CC BY
82
ОСТАЕТСЯ ЛЮДЯМ
А. ШОЛОХОВ, кандидат исторических наук
Мало он жил, но много сделал
(К 160-летию со дня рождения М. Д. Скобелева)
Под рубрикой «Остается людям » мы систематически публикуем материалы о лицах, оставивших после себя стойкую историческую память.
Отдавая предпочтение деятелям науки и образования, мы пытаемся рассказывать и о других исторических фигурах, оказавших в свое время влияние на развитие общественной мысли в России. Ких числу относится и генералМ. Д. Скобелев.
... Утром 26 июня (8 июля) 1882 года улицы Москвы заполнились беспокойными группами людей. Всех потрясло трагическое известие: при таинственных обстоятельствах в номере гостиницы «Англия» на тридцать девятом году жизни скончался народный герой Михаил Дмитриевич Скобелев, прозванный за пристрастие к белым лошадям и кителям «белым генералом».
На панихиду в церковь Трех Святителей, что у Красных ворот, на другой день съехались высшие воинские чины: у гроба Скобелева стояли известнейшие русские генералы — Радецкий, Ганец-кий, Дохтуров... Заплаканный Черняев положил серебряный венок от туркес-танцев. Сплошною стеною сомкнулись депутации от разных частей армии, полков, которыми командовал Скобелев. Александр III прислал сестре М.Д. Скобелева телеграмму: «Страшно поражен и огорчен внезапной смертью Вашего брата. Потеря для русской армии незаменимая и, конечно, всеми истинно военными людьми сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей».
Чем же заслужил такую популярность Михаил Дмитриевич Скобелев и почему его смерть породила множество слухов? Ответить на эти во-
просы нам помогут факты и только факты.
М.Д. Скобелев являлся не только видным деятелем общественно-политической жизни России 70-80-х годов позапрошлого века, но и жертвой закулисных сил. Его гибель по сей день таит загадку.
Еще об одном хотелось бы сразу предупредить читателя. Те, кто стремится внедрить в самосознание народов национализм, действуя по принципу «разделяй и властвуй», спешат обвинить Скобелева в «имперском мышлении», причислить к панславистам. При этом намеренно забывая, что сам термин «панславизм» возник в начале 40-х годов XIX века в кругах немецкой и венгерской националистической буржуазии, опасавшейся национально-освободительного движения славян, изначально служило жупелом, с помощью которого обывателей запугивали мнимой славянской и русской угрозой. Между прочим, борьбой с «панславизмом» оправдывал свою агрессию Гитлер.
Если уж использовать понятие «панславизм», то, как справедливо отмечал российский историк и публицист Аполлон Кузьмин, нужно вспомнить, что под него подводилось много идейных течений — от радикальных до консер-
вативных. Разновидностью его было и русское славянофильство.
Что касается Михаила Дмитриевича Скобелева, то он мечтал об объединении славян под эгидой России на основе общности крови, веры, языка и культуры, не противопоставляя их другим народам. Отечество виделось ему мощным естественным союзом европейских и азиатских народов, давно живущих на сопредельных территориях, образованным с целью защиты своих исконных интересов.
Несколько слов о генеалогической ветви рода. В XVIII столетии известен был сержант Никита Скобелев (кое-кто считает, что настоящая его фамилия была Кобелев, переделанная затем для благозвучия), происходивший из однодворцев, женатый на ставропольской дворянке Татьяне Михайловне Коревой. Эта супружеская чета имела трех сыновей: Федора, Михаила и Ивана. Как и большинство дворян того времени, все они избрали военную карьеру, тем более что родители к концу своей жизни успели составить довольно крупное состояние, вполне обеспечивавшее будущее сыновей. Федор Скобелев дослужился до чина полковника; Михаил умер, когда был подпоручиком; младший, Иван Никитич, пошел далее своих братьев.
Участник Отечественной войны, бравший Монмартрские высоты под Парижем, выскочивший под Реймсом из ловушки, устроенной самим Наполеоном, старший адъютант фельдмар-
шала М.И. Кутузова, проводивший его к месту последнего упокоения, И.Н. Скобелев на войне проявлял изумительную храбрость и огромное самообладание. Например, когда во время Польского восстания под Минском ему раздробило левую руку, он во время операции, сидя на барабане, продикто-
вал свой знаменитый приказ по полку, в котором писал, что для службы ему и «трех оставшихся пальцев с избытком достаточно» (два на правой руке были оторваны ранее).
Возвратясь из Франции уже в чине генерала, Иван Никитич в 1821 году был назначен генерал-полицеймейстером
1-й армии, затем комендантом Петропавловской крепости. Служака он был исправный, но политического чутья не имел и смотрел на многие вещи, волновавшие русское общество, весьма упрощенно.
В 1830 году Иван Никитич оставил службу, почувствовал призвание к литературе и сделался писателем. Второй его женой была Надежда Дмитриевна Дурова, дочь владимирского предводителя дворянства. У этой супружеской четы из шести сыновей и четырех дочерей выжили только двое — сын Дмитрий и дочь Вера. Остальные умерли еще в детском возрасте.
Дмитрий, получив начальное военное образование в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в 1838 году, семнадцати лет от роду, был зачислен в кавалергардский ее Величества полк, через два года произведен в корнеты, а затем и в поручики. В это время Дмитрий Иванович уже женился на Ольге Николаевне Полтав-цевой; в 1843 году 17 (29) сентября у них родился сын Михаил.
Михаил Дмитриевич рос в суровое время. На Кавказе шла непрерывная война с горцами. Гремело имя Шамиля. Подвиги русских войск под Ахуль-го, Дарго, Салтами были постоянной темой разговоров. Потом началась Крымская война, во время которой его отец служил на Кавказе, где сперва отличился в битвах у деревни Баяндур, а затем — Баш-Кадыкляром и прославил себя геройским подвигом в знаменитом сражении с турками при Курган-Дара. Семья его в это время оставалась в Петербурге. Маленький Миша рос под впечатлением от рассказов о подвигах отца, которого все называли не иначе как героем.
Вскоре мать увезла сына в Париж и здесь отдала его в пансион Дезидерио Жирарде, который всю жизнь старательно «опекал» своего ученика. Вли-
янием Жирарде, а также пребыванием во Франции можно объяснить в значительной степени и увлечение Скобелева французской культурой, сыгравшее в его формировании большую роль.
Несмотря на военные традиции в семье, Скобелевы своего единственного сына стали готовить в университет. Просто в те времена высшее образование было в большом почете — в русском обществе вообще и среди военных кругов в частности.
Скобелев поступил на математический факультет университета, но долго там не задержался. Осенью 1861 года вспыхнули студенческие беспорядки, и университет был закрыт. Причины, почему Скобелев оставил учебу, точно все же не установлены.
Он поступает юнкером в кавалергардский полк.
О жизни молодого Скобелева в ранний период его службы известно сравнительно мало. Известно, что это был очень живой офицер с беспокойным характером, гораздым в гусарских попойках на разные смешные выдумки. Замечались в его поведении запальчивость и заносчивость. Этим объясняются, вероятно, и последующие служебные блуждания по всей России: из Петербурга в Туркестан (Среднюю Азию), оттуда в Павловск, затем на Кавказ, потом в Красноводск, оттуда в Новгород, Пермь, Москву, опять на Кавказ и т. д. Только одну зиму прожил он на Северном Кавказе, командуя батальоном Ставропольского полка, где читал лекции по тактике и военной истории.
В 1866 году Скобелев поступил в Николаевскую военную академию Генерального штаба, а после ее окончания вскоре был назначен на службу в Туркестанский край.
В жизни «белого генерала» Туркестан сыграл совершенно исключитель-
ную роль. После хивинского похода ему довелось сражаться с кокандцами. 19 февраля (3 марта) 1876 года Коканд-ское ханство было навсегда присоединено к России и преобразовано в Ферганскую область, первым генерал-губернатором которой стал М.Д. Скобелев. Еще раз судьба занесла Михаила Дмитриевича в Туркестан уже в апогее военной славы.
Скобелев еще торжествовал победу над воинственными туркменскими племенами, когда в Среднюю Азию дошла весть об убийстве 1 марта 1881 года императора Александра II. Стало известно, что за несколько часов до гибели царь вызвал в Зимний дворец председателя комитета министров П.А. Валуева и возвратил одобренный им проект правительства о привлечении местных деятелей к участию в обсуждении законопроектов. Фактически это был шаг к созданию Российской конституции. Однако бомба, брошенная народовольцем И.И. Гриневицким, изменила ход дальнейших событий.
На престол вступил Александр III, который весьма последовательно боролся за чистоту «веры отцов», незыблемость принципов самодержавия и развитие русской народности.
В манифесте 29 апреля (10 мая) 1881 года он выразил программу внешней и внутренней политики: поддержание порядка и власти, наведение строжайшей справедливости и экономии, возвращение к исконным началам и обеспечение повсюду русских интересов. Не исключено, что все это могло вызвать у Скобелева симпатии к новому царю.
В Петербурге, куда он отправился, его встречали повсюду как народного героя. Чем ближе подъезжал он к центру России, тем торжественнее и многолюднее были встречи. Но прибытие в Москву превзошло все ожидания. На площади перед вокзалом собрались десятки тысяч людей, и сам генерал-гу-
бернатор князь В.А. Долгоруков едва сумел протиснуться в вагон, чтобы сопровождать Михаила Дмитриевича до столицы Российской империи.
Между тем в высших правительственных кругах сформировались две группировки: так называемых консерваторов во главе с бывшим воспитателем Александра III обер-прокурором Священного Синода К.П. Победоносцевым и либералов, которых представлял во властных структурах М.Т. Лорис-Меликов. Симпатии М.Д. Скобелева были явно не на стороне либералов.
В конце апреля 1881 года вместо ушедшего в отставку М.Т. Лорис-Мели-кова министром внутренних дел стал Н.П. Игнатьев. Он начал с очищения государственного аппарата от различных «либеральствующих» элементов. Так как «расстройство администрации и глумление над властью... началось с высших чиновничьих кругов Петербурга и пошло отсюда в провинцию, — рассуждал Игнатьев, — отсюда же надо начать лечение болезни, подтачивающей наши силы и здравый смысл».
Однако новый министр все-таки не был реакционером, как это можно было представить из некоторых его суждений. Относясь резко отрицательно к либералам-западникам, он был известен своими славянофильскими настроениями, размышлял над тем, как преодолеть трагическое расхождение между властью и обществом присущими России мерами. По этому поводу М.Д. Скобелев в письме И.С. Аксакову отмечал: «По моему глубокому убеждению, политик у нас один — граф Николай Павлович Игнатьев».
В мае 1881 года М.Д. Скобелев прибыл в Петербург. Прямо с вокзала Михаил Дмитриевич, как полагалось, поехал в Петропавловскую крепость на могилу императора Александра II -засвидетельствовать погибшему свое почтение.
Новый самодержец Александр III встретил прославленного генерала крайне сухо, даже не поинтересовался действиями экспедиционного корпуса, а наоборот, высказал неудовольствие тем, что Скобелев не сберег жизнь молодого графа Орлова, убитого во время штурма Геок-Тепе, презрительно спросив: «А какова была у Вас, генерал, дисциплина в отряде?»
Холодный прием Скобелева царем получил широкую огласку. «Об этом теперь говорят, — писал императору обер-прокурор Священного Синода К.П. Победоносцев, - и на эту тему поют все недовольные последними переменами».
Оппозиция же видела в лице Скобелева не только человека, недовольного режимом, но и военачальника всероссийской известности, народного героя, человека волевого, готового на самые смелые действия. Личная позиция Скобелева во внутренней политике еще не была ясна, но знали, что он сторонник некоторых мероприятий Лорис-Мели-кова, поддерживал Игнатьева и разделял многие суждения И.С. Аксакова. Все это вызывало беспокойство в окружении императора и порождало множество слухов.
Скобелев считал, что революционное движение в большой мере связано с депрессией, охватившей русское общество после Берлинского конгресса — конференции великих держав, проходившей в июне 1878 года в Берлине под председательством Бисмарка и в значительной степени лишившей Россию плодов ее победы над турками.
Обер-прокурор Священного Синода К.П. Победоносцев настойчиво советовал императору постараться привлечь на свою сторону «белого генерала».
«Я считаю, — писал он Александру III, — этот предмет настолько важным, что рискую навлечь на себя неудовольствие Вашего величества, возвращаясь к
нему. Смею повторить слова, что Вашему величеству необходимо привлечь к себе Скобелева сердечно. Время таково, что требует крайней осторожности в приемах. Бог знает, каких событий мы можем еще быть свидетелями и когда мы дождемся спокойствия и уверенности... Скобелев, опять скажу, стал великой силой и приобрел на массу громадное нравственное влияние, т. е. люди ему верят и за ним следуют. Это ужасно важно, и теперь важнее, чем когда-нибудь.»
Между тем генерал вел себя довольно вызывающе, отзываясь о «хозяине» не совсем лестно.
— Полетит, — смакуя каждый слог, повторял Скобелев, — и скатертью дорога. Я, по крайней мере, ничего против этого лично иметь не буду.
— Полететь полетит, — сказал его приятель и собеседник генерал Дохту-ров, — но радоваться этому едва ли приходится. Что мы с тобой полетим с ним, еще полбеды, а того смотри, и Россия полетит.
— Вздор, — прервал его Скобелев, — династии меняются или исчезают, а нации бессмертны.
Этот разговор, записанный присутствовавшим при разговоре Врангелем, происходил вскоре по возвращении Скобелева из заграничного отпуска, в который он отправился после аудиенции у императора.
В Париже Скобелев виделся с графом Лорис-Меликовым, премьер-министром Франции Л. Гамбеттой, с которым установились тесные отношения. В их разговорах мысли вновь возвращались к России. В те дни Михаил Дмитриевич стоял на распутье: «Возвращаться ли ему в корпус и продолжать командовать или ехать обратно за границу, испросив продолжение отпуска до 11 месяцев? Тогда, само собою разумеется, с отчислением от должности».
По обыкновению он попросил свое-
го родственника, графа Адлерберга, разузнать настроения при дворе в этом плане. В письме к нему он высказал мысли, характерные для многих вдумчивых россиян: «Крайне хуже для тех, которые того не сознают... Мы живем в такое время, что люди склонны к крайностям. Если не с нравственной, то с психической точки зрения это вполне объяснимо».
Скобелев ищет исторических аналогов. «За последнее время я увлекался изучением, частью по документам истории, реакции в двадцатых годах нашего столетия, — пишет он далее. — Как страшно обидно, что человечество часто вращается лишь в белкином колесе. Что только не изобретал Меттер-них, чтобы бесповоротно продвинуть Германию и Италию за грань неизгладимых впечатлений, порожденных французской революцией. Тридцать лет подобного управления привели в Италии — к полному торжеству тайных революционных обществ, в Германии — к мятежу 1848 года, к финансовому банкротству и, что всего важнее, к умалению в обществе нравственных и умственных начал, создав бессильное, полусонное поколение. В наш век, более чем прежде, обстоятельства, а не принципы управляют политикой».
К рассуждениям Скобелева можно добавить и его наблюдения за историей России, где уже почти пять столетий развитие шло по спирали: сначала политические реформы, перестройка, потом отступление, отторжение всего пришедшего в противоречие с российскими реалиями. В этом его взгляды сближались с аксаковскими.
Скобелев имел собственную программу перестройки всех сторон жизни в России. Над этой программой он много и давно работал, оттачивая ее в мельчайших деталях.
Он считал, что только подъем национального сознания и православия может укрепить русское государство и
дать ему новые силы. «История нас учит, — подчеркивал генерал, — что самосознанием, проявлением народной инициативы, поклонением народному прошлому, народной славе, в особенности же усиленным уважением, воскрешением в массе народа веры отцов во всей ее чистоте и неприкосновенности можно воспламенить угасшее народное чувство, вновь создать силу в распадающемся государстве».
Прислушивался Михаил Дмитриевич и к голосу М.Н. Каткова, активно призывавшего со страниц своей газеты «Московские ведомости»: «Будем прежде всего русскими, верными духу нашего отечества, и откажемся от воздухоплавательных опытов в правительственном деле».
Разумеется, Скобелев отвергал крайности славянофильской концепции — в частности критику петровских реформ.
О генерале Скобелеве менее всего можно говорить как о честолюбце и доктринере. Широкие европейские взгляды и здравый смысл спасали его от политической узости некоторых его сторонников.
Все же Скобелев надеялся, что «новое царствование откроет эру национальной политики и что правительство не будет больше продавать Германии интересы России», хотя при дворе держались германофильские настроения. Скобелев рассказывал А.Ф. Аксаковой, что, несмотря на русские шаровары, кафтан и меховую шапку, в которые был одет великий князь Михаил, его жена грозилась выйти из-за стола из-за предложения генерала заменить немецкую кокарду русской эмблемой.
9 (21) января 1882 года перед банкетом в годовщину взятия туркменской крепости Геок-Тепе (Денгиль-Тепе) Михаил Дмитриевич в беседе с И.С. Аксаковым сказал, что «12-го в Петербурге состоится банкет, где намерен
произнести речь и воззвать к патриотическому чувству России в пользу славян, против которых вооружаются в настоящее время мадьяры».
Действительно, 12 (24) января 1882 года на банкете в ресторане Бореля в Петербурге, устроенном в честь первой годовщины со дня штурма Геок-Тепе, М.Д. Скобелев взял слово. В частности, он сказал:
«Великие патриотические обязанности наше железное время налагает на нынешнее поколение. Скажу, кстати, господа: тем больнее видеть в среде нашей молодежи так много болезненных утопистов, забывающих, что в такое время, как наше, первенствующий долг каждого жертвовать всем, в том числе и своим духовным я, на развитие сил отечества.
Я не договариваю, господа. Сердце болезненно щемит. Но великим утешением для нас — вера и сила исторического призвания России.
Провозглашаю, господа, от полноты сердца тост за здоровье государя императора!»
Речь вызвала широкую огласку, и правительство Австро-Венгрии высказало свое неудовольствие, расценивая слова Скобелева как вмешательство во внутренние дела империи. Александр III также неодобрительно отнесся к высказываниям «белого генерала».
Скобелев снова приехал в Париж во второй половине января 1882 года, в дни падения министерства Гамбетты. А в начале февраля произошла его восторженная встреча с жившими в Париже сербскими студентами, которые преподнесли ему благодарственный адрес. Обращаясь к ним с ответной речью, «белый генерал», в частности, заявил: «Мне незачем говорить вам, друзья мои, как я взволнован, как я глубоко тронут вашим горячим приветствием. Клянусь вам, я подлинно счастлив, находясь среди юных представителей
сербского народа, который первый развернул на славянском востоке знамя славянской вольности. Я должен откровенно высказаться перед вами — я это сделаю».
«Я вам скажу, я открою вам, почему Россия не всегда на высоте своих патриотических обязанностей вообще и своей славянской миссии в частности. Это происходит потому, что как во внутренних, так и внешних своих делах она в зависимости от иностранного влияния - у себя дома мы не у себя. Да! Чужестранец проник всюду! Во всём его рука!»
Кстати, в одной из записок позднее М.Д. Скобелев отмечал: «Сербская молодежь говорила, что у них в данную минуту народ — одно, а правительство и часть интеллигенции — совсем другое, антинациональное. Нам, русским, подобное положение особенно понятно».
Речь к сербским студентам вызвала отклик во всей Европе, быстро докатившийся до берегов Невы.
Политические друзья Скобелева в России, совершенно определенно замешанные в этой истории, Игнатьев и Аксаков, искренне или притворно поспешили отказаться от своего участия в предпринятых генералом демаршах. Каждый из них счел за благо обратиться с письмом к всесильному обер-прокурору Святейшего Синода Победоносцеву с заверениями о своем неучастии в происшедших во Франции событиях и отрицательном к ним отношении.
Возвращаясь из Франции через Варшаву в Петербург по высочайшему вызову, после своей беседы с сербскими студентами Скобелев дал интервью польским журналистам. «Я желаю, — сказал он, — чтобы поляки были вместе с нами, как и все славяне. Правда, здесь находится русский гарнизон. Но если бы его убрали, то вы бы имели вместо него гарнизон германский».
Путь Скобелева из Парижа лежал не
через враждебный Берлин, но и не через Швецию, как советовал князь Орлов, а через Вену и Варшаву. Можно только догадываться, с каким чувством возвращался Скобелев в Россию. Судя по его словам, здесь была некоторая аналогия с подобным вызовом его из Ферганы в 1877 году, о чем он упомянул в письме к И.С. Аксакову.
Мрачные мысли и готовность «надеть фрак» владели Скобелевым на пути в Россию. Однако после переезда границы настроение у него несколько поднялось. Причина — горячие овации и заверения в поддержке многочисленных друзей (не без некоторого кликушества со стороны его усердных почитателей), не говоря уже о военной среде, близкой «белому генералу» по своим воинственным настроениям.
Надо сказать, высшее руководство России было поставлено Скобелевым в довольно затруднительное положение. Даже несмотря на желание некоторых министров, об отставке генерала не могло быть и речи — на такой вызов русской общественности и русской армии нельзя было решиться. Кроме того, они понимали, что военный и административный авторитет Скобелева так высок, что его отставка в гораздо большей степени подорвала бы устои армии, чем политические выходки генерала.
Военный министр генерал Ваннов-ский встретил М.Д. Скобелева выговором, но последний, как высокопревосходительный (Ванновский только превосходительный), принял наказание довольно фамильярно, сказав, «что он сам сожалеет».
Благополучно прошла и встреча с Александром III 7 (19) марта, во время которой Скобелеву каким-то образом удалось отвести от себя императорский гнев.
Внешние успехи в Петербурге не сняли у Скобелева внутреннего напряжения. Он понимал, что идет по ниточ-
ке, которая в любую минуту может порваться. Его не покидали дурные предчувствия.
В мае 1882 года Скобелев последний раз побывал в Париже. Вернувшись из Франции, он начал лихорадочно к чему-то готовиться. Посетившему его князю Д. Д. Оболенскому «белый генерал» заявил, что собирается ехать в Болгарию, где вскоре начнется настоящая война. «Но надо взять с собой много денег, — добавил он, - и я все процентные бумаги свои реализую, все продам. У меня на всякий случай будет миллион денег с собой. Это очень важно — не быть связанным деньгами, а иметь их свободными. И это у меня будет: я все процентные бумаги обращу в деньги.»
Возможно, что разговоры о Болгарии были лишь маскировкой. Деньги же нужны были не для войны, а для какой-то политической комбинации, о которой остается только гадать.
Получив месячный отпуск 22 июня (4 июля) 1882 года, М.Д. Скобелев выехал из Минска, где стоял штаб 4-го корпуса, которым он командовал, в Москву. Его сопровождали несколько штабных офицеров и командир одного из полков барон Розен. По обыкновению, Михаил Дмитриевич остановился в гостинице «Дюссо», намереваясь 25 июня (7 июля) выехать в родовое имение Спасское, чтобы пробыть там «до больших маневров».
По приезде в Москву Скобелев встретился с князем Д.Д. Оболенским, по словам которого, генерал был не в духе, не отвечал на вопросы, а если и отвечал, то как-то отрывисто. По всему видно было, что он чем-то встревожен.
24 июня (6 июля) 1882 года Скобелев пришел к И. С. Аксакову, принеся связку каких-то документов, и попросил сохранить их, сказав: «Боюсь, что у меня их украдут. С некоторых пор я стал подозрительным». Действительно, трево-
га Михаила Дмитриевича была более чем обоснованной: недавно в Болгарии при загадочных обстоятельствах погибла его мать, зачем-то поехавшая туда с очень крупной суммой денег.
На другой день состоялся обед, устроенный бароном Розеном в честь получения очередной награды. За столом находилось шесть-семь человек. В том числе, кроме Скобелева и Розена, адъютант генерала Эрдели, военный доктор Бернадский, личный врач Михаила Дмитриевича, бывший адъютант полковник Баранок.
Скобелева во время обеда не покидало мрачное настроение.
«А помнишь, Алексей Никитич, — обратился он к Баранку, — как на похоронах в Геок-Тепе поп сказал — слава человеческая аки дым преходящий. подгулял поп, а. хорошо сказал».
После обеда вечером М. Д. Скобелев отправился в гостиницу «Англия», которая находилась на углу Столешни-кова переулка и Петровки. Здесь жила Шарлотта Альтенроз (по другим сведениям, ее звали Элеонора, Ванда, Роза), приехавшая вроде бы из Австро-Венгрии и говорившая по-немецки. Поздно ночью она прибежала к дворнику и сказала, что у нее в номере скоропостижно умер офицер.
Покойника узнали сразу. Прибывшая полиция ликвидировала панику среди жильцов, переправив тело Скобелева в гостиницу «Дюссо», в которой он остановился.
Вскрытие производил прозектор Московского университета профессор Нейдинг. В протоколе было сказано: «Скончался от паралича сердца и легких, воспалением которых он страдал еще так недавно».
Между тем никогда раньше Скобелев не жаловался на сердце, хотя его врач О.Ф. Гейфельдер во время Туркестанского похода и находил у генерала признаки сердечной недостаточности.
Вокруг трагедии в московской гостинице, как снежный ком, нарастал клубок легенд и слухов. Высказывались самые различные, даже взаимоисключающие предположения, но все они были едины в одном: смерть М.Д. Скобелева связана с таинственными обстоятельствами.
Передавая широко муссируемый в России слух о самоубийстве, одна из европейских газет писала, что «генерал совершил этот акт отчаяния, чтобы избежать угрожавшего ему бесчестия вследствие разоблачений, удостоверяющих его в деятельности нигилистов».
Однако многие современники склонялись к версии, что «Скобелев был убит, что «белый генерал» пал жертвой германской ненависти». Присутствие при его смерти «немки» придавало эти слухам, казалось, большую достоверность.
Военный корреспондент и писатель В.И. Немирович-Данченко, брат известного театрального деятеля, в заграничных публикациях (он эмигрировал после Октябрьской революции. — А. Ш.) утверждал, что Скобелева убили агенты «священной дружины» по приговору, подписанному одним из великих князей и графом Б. Шуваловым, личным другом императора и влиятельным руководителем этой организации.
«Священная дружина», созданная для охраны царя и его близких, совмещала в себе черты Третьего отделения, масонских лож и подпольных организаций. Состав центрального комитета данной организации до сих пор полностью неизвестен. Вероятно, в него входили и сам император, и великий князь Владимир Александрович, бывший начальник Петербургского военного округа.
Со «священной дружиной» у М.Д. Скобелева сложились весьма натянутые отношения. В свое время он отказался вступить в ее ряды, не скрывая отрицательного, даже презрительного отношения к этой организации.
И все-таки многие люди, входившие в окружение «белого генерала», скептически относились к возможному участию деятелей «священной дружины» в его гибели.
Конечно, определенные силы при дворе считали М.Д. Скобелева слишком русским, за глаза презрительно называли внуком мужика. Барон Гин-цбург как-то проговорился: «Я боюсь за Скобелева. По-моему, он кончен». Но, обвиняя в смерти М.Д. Скобелева «священную дружину, даже В.И. Немирович-Данченко оговаривался, что ее руководители были только орудиями чьей-то могучей воли. «Не лица, не народа — а чего стихийного, мистического, угадываемого в истории человечества, но еще никем не угаданного.»
На что намекал писатель — остается только догадываться. Однако нельзя забывать, что он был масоном и мог намеренно, как говорится, наводить тень на плетень. Ведь масоны стремились расшатать устои самодержавия.
Радикалы в их рядах в то время набирали силу, например, их перестал уже устраивать премьер-министр Франции Леон Гамбетта, погибший, как было объявлено, «при чистке охотничьего ружья». Кстати, близкие отношения этого политического деятеля со Скобелевым тоже наводят на определенные размышления.
Вокруг гостиницы «Дюссо» 26 июня (8 июля) 1882 года образовалась громадная толпа — почти народное море. А внутри, в помещении, где стоял гроб с телом Скобелева, собрались его родные и близкие.
Похоронить М.Д. Скобелева было решено в родовом имении Спасское (в советское время село Заборово), что на рязанской земле.
К месту последнего упокоения гроб с телом Михаила Дмитриевича сопровождала воинская команда, руководи-
мая генералом Дохтуровым. Траурный поезд из 15 вагонов с сопровождавшими прибыл 29 июня (11 июля) на станцию Ранненбург, где его встретили крестьяне села Спасское. Они разобрали венки, и печальное шествие пошло степной дорогой среди зеленых полей. Проходили селами, где крестьяне служили литургии даже под дождем. Помещики из соседних усадеб выезжали навстречу.
Народного героя оплакивали не только в России, по нему скорбели и в других странах. Скобелев, по почти единодушному мнению газет, поместивших некролог, верил в величие, в лучшее будущее своего Отечества, и для русских патриотов это была невосполнимая утрата в критический период истории.
Вместе со всей мыслящей Россией «белый генерал» мучительно искал выход из того тупика, в который зашло русское общество на переломе двух царствований. Он искал естественный для огромной евразийской страны путь развития, отчетливо понимая, что увлечение чужими путями и чужими идеями — не что иное, как предательство своего народа и средство его закабаления чужеземцами.
Опыт XX века показал, насколько сложнее оказалась на практике задача создания процветающего общества, чем думалось Михаилу Дмитриевичу Скобелеву. Но не стоит отказываться от великих целей только потому, что они труднодостижимы. Необходимо постепенно продвигаться вперед, к более совершенному обществу, сочетающему национальные и интернациональные интересы, российские ценности и достижения Запада.
Интересные мысли были высказаны после смерти М.Д. Скобелева в «Отечественных записках», издаваемых М. Е. Салтыковым-Щедриным. Так, писалось, что «белый генерал» как по-
литик выступал «не сам собою, а как будто кто-то толкал его сзади: фатум, обстоятельства или чья-то невидимая рука, смотревшая на него, может быть, просто как на прекрасное историческое мясо, могущее послужить для временного воплощения народного духа и национальной идеи». И в этой связи нелишне напомнить о судьбе другого генерала — Александра Лебедя, погибшего на взлете своей карьеры уже в наши дни.
Многие современники справедливо видели в М.Д. Скобелеве народного героя, способного повлиять на судьбу России. Память о Михаиле Дмитриевиче была увековечена в литературных произведениях. На собранные по подписке деньги в 1912 году, в тридцатую годовщину со дня его кончины, в Москве на Тверской площади, переименованной в Скобелевскую (затем Советскую), по проекту военного художника подполковника П.А. Соманова была воздвигнута великолепная конная статуя генерала. Справа и слева ее обрамляли скульптурные группы, изображавшие эпизоды боев в Средней Азии и на Балканах. В нишах пьедестала находились одиннадцать бронзовых барельефов, на которых были отражены наиболее известные скобелевские победы. К сожалению, после Октябрьской революции не в меру ретивые «слуги народа» в числе других памятников старой России снесли и этот. А на месте памятника легендарному генералу и из его частей был отлит и установлен обелиск свободы, который тоже был уничтожен в 30-е годы. Это лишний раз доказывает: не может быть подлинной свободы на месте попранной справедливости. В 1954 году на площади была установлена скульптура Юрия Долгорукого, основателя Москвы.
Сегодня, когда столько разговоров
о бережном отношении к истории, пора бы подумать о восстановлении, возможно, в другом, но достойном месте, памятника М.Д. Скобелеву, признанному народным героем.
Отрадно отметить, что работа по восстановлению памяти М.Д. Скобелева уже началась. В его бывшем родовом имении на рязанской земле реставрируют усыпальницу, создают музей «белого генерала». Но работе этой надо придать новый импульс с тем, чтобы светлый облик талантливого русского полководца и мыслителя продолжал вдохновлять новые поколения российских граждан.
Литература
1. Воспоминания художника В.В. Верещаги-
на. Михаил Дмитриевич Скобелев в 1870-1882. - СПб., 1889.
2. Гусаров В.И. М.Д. Скобелев. Легендарная
слава и несбывшиеся надежды. - М., 2003.
3. Евдокимов Л.В. «Белый генерал» в народных сказаниях. - Пг., 1915.
4. Кошкаров Д.Д. Взгляд на политику, военное дело и военных М.Д. Скобелева. -СПб., 1893.
5. Кнорринг Н.Н. Генерал Михаил Дмитриевич Скобелев: исторический этюд. Ч. 1-2. - Париж, 1939-1940.
6. Костин Б.А. Скобелев. - М., 2000.
7. Куропаткин А.Н. Действия отрядов Скобелева в русско-турецкую войну 1877-1878 годов: Ловча и Плевна. -СПб., 1885.
8. Масальский В.Н. Скобелев. - М., 1998.
9. Немирович-Данченко В.И. Белый витязь:
Черты из жизни народного героя. - М., 1912.
10. Приказы генерала М.Д. Скобелева (1876-1882). - СПб., 1913.
11. Шолохов А.Б. Генерал Михаил Скобелев: исторический портрет. - М., 2002.
12. Чанцев И.А. Скобелев как полководец. 1880-1881: исторический очерк. - СПб., 1883.
