CC BY
196
Новый филологический вестник. 2020. №1(52). ----
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА Russian Literature
В.Ш. Кривонос (Самара)
МАКСИМ МАКСИМЫЧ В «ГЕРОЕ НАШЕГО ВРЕМЕНИ» ЛЕРМОНТОВА КАК ОТЕЦ И ДРУГ
Аннотация. В статье анализируется ролевое поведение Максима Максимыча, одного из ключевых персонажей романа Лермонтова «Герой нашего времени». Автора интересует, как Максим Максимыч, бессемейный и немолодой армейский офицер, осваивает и выполняет роль отца Бэлы и роль друга Печорина. Роль отца для него новая и совершенно незнакомая, а роль друга человека из иного круга общества и другого психологического склада кажется не очень естественной. Максима Максимыча обычно относят к литературным типам простых людей, но в психологическом смысле он оказывается не таким уж простым. В ситуациях, в которых он выступает в роли отца или друга, его характер раскрывается неожиданным образом. По-новому освещается и личность Максима Максимыча, когда проявляются скрытые черты его характера. Как показано в статье, в истории, которую рассказывает Максим Максимыч и в которой он принимает участие, важными становятся семантика возраста и семейный статус персонажей, во многом определяющие особенности их отношений. Повествователь, когда он знакомится с Максимом Максимычем, дает ему лет пятьдесят. Для рассказанной Максимом Максимычем истории существенно, что Бэла - девушка лет шестнадцати, ее брат - мальчик лет пятнадцати, Печорин - молодой человек лет двадцать пяти. Сюжетные события разрушают прежний семейный статус Бэлы и ее брата и радикально изменяют семейный статус Печорина. В метафорическом смысле изменяется и семейный статус Максима Максимыча, который относится к Бэле как к дочери. Свои отношения с Печориным он воспринимает как приятельские и дружеские. Максим Максимыч и Печорин встречаются вновь лет через пять после гибели Бэлы и отъезда Печорина из крепости. Автор статьи стремится понять и объяснить, почему новая встреча закончилась для Максима Максимыча разочарованием и обманутыми ожиданиями.
Ключевые слова: Лермонтов; отец; друг; приятель; дружба; скука; встреча.
V.Sh. Krivonos (Samara)
Maxim Maksimych in "The Hero of Our Time" by Lermontov as the father and the friend
Abstract. The article analyzes the role behavior of Maxim Maksimych, one of the key characters in Lermontov's novel "Hero of Our Time". The author is interested in how Maxim Maksimych, a familyless and middle-aged army officer, masters and fulfills the role of Bela's father and the role of Pechorin's friend. The role of the father is new and completely unfamiliar to him, and the role of the friend of a person from a different walk of life as well as a different psychological type, does not seem very natural. Maxim Maksimych is usually referred to the literary types of the ordinary people but in the psychological sense he is not so ordinary. In situations where he acts as the father or as the friend, his character is revealed in an unexpected way. The personality of Maxim Maksimych is being re-enlightened when the latent features of his character are revealed. As it is shown in the article, in the story that Maxim Maksimych tells and in which he participates, the semantics of the age and the family status of the characters become important, and that largely determines the characteristics of their relationship. When meeting Maxim Maksimych, the narrator thinks he is an elderly man of fifty something. For the story told by Maxim Maksimych it is essential that Bela is the girl of about sixteen, her brother is a boy of about fifteen, Pechorin is a young man of about twenty-five. The plot events destroy the former family status of Bela and her brother and radically change the family status of Pechorin. The family status of Maxim Maksimych, who refers to Bela as a daughter, is also changing, but in a metaphorical sense. He perceives his relationship with Pechorin as familiar and friendly. Maxim Maksimych and Pechorin met again five years after Bela's death and Pechorin's departure from the fortress. The author seeks to understand and explain why the new meeting left Maxim Maksimych disappointed and deceived his expectations.
Key words: Lermontov; father; friend; acquaintance; friendship; boredom; meeting.
В романе Лермонтова характер Максима Максимыча, традиционно относимого к литературным типам простых людей (см.: [Максимов 1964, 130-132]), раскрывается неожиданным образом (в психологическом смысле этот немолодой армейский офицер оказывается не таким уж и простым), когда ему приходится взять на себя роль отца, не слишком ему, бессемейному служаке, знакомую, или друга, не совсем для него естественную, коль скоро дело идет о дружбе с человеком из другого круга общества, к тому же чуждого ему и не слишком понятного психологического склада. Роли эти определяют его поведение в ситуациях, возникших хоть и не по его воле, но вполне им соответствующих, и, что существенно, отвечают, как выясняется в процессе рассказывания, свойствам личности штабс-капитана, не проявлявшимся, пока его занимали исключительно привычные для него «дела службы» [Лермонтов 1957, 247].
Попытаемся понять, как же он, по выражению критика-современника,
«добрый простак» [Белинский 1954, 220], предстающий «...неопытным во всем, что выходило за тесный кругозор его понятий и опытности» [Белинский 1954, 224], осваивает эти роли и вживается в них, когда сюжетные события побуждают обозначить свое отношение к тем, с кем сталкивает его судьба ветерана-кавказца, как отцовское или дружеское.
Отметим, что в случае Максима Максимыча понятие простак (= добрый простак) в большей степени соответствует его поведению и поступкам, чем простой человек, и потому, учитывая контекст повествования, характеризует его точнее. Подобно архетипическому простаку из анекдотической и новеллистической сказки, которого отличает внушаемость и готовность поверить в услышанное (см.: [Мелетинский 1990, 22]), Максим Максимыч бывает излишне доверчив и не предполагает в другом, например, в Печорине, задумавшем похищение Бэлы, скрытности или хитрости, что действительно ставит житейскую опытность штабс-капитана под вопрос. При этом, однако, он не выглядит одураченным и не выступает предметом насмешек со стороны того же Печорина, когда обнаруживает качества не по летам наивного простака (ср.: [Мелетинский 1990, 28]), отнюдь не колеблющие уважительное к нему отношение.
В истории, которую рассказывает Максим Максимыч и участником которой он предстает, важную роль играют семантика возраста и семейный статус персонажей, во многом определяющие характер их взаимоотношений. Максим Максимыч показался повествователю, когда они впервые встретились, «лет пятидесяти» [Лермонтов 1957, 204]. О себе он потом поведал, что у него «нет семейства» и что «запастись женой не догадался раньше» [Лермонтов 1957, 228]. Печорин появился «в крепости за Тереком», где Максим Максимыч стоял «с ротой», почти «пять лет» назад; это был «молодой человек лет двадцати пяти» [Лермонтов 1957, 208]. Максиму Максимычу, следовательно, было тогда лет сорок пять; разница в возрасте существенная: Печорин годился ему в сыновья.
В крепость часто наведывается Азамат, сын мирного князя, «мальчик лет пятнадцати», которого Максим Максимыч и Печорин, потакая его ребячьим желаниям, «точно избаловали» [Лермонтов 1957, 209]. На свадьбе старшей дочери князя «меньшая дочь хозяина, девушка лет шестнадцати», пропевшая Печорину что-то «вроде комплимента» [Лермонтов 1957, 210], так понравилась ему, что он «в задумчивости не сводил с нее глаз» [Лермонтов 1957, 211]. Сын князя охвачен страстью владеть конем Казбича, «старого знакомца» [Лермонтов 1957, 211]. Максима Максимыча, приводившего в крепость на продажу баранов. Однако для опытного джигита Азамат всего лишь «безумный мальчишка», т.к. конь, которого он просит продать ему и ради которого готов даже украсть для Казбича свою сестру, сбросит его «на первых трех шагах» [Лермонтов 1957, 215]. На мальчишеском самолюбии Азамата и решил сыграть Печорин, когда предложил отдать ему Бэлу, взявшись достать коня хитростью: «- Не хочешь? Ну, как хочешь! Я думал, что ты мужчина, а ты еще ребенок: рано тебе ездить верхом...» [Лермонтов 1957, 216].
Соблазняя Азамата выгодной для того, как убеждает его Печорин, сделкой, он разрушает семейный статус и брата, пропавшего вместе с конем с тех пор, как согласился украсть сестру, и сестры, думающей, что она теперь печоринская «пленница» [Лермонтов 1957, 221]. В скором времени дети, утратив соединяющие их родственные связи, потеряют и отца, убитого Казбичем в отместку за кражу коня, что радикально изменит набор признаков, которыми они изначально были наделены. Максим Максимыч считает, что сгинувшему невесть где и, возможно, погибшему Азамату «туда и дорога» [Лермонтов 1957, 216]. Бэла, когда ей, наконец, «пока она не привыкла к своему положению», сказали о смерти отца, «...дня два поплакала, а потом забыла» [Лермонтов 1957, 228]. Когда же Максим Максимыч спросит ее через какое-то время, тоскует ли она по родным, то услышит: «У меня нет родных» [Лермонтов 1957, 231]. Отец мертв, брат в бегах, а о замужней старшей сестре Бэла и не вспомнила. Роднее Печорина у нее теперь никого нет, но гордая Бэла не забывает, что она «княжеская дочь» [Лермонтов 1957, 229], и готова уйти от него, если он, как ей кажется, разлюбил ее и потому стал тяготиться ее обществом.
С похищением Бэлы радикально изменился и семейный статус Печорина; штабс-капитана, говорящего про «нехорошее дело», которое сделали они с Азаматом, он убеждает, что «.дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что по-ихнему он все-таки ее муж.» [Лермонтов 1957, 217]. Объясняя происшедшее на понятном Максиму Максимычу языке (прибегая к привычным для того речевым клише), он не только именует себя мужем дикой черкешенки, мужем по-ихнему, но и ощущает себя таковым, собираясь приучить ее «к мысли», что она никому, кроме него, «не будет принадлежать» [Лермонтов 1957, 219]. Меняется, хотя и не столь радикально, скорее метафорически, и семейный статус самого Максима Максимыча, винящего себя поначалу, что случайно подслушанный разговор Азамата с Казбичем пересказал Печорину, хитро задумавшему и скрытно от штабс-капитана (предвидя, очевидно, негативную его реакцию) реализовавшему свой замысел.
Сделав по долгу службы выговор Печорину за совершенный им «проступок» и попеняв для приличия, что он «нехорошо» повел себя, когда «увез Бэлу» [Лермонтов 1957, 219], Максим Максимыч, не имевший семейства и смирившийся как будто с одинокой жизнью, в результате привыкает к Бэле, «как к дочери», радуясь, что «нашел кого баловать», и уверившись, что и она его «любила» [Лермонтов 1957, 228]. Чувства, которые он испытывает к Бэле, действительно похожи на отцовские; так отец мог бы переживать за свою дочь и сопереживать ей. Бывало, и ему «становилось грустно», когда он слушал песни, которые грустившая Бэла напевала «вполголоса» [Лермонтов 1957, 220]. Когда он наблюдает сцену объяснения с Бэлой, разыгранную Печориным, то ему «.стало жаль -такая смертельная бледность покрыла это милое личико!» [Лермонтов 1957, 221-222]. И потом, когда Бэла зарыдала, он, «.стоя за дверью, также заплакал.» [Лермонтов 1957, 222]. Думая, «чем утешить» Бэлу,
чувствующую охлаждение к ней Печорина, он повел ее «прогуляться» на крепостной вал, где «.бегал за нею, точно какая-нибудь нянька» [Лермонтов 1957, 229].
Максим Максимыч заботится о Бэле так, как мог бы, в его представлении, заботиться отец; вживаясь в роль отца и приобретая новый для него опыт чувств и переживаний, он остается при этом добрым простаком, чуждым отцовской строгости и позволяющим, чтобы она, развеселившись, над ним, «.проказница, подшучивала... » [Лермонтов 1957, 228]. Но у кругозора его понятий, хоть и расширившегося, есть свои границы, определяемые клишированными представлениями о «дикости» обитателей Кавказа. Представления эти не лишают Бэлу в глазах штабс-капитана индивидуальных черт, но тем не менее вносят, как было замечено, «.острый характеристический штрих в изображение отеческой любви Максима Максимыча к Бэле, когда в ней заговорило чувство родовой мести» [Виноградов 1941, 575]. Вот как он описывает ее реакцию, когда во всаднике, увиденном с крепостного вала, она признала Казбича: «"Это лошадь отца моего", - сказала Бэла, схватив меня за руку; она дрожала, как лист, и глаза ее сверкали: - "Ага! - подумал я: - и в тебе, душенька, не молчит разбойничья кровь"» [Лермонтов 1957, 230]. Как Казбич для него, бесспорно, разбойник, так Бэла хоть и душенька, но и дикая черкешенка, по выражению Печорина, с которым Максим Максимыч согласился: «Сами посудите, что ж я мог отвечать против этого?..» [Лермонтов 1957, 217].
В Бэле по-прежнему живет память о родном отце, которого она не забыла, как решил было Максим Максимыч; заменить чужой дочери отца, как он ни старался, ему было не суждено. Потому его и «печалит», что Бэла «перед смертью ни разу не вспомнила» о нем, хоть он «ее любил, как отец...». Но досады на видимое равнодушие к нему и к его отцовским чувствам скрыть он все же не может, когда оговаривается, прибегнув к самоуничижению и выражая таким образом спрятанные от окружающих и мучительные, видно, для него переживания, вызванные семейной неустроенностью и неизбывным одиночеством: «И вправду молвить: что же я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?..» [Лермонтов 1957, 237].
В отношениях с Печориным Максим Максимыч выбирает модель поведения, которая существенно отклоняется от отцовской, хотя он старше не только по возрасту, но и по чину. Прапорщику, когда тот представляется штабс-капитану по прибытии в крепость, он говорит, что они будут «жить по-приятельски» [Лермонтов 1957, 209], и предлагает, пренебрегая формой, обращаться к нему по имени и отчеству. Старшинством чина, вопреки нормам поведения, характерным для офицерской среды (ср.: [Шепелев 2001, 163]), Максим Максимыч не слишком дорожит; правда, и офицерская среда, где подобное старшинство имело бы значение, в крепости отсутствует. Да и Печорин видит в себе не носителя низшего офицерского чина, а богатого петербургского аристократа, у которого «.есть лакеи и деньги» [Лермонтов 1957, 269]. Таковым его воспринимает
и Максим Максимыч, отмечая для себя, «.сколько у него было разных дорогих вещиц» [Лермонтов 1957, 209].
Не сказывается на их отношениях и разница в возрасте; более того, старший по возрасту, обладающий как будто большим жизненным опытом, то и дело обнаруживает готовность соглашаться с младшим и уступать ему. Узнав о похищении Бэлы и решив, напустивши на себя строгость, прочитать Печорину наставление, штабс-капитан вынужден отказаться от своего намерения, когда слышит в ответ: «- Да когда она мне нравится?..» [Лермонтов 1957, 219]. Новые и столь же неожиданные для Максима Максимыча признания вынуждают его примириться со случившимся: «Что прикажете делать? Есть люди, с которыми непременно должно соглашаться» [Лермонтов 1957, 219]. Возникает впечатление, что Печорин, к которому он успел привязаться «всей душой», кажется ему каким-то «высшим существом» [Виноградов 1941, 576], кому он всякий раз невольно подчиняется. Дело не только в том, что доводы его представляются неотразимыми и потому не вызывающими никаких возражений. В личных отношениях, установившихся между ними, Печорин, принадлежащий к особой породе людей, выделенной самим Максимом Максимычем, явно доминирует.
Позволяет ему доминировать не только владеющее штабс-капитаном сознание превосходства Печорина во всем, что выходит за пределы службы, но и готовность последнего манипулировать чувствами собеседника, используя свои актерские и режиссерские способности. Когда Максим Максимыч решился на «длинное объяснение» с ним, досадуя, что он «переменился» к Бэле, которая «заметно начинала сохнуть» [Лермонтов 1957, 231], то Печорин, уклоняясь от прямого ответа, пускается в долгий разговор. Он рассказывает подробно историю своей жизни, в которой появляется, наконец, и Бэла, словно посланная «сострадательной судьбой», чтобы излечить его от скуки, но, как оказалось, «любовь дикарки» быстро надоедает, ибо и с нею «скучно»; поскольку жизнь его «становится пустее день от дня», то ему «.осталось одно средство: путешествовать» [Лермонтов 1957, 232].
Печорин «типичными для эпохи словами объясняет себя», но штабс-капитану, не владеющему «языком Печорина» [Пумпянский 2000, 639], эти слова не слишком понятны, как и выраженное в них умонастроение. Тем более что он впервые «слышал такие вещи от 25-летнего человека», приведшие в недоумение и вызвавшие вопрос, поскольку речь зашла о столице, «.неужто тамошняя молодежь вся такова?» [Лермонтов 1957, 232]. Ведь в словаре Максима Максимыча, для которого, в отличие от Печорина, служба на Кавказе не связана с надеждой «на изживание кризиса, внутреннего дискомфорта» [Гордин 2006, 114], нет такого понятия, как скука. И смысл разных возрастов Максим Максимыч понимает по-иному; молодость отождествляется им не с преждевременным угасанием жизненных сил, а с их расцветом, и неслучайно ему становится досадно, что «никогда ни одна женщина» его «так не любила» [Лермонтов 1957,
222], как Бэла Печорина.
Соглашаясь с Печориным и привычно уступая ему, даже когда он его не понимает, Максим Максимыч сохраняет неизменное к нему расположение; они действительно живут в крепости по-приятельски. Они приятели по предложению и по инициативе Максима Максимыча, но никоим образом не друзья; очевидно, такой тип отношений вполне устраивает Печорина, признающегося в «Княжне Мери», что с доктором Вернером они «сделались приятелями», потому что он «к дружбе неспособен», т.к. не может ни «рабом» быть, ни «повелевать» [Лермонтов 1957, 269]. А иного распределения ролей дружба, в представлении Печорина, не предполагает. Правда, современный исследователь советует «.с осторожностью вслушиваться в исповедальные самохарактеристики Печорина: в них нет ценностной точки»; так, сквозь рассуждение о дружбе «сквозит жалкая улыбка отвергнутого от пира жизни» [Исупов 2014, 65]. Но если он и отвергнут, то по собственной воле, поскольку и на пиру жизни ему тоже скучно.
Проявленная Максимом Максимычем готовность подчиняться отнюдь не свидетельствует о возможности стать другом Печорина. Печорин, рассказывая ему о событиях своей жизни, погружается в собственное прошлое, которым объясняет свое настоящее, но штабс-капитан в этом настоящем не занимает ни место друга, ни даже место приятеля. Для Печорина, попавшего в крепость по воле обстоятельств, они не более чем добрые знакомые, но ни приятелями, ни тем более друзьями не являются. Он лишь отшучивается, слыша упрек Максима Максимыча, предложившего жить по-приятельски, что и тот может «отвечать» за его «проступок»: «- И полноте! что ж за беда? Ведь у нас давно все пополам» [Лермонтов 1957, 219]. История Бэлы по-человечески их сблизила, но ее трагическая гибель и последующий отъезд Печорина навсегда кладут конец приятельскием отношениям. Это становится понятно, когда после почти пятилетней разлуки они встретятся вновь, теперь во Владикавказе, где Максим Максимыч остановился в гостинице, а Печорин оказался проездом.
Лакею, назвавшему имя владельца коляски, привлекшей внимание штабс-капитана, он, обрадовавшись предстоящему свиданию, говорит, что с его барином они «были приятели», и не просто приятели, а «друзья закадычные, жили вместе»; услышав, что Печорин «остался ужинать и ночевать у полковника Н.», просит передать ему, что «здесь Максим Максимыч», будучи уверенным, что, узнав об этом, «сейчас прибежит» [Лермонтов 1957, 241]. Ожидание, однако, затягивается; повествователь замечает, что штабс-капитана, недавно говорившему ему «о своей с ним дружбе», заметно «огорчало небрежение Печорина» [Лермонтов 1957, 242] (VI, 242). Лишь на другой день, когда Печорин, не спешивший увидеться со «старым приятелем» [Лермонтов 1957, 24], собрался уезжать, происходит встреча, ставшая для Максима Максимыча настоящим испытанием и принесшая ему горькое разочарование.
Встреча эта с самого начала неприятно нарушает его ожидания: «.он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить» [Лермонтов 1957, 244-245]. Негативная вежливость Печорина, смутившая Максима Максимыча, означает, что он сознательно закрывает перед старым приятелем свое внутреннее пространство (о смысле и проявлениях негативной вежливости см.: [Николаева 1999, 63]); отгораживаясь, он сразу устанавливает дистанцию, которую штабс-капитан, не понимая смысла и мотивов печоринского поведения, пытается преодолеть.
Очевидно, что Максим Максимыч, желая кинуться Печорину на шею, явно преувеличивает степень их дружеской близости. Между тем Печорин отнюдь не скрывает своего приязненного отношения к нему и далее своим обращением даже усиливает подчеркивающую это отношение экспрессию, оставаясь, впрочем, в пределах речевого этикета, соблюдение которого с трудом дается его собеседнику:
«- Как я рад, дорогой Максим Максимыч. Ну, как вы поживаете? -сказал Печорин.
- А... ты... а вы?.. - пробормотал со слезами на глазах старик... - сколько лет... сколько дней... да куда это?..
- Еду в Персию - и дальше...» [Лермонтов 1957, 245].
В ответ на расспросы простодушного штабс-капитана о том, что же он поделывал все эти годы, что они не виделись, Печорин отвечает, улыбаясь: «Скучал!» [Лермонтов 1957, 245]. Слово скучал ничего Максиму Максимычу не говорит, хотя дело идет о состоянии, из которого лишь на время вывела Печорина любовь к Бэле. Но стоило Максиму Максимычу неосторожно напомнить о Бэле, как Печорин «чуть-чуть побледнел и отвернулся» [Лермонтов 1957, 245]. Штабс-капитан, которого внезапно поразила эмоциональная глухота, как будто действительно не понимает, что подобным напоминанием «причинил боль бывшему приятелю» [Кормилов 2014, 21]. Хотя в крепости, сознавая, как подействовала на Печорина смерть возлюбленной, проявил и понимание, и деликатность: «.только никогда с этих пор мы не говорили о Бэле: я видел, что это ему будет неприятно, так зачем же?» [Лермонтов 1957, 237].
Воспоминания о жизни в крепости, которым начал было предаваться Максим Максимыч, фиксируют в его сознании прошлое как остановившее ся время. И Печорин остается для него все тем же молодым офицером, каким он живет в его памяти, но дело в том, что вспоминать о прошлом по причинам, которые, казалось бы, должны быть понятны Максиму Максимычу, нынешнему Печорину тяжело. Он и спешит расстаться потому, что хочет прервать поток неприятных и даже мучительных для него воспоминаний, хотя и благодарит Максима Максимыча, «что не забыли», но говорит, что о себе и о своей теперешней жизни ему «нечего рассказывать» [Лермонтов 1957, 245]. Реагируя на ворчание штабс-
капитана, который «не забыл ничего», Печорин обнимает его «дружески», утверждая, что и он, хоть жизнь их и развела навсегда, все «тот же», но «всякому своя дорога» [Лермонтов 1957, 245-246]. В том, как ведет себя при прощании Печорин, справедливо видят «проявление искреннего чувства, настоящей симпатии» [Ранчин 2014, 66]; если же добавить, что со штабс-капитаном для Печорина «связаны тяжелые воспоминания о горькой судьбе Бэлы», то «даже минимум расположения», который он демонстрирует, «значит уже много» [Ранчин 2014, 68].
Оставляя Максиму Максимычу свои записки, с которыми тот волен делать, что хочет, Печорин словно отсекает свое прошлое, запечатленное в них; от него он дистанцируется так же, как и от самого штабс-капитана, разрывая последние связывавшие их нити. Ни к местам, где он бывал, ни к людям, которые ему там встречались, он не чувствует никакой привязанности. И объяснить Максиму Максимычу, чуждому «метафизических прений» [Лермонтов 1957, 347], почему, одержимый непонятным для того стремлением к небытию и внутренне готовый «где-нибудь» умереть «на дороге» [Лермонтов 1957, 232], отправляется в Персию, ставя очередной и, как оказалось, последний эксперимент над самим собой, он не считает нужным и возможным.
Если Печорин, по его утверждению, тот же, что и был, то зато Максим Максимыч теперь, после пережитого им разочарования, уже не тот же. Свое отношение к Печорину он резко изменяет; ведь они, как показала и убедила его встреча, вовсе не закадычные друзья, как он искренне полагал и утверждал. Пусть в свое время они и «были приятели, - ну, да что приятели в нынешнем веке!..» И затеянное Печориным путешествие в Персию только лишний раз убеждает штабс-капитана, что «он ветреный человек», который «дурно кончит», подтверждая убеждение, давно им выработанное, «что нету проку в том, кто старых друзей забывает» [Лермонтов 1957, 246].
Между тем в поведении самого Максима Максимыча, осуждающего Печорина за то, что тот забыл старого друга, отсутствует столь значимая для дружбы установка на «сочувствующее понимание», предполагающая готовность «принять другого целиком, даже с его недостатками» [Кон 2005, 174]. Принять такого Печорина, каким тот явился ему после долгой разлуки, он не может, как не может пережить разочарование в человеке, которого относил к старым друзьям. Потому с видимой легкостью, тщетно пытаясь скрыть нанесенную ему, как ему видится, обиду, расстается Максим Максимыч с печоринскими бумагами, соглашаясь отдать их повествователю: «Что я разве друг его какой?.. или родственник?» [Лермонтов 1957, 247]. И действительно, Печорин, как он чувствует и остро реагирует на это неприятное для него и поразившее его открытие, ему больше не друг, но и он теперь не друг Печорину; долгожданная встреча оставила ему лишь обманутые ожидания. Возможность вернуться к прежним отношениям, какими они запечатлелись в памяти Максима Максимыча, оказалась кажимостью: никакого после они, как выяснилось,
--
не предполагают.
ЛИТЕРАТУРА
1. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. Т. IV. М., 1954.
2. Виноградов В. Стиль прозы Лермонтова // Литературное наследство. Кн. 1. Т. 43-44. М., 1941. С. 517-628.
3. Гордин Я. Русский человек и Кавказ // Культура и общество. Вып. 2-3. СПб., 2006. С. 112-131.
4. Исупов К.Г. Метафизика Лермонтова // М.Ю. Лермонтов: pro et contra. Т. 2. СПб., 2014. С. 53-72.
5. Кон И.С. Дружба. 4-е изд., доп. СПб., 2005.
6. Кормилов С.И. Роман о преходящем и вечном. Социально-историческое и общечеловеческое в «Герое нашего времени». Статья 1 // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2014. № 5. С. 7-32.
7. Лермонтов М.Ю. Сочинения: в 6 т. Т. VI. М.; Л., 1957.
8. Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. М.; Л., 1964.
9. Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. М., 1990.
10. Николаева Т.М. Отношение Я / Другой в русском речевом общении: некоторые инновационные особенности // Речевые и ментальные стереотипы в синхронии и диахронии. М., 1999. С. 63-68.
11. Пумпянский Л.В. Классическая традиция: собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000.
12. Ранчин А.М. «Чёрствый» Печорин: об одном эпизоде и об авторской позиции в романе «Герой нашего времени» // Литературоведческий журнал. 2014. № 35. С. 56-70.
13. Шепелев Л.Е. Чиновный мир России: XVIII - начало XX в. СПб., 2001.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Kormilov S.I. Roman o prekhodyashchem i vechnom. SotsiaTno-istoricheskoye i obshchechelovecheskoye v "Geroye nashego vremeni". Stat'ya 1 [A Novel about the Transitory and the Eternal. The Socio-historical and General Human in the "Hero of Our Time". Article 1]. VestnikMGU, Series 9: Filologiya [Philology], 2014, no. 5, pp. 7-32. (In Russian).
2. Ranchin A.M. "Cherstvyy" Pechorin: ob odnom epizode i ob avtorskoy pozitsii v romane "Geroy nashego vremeni" ["Hard-Hearted" Pechorin: On One Episode and the Author's Position in the Novel "A Hero of Our Time"]. Literaturovedcheskiy zhurnal, 2014, no. 35, pp. 56-70. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
3. Gordin Ya. Russkiy chelovek i Kavkaz [The Russian Man and the Caucasus]. Kul'tura i obshchestvo [Culture and Society]. Issues 2-3. St. Petersburg, 2006, pp. 112-
Новый филологический вестник. 2020. №1(52). ----
131. (In Russian).
4. Isupov K.G. Metafizika Lermontova [Metaphysics of Lermontov]. M.Yu. Lermontov:pro etcontra [M.Yu. Lermontov: pro et contra]. Vol. 2. St. Petersburg, 2014, pp. 53-72. (In Russian).
5. Nikolayeva T.M. Otnosheniye Ya / Drugoy v russkom rechevom obshchenii: nekotoryye innovatsionnye osobennosti [The Ratio "I" / "Other" in Russian Speech Communication: Some Innovative Features]. Rechevyye i mental'nye stereotipy v sinkhronii i diakhronii [Speech and Mental Stereotypes in Synchrony and Diachrony]. Moscow, 1993, pp. 63-68. (In Russian).
6. Vinogradov V. Stil' prozy Lermontova [The Style of Lermontov's Prose]. Literaturnoye nasledstvo [Literary Legacy]. Book 1. Vols. 43-44. Moscow, 1941, pp. 517-628. (In Russian).
(Monographs)
7. Kon I.S. Druzhba [Friendship]. 4th ed. St. Petersburg, 2005. (In Russian).
8. Maksimov D.E. Poeziya Lermontova [The Poetry of Lermontov]. Moscow; Leningrad, 1964. (In Russian).
9. Meletinskiy E.M. Istoricheskaya poetika novelly [The Historical Poetics of the Short Story]. Moscow, 1990. (In Russian).
10. Pumpyanskiy L.V. Klassicheskaya traditsiya: sobraniye trudov po istorii russkoy literatury. [Classic Tradition: Collected Works of the History of Russian Literature]. Moscow, 2000. (In Russian).
11. Shepelev L.E. Chinovnyy mir Rossii: 18 - nachalo 20 v. [The Official World of Russia: the 18th - the beginning of 20th century]. St. Petersburg, 2001. (In Russian).
Кривонос Владислав Шаевич, Самарский государственный социально-педагогический университет.
Доктор филологических наук, профессор. Научные интересы: история русской литературы XIX-XX вв., историческая поэтика, нарратология. E-mail: vkrivonos@gmail.com ORCID ID: 0000-0001-8138-0057
Vladislav Sh. Krivonos, Samara State Social Pedagogical University. Doctor of Philology, Professor. Research interests: Russian literature of the 19th -20th centuries, historical poetics, narratology. E-mail: vkrivonos@gmail.com ORCID ID: 0000-0001-8138-0057
