т. е. согласно значению йалтартат 'блестеть' агноним вакаш должен означать действие, связанное с отсвечиванием, блеском.

Фонетически и семантически близкая параллель обнаруживается в марийском языке: диал. волгаш 'блестеть, сверкать, сиять' [2], см. также вол-галташ 'светиться, освещаться'; выльгыжаш 'блестеть (о блеске шерсти, перьев, ворса, волос)'; волгыдо 'светлый, ясный'. В свою очередь, чувашскому языку слова, созвучные вакаш, не известны.

Однако установление безусловно марийского происхождения агнонима вакаш требует решения некоторых вопросов.

Во-первых, объяснить отсутствие инлаутного [л] в предполагаемом чувашском эквиваленте. С одной стороны, это может быть ошибкой в фиксации, с другой - звук [л] в чувашских словах обладает свойством выпадать: лит. вал 'он' = чувН. у; килсе кур 'прийти посмотреть' = разг. кисе кур, чувВ. кис кур; кин 'сноха, невестка' = тат., башк. килен.

Во-вторых, вакаш имеет иную акцентологическую характеристику, нежели предполагаемый марийский источник волгаш [волгаш]. Однако наблюдения показывают, что перестановка ударения в чувашско-марийских заимствованиях допустима, ср.: чув. кача [каса] 'горько' < марГ. качы [качы], марЛ. кочо [кочо]; чув. вёлкёш [в'ь'л'г'ьш] 'развеваться' = мар. выльгыжаш [выл'гы'жаш].

В-третьих, не подозрительно ли заимствование слова в инфинитивной форме, тогда как марийские глаголы чувашским языком воспринимались в императиве? Ср.: мар. ньыргыжаш 'стонать' > чув. ньаркаш букв. 'издай стон'; мар. тышкаш 'клеить; лепить что-то; заделывать; готовить (стряпать)' > чув. ташка букв. 'лепи; заделай; приготовь'. Важная контактологическая параллель: русские глаголы заимствуются чувашским языком в неопределенной форме в функции имени существительного, например: рус. венчать > чув. венчет 'венчание'; рус. мешать > чув. мешетле 'мешать'; рус. жарить > чув. шаритле 'жарить', где -ле - аффикс отыменного глаголообразования. В целом же русские глаголы встраиваются в аналитические конструкции чувашской речи без каких-либо изменений: подарить ту 'подарить', звонить ту 'звонить'.

Возможно, одна из причин заимствования марийских глаголов не в инфинитивной, а императивной форме обусловлена целью избежать омонимичных отношений с чувашскими возвратными глаголами на -аш: аташ 'баловаться, шалить', тавлаш 'спорить', тармаш 'возиться, копаться'.

Таким образом, представляется справедливым возведение чувашского вакаш к марийскому волгаш.

Капльа [къ'пл'ъ] в алак капли 'дверной пробой'; пачка капли 'железный обхват на конце пилы' [1. Т. 7. С. 165].

У Н.И. Ашмарина лемма приводится в неожиданной исходной форме: капльа вместо капал 'проух (дудка у топора, заступа, железной лопаты и пр.), куда вставляется черен' [1. Т. 7. С. 161]. (Алак) капли представляет капал в верховой диалектной форме посессива третьего лица единственного числа с

синкопой [ъ], ср. с должной быть металектической формой (алак / пачка) капалё 'проушина (двери / пилы)'. По М.Р. Федотову, слово возводится к марийскому ковыл 'пазник' [6. С. 303] с закономерными межъязыковыми звукопе-реходами.

Чалак [чалък] [1. Т. 15, 134].

По Л.П. Сергееву, то же, что чалак 'резвый, пугливый' [3, 84]. Марийское диалектное чалаклык 'быстрота, резвость' является производным от чувашской или татарской по происхождению основы, отсутствующей в современном марийском языке, ср.: чув. чалак 'резвый, горячий; проворный, подвижный; прыткий, ретивый' [8. С. 577]; тат. чалак 'быстрый; норовистый (о лошади; тж. о людях)' [5. Т. 2. С. 557].

Чувашская и татарская аналогии (*чалаклах, *чалаклык) неизвестны, при этом в чувашском языке имеется глагольная форма чалаклан 'становиться резвым, горячим (о лошади); становиться проворным, подвижным (например, о ребенке)' [8. С. 577].

В словаре чувашских заимствований в марийском языке М.Р. Федотова равно и в словаре марийских заимствований в чувашском языке слово чалак (чалак) отсутствует [6].

Шалантай [шаланда]] [1. Т. 17. С. 102].

Слово паспортизировано д. Березовые Олгаши, входящей в горномарий-ско-чувашскую контактную зону, и уже потому можно допустить, что настоящий агноним обусловлен марийским участием.

Данный агноним имеет прозрачную структуру. Он состоит из корневой части с неизвестным значением шалан и аффикса -тай с номинативным или адъективным значением, нередко совмещающимся в одном слове, ср.: пах-мат 'смелый, безрассудный, отчаянный' - пахматтай 'невежа, грубиян; бестактный, грубый'; чуман 'ленивый (о лошади); нерасторопный, вялый' - чу-мантай 'лентяй; ленивый, нерасторопный'.

Фонетически наиболее близким марийским словом является шалан, марГ. шалан 'вразброс, вразброд, разрозненно' [2], в свою очередь связанное с чувашским заимствованием в марийском языке шаланаш 'развалиться; разбросаться; расходиться' (< чув. салан 'расходиться, разъезжаться, расползаться, разлетаться') [6. С. 220]. В итоге нельзя ли чувашский агноним шалантай семантизировать как разбросанный, разрозненный?

Однако более предпочтительным представляется допущение собственно именного характера слова. Так, той же контактной зоной паспортизируются дохристианское мужское имя Салантай (д. Большие Олгаши Моргаушского района) [1. Т. 11. С. 30] и отыменная фамилия Шаландаев (д. Большое Карач-кино Ядринского района), согласующиеся с традиционным чувашско-марийским звукосоответствием с ~ ш. Фамилия же Саландаев локализуется южной территорией Чувашии и западной частью Ульяновской области - Ше-муршинским и Барышским районами, соответственно.

Исходя из сказанного, логичным было бы вывести марийское имя в форме Шаландай, где -дай - марийский (= чувашский) имяобразовательный формант. Однако в словаре марийских личных имен настоящий оним не обнаруживается, но в нем имеется Саландай [7. С. 389].

Шек [шэ'к']. Qинë шекпех вилён. 'Тотчас умрешь' (перевод наш. - Э.Ф.). Qинë шекпех - 'тотчас', дисессёнех [1. Т. 17. С. 155].

Агноним является обратным заимствованием из марийского языка: чув., тат. шик 'страх, испуг; сомнение' > мар. шек 'сомнение' [6. С. 281]. В ходе

функционирования в марийском языке шек расширило семантику и со значением 'причина, повод, предлог; явление, обстоятельство, служащее основанием чего-либо или обуславливающее появление другого явления' [2] вернулось в чувашский язык.

Шёрё [шь'р'ь]. QäKäp-mäeapcäp пулсан шёрё теддё. 'Если встречают без еды, говорят шёрё' (перевод наш. - Э. Ф.) [1. Т. 17. С. 379].

В словаре приведено явно ошибочное орфографирование: вместо gäKäp-mäeapcäp 'без еды, угощений' уместнее gäKäp mäeapcäp пулсан 'если хлеб оказывается без соли'.

Слово является марийским заимствованием и восходит к шере 'пресный, бессолый; без соли, недосоленый' [2]. См. также у Н.И. Ашмарина: шерё и ширё 'несоленый, без соли (кушанье); безвкусный', локализованные чувашско-горномарийской контактной зоной - д. Большое Карачкино Моргаушского и Малое Карачкино Ядринского районов Чувашской Республики [1. Т. 17. С. 165, 203]. М.Р. Федотовым шерё и ширё отмечены как марийские заимствования, ссылка на вариант шёрё отсутствует [6. С. 319].

Шуслёк ^y'^W] в шуслёк ёдмешкён 'на время' [1. Т. 17. С. 264], букв. на питье шуслёк.

В марийском языке имеется параллель суслык 'черпак для разливания пива'. Не идентичны ли семантически шуслёк и суслык, если принять во внимание значение марийского слова, также представленного шипящими диалектными вариантами süsid^k, susid"ok, susiuk [9. С. 645], и контекста рассматриваемого чувашского агнонима? Шуслёк может являть сингармонический вариант шуслäк, ср.: тупала ~ тупеле 'бичевать', дура ~ дуре 'детеныш'.

Согласно "Tscheremissisches Wörterbuch", марийское суслык татарского происхождения, при этом его исходная форма авторами не приводится [9. С. 645].

Видимо, протоформой марийского суслык выступает татарское диалектное слово сослок, зафиксированное в значении 'жевка для грудных детей, завернутая в тряпку; резиновая соска', где сос- 'черпать' (перен. 'лопать, трескать' [5. С. 248]), -лок (= -лык) [4. С. 578, 209], ср. с лит. соскыч 'черпак, половник'.

Юмах Цумъх] во фраземе юмäх mäвар 'пересол'. Сообщение Н. Романова [1. Т. 4. С. 329].

В марийском языке наблюдается такая диалектная параллель, как юмык, с отчетливо осознаваемым значением 'пересоленый, слишком соленый, с большим количеством соли' [2], выступающая ключом к семантизации чувашского агнонима. При этом случай представляется более чем интересным с функциональной точки зрения: в обоих языках слово имеет ограниченное распространение и не обладает внутренней обусловленностью, а в чувашском употребляется лишь в составе тавтологичной фраземы (не является ли заимствованием из марийского?).

Кроме рассмотренных выше чувашских агнонимов, в семантизации которых прослеживается марийское участие, имеются и другие, возможно также обусловленные марийским языком, например: ламтилё [1. Т. 8. С. 15], леп-тешки [1. Т. 8. С. 79], пäшкан [1. Т. 10. С. 184], сатал [1. Т. 11. С. 81], дул теренё [1. Т. 12. С. 293], mäкmа [1. Т. 14. С. 254], топпуд [1. Т. 14. С. 148], чыклан [1. Т. 15. С. 182], шатяка [1. Т. 17. С. 150], шäлак [1. Т. 17. С. 285].

Изученный материал показывает, что в условиях исчерпанности темы, основанной прежде всего на металектическом материале, маргинальные явления могут стать новым объектом контактологических исследований. И уже прогнозируемо: итоги таких разысканий чаще всего будут завершаться уста-

новлением в чувашском языке новых иноязычных единиц. Так, в нашем случае из восьми рассмотренных агнонимов шесть напрямую обуславливаются марийским участием (вакаш, капльа, шалантай, шек, шёрё, шуслёк), одно слово скорее восходит к татарской основе (чалак) и одна единица в обоих случаях оказывается неизвестной по происхождению (юмах).

Список условных сокращений

башк. - башкирский язык; диал. - диалектное слово; лит. - литературное слово; марГ. -горный диалект марийский язык; мар. - марийский язык; марЛ. - луговой диалект марийского языка; низовой диалект чувашского языка; разг. - разговорное слово; см. - смотрите; ср. - сравните; тат. - татарский язык; тж. - то же; чув. - чувашский язык; чувВ. - верховой диалект чувашского языка; чувН. - низовой диалект чувашского языка.

Литература

1. Ашмарин Н.И. Словарь чувашского языка: репринт. Чебоксары: Руссика, 1994-2000. Вып. I-XVIII.

2. Десятитомный словарь марийского языка [Электронный ресурс]. URL: http://marlamu-ter.com/muter/ru (дата обращения: 31.12.2013).

3. Сергеев Л.П. Диалектологический словарь чувашского языка. Чебоксары: Чувашкниго-издат, 1968. 104 с.

4. Татар теленен зур диалектологик CYЗлеге. Казан: Татарстан китап нэшрияты, 2009. 839 б.

5. Татарча-русча CYЗлек: ике томда. Казан: Мэгариф, 2007.

6. Федотов М.Р. Чувашско-марийские языковые взаимосвязи. Саранск: Изд-во Сарат. унта, 1990. 335 с.

7. Черных С.Я. Словарь марийских личных имен. Йошкар-Ола: Мар. гос. ун-т, 1995. 623 с.

8. Чавашла-вырасла словарь / М.И. Скворцов редакциленё. Мускав: Русский язык, 1985.

712 с.

9. Moisio A., Saarinen S. Tscheremissisches Wörterbuch. Helsinki: Suomalais-ugrilainen seura, kotimaisten kielten tutkimuskeskus, 2008. 924 S.

References

1. Ashmarin N.I. Slovar' chuvashskogo yazyka: reprint [Chuvash language dictionary. Reprint ed.]. Cheboksary, Russika Publ., 1994-2000, vol. 1-17.

2. Desyatitomnyj slovar' mariiskogo yazyka [A ten-Mari language dictionary]. Available at: http://marlamuter.com/muter/ru (Accessed 31 December 2013).

3. Sergeev L.P. Dialektologicheskii slovar' chuvashskogo yazyka [Dialectological Dictionary of the Chuvash language]. Cheboksary, Chuvash Publishing House, 1968, 104 p.

4. Tatar teleneng zur dialektologik syuzlege [Big Dialectological Dictionary of the Tatar language]. Kazan, 2009. 839 p.

5. Tatarcha-ruscha syuzlek: ike tomda [Tatar-Russian Dictionary. 2 vols]. Kazan, Megarif Publ.,

2007.

6. Fedotov M.R. Chuvashsko-mariiskie yazykovye vzaimosvyazi [Chuvash-Mari language relationship]. Saransk, Saratov University Publ., 1990. 335 p.

7. Chernyh S.Ya. Slovar' mariiskich lichnych imen [Mari Dictionary of personal names]. Yoshkar-Ola, Mari University Publ., 1995. 623 p.

8. Chavashla-vyrasla slovar' [Chuvash-Russian Dictionary]. Moscow, Russkij jazyk Publ., 1985. 712 p.

9.Moisio A., Saarinen S. Tscheremissisches Wörterbuch [Cheremis dictionary]. Helsinki, Suomalais-ugrilainen seura, kotimaisten kielten tutkimuskeskus Publ., 2008. 924 p.

ФОМИН ЭДУАРД ВАЛЕНТИНОВИЧ - кандидат филологических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин, Чувашский государственный институт культуры и искусств, Россия, Чебоксары (yeresen@yandex.ru).

FOMIN EDUARD - Candidate of Philological Sciences, Associate Professor, Department of Humanities and Social-Economic Disciplines, Chuvash State Institute of Culture and Arts, Cheboksary, Russia.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.