CC BY
32
Holomidova Lesia Vasilevna, Senior Lecturer of International Communications Department Uzhhorod National University E-mail: golomidovalesja@gmail.com
ROBERT MUZIL'S SHORT PROSE: A VERSION OF THE IMAGE OF CHILDHOOD IN THE SHORT STORY "THE BLACKBIRD"
Abstract. The article deals with the author's version of the display of the theme of children/ childhood in the pages of the short prose of R. Musil. On the example of the short story "Die Amsel", ("Blackbird"), a conclusion is made regarding the picture of the worldview through the eyes of a child, as one of the most important models of the writer's creation.
Keywords: short prose of R. Musil, short story, story, image, the images creation, image of childhood.
Голомидова Леся Васильевна, старший преподаватель кафедры международных коммуникаций
Ужгородский национальный университет E-mail: golomidovalesja@gmail.com
МАЛАЯ ПРОЗА РОБЕРТА МУЗИЛЯ: ВАРИАНТ ОБРАЗА ДЕТСТВА В РАССКАЗЕ «ЧЕРНЫЙ ДРОЗД»
Аннотация. В статье речь идет об авторском варианте отображения темы детей/детства на страницах малой прозы Р. Музиля. На примере рассказа "Die Amsel", («Черный дрозд») сделан вывод о восприятии мира глазами ребенка, как одной из важнейших моделей образотворения писателя.
Ключевые слова: малая проза Роберта Музиля, новелла, рассказ, образ, образотворение, образ детства.
Рост литературоведческого интереса к изучению модернистских концепций, как важнейших моделей образотворения австрийского писателя Роберта Эдлера фон Музиля (1880— 1942), начинается еще в 50-х годах ХХ века. Его литературная деятельность, которую исследователи связывают прежде всего с прозой романного жанра ("Der Mann ohne Eigenschaften", 1931/32); "Die Verwirrungen des Zoglings Torlefi", 1906), как пишет А. Карельский, демонстрирует «очень много конкретных примет реального времени, в котором жил он сам
и жили его герои. Место действия здесь - Австро-Венгерская империя на рубеже веков последних двух десятилетий ее существования» [2; 3]. Следует отметить, что этот период ознаменован процессом переоценки ценностей в политической, духовной и культурной жизни многонационального государства над Дунаем. Данные столкновения времени, закономерно вызвали ряд новых художественно-эстетических концепций в немецкоязычной литературе, определяющих художественный метод или стиль творчества многих ее авторов.
В контексте существования на зыбкой грани - устоявшихся традиций и надвигающихся перемен - проза Р. Музиля - совершенно особое и феноменальное явление и с содержательной, и с формальной точки зрения. В этом плане особенную чёткость выражают его произведения малых эпических жанров. Речь идёт о новеллах из сборников "Die Vereinigungen", (1911), "Drei Frauen", (1924), а также о ряде трудов, объединенных в собрании "Nachlaß zu Lebzeiten", (1936). Их содержание возникло из человеческого опыта, приобретая душевные основы личностных переживаний, где ярко представлено интроспективное размышление над самим собой. В этой связи наше внимание привлекает вариант индивидуально-авторского отображения темы детей/детства, как существенного фактора дальнейших событий, происходящих во взрослой жизни его протагонистов. Автор, хоть и фрагментарно, но неоднократно проводит параллели между мировосприятием глазами ребенка и творчески развернутыми концепциями «иного состояния» (anderes Zustandes), кризиса идентичности (Identitätskriese), речевого скепсиса (Sprachkriese) и т.д. Такого рода наблюдения вызывают появление новых перспектив изучения специфики и поэтики образа ребенка/детства в творчестве Р. Музиля, что также обуславливает актуальность нашего исследования.
Целью данной статьи является попытка исследовать авторский вариант образа ребенка в рассказе "Die Amsel", (1936), выделяя при этом значимость темы детей/детства на страницах произведений малой прозы Р. Музиля,
Поэтике образа ребенка-подростка в прозе Р. Музиля посвящено ряд научных работ исключительно с проекцией на роман "Die Verwirrungen des Zöglings Törleß". Об этом свидетельствуют труды многих европейских изыскателей, таких, как Д. Белобратов, В. Браун, Х. Гробе, Й. Даи-бер, В. Дюзинг, Д. Затонский, А. Карельский, А. Линдер, О. Маслова, Б. Мюллер-Бюлов, Х-Г.
Потт, Ю. Цветков, И. Шльор и т.д. В данном произведении, как утверждает А. Линдер, вместе с его одноименным героем, Р. Музиль простился с детством, и в дальнейших его произведениях дети больше не появляются [5]. Следовательно, восприятие темы детей/детства в творчестве писателя получило в литературоведческой науке значение, скорее, как феномен бездетности. Независимо от этого, сюжетно-композиционные элементы романа "Der Mann ohne Eigenschaften", новел "Vollendung der Liebe", (1911), "Versuchung der stillen Veronika", (1911), "Tonka", (1924), "Grigia", (1921), "Portugiesin", (1923), рассказа "Der Mensch ohne Charakter", (1936) все-таки содержат некоторые образы детей или своеобразно характеризуют авторское отношение к ним.
Образцом мотивированного сочетания указанных признаков является также рассказ "Die Amsel". Как подчеркнул литературовед Б. фон Визе, среди произведений писателя, которые в основном воспринимаются как панорамное отражение жизни Австрии на рубеже веков, Die Amsel принадлежит к лучшему, что когда-либо писал Музиль [7; 107]. Акцент на его самобытности выделяется в трудах К. Айбла Ф. Бомск Б. фон Визе, А. Гонольда, В. Ечманна Г. Маух Т. Сви-тельской, Г. Штратманн. Внимание исследователей сосредоточено прежде всего на сложности композиционной структуры рассказа. Ведь, не смотря на свою короткую эпическую форму, "Die Amsel" отягощен многоплановостью, психологизмом, автобиографизмом и непростым философским мировоззрением писателя. Р. Музиль определенно апеллирует к повторному чтению рассказа, в ходе чего, как справедливо отметила Ф. Бомски, следует обратить внимание на две основных задачи: «он конструирует модернистскую концепцию идентичности и одновременно отражает условия, при которых знания могут претендовать на статус нерациональной правды» [3; 344]. При этом, по наблюдениям библиографа А. Фризе, содержание трех эпизодов, из которых
состоит рассказ, указывает на автобиографическое происхождение текста. Потому, сопоставив его с дневниками Р. Музиля, исследователь выделяет следующее: для первого эпизода, с поющим соловьем, соответствующее место нашлось на страницах авторских записей еще в 1914 г. Событие со стрелой авиатора опирается на случай, пережитый во время войны. Его описание датируется 22 сентября 1915 г. Заключительный эпизод автор, очевидно, написал только после смерти своей матери (1924), к которой он обращался в последующих отметках исключительно в сочетании с названием «Черный дрозд» [4; 108]. Таким образом, бесспорным становится тот факт, что история Р. Музиля, с присущей для его письма манерой, синтезирует факторы реального жизненного материала со сферой чувственного художественного видения.
В поэтическом сознании Р. Музиля, образ детства представлен согласно дикции личностных созерцаний, которые служат источником образотворения, полностью созвучного с духом модернизма. Поэтому несомненно имеет место, как заметила украинская исследовательница Т. Потницева, сбой мировосприятия на рубеже двух разных веков, который реанимировал подобную символику образа ребенка и детства. В их семантическом поле был эксперимент встречи/ столкновения гармонии и хаоса, крушения идеалов в связи с их абсолютным несоответствием реальной жизни [1; 138]. В этой связи во многих фрагментах рассказа выделяется индивидуально-авторское (не всегда позитивное) отношения к родителям, особенно к матери, а также к друзьям детства и юности. К примеру, место действия первой истории - квартира в одном из берлинских домов, похожих на многие другие арендованные жилища. Она является шаблоном общедетерминированной жизни многих горожан и заставляет протагониста Ацвай достаточно часто вспоминать о своих родителях. Свои воспоминания он синтезирует исключительно
с констатацией фактов, где выражение "Sie haben dir das Leben geschenkt" [6;136] («Они подарили тебе жизнь») вызывает цепочку онтологических рассуждений: "Nun hast du dein Leben aus eigener Kraft geschaffen. Es lag so in der Mitte zwischen Warenhaus, Versicherung auf Ableben und Stolz. Und da erschien es mir doch überaus merkwürdig, ja geradezu als ein Geheimnis, daß es etwas gab, das mir geschenkt worden gab, ob ich wollte oder nicht, und noch dazu das Grundlegende von allem übrigen. Ich glaube, dieser Satz barg einen Schatz von Unregelmäßigkeit und Unberechenbarkeit, den ich vergraben hatte. Und dann kam eben die Geschichte mit der Nachtigall" [6, 136].
Рефлексии подобного рода неразрывно связаны с темой поиска идентичности, что несомненно охватывает корни собственного происхождения. Ф. Бомски тут отмечает, что смоделированная Р. Музилем концепция идентичности формирует условия для нерационального познания мира. Она вызывает относительность в представлениях о «неразделимом Я». Протагонист Ацвай, который, в первую очередь,- личность, а не ученый или философ, не имеет чистой точки зрения о собственном отрывистом «Я» и находится в эмоциональной связи с ним [3; 349]. Ввиду этого, автор погружает героя в мир размышлений и воспоминаний о детстве, которые отражают некую таинственность, неравномерность и непредсказуемость. Речь идет о тех ощущениях, которые он глубоко закопал, став взрослым. По его словам, детство, по сравнению с жизнью зрелого человека,- "... das heißt, an beiden Enden nicht ganz gesichert sein und statt den Greifzangen von später noch die weichen Flanellhände haben und vor einem Buch sitzen, als ob man auf einem kleinen Blatt über Abstürzen durch den Raum segelte" [6; 152]. В данный момент образ возмужавшего, прагматичного рационалиста словно открывается для «другого состояния», которое на протяжении долгих лет дремало в основании его неразделимого внутреннего «Я».
С характерной для прозы Р. Музиля концепцией «иного состояния» связаны также символические образы матери и черного дрозда, которые на уровне субъективного мировосприятия непосредственно влияют на мышление и дальнейшие действия Ацвай. Их соотношение мастерски вплетено в словесном материале произведения. Открывая мир детской памяти героя, автор задал определенную модель, где поющая птица и мать - ассоциация с добром: "...ich bin nie im Leben ein so guter Mensch gewesen wie von dem Tag an, wo ich die Amsel besaß; aber ich kann dir wahrscheinlich nicht beschreiben, was ein guter Mensch ist" [6; 154]. Потому положив кровать в детскую комнату, он прочно закрепился в этой области чистоты, непорочности и доброты.
Подводя итоги, отметим, что созданная во фрагментах рассказа "Die Amsel" картина мировосприятия героя глазами ребенка демонстрирует прежде всего важность поиска идентичности, которую с особой остротой чувствовал автор в период кризиса и распада. При этом он не выстраивает для реципиента субъективной позиции, не навязывает какую-либо мораль или фиксированный результат. Его проблематика заключается в аспектах поиска истины, смысла и формы повествования. Р. Музиль подвергает сомнению человеческий опыт, знания и чувства, которые сквозь призму психологии ребенка, получив ответ на один вопрос, сразу ставят другой.
Список литературы:
1.
Потнщева Т. Концепт дитинства в зах1днш лiтературi кшця Х1Х - початку ХХ столггь. URL
http://old.lingua.lnu.edu.ua/Foreign_Philology/ Foreign_Philology/Foreign_Philology_119_1/
articles_1/Tetiana%20Potnitseva.pdf
2. Музиль Р. Избранное: Сборник.- М.: Прогресс, 1980.- 390 с.
3. Bomski F. Die dialogische Identität in Robert Musils Novelle Die Amsel/ Franziska Bomski // Leib/ Seele - Geist/Buchstabe. Dualismen in der Ästhetik und den Künsten um 1800 und 1900 [hrsg. von Markus Dauss, Ralf Haekel] - Würzburg: Königshausen & Neumann, 2009.- S. 338-356. Eibl K. Die dritte Geschichte. Hinweise zur Struktur von Robert Musil Erzählung Die Amsel / Karl Eibl // Poetica. 1970.- Vol. 3.- S. 455-471.
Linder A. Nur kein Kind - Anmerkungen zu einer gesellschaftlichen Utopie in Robert Musils Der Mann ohne Eigenschaften. URL: http://www.Diacronia.ro/ro /indexing/details/A13059/pdf Musil Robert. Nachlaß zu Lebzeiten.- Hamburg: Rowohlt Taschenbuch Verlag, 2017. Wiese B., Robert Musil. Die Amsel / Beno von Wiese // Die deutsche Novelle von Goethe bis Kafka. Interpretation II.- Düsseldorf, 1962.- Bd. 2 - S. 299-318.
4.
5.
6. 7.
