CC BY
108
УДК 94(571.6)
doi: 10.18097/1994-0866-2015-0-7-161-168
МАНЗЫ И ХУНХУЗЫ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА
(ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX ВЕКА)
© Кружалина Анастасия Алексеевна
кандидат исторических наук, преподаватель кафедры политологии, истории и регионоведения Иркутского государственного университета Россия, 664003, г. Иркутск, ул. Карла Маркса, 1 E-mail: [email protected]
Интерес российского населения к сопредельным государственным образованиям, их политическому строю, социальной организации, культурным традициям является актуальным во все времена. Разумеется, один из ближайших и крупнейших соседей России на Востоке — Китай, не мог долгое время оставаться безынтересным для российской и, в частности, сибирской общественности. В рамках данной статьи было решено изучить и охарактеризовать проблему массового появления китайских мигрантов (манз и хунхузов) в Сибири и на Дальнем Востоке на материалах сибирской прессы. В статье нашли свое отражение проблемы взаимоотношения манз с хунхузами, коренного сибирского населения с китайскими переселенцами, русских «цивилизаторов», чиновников с манзами и хунхузами.
Ключевые слова: Сибирь, история XIX века, китайцы, пресса, манзы, хунхузы, Дальний Восток, Китай.
MANZI AND HUNGHUTZ IN DAILY LIFE OF THE FAR EAST (SECOND HALF of the XIXth CENTURY)
Anastasya A. Kruzhalina
PhD in History, Lecturer, department of political science, history and area studies, Irkutsk State University
1 Karl Marx St., Irkutsk, 664003 Russia
The interest of the Russian population to the neighboring state formations, their political system, social organization, cultural traditions was at all times. Of course, one of the nearest and largest neighbors of Russia in the East was China, it could not long remain without interest for Russia and, in particular, for the Siberian public. In this article, it has been decided to study and characterize the problem of mass emergence of the Chinese migrants (Manzi and Hunghutz) in Siberia and the Far East on the Siberian press materials. The article has reflected the problems of interrelations between Manzi and Hunghutz, the Siberian indigenous population with the Chinese settlers, the Russian «civilization providers», the officials with Manzi and Hunghutz.
Keywords: Siberia, history of the XIXth century, Chinese, press, Manzi, Hunghutz, the Far East, China.
История торговых контактов России и Китая уходит вглубь веков. Уже тогда российское население активно интересовалось загадочным восточным соседом. Интерес в основном удовлетворялся посредством рассказов торгового населения, побывавшего в Поднебесной и пересказывавшего свои эмоции и впечатления в частном порядке. Более широкое и детализированное освещение тема Китая получила лишь с развитием частной прессы в России, особенно в Сибири. Такие газеты, как «Сибирь», «Восточное обозрение», «Владивосток» и «Сибирская газета», стали флагманами сибирской прессы, трансляторами общественного мнения. Очевидно, что многогранная тема Китая не могла не привлечь внимание редакторов и сотрудников сибирской прессы.
Статья посвящена выявлению и описанию наиболее злободневных последствий соседства Дальневосточного региона с Китаем, вылившихся из бесконтрольной миграции манз и хунхузов в пределы Российской империи на основе материалов периодической печати региона второй половины XIX в.
Анализ статей периодической печати позволяет нам сделать вывод, что публикации си-
бирской прессы второй половины XIX в. по данной теме можно условно разделить на два периода. Так, если в период 60-х — начала 80-х гг. XIX в. сибирские издания наибольшее внимание уделяли этнографическим характеристикам китайского народа, описанию картин быта, исторического прошлого Китая, описанию и характеристике торгово-экономических связей Российской империи и Сибири, в частности с Китаем и его населением, то в период со второй половины 80-х гг. до конца XIX в. наблюдается поворот внимания печати непосредственно к внутреннему китайскому вопросу. «Приблизительно с 1885—1886 гг. начинается движение китайцев в наши пределы, преимущественно во Владивосток, — китайцев особого сорта и типа. <...> это не тот китаец, который приходил к нам и садился на землю, — китаец-пахарь, — нет; к нам повалила, в большинстве случаев, та ремесленная и чернорабочая голытьба, которой в самом Китае не было ни дела, ни места» [11]. Именно в обозначенный период на страницах сибирской прессы появляются такие термины, как «желтый вопрос», «желтая угроза», «желтые и белые» и т. п. Причем о нарастающей остроте вопроса и его значимости для сибирской общественности свидетельствует тот факт, что подобные публикации размещались в изданиях на всем пространстве Сибири, от Тобольска до Петропавловска. В данном контексте второй период наиболее интересен для нас, однако для полноты и достоверности описания вопроса попытаемся охарактеризовать публикации обоих периодов.
Тема китайских мигрантов, начиная с 80-х гг. XIX в., стабильно находилась в фокусе сибирской прессы. Последняя подробно и планомерно освещала не только масштабы китайской миграции, но и меры российского правительства в отношении прибывших китайцев. Издания настаивали на том, что необходимо трезво взглянуть на появившуюся проблему и принимать соответствующие меры для того, чтобы использовать миграцию китайцев в благих целях, превращая их всеми силами в полноправных граждан Российской империи, но одновременно с этим не допустить бесконтрольного притока нищих и разбойников из Поднебесной.
Сибирская печать всячески настаивала на формировании позитивного взгляда на китайских переселенцев: «Желательно, чтобы в среде нашего общества установилось более справедливое и гуманное отношение к китайскому населению взамен тем обобщениям, что "китайское население во всех отношениях признается вредным" [3]. Тем более, что их всеуве-личивающееся присутствие в регионе было очевидно. Дополнительный стимул к этому дало строительство железной дороги. «Томский листок» свидетельствует, что «прибывающие во Владивосток на пароходах китайцы из Чжифу быстро разбираются подрядчиками на железную дорогу» [27], а «по всему тракту между Сретенском и Благовещенском движутся артели китайских рабочих на железнодорожные заработки» [8]. На «строительстве Уссурийской железной дороги добрая половина рабочих манзы [китайцы] и корейцы» [15]. Как и в других отраслях, тут они тоже с успехом конкурировали с русскими рабочими, соглашаясь работать за более дешевую плату: «У некоторых подрядчиков на ветке Восточно-Китайской дороги китайцы работали за 12 коп. в день» [24].
Издания изобилуют сообщениями о том, что «всякий, имевший дело с китайцами, скажет, что при справедливом к ним отношении, они являются трудолюбивыми, непритязательными и скромными работниками, с которыми легко ладить, тем более что китайцы являются в русские пределы не с пустыми руками: они приносят за собой земледелие и ремесленные знания, неутомимое трудолюбие и нравственные качества, которые во многом могут служить примером для русского населения» [14], «русский человек не так пунктуален и кропотлив в работе как китаец и не будет отделывать каждую вещь до мелочей» [29], «китаец хотя работает медленнее русского, но, благодаря своей выдержке и нетребовательности, часто имеет перевес над ним» [13]. Все обозначенные суждения, безусловно, соответствовали действительности. Несомненно, многих «примерных» китайских рабочих-мигрантов, по свидетельству сибирских изданий, по большому счету не в чем было и упрекнуть. Однако именно их трудолюбие, смирение, качество выполняемой работы и довольствование скромными вознаграждениями за нее делали русских рабочих неконкурентоспособными. Тем более, что, с одной стороны, «русских рабочих подрядчики несколько побаиваются, опасаясь жалоб и энергичных протестов,
[с китайцами же] каждый наниматель считает возможным поступать по своему «разумению» [7]; а с другой — «экономическая выгода китайской конкуренции по отношению к частному предпринимательству слишком очевидна, а частно-хозяйственные интересы слишком меркантильны и эгоистичны, что идти наперекор общему течению, поступаясь личными выгодами в пользу общей национальной идеи» [15]. Все это вызывало озлобленность, а зачастую и гнев русского населения, который все чаще выражался в форме попыток прямой физической расправы над китайскими мигрантами. А это, по пророческим подозрениям сибирских корреспондентов, «может вызвать возникновение нежелательной племенной вражды», тогда как «со стороны местных властей не заметно сколько-нибудь энергичного вмешательства в эти распри» [28]. Между тем терпению китайцев тоже есть предел. В отличие от остальных сибирских инородцев они имеют «за своею спиною, в своем отечестве, возможность сравнивать; ему близко знакомы иные взгляды на право и иные способы его отстаивания <...> китаец особенно сильно должен чувствовать явную для него справедливость» [21].
Между тем «у нас, в большинстве случаев, особенно низший класс населения, относится с высокомерным презрением или с обидной снисходительностью, не подозревая, что в будущем они создадут массу сложных вопросов» [16]. «Сплошь и рядом [сибирские корреспонденты встречают] возмутительные расправы европейцев с этими хозяевами Азии. Дать на улице дорогу китайцу — позор; не выругать при случае черепахой — как-то нельзя; признать в нем человека — стыдно и т. д., а побить за пустяки палкой — доблесть, и это проделывает каждый мальчишка» [20]. «Достаточно посмотреть газеты Приамурского края, чтобы убедиться в существовании сильного неприязненного чувства, проявляемого русским населением относительно пришельцев из Китая. Хроника Благовещенска, также как Владивостока и других менее значимых пунктов, изобилует драками и насильственными рассправами, в которых вызывающей и обыкновенно побеждающей стороной являются русские, между тем как безответные китайцы очень часто тщетно ищут защиты у тех, на обязанности которых это лежит» [14]. Таким образом, обругать, запустить в китайца камнем, перевернуть корзину с фруктами — «ровно ничего не значит. Этим занимаются не только уличные мальчики, но и дети "благородных" родителей» [10]. Тогда как «нужно очень много для того, чтобы побудить [самих китайцев] к сопротивлению, но тогда они восстают все против несправедливости, и глубоко укорененное чувство солидарности придает им большую силу в борьбе» [14].
И все-таки не следует воспринимать китайских рабочих-мигрантов как исключительно однородную массу, были и среди них желающие периодически «разжиться чужим добром». Нельзя сказать, чтобы все они «были агнцами», но это, по указанию сибирской прессы, не дает русскому населению, а тем более «блюстителям порядка» применять «кулачную расправу с манзами», «более сдержанное отношение к ним было бы справедливее» [32]. Законные санкции кажутся корреспондентам куда более уместными в отношении манз, чем физический произвол и неприкрытое насилие. Тем более, что было немало законных оснований к применению санкции в отношении «манзового произвола». Однако власти, как это зачастую бывает в таких ситуациях, свое восприятие отдельных вопиющих случаев переносили на взаимоотношения с остальными, даже неповинными китайцами-манзами, что корреспонденты также не считали разумным. Так «Владивосток» сообщает, что «идущие в порту на работу манзы, 12 человек, были взяты полицейским для очистки улиц в слободке, анализируя данное событие автор замечает, — Помимо того, что это может служить причиной остановки работ, едва ли справедливо забирать первого встречного чистить улицы. Понравилось бы нам если бы мы, идя по улице в Китае, были взяты и нас заставили бы чистить улицы» [31].
Справедливо заметить, что в отсутствии действенных мер правительства по контролю и регулированию притока китайских мигрантов в границы Российской империи, в Сибирь действительно хлынули не только «смиренные и кроткие» рабочие-китайцы (манзы — так их именовали в сибирском обществе и прессе), но и те из них, которые позволяли себе совмещать законные заработки с разбоем, а также большое количество воров и шарлатанов из Поднебесной (хунхузы): «Ежегодно тысячи корейцев и китайцев, почти умирающих с
голода на родине, переселяются в русские пределы, надеясь найти работу, а в случае если их надежды не оправдаются, занимаются разбоем и грабежами. Нередко приходят известия о всевозможных насилиях, чинимых голодными [манзами и] хунхузами, — этими разбойниками, выходцами из пределов Небесной Империи» [1]: «фальшивые паспорта; курение опиума» [30]; другие «печальные факты варварских поступков со стороны манз, такие как нападения на русских, особенно в захолустных местах, где нет воинской охраны» [18]; «игорные китайские дома, опиокурильни и т. п. заведения, процветающие» [33] в регионе. От многочисленных происшествий подобного характера регион, по мнению автора газеты «Владивосток», могли спасти вполне конкретные меры: «Только строгая паспортная система и ограничение числа въезда в край манз, разрешение им жить исключительно в заселенных русскими местах, с точным определением занятий». Однако проблема заключалась в том, что полностью освободить край от рабочих-китайцев было невозможно, ввиду отсутствия достаточного количества русских рабочих. Необходимо было бы озадачиться массовым заселением края русскими, которые смогли бы реализовать существенный перевес русских над китайцами в большинстве отраслей экономики региона. Поэтому в перспективе на будущее автор поясняет, что «необходимо принять всевозможные меры избавиться от этой желтой расы, которая, хотя и оставляет у нас свой труд, зато причиняет много вреда и, пользуясь отсутствием русской рабочей силы, держит нас в некоторой зависимости» [18, с. 4].
Логично будет пояснить, кого сибирская пресса и общественность вообще относили к категориям «манзы» и «хунхузы». Тем более, что данные пояснения встречаются непосредственно в сибирских газетах исследуемого периода. Манзами в сибирском обществе и прессе было принято называть всех китайских мигрантов, приехавших на временные заработки в Сибирь. Хунхузами же именовали исключительно китайцев-разбойников, воров, убийц, осевших на малонаселенных пограничных территориях региона с целью обеспечить себе существование методом разбоя и грабежей. Причины, побуждавшие китайцев к подобным действиям, были вполне понятны сибирским корреспондентам: «Голодовка в Китае и трудность зарабатывания хлеба вызывали появление множества манз. Самая же главная причина существования на нашей границе хунхузов кроется в том, что из хунхузов многие есть китайские каторжники, которым невозможно оставаться в своем отечестве, а потому они и держатся глухих мест на нашей окраине, где безнаказанно большей частью грабят» [9]. «Голод, нужда, с одной стороны, произвол, полная деморализация — с другой, суровость, поборы и недостатки китайского правосудия, с третьей — те коренные причины, которые порождают это зло на нашей окраине», причем ситуация, по сообщениям сибирских изданий (основанных на 35-летнем опыте), складывалась таким образом, что пока у нас под боком будет пылать этот никогда непотухающий очаг разбойничьей заразы, до тех пор никакие усилия в борьбе с ними не приведут ни к чему» [2].
К концу XIX в. по незнанию и из охватившей сибиряков боязни часть населения под хунхузами стала понимать «всякого подозрительного» в русском смысле человека, начиная с того момента, как он переставал владеть установленным формальным свидетельством на право проживания в крае, иначе говоря, безбилетного манзу, с представлением о котором сразу же связывали такие понятия, как бродяга, вор, грабитель, убийца. По большому счету это было не вполне объективно, так как ситуация складывалась таким образом, что далеко не все приезжавшие на заработки китайцы имели «билет», однако не все из них становились разбойниками-хунхузами. Другие под хунхузами «разумели исключительно только разбойников большой дороги, подонков китайского общества, его преступные отбросы, отверженников, ускользнувших из рук правосудия и с ножом в руках, ведущих борьбу против общества, как дикие звери, которым не осталось никакого другого исхода». Третьи, вообще, усматривали в них «людей, составляющих до некоторой степени политическую ассоциацию, восставшую против русского владычества» [34]. Последнее мнение, безусловно, было весьма преувеличенным. Тем более, что свои разбойные нападения хунхузы преимущественно совершали против своих же соотечественников, а не против русских. Последнее, правда, было вызвано не «любезностью», а «простой боязнью и расчетливостью».
Интересно, что сами китайцы, страдавшие от набегов хунхузов, не спешили заявлять, а тем более выдавать своих обидчиков. Такие случаи, по мнению сибирских корреспондентов, были просто редкостью. Поэтому они воспринимались сибирской прессой как проявление бесстрашия и мужества со стороны мирных китайцев региона. О таком случае, например, сообщает «Восточный вестник»: «Один из китайцев-землекопов, работающих на Безымянной батарее, дал знать полиции, что шайка вооруженных хунхузов вымогает у него деньги под угрозой смерти» [23]; это поспособствовало поимке китайских разбойников полицейскими властями. В основном же «китайцы жаловались на хунхузов, но старательно скрывали их притоны и не содействовали их поимке», в связи с чем автор статьи настаивает, что «решительные меры должны быть приняты, чтобы в наших пределах китайцы не боялись мести хунхузов за их выдачу властям» [17], правда, какие конкретно не указывает.
Таким образом, заметим, что внутрироссийский китайский вопрос в конце XIX в. находился в фокусе сибирской общественности и региональных изданий, а его основная проблематика, обозначенная на II и III Хабаровских съездах, по данному вопросу сводилась к следующему [4]:
1. Китайцы понижают заработную плату в регионе и тем самым сгоняют с рынка русского рабочего.
2. Китайцы практически не потребляют ничего русского, унося весь свой заработок за границу, истощая тем самым количество денег в России.
3. Китайцы хищнически эксплуатируют естественные богатства края, тем самым подрывая его будущее благосостояние.
4. Большинство здешних китайцев отличается низкой нравственностью и представляет скопище бродяг, готовых при первом случае заняться разбоем.
5. Китайцы спаивают и эксплуатируют инородцев.
6. Китайцы никогда не ассимилируются, всюду сохранив свои обычаи и привязанность к родине.
Весьма существенно, что сибирская пресса соглашалась не со всеми обозначенными положениями, внося свои комментарии и пояснения. Довольно обстоятельная статья размещена во «Владивостоке» [5] и посвящена разбору и критике обозначенных пунктов. Прежде всего автор не отрицает того факта, что китайскую миграцию нужно контролировать на правительственном уровне. По его словам, совершенно недопустимо, что «мы не придаем никакого серьезного значения ходячему мнению на счет глобального влияния здесь китайской конкуренции, а также боязни пресловутого «стихийного» наплыва китайцев, <...> против которого должны приниматься решительные меры» [5, с. 4]. В остальном же В. П. отмечает, что «сами русские нисколько не уступают [китайцам]», «против китайцев, спаивающих и эксплуатирующих северных инородцев, стоят такие же точно хищники из коренных русских, получивших даже прозвище "королей" за свое безраздельное господство над обывательскими карманами в глухих медвежьих углах нашей окраины» [5, с. 5]. Что касается перспектив ассимиляции, то, ссылаясь на авторитетное мнение Васильева, автор указывает, что китайцы вполне способны к ассимиляции, нужны только действенные меры.
Итак, сибирская пресса не хотела и не могла отрицать факта всеувеличивающегося притока китайских мигрантов в регион. В связи с этим корреспонденты считали крайне необходимым планирование и реализацию действенных правительственных мер в отношении урегулирования временных миграционных потоков, с одной стороны, с другой — по ассимиляции переселяющихся на постоянное жительство китайцев. Все это требует действенного участия не только местных властей, но и региональной общественности именно потому, что «если считается опасным допустить на окраину евреев, то тем более было бы опасно водворять здесь полноправных китайцев с правом открытой экономической борьбы против русского элемента. Мы не говорим, конечно, об исключительных случаях, но принцип должен быть проведен твердо, и вопрос о русском подданстве китайцев должен быть поставлен в настоящее время в совершенно особых условиях с принятием вообще нашего подданства иностранцами именно
потому, что китаизм у нас страшен своею массою и сплоченностью, против которых борьба обособленных единиц, в конце концов, немыслима» [22].
Приток в регион китайских мигрантов, а именно всеувеличивающиеся его масштабы, заставили сибирскую общественность взглянуть на «Азиатского дракона» и его жителей немного иначе. Просветительский этнографический интерес к Китаю сменяется обсуждением реальных социально-экономических проблем, вызванных присутствием в регионе «желтых» мигрантов. В связи с чем весомым аргументом являлось то, что «в то время как все остальные сибирские инородцы и даже корейцы стояли духовно и материально ниже русского населения Сибири при неравенстве общественно-бытовых и вообще внешних условий, подавляются также и духовною силою русского народа, являясь по отношению к последнему «этнографическим материалом», — китайцы, напротив, во всех своих сношениях с русскими выступали сами как сила, не только не отступающая, но всюду и везде явно идущая вперед». Вместе с тем автор данного комментария отмечает что существенно осложняет ситуацию то, что «китайцы до сих пор еще остаются у нас чем-то «полутерпимым», чем-то средним между «своими» и «иностранцами» без ясных прав и тех, и других; и без установившегося на них прочного административного взгляда» [35].
Многие из указанных на страницах сибирских газет исследуемого периода замечаний не утратили своей актуальности, правдоподобности. Более того, многие заявления сибирских корреспондентов оказались пророческими. В связи с чем ни в коем случае не стоит игнорировать такой массивный комплекс материалов, как региональная периодическая печать и ее видение обозначенных вопросов в контексте формирования современного взгляда на данную проблему. Очевидно, что Китай прочно вошел в сферу интересов не только политической элиты России, но и ее населения в целом, достойным подтверждением чему может служить кропотливая и многовековая работа сибирской периодической печати по конструированию и интерпретации образа Китая и населения Поднебесной на своих страницах.
Литература
1. 5 января 1897 г. // Сибирь. — 1897. — № 3. — С. 1.
2. 7 марта 1897 г. // Сибирь. — № 28. — С. 1.
3. В. Наши отношения с соседями // Владивосток. — 1887. — № 40. — С. 4.
4. В. П. Желтый вопрос в России // Владивосток. — 1889. — № 3. — С. 3-4.
5. В. П. Желтый вопрос в России // Владивосток. — 1889. — № 4. — С. 3-6.
6. Васильев В. Китайцы новые подданные России // Восточное обозрение. — 1884. — № 2. — С. 1-2.
7. Владивосток. — 1896. — № 19. — С. 5.
8. Движение китайцев в Забайкалье // Томский листок. — 1896. — № 117. — С. 2.
9. Действия охотничьих команд против хунхузов на р Уссури в 1896 г. // Приамурские ведомости. — 1896. — № 151. — С. 14.
10. Дети и инородцы // Восточный вестник. — 1899. — № 63. — С. 3.
11. Желтые и белые // Дальний восток. — 1895. — № 41. — С. 2.
12. Из Кульджи // Восточное обозрение. — 1882. — № 29. — С. 7.
13. Иностранцы в Приамурском крае.Китайцы // Приамурские ведомости. —1896. — № 143. — С. 15.
14. Киранский. Китайцы в Приамурском крае // Сибирь. — 1897. — № 115. — С. 2.
15. Китайский вопрос // Дальний восток. — 1892. — № 14. — С. 2.
16. Л. С. Китайцы // Амурская газета. — 1897. — № 16. — С. 550.
17. Местная хроника. Дерзкое нападение хунхузов на городской скотопригонный двор // Владивосток. — 1898. — № 27. — С. 3.
18. Н. Убийства манзами в окрестностях Владивостока // Владивосток. — 1890. — № 47. — С. 3-4.
19. Наши недоразумения с китайцами // Сибирская газета. — 1883. — № 37. — С. 938.
20. Отношение русских и европейцев к китайцам и маньчжурам / / Томский листок. — 1896. — № 222. — С. 2.
21. Панов В. Хунхузы // Дальний восток. — 1898. — № 75. — С. 2.
22. По поводу перехода китайцев в русское подданство // Дальний восток. — 1894. — № 1. — С. 3.
23. Поимка хунхузов // Восточный вестник. — 1898. — № 1. — С. 3.
24. Приморская область. Наплыв китайцев // Сибирская жизнь. — 1898. — № 216. — С. 1.
25. С китайской границы // Восточное обозрение. — 1884. — № 1. — С. 6.
26. Сибирские известия. Благовещенск на Амуре // Сибирская газета. — 1883. — № 34. — С. 870.
27. Спрос на китайцев // Томский листок. — 1896. — № 117. — С. 2.
28. Столкновения русских с иностранцами // Томский листок. —1896. — № 154. — С. 2.
29. Суханов А. К вопросу об увеличении русских рабочих в амурском крае / / Приамурские ведомости. — 1894. — № 6. — С. 9.
30. Хроника // Владивосток. — 1886. — № 15. — С. 4.
31. Хроника // Владивосток. — 1893. — № 9. — С. 5.
32. Хроника // Владивосток. — 1893. — № 27. — С. 3.
33. Хроника // Владивосток. — 1893. — № 28. — С. 4.
34. Хунхузы // Дальний восток. — 1893. — № 75. — С. 1.
35. Хунхузы // Дальний восток. — 1898. — № 75. — С. 2.
References
1. 5 yanvarya 1897g [5 January 1897]. Sibir' Siberia. Sankt-Peterburg. 1897. No. 3. P. 1.
2. 7 marta 1897g [7 March 1897]. Sibir' Siberia. - Sankt-Peterburg. No. 28. P. 1.
3. V. Nashi otnosheniya s sosedyami [Our relations with neighbors] Vladivostok Vladivostok. Vladivostok. 1887. No. 40. P. 4.
4. V. P. Zheltyy vopros v Rossii [Yellow question in Russia]. Vladivostok - Vladivostok. Vladivostok. 1889. No. 3. P. 3-4.
5. V. P. Zheltyy vopros v Rossii [Yellow question in Russia]. Vladivostok — Vladivostok. Vladivostok. 1889. No. 4. P. 3-6.
6. Vasil'ev V. Kitaytsy novye poddannye Rossii [Chinese New Russian nationals] Vostochnoe obozrenie — Eastern Review. 1884. No. 2. P. 1-2.
7. Vladivostok - Vladivostok. Vladivostok. 1896. No 19. P. 5.
8. Dvizhenie kitaytsev v Zabaykal'e [Chinese Movement in Transbaikalia] Tomskiy listok — Tomsk sheet. Tomsk. 1896. No. 117. P. 2.
9. Deystviya okhotnich'ikh komandprotiv khunkhuzov na r Ussuri v 1896g. [Actions against hunting teams hunghutz on the Ussuri River in 1896.] Priamurskie vedomosti — Ppramurskie Gazette. Khabarovsk.
1896. No. 151. P. 14.
10. Deti i inorodtsy [Children and foreigners] Vostochnyy vestnik — Vostochnyy vestnik. Vladivostok. 1899. No. 63. P. 3.
11. Zheltye i belye [Yellow and white] Dal'niy vostok Far East. Vladivostok. 1895. No. 41. P. 2.
12. Iz Kul'dzhi [From Kuldja] Vostochnoe obozrenie — Eastern Review. 1882. No. 29. P. 7.
13. Inostrantsy v Priamurskom krae. Kitaytsy [Foreigners in the Amur region. Chinese] Priamurskie vedomosti Amur list p. Khabarovsk. 1896. No 143. P. 15.
14. Kiranskiy. Kitaytsy v Priamurskom krae [The Chinese in the Amur region] Sibir' Siberia. Sankt-Peterburg.
1897. No 115. P. 2.
15. Kitayskiy vopros [China Question] Dal'niy vostok Far East. Vladivostok. 1892. No 14. P. 2.
16. L. P. Kitaytsy [Chinese] Amurskaya gazeta Amur newspaper. Blagoveshchensk. 1897. No. 16. P. 550.
17. Mestnaya khronika. Derzkoe napadenie khunkhuzov na gorodskoy skotoprigonnyy dvor [Local Chronicle. Hunghutz daring attack on the city stockyar] Vladivostok. Vladivostok. 1898. No. 27. P. 3.
18. N. Ubiystva manzami v okrestnostyakh Vladivostoka [Murder Manzi around Vladivostok] Vladivostok Vladivostok Vladivostok. 1890. No. 47. P. 3-4.
19. Nashi nedorazumeniya s kitaytsami [Our misunderstandings with the Chinese] Sibirskaya gazeta Siberian newspaper. 1883. No. 37. P. 938
20. Otnoshenie russkikh i evropeytsev k kitaytsam i man'chzhuram [The ratio of Russian and Chinese and Europeans to the Manchus] Tomskiy listok Tomsk sheet. Tomsk. 1896. No. 222. P. 2.
21. Panov V. Khunkhuzy [Hunghutz] Dal'niy vostok Far East. Vladivostok. 1898. No. 75. P. 2.
22. Po povodu perekhoda kitaytsev v russkoe poddanstvo [Regarding the transition of Chinese in Russian Far East] Dal'niy vostok Far East citizenship. Vladivostok. 1894. No. 1. P. 3.
23. Poimka khunkhuzov [Capture hunghutz] Vostochnyy vestnik East Gazette. Vladivostok. 1898. No. 1. P. 3.
24. Primorskaya oblast'. Naplyv kitaytsev [Maritime region. The influx of Chinese] Sibirskaya zhizn' Siberian life Tomsk. 1898. No. 216. P. 1.
25. S kitayskoy granitsy [With the Chinese border ] Vostochnoe obozrenie Eastern Review. 1884. No. 1. P. 6.
26. Sibirskie izvestiya. Blagoveshchensk na Amure [Siberian new p. Blagoveshchensk on the Amur] Sibirskaya gazeta - Siberian newspaper. 1883. No. 34. P. 870.
27. Spros na kitaytsev [Demand for Chinese] Tomskiy listok Tomsk sheet. Tomsk, 1896. No. 117. P. 2.
28. Stolknoveniya russkikh s inostrantsami [Collision Russian brides] Tomsk sheet. Tomsk. 1896. No. 154. P. 2.
29. Sukhanov A. K voprosu ob uvelichenii russkikh rabochikh v amurskom krae [On the question of increasing the Russian workers in the Amur region] Priamurskie vedomosti Amur list p. Khabarovsk. 1894. No. 6. P. 9.
30. Khronika [Chronicle] Vladivostok Vladivostok. Vladivostok. 1886. No. 15. P. 4.
31. Khronika [Chronicle] Vladivostok Vladivostok. Vladivostok. 1893. No. 9. P. 5.
32. Khronika [Chronicle] Vladivostok Vladivostok. Vladivostok. 1893. No. 27. P. 3.
33. Khronika [Chronicle] Vladivostok Vladivostok. Vladivostok. 1893. No. 28. P. 4.
34. Khronika [Chronicle] Dal'niy vostok. Vladivostok. 1893. No. 75. P. 1.
35. Khronika [Chronicle] Dal'niy vostok. Vladivostok. 1898. No. 75. P. 2.
