CC BY
76
УДК 821.161.1.09"20"
Суматохина Любовь Валерьевна
кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН, г. Москва
lsumatohina@yandex.ru
МАКСИМ ГОРЬКИЙ О ВОПЛОЩЕНИИ НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА КАК ОСОБОМ ТИПЕ ЛИТЕРАТУРНОГО ГЕРОЯ
В статье анализируются высказывания М. Горького об особом типе литературного героя, созданного на фольклорной основе, по мотивам народных преданий, легенд, анекдотов. Такой герой трактуется Горьким как воплощение национального характера, носитель мощной созидательной энергии коллектива, продукт духовного творчества народа, литературно обработанный писателем. Он полон неистребимого оптимизма и, по сути своей, бессмертен, как народ. Таков, по мысли Горького, главный герой «Легенды об Уленшпигеле» Шарля де Костера. Приведены примеры влияния горьковской концепции литературного героя на литературный процесс 1930-х гг., представлены попытки воплощения такого героя в творчестве Вс. Иванова, Б.В. Шергина, Л.В. Соловьева.
Ключевые слова: М. Горький, литературный герой, Ш. де Костер, «Легенда об Уленшпигеле», Б.В. Шергин, Л.В. Соловьев, «Повесть о Ходже Насреддине».
Тиль Уленшпигель в высказываниях Горького занимает место в ряду таких литературных героев, как Кола Брюньон Р. Роллана, Тартарен А. Доде, барон Мюнхгаузен Р. Э. Распе - образов, выросших на богатой почве фольклора и представляющих собой колоритный национальный тип. Размышления об этих литературных героях, их генеалогии и художественной природе непосредственно связаны в публицистике и письмах Горького с мыслью о «собирании человека» - в противовес процессу «разрушения личности» [7, с. 26-79], о создании положительного характера, эпического героя, могущего дать читателю заряд творческой созидательной энергии. «...Ему хотелось, чтобы молодая советская литература в совершенстве овладела этим сложным искусством широких эпохальных обобщений, искусством величественных героических символов», -писал А.П. Эльяшевич, размышляя о синтетическом характере предложенного Горьким художественного метода [19, с. 267].
«Народ - не только сила, создающая материальные ценности, - писал Горький в статье "Разрушение личности" (1909), - он - единственный и неиссякаемый источник ценностей духовных, первый по времени, красоте и гениальности творчества философ и поэт, создавший все великие поэмы, все трагедии земли и величайшую из них - историю всемирной культуры <.. .> индивидуальный гений не дал ни одного обобщения, в корне которого не лежало бы народное творчество, ни одного мирового типа, который не существовал бы ранее в народных сказках и легендах» [7, с. 26-27].
Неунывающий, бесстрашный герой, вырастающий из почвы народной культуры, воплощение лучших качеств народа («дух Фландрии»), полный жизни и энергии, вечно молодой и бессмертный -Тиль Уленшпигель словно воплощает в себе представление о герое, выраженное в ряде статей и выступлений Горького. Позаимствовав из народных книг и устных преданий образ героя, Шарль де Костер преобразил его, сделал достоянием мировой литературы.
В созданном Горьким журнале «Летопись» в 1916 году была напечатана рецензия Ларисы Рейснер на одно из первых русских изданий «Легенды о Тиле Уленшпигеле». В 1919 г. основанное по инициативе Горького издательство «Всемирная литература» выпустило роман Ш. де Костера в двух томах в переводе А.Г. Горнфельда.
13 января 1923 г. Горький с восторгом писал Р. Роллану о его повести «Кола Брюньон»: «Какую прекрасную книгу сделали Вы, дорогой друг! <...> как своевременна эта яркая, веселая книга во дни общего смятения духа, в эти дни темного безумия и злобы <.. .> Гибкой и сильной рукою мастера Вы так вылепили Вашего бургундца, что я физически ощущаю его бытие. <.> Мне очень нравится фламандец Уленшпигель де Костера, но Вы, на мой взгляд, дали более универсальный характер» [6, с. 125-126].
В письме Н.Н. Накорякову от 7 ноября 1934 г. Горький утверждал: «...издавая "Кола Бриньон" Роллана, следует издать "Татртарена" Додэ и "Уленшпигеля" де Костера. Эти книги одинаковы по теме, одна дает бургундца как национальный или племенной характер, две других - провансальца и фламандца» [2].
«Русский Уленшпигель» - герой, которого искал и не находил Горький в произведениях советских писателей. Показательной в этом отношении является его оценка романа Всеволода Иванова «Похождения факира», первую часть которого Горький, по его словам, «прочитал жадно, точно ласкал любимую после долгой разлуки». В письме Иванову от июня 1934 г. Горький восхищался «прекрасной, глубокой искренностью», «душевной бодростью, ясностью» книги Иванова, его умением рассказать о трудной жизни, «усмехаясь победительно» [10, с. 59]. Однако продолжение романа было воспринято им скептически: «Третью часть "Факира" прочитал, не могу сказать - понравилось, ибо все время раздражало многословие, охлаждали длинноты. Но очень хороши страницы, где Вы пишете отца, и, если б Вы отнеслись к этой
© Суматохина Л.В., 2018
Вестник КГУ^ № 1. 2018
15
фигуре более внимательно, - наша литература получила бы своего Тиля, Тартарена, Кола Брюньо-на...» [10, с. 69-70].
Отец в романе Всеволода Иванова - персонаж, чьих причудливых иллюзий и оптимистического отношения к жизни не может разрушить никакая реальность. Главный же герой Иванова - страдающий герой. В конце третьей части он переживает состояние полной потерянности в мире, глубокого личностного кризиса.
В одной из заметок конца 1935 - начала 1936 г. Горький размышлял, что писать о страдании легко: «Гаргантюа, Пантагрюэль, Тиль Уленшпигель, Кола Брюньон, Тартарен - не так популярны, как страдальцы. Вс. Иванову "Факир" не удался, а поначалу можно было думать, [что] это будет веселая книга» [5, с. 718].
На протяжении многих лет после смерти Горького Иванов вел в дневниках, черновиках, теоретических набросках долгий спор с Горьким, на который, вероятно, не осмеливался в письмах и личном общении. Тема страдания - одна из узловых точек этого диалога. В набросках ненаписанного романа «Поэт» (1949-1963) есть такая запись (слова Поэта): «Горький, наверное, правильно говорит, что русская литература - самая пессимистическая в мире. "Мы описываем, как мы страдали." Но что поделаешь, черт возьми, если мы действительно много страдали? Конечно, очень приятно описать радостного человека, но непрерывная его радость на фоне больших трудностей <...> не будет ли выглядеть глупостью? Вы можете возразить: Кола Брюньон был весел в еще более тяжелые времена. <.> Все дело в отношении к фактам. Человек может относиться довольно легко к фактам своих страданий: есть же такие люди, тем более легко будут они относиться к страданиям других людей.» [10, с. 109].
Тема «русского Уленшпигеля» звучит в письмах Горькому 1930-х гг. писателей В.Я. Зазубрина и Б.В. Шергина. Познакомившись с Шергиным в конце 1933 г., Зазубрин обращался к Горькому 21 января 1934 г.: «Я хочу просить Вас оказать всемерную поддержку литератору Шергину Борису Викторовичу. (Письмо его прилагаю) <...> Человек этот обладает знаниями исключительными в области народного творчества. Сам он сказитель и скоморох (в высоком смысле этого слова). Я с наслаждением слушал его сказки, где старое замечательно смешивается с новым. Он открыл мне заново мой народ - необычно жизнерадостный, остроумный, смелый. Я убежден, что Шергину удастся создать русского и советского Уленшпигеля. Наша молодая литература может обогатиться вещью необычайной силы и красоты, вещью мирового значения» [17, с. 169-170]. В приложенном письме Шергина Горькому говорилось: «В поморской среде живет память о скоморохах, всесторонне живо
скоморошеское искусство. Этот вот фламандский дух, также веселая сказочная память о скоморохе Шише (или Шуте) - защитнике угнетенных, давно убедили меня в том, что у нас был, должен быть свой Тиль Уленшпигель <...> такую книгу вот-вот кто-нибудь должен родить. И я чувствую, что это мое дело, смотрю на создание русского Уленшпигеля как на дело моей жизни» [17, с. 170-171].
В дневнике Шергина, воспоминаниях о нем, критической и исследовательской литературе о его творчестве такая аналогия нам не встречалась. Возможно, идея превратить сказочный цикл о Шише в подобие «Легенды об Уленшпигеле» была подсказана Шергину Зазубриным с целью привлечь к себе внимание Горького.
Обещанного Горькому «русского Уленшпигеля» Шергин так и не написал; сказались тяжелые материальные и бытовые условия жизни Шерги-на, однако были и другие причины. Цикл о Шише писатель, судя по всему, ценил меньше других; сокращал и подвергал композиционным перестановкам и отодвигал в составе сборников на последнее место. Исследователь Ю.И. Дюжев объясняет это так: «Сатира <. > не отвечала девизу его жизни: "Человек должен светить из себя". Позднее, составляя по просьбе Юрия Коваля автобиографию и список опубликованных книг, Шергин вспомнил "У Архангельского города, у корабельного пристанища" (1924), "Архангельские новеллы" (1936), но ни словом не обмолвился о вышедшей между ними книге "Шиш Московский"» [9, с. 184].
Герой сказок Шергина немного напоминает Уленшпигеля первой книги романа Ш. де Косте-ра, часть глав которой была заимствована из одной «фламандской брошюры» о Тиле Уленшпигеле [см. 13, с. 103-104]. Это типологическое сходство персонажей, характерных для фольклора разных народов мира, - остроумцев, насмешников, пройдох, гораздых на хитроумные проделки.
Однако Тиль Уленшпигель в романе Ш. де Ко-стера изменяется, претерпевает существенную эволюцию. Писатель сохраняет остроумие и находчивость героя, но в четырех книгах, следующих за первой и «являющихся созданием чистой фантазии» [13, с. 104], делает его гёзом - героем национально-освободительной войны, народной революции. Ш. де Костер переносит Тиля на два столетия вперед: из XIV в., времени народных легенд об Уленшпигеле, в XVI в., в эпоху первой в мире буржуазной революции в Нидерландах, вызванной невыносимым гнетом испанской монархии и «святой» инквизиции. «Смех фламандского Уленшпигеля, это - личина смеющегося Силена, скрывающая неумолимое гневное лицо, горькую желчь, огненные страсти. Сорвите личину! Он грозен, Уленшпигель! Его сущность трагична.» - писал Р. Роллан в предисловии к немецкому изданию книги Ш. де Костера [14, с. 522].
Поскольку национально-освободительное движение в Нидерландах в XVI в. приняло характер религиозной войны под знаменем кальвинизма против ненавистной католической церкви с ее инквизицией, в «Легенде об Уленшпигеле» сильна антицерковная, антикатолическая направленность. Вряд ли глубоко верующий Шергин стал бы развивать образ своего героя в этом направлении, хотя и писал Горькому о протестных настроениях поморов против церкви и правительства, а в молодости испытал сильное влияние старообрядчества. Шиш Шергина воспринимается и трактуется исключительно в контексте народной смеховой культуры, социально-бытовой сатирической сказки. Трудно представить его героем революции, разоблачителем и хулителем церкви и монашества.
Создать образ героя, о котором писал Горький, на основе фольклора восточных народов, удалось писателю Леониду Соловьеву в его «Повести о Ходже Насреддине». Народные анекдоты переплавлены в книгу с единым сюжетом. Миф, легенда, многовековая мечта народа о герое воплотились в литературном персонаже.
Личное знакомство Л. Соловьева с Горьким состоялось в 1934 г. на встрече Горького с молодыми писателями-прозаиками, участниками литературного объединения при издательстве «Советская литература». Руководил работой кружка К.Я. Гор -бунов. В организации встречи принимали участие главный редактор издательства Ф.М. Левин и, по-видимому, К. Алтайский. В начале марта 1934 г. Горькому передали произведения молодых прозаиков. Он всё внимательно прочитал и встретился с авторами 29 марта 1934 г. [1]. Подготовленный Горьким конспект - анализ произведений - был напечатан под заглавием «Беседа с молодыми» [4]. Ф.М. Левин, присутствовавший на встрече, писал: «К сожалению, опубликованный текст этого разбора неполон...» [11, с. 14]. Фамилии авторов в «Беседе...» не названы, но легко устанавливаются по названиям произведений. Абзац, посвященный рассказам Соловьева, резко выделяется тоном и характером оценки, поскольку произведения остальных авторов были Горьким жестко раскритикованы: «Остаются рассказы: "112-й опыт", "Колесо", "Поход победителя". Автор - литературно грамотен, у него простой, ясный язык, автор, видимо, учился у Чехова, умеет искусно пользоваться чеховскими "концовками", обладает юмором и вообще даровит. Чувствуется, что он усердно ищет свой путь, подлинное "лицо своей души"» [8, с. 230]. «Все задвигались, заговорили, зашумели. Это было признание» [11, с. 15], - вспоминал Ф.М. Левин реакцию молодых писателей на горь-ковскую оценку произведений Л. Соловьева. Один из участников встречи - А.П. Шугаев - тоже писал, что Горький всех жестко критиковал, «огорчал» и вдруг «неожиданно оживился»: «А вот Соловье-
ва похвалю <...> Повалю вас за то, что вы учитесь писать у Чехова. И не просто учитесь. Вы, вижу, горячо любите его» [18, с. 139-140].
Завершая рассказ о встрече с молодыми писателями, Ф.М. Левин отмечал, что Горький «между прочим, сказал Леониду Соловьеву»: «Вам можно уже писать большую вещь» [11, с. 15]. Возможно, что и замысел главной книги Л. Соловьева «Повесть о Ходже Насреддине» сложился не без влияния Горького, которого интересовала фигура знаменитого героя восточных анекдотов. В Архиве А.М. Горького хранятся присланные для журнала «Колхозник» истории о Ходже Насреддине в обработке А. Д. Симукова. На рукописи - помета Горького: «...о Ходже Наср-Эддине надобно дать очерк и добавить анекдотов» [15].
В 1941 г. Соловьев вспоминал, что ему потребовалось восемь лет после переезда в Москву в 1930 г., чтобы воспоминания о Средней Азии отстоялись в его сознании, и тема, наконец, нашлась. Читая сборники анекдотов о Ходже Насреддине и работы фольклористов, он почувствовал неудовлетворенность тем, что образ Насреддина как бы распадался на две мало совместимые ипостаси: веселого мудреца, «отважного защитника бедных и угнетенных» и «мелкого мошенника, одержимого ползучим практицизмом» [16, с. 5]. Он пришел к выводу, что «феодалы, богачи, муллы стремились нейтрализовать Ходжу Насреддина <...> превратить народного героя в простого мошенника и жалкого шута» [16, с. 6]. Писатель вспоминал: «Так была найдена тема, включающая в себя внутренне полемическое задание. Я решил <...> вернуть этому образу его благородную чистоту <...> Все, что я помнил о Средней Азии, все, что я любил в ней, -все легко вливалось в мою тему: и быт, и фольклор, и природа. Я почувствовал тему Ходжи Насредди-на как обязательную для себя» [16, с. 6]. Соловьев сделал своего героя сравнительно молодым, стал свободно менять сюжеты и мотивы анекдотов, придумывать новые истории про Ходжу Насред-дина, рассматривая фольклорный материал «как сырье для переплавки» [16, с. 6].
Аршаруни вспоминал, как Соловьев поделился с ним замыслом своего романа и развеял сомнения своего наставника, с работами которого о Насред-дине был знаком, в целесообразности собирания восточных анекдотов: «Я знаю, чего вы боитесь <... > Но у меня не склад анекдотов, а роман, литературный образ, сюжет» [3, с. 104]. Аршаруни утверждал, что Соловьев успешно справился с довольно сложной задачей - ответить на вопрос: «...кто же он в конечном счете такой, этот противоречивый " герой" восточных анекдотов?» [3, с. 104].
Символично, что первая часть «Повести...», написанная в конце 1930-х гг., - «Возмутитель спокойствия» - была впервые напечатана в основанном Горьким альманахе «Год XXII» (М., 1939). Вполне
Вестник КГУ^ № 1. 2018
17
вероятно, что Горький, которого тогда уже не было в живых, нашел бы в «Повести о Ходже Насред-дине» героя, о котором мечтал. Во всяком случае, когда произведение Соловьева было переведено на голландский язык, критик Г. Маас сравнивал Ходжу Насреддина «с легендарным героем нидерландского народа - Тилем Уленшпигелем. И тот и другой связаны с национально-освободительной борьбой своего народа, явились выразителями лучших черт национального духа» [12, с. 278].
Библиографический список
1. Архив А.М. Горького. - ИМЛИ РАН. -КГ-п 44-8.
2. Архив А.М. Горького. - ИМЛИ РАН. -ПГ-рл-27-2-10.
3. Аршаруни А.М. Встречи с прошлым: Очерки. - М.: Советский писатель, 1979. - 184 с.
4. Горький М. Беседа с молодыми // Литературная учеба. - 1934. - № 4.
5. Горький М. Полн. собр. соч. Варианты к художественным произведениям: в 10 т. Т. 5. - М.: Наука, 1977. - 728 с.
6. Горький М. Полн. собр. соч. Письма: в 24 т. Т. 14. - М.: Наука, 2009. - 678 с.
7. Горький М. Собр. соч.: В 30 т. - М.: ГИХЛ, 1953. - Т. 24. Статьи, речи, приветствия. 19071928. - 576 с.
8. Горький М. Собрание сочинений: В 30 т. - М.: ГИХЛ, 1956. - Т. 27. Статьи, доклады, речи, приветствия. 1933-1936. - 590 с.
9. Дюжев Ю.И. История русской прозы Европейского Севера первой половины ХХ века. - Петрозаводск, 2002. - 232 с.
10. Иванов Вс.В. Переписка с А.М. Горьким. Из дневников и записных книжек. Изд. 2-е, доп. - М.: Советский писатель, 1985. - 480 с.
11. Левин Ф.М. Из глубин памяти: Воспоминания. Изд. 2-е. - М.: Советский писатель, 1984. -312 с.
12. Маас Г. Ходжа Насреддин и Тиль Уленшпигель // Иностранная литература. - 1959. - № 2. -С. 258-282.
13. Мицкевич Б.П. Шарль де Костер и становление реализма в бельгийской литературе. - Минск, 1960. - 263 с.
14. Роллан Р. Собр. соч.: В 14 т. Т. 14. - М.: Ху-дож. лит., 1958.- 628 с.
15. Симуков А.Д. О муле и черкеске: Из цикла сказок о Ходже Насреддине. - Архив А.М. Горького. - ИМЛИ РАН. - Рав-пГ 39-6-6).
16. Соловьев Л.В. О романе «Возмутитель спокойствия» // Литературная учеба. - 1941. - № 2. -С. 4-10.
17. Суматохина Л.В. «...он напишет русского Уленшпигеля»: (Неизвестные письма Б.В.Шергина
и В.Я. Зазубрина М. Горькому // Литературная учеба. - 2014. - № 1. - С. 169-170.
18. Шугаев А. Поездка в Горки // Сибирские огни. 1968. - № 3. - С. 139-140.
19. Эльяшевич А.П. Единство цели, многообразие поисков в литературе социалистического реализма. - Л.: Сов. писатель, 1973. - 494 с.
References
1. Arhiv A.M. Gor'kogo. - IMLI RAN. -KG-p 44-8.
2. Arhiv A.M. Gor'kogo. - IMLI RAN. -PG-rl-27-2-10.
3. Arsharuni A.M. Vstrechi s proshlym: Ocherki. -M.: Sovetskij pisatel', 1979. - 184 c.
4. Gor'kij M. Beseda s molodymi // Literaturnaya ucheba. - 1934. - № 4.
5. Gor'kij M. Poln. sobr. soch. Varianty k hudozhestvennym proizvedeniyam: v 10 t. T. 5. -M.: Nauka, 1977. - 728 s.
6. Gor'kij M. Poln. sobr. soch. Pis'ma: v 24 t. T. 14. - M.: Nauka, 2009. - 678 s.
7. Gor'kij M. Sobr. soch.: V 30 t. - M.: GIHL, 1953. -T. 24. Stat'i, rechi, privetstviya. 1907-1928. - 576 s.
8. Gor'kij M. Sobranie sochinenij: V 30 t. - M.: GIHL, 1956. - T. 27. Stat'i, doklady, rechi, privetstviya. 1933-1936. - 590 s.
9. Dyuzhev YU.I. Istoriya russkoj prozy Evropejskogo Severa pervoj poloviny HKH veka. -Petrozavodsk, 2002. - 232 s.
10. Ivanov Vs.V Perepiska s A.M. Gor'kim. Iz dnevnikov i zapisnyh knizhek. Izd. 2-e, dop. - M.: Sovetskij pisatel', 1985. - 480 s.
11. Levin F.M. Iz glubin pamyati: Vospominaniya. Izd. 2-e. - M.: Sovetskij pisatel', 1984. - 312 s.
12. Maas G. Hodzha Nasreddin i Til' Ulenshpigel' // Inostrannaya literatura. - 1959. - № 2. - S. 258-282.
13. Mickevich B.P. SHarl' de Koster i stanovlenie realizma v bel'gijskoj literature. - Minsk, 1960. - 263 s.
14. Rollan R. Sobr. soch.: V 14 t. T. 14. - M.: Hudozh. lit., 1958.- 628 s.
15. Simukov A.D. O mule i cherkeske: Iz cikla skazok o Hodzhe Nasreddine. - Arhiv A.M. Gor'kogo. - IMLI RAN. - Rav-pG 39-6-6).
16. Solov'ev L.V. O romane «Vozmutitel' spokojstviya» // Literaturnaya ucheba. - 1941. -№ 2. - S. 4-10.
17. Sumatohina L.V. «...on napishet russkogo Ulenshpigelya»: (Neizvestnye pis'ma B.V.SHergina i V.YA. Zazubrina M. Gor'komu // Literaturnaya ucheba. - 2014. - № 1. - S. 169-170.
18. SHugaev A. Poezdka v Gorki // Sibirskie ogni. 1968. - № 3. - S. 139-140.
19. EHl'yashevich A.P. Edinstvo celi, mnogoobrazie poiskov v literature socialisticheskogo realizma. - L.: Sov. pisatel', 1973. - 494 s.
