«Малая проза» в художественной системе Ф. М. Достоевского Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 821.161.1

«МАЛАЯ ПРОЗА» В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

© Марина Владимировна Куликова

Московский городской педагогический университет, г. Москва, Россия, аспирант кафедры русской литературы и фольклора; Центр образования № 1452 «Богородский», учитель русского языка и литературы, e-mail: marina-kulikova-@mail.ru

При исследовании «малой прозы» в художественной системе Ф.М. Достоевского помимо хорошо изученных рассказов центром внимания в статье становятся вкрапления миниатюр в поэтику крупных произведений. Обосновывается правомерность причисления к малой прозе Достоевского черновых набросков, планов и фрагментов его романов.

Ключевые слова: «малая проза»; прозаическая миниатюра; рассказ; жанр; фрагмент рассказа.

Малая проза Ф.М. Достоевского уже давно стала объектом специального изучения. Известны исследования «Господина Прохарчина» А.Л. Бема («Проблема вины в художественном творчестве Достоевского»), В.С. Нечаевой («К истории рассказа Достоевского «Господин Прохарчин»), «Сна

смешного человека» Л.П. Гроссмана («Достоевский»), М.М.Бахтина («Проблемы творчества Достоевского»), В. А. Туниманова («Сатира и утопия»). Не обошли своим вниманием рассказы Достоевского и такие исследователи, как: А.В. Чичерин («У истоков одного могучего стиля»), Г.М. Фридлендер («Поэтика русского реализма»), В.Д. Кома-рович («Достоевский. Современные проблемы историко-литературного изучения») и др. Однако до сегодняшнего дня далеко не все вопросы и проблемы разрешены в этой сфере поэтики Ф.М. Достоевского. На наш взгляд, многое прояснится тогда, когда мы к малой прозе Достоевского будем относить не только его рассказы, но и вкрапления миниатюр в поэтику крупных произведений. Но еще больше здесь все прояснится тогда, когда мы в состав малой прозы введем те планы, этюды и наброски, которые содержат в себе жанровое ядро миниатюры.

Д.С. Лихачев в статье «Небрежение словом у Достоевского» утверждал: «Стиль Достоевского - это стиль, в котором ясно проступает стремление к стимулирующей мысль читателя незаконченности. Это стиль, рассчитанный на то, чтобы провоцировать у читателя свои выводы, заключения и размышления...» [1]. Именно эта стилевая черта прозы Достоевского позволяет относить к малой прозе писателя не только его рассказы,

как отдельные, так и включенные в состав «Дневника писателя», и романы, но и прозаические миниатюры. Под последними подразумеваются и разнообразные черновые наброски. Безусловно, не все замыслы можно отнести к миниатюрам, лишь те, в которых читается основная идея Достоевского, которые содержат художественные особенности жанра миниатюры.

В своей классификации мы начнем с традиционно относимого к малой прозе жанра рассказа. Всего в обращении писателя к «малой» форме можно выделить несколько периодов. В 1840-1860-е гг. Достоевский создает «Господина Прохарчина», «Ползун-кова», «Честного вора», «Ёлку и свадьбу», «Скверный анекдот». Здесь и тема чиновничества всех рангов, и тема семейных отношений: «Чужая жена и муж под кроватью», «Вечный муж», «Маленький герой». При внешней поверхностности этих произведений они уже затрагивают глубинные пласты того, что по-настоящему волновало Достоевского. В 1870-е гг., как отмечают исследователи, нет самостоятельных произведений, они все включены в романы или в «Дневник писателя». Абсолютная неотделимость этих шедевров «малой» прозы от контекста, в который они помещены, очевидна. В «Дневнике», где Достоевский максимально открыт, откровенен, он помещает произведения, написанные от первого лица. И тут заметна тенденция от большей отстраненности (только формальной, внутренней никогда) к большей присвоенности.

По мысли В.Н. Захарова, «фабула в рассказе часто не имеет самостоятельного значения, не разрабатывается рассказчиком, для

которого хронологическое развитие события имеет нередко меньшее значение, чем «эхо» сказанного слова» [2]. Однако то, о чем пишет Достоевский, ничуть не менее важно, чем то, как он это пишет. Даже если в рассказах Достоевского используется прием сна или воспоминания, то все равно это как бы вертикальное движение героя. Например, во всех рассказах, включенных в «Дневник писателя», важен духовный путь героя. Этот духовный путь конкретно воплощается в рассказе «Мальчик у Христа на елке» в путь от земной жизни к небесной, возникает противопоставление земного «ада» с небесным «раем». Земное и небесное противоположны пространственно: «сырой и холодный подвал» [3] и «Христова елка», где «все блестит, все сияет и кругом все куколки.» [3, 16].

Далее В.Н. Захаров утверждает, что Достоевский традиционен в том, что «в отличие от других жанров рассказ сосредоточен именно на таком «локальном» изображении действительности.» [2]. На наш взгляд, Достоевский всегда осмысливает действительность целиком, для него частный «случай» - всего лишь возможность показать бытие в целом. Уже в рассказах писателя мы можем наблюдать т. н. «три круга Достоевского», о которых написал Ю.Г. Кудрявцев: «Связующим звеном всех кругов (событийное, временное, вечное. - М. К.) является человек. В первом круге отражается внешнее в человеке, его быт. Второй круг представляет собой как бы отрицание первого. Человек отрицается социальной общностью. От быта к социальности. Рассматриваются условия, оказывающие влияние на человека. Третий круг - своего рода отрицание отрицания. Снова возврат к человеку. Но не к его внешнему, не к его быту, а к его внутреннему, к его сути, к смыслу его существования. Событийное отрицается временным, а оно, в свою очередь, вечным. Текущее отрицается социальным, социальное - философским. И в результате быт, повседневность смыкаются с вечностью, событийное с философским, конкретика с абстрактикой» [4]. Например, в рассказе «Мальчик у Христа на елке» есть описание внешности и быта героя («событийное»): «был в подвале мальчик, но еще очень маленький, лет шести или даже менее.» [3]. Есть социальный анализ проблемы: «мимо прошел блюститель порядка и

отвернулся, чтоб не заметить мальчика.» [3, с. 15]. И есть вневременной пласт («вечное»), связанный с образом Христа. Достоевский всегда случай приводит к закономерности. «Слова о «снящихся» и «мерещящихся» детях подготавливают перевод темы о «русских теперешних детях» из реального, бытового в обобщенный условно-фантастический план «святочного» рассказа» [5].

Безусловно, «Дневник писателя» представляет собой смешение разнообразных жанров, что позволило некоторым исследователям, например Т.В. Захаровой, определить его как «художественно-публицистический»: «свободный синтез текущих фактов действительности с литературными впечатлениями, публицистических размышлений с художественными эпизодами, картинками, рассказами.» [6].

В предисловии к 10 тому собрания сочинений Достоевского в 10 томах Г. Жожика-швили пишет, что границы жанров и внутри самого «Дневника писателя» так же «размыты»: «В последний период творчества Достоевский действительно достигает поразительной силы в искусстве малых повествовательных жанров, которые он и разрабатывает в этом издании. Он создает новые виды философской и психологической повести («Кроткая» и «Сон смешного человека»), фантастического рассказа («Бобок»), художественных очерков современного Петербурга («Столетняя», «Мальчик у Христа на елке»), художественных мемуаров с большими обобщениями и глубокими выводами («Мужик Марей»)» [7].

К прозаическим миниатюрам (художественной литературе) также можно отнести некоторые фрагменты из «Дневника писателя», такие как: рассказы о стрельбе в причастие, зверствах турок в Болгарии, подвиге Фомы Данилова и т. п. Конечно, термин «миниатюра» условен, он был зафиксирован в «Краткой литературной энциклопедии», вышедшей в 1970 г. («в литературе термин «миниатюра» применяют для обозначения ряда жанров - стихотворения в прозе, эссе, новеллы, - основываясь лишь на общем для всех малом размере» [8]). «Жанровый объем рассказа-миниатюры не превышает одну страницу, часто произведение состоит из одного абзаца, одной / нескольких фраз. Однако это не осколок, а художественное целое,

организованное композиционно-повествовательным единством авторской идеи и включающего различного рода описания (пейзажные, предметные, портретные) и разнообразие субъектно-речевых форм сознания. Сю-жетика рассказа-миниатюры однонаправле-на, она призвана воссоздать один, как правило, эпизод. Однако сюжет может быть основан на целом ряде коллизий и в художественном воплощении представлен как многоконфликтный» [9].

Именно это мы можем наблюдать в «прозаической миниатюре», посвященной подвигу Фомы Данилова из III главы «Дневника писателя» за январь 1877 г. К «прозаической миниатюре» можно отнести фрагмент, начинающийся словами: «Фома Данилов с виду, может, был одним из самых обыкновенных и неприметных экземпляров народа русского.» [3, т. 25, с. 14] и заканчивающийся словами: «Нет, господа, вряд ли мы так поступили бы.» [3, т. 25, с. 15]. То есть Достоевский берет публицистическое основание - реальную историю и наделяет ее художественными чертами, делает из «случая» художественное произведение. Писатель «достраивает» биографию героя («Может быть, в свое время не прочь был погулять, выпить, может быть, даже не очень молился, хотя, конечно, Бога всегда помнил.» [3, т. 25, с. 15]). Здесь присутствует и прямое обращение к читателям («Знаете, господа, ведь из нас никто бы этого не сделал.» [3, т. 25, с. 15]), и прямая речь героя («Где бы я ни был, против совести моей не поступлю и мучения не приму.» [3, т. 25, с. 15]). Эпизод, действительно, воссоздается один, но является поводом для рассуждений писателя, не просто военный эпизод, а уже художественно преображенный, пропущенный через писательское сознание.

Третья разновидность малой прозы - это рассказы, вошедшие в романы Достоевского.

В.Н. Захаров указывает на рассказ матери Оли и рассказ Макара Долгорукова о купце Скотобойникове в «Подростке», рассказ «Акулькин муж» в «Записках из Мертвого дома». Остальные, по мнению исследователя, «это рассказы, существующие лишь в жанровой структуре конкретных произведений» [2, с. 54]. Мы возьмемся отнести такие фрагменты текста, как притча о луковке из III главы третьей части книги седьмой

«Братьев Карамазовых», к жанру «прозаической миниатюры». Она имеет смысл и как часть структуры романа, и как самостоятельное произведение. Эта миниатюра симво-лична по своей сути. Очень важно, что рассказывается она разговорным языком, используются просторечия («баба», «ногами брыкать», «по сей день»), разговорное словообразование («злющая-презлющая»),

фольклорный зачин («жила-была»), разговорный синтаксис («возьми ж ты, говорит, эту самую луковку»). Эта притча авторская, но при этом народная, эту «басню» Груша слышала от «Матрены, которая, теперь в кухарках служит» [3, т. 14, с. 319]. Достоевский намеренно передоверяет авторство «Матрене», вообще народу. Предельно просто, вещно, детально Достоевский говорит о добре и зле, о грехе и прощении. Конечно, здесь явная параллель «злющая баба» - Грушенька, она и сама об этом говорит, но притча «вырывается» за пределы романа, за пределы контекста. Авторская идея сливается с народным идеалом.

Таким образом, под малой прозой Достоевского можно понимать как непосредственно его рассказы, так и те прозаические миниатюры (черновые наброски, мысли, планы, фрагменты романов), которые приобрели жанровую самостоятельность.

1. Лихачев Д.С. «Небрежение» словом у Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1976. Т. 2. С. 35.

2. Захаров В.Н. Система жанров Достоевского. Л., 1985. С. 62.

3. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л., 1981. Т. 22. С. 14.

4. Кудрявцев Ю.Г. Три круга Достоевского. Событийное, временное, вечное. М., 1991. С. 398.

5. Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М; Л., 1964. С. 295.

6. Захарова Т.В. «Дневник писателя» как оригинальное жанровое явление и идейно -художественная целостность // Творчество Ф.М. Достоевского: Искусство синтеза. Екатеринбург, 1991. С. 251.

7. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: в 10 т. М., 1958. Т. 8. С. 4.

8. Левицкий Л.А. Миниатюра // Краткая литературная энциклопедия: в 8 т. М., 1970. Т. 4.

С. 34.

9. Лоскутникова М. Б. Поэтика рассказа-миниатюры // МешшБ 1ек51аБ: ЗиуоктаБ.

Analize. Interpretacija. Moksliniu. Nr. 5. Поступила в редакцию г.

Vilniaus universiteto leidikla, 2QQ6.

UDC 821.161.1

“SMALL PROSE” IN ARTISTIC SYSTEM OF F.M. DOSTOYEVSKY

Marina Vladimirovna Kulikova, Moscow City Pedagogical University, Moscow, Russia, Post-graduate Student of Russian Literature and Folklore Department; Centre of Education №1452 “Bogorodsky”, Teacher of Russian language and Literature, e-mail: marina-kulikova-@mail.ru

During investigation of “small prose” in artistic system of F.M. Dostoyevsky except well-studied stories the article centers its attention the insertions of miniatures in poetics of big works. The article proves the relation to the small prose of Dostoyevsky of drafts, plans and fragments of his novels.

Key words: “small prose”, prosaic miniature, story; genre; part of story.

УДК 82(47Q)

СИЛА РАЗУМА, БРОСИВШАЯ ВЫЗОВ ПРИРОДЕ. ПРОБЛЕМА ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ЧЕЛОВЕКА И ПРИРОДЫ В ПОВЕСТИ «КАРА-БУГАЗ» К.Г. ПАУСТОВСКОГО

© Светлана Александровна Мантрова

Мичуринский государственный педагогический институт, г. Мичуринск, Россия, аспирант кафедры литературы, e-mail: SMantrova @ yandex.ru

В повести «Кара-Бугаз» К. Паустовский предельно созвучен преобразовательскому пафосу русской советской литературы и общественного сознания начала 1930-х гг. Преобразование, совершенствование мира и природы видятся героям писателя единственным путем для исправления допущенных природой «ошибок». Изменяя природное, человек создает новую действительность, не только более приспособленную для жизни, но и цветущую. Однако параллельно с этим для писателя важной оказывается мысль, что «ошибки» природы, подобные несущему, по видимости, только смерть Кара-Бугазу, необходимо уметь разгадывать, открывая в них и щедрость природы, и источник совершенствования нерукотворной и рукотворной действительности.

Ключевые слова: «ошибки» природы; сила разума героев-преобразователей; новая действительность.

В мае 1931 г. К. Паустовский предпринимает поездку на Каспийское море. Впечатления от нее легли в основу повести «Кара-Бугаз» (1932). Книга об освоении залива Ка-ра-Бугаз получила широкое общественное признание. Произведение проникнуто пафосом преобразования, характерным для общественного сознания того времени. Герои повести бросают вызов природе, стремясь создать новую действительность, изменив бесплодные просторы Кара-Бугаза.

К. Паустовский с самого начала повествования подчеркивает, что главным героем произведения является не человек, а залив, его прошлое и настоящее. Вместо «сквозного» персонажа, вокруг которого группируются события, центром книги служит история

залива, поэтому связь между главами повести осуществляют не столько герои, сколько «предметы» смысловые, географические, пространственно-временные. В этом тоже и знамение времени, и находка для Паустовского. Дыхание времени здесь можно усмотреть в том, что аналогичным образом назывались другие «производственные» и далекие от производственной тематики произведения того времени: «Тихий Дон» М. Шолохова, «Соть» Л. Леонова, «Гидроцентраль» М. Ша-гинян, «Война с Днепром» С. Маршака и другие произведения. Гидроним, понятие связанное с водой, ее динамикой, вероятно, в наибольшей мере отражал представление о стремительном времени в эпоху очередной модернизации России. Правда, Кара-Бугаз у

11Q