CC BY
60
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 2
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Макеев М.С. «НИКОЛАЙ НЕКРАСОВ: ПОЭТ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ. Очерки о взаимодействии литературы и экономики». М.: МАКС Пресс, 2009. 236 с.
Ни личность и биография Н.А. Некрасова, ни даже творчество одного из крупнейших в XIX в. поэтов, журналистов и издателей, а кроме того прозаика, драматурга, критика - в их поэтике и историко-литературном контексте - не оказались отмечены заметным вниманием исследователей в первое десятилетие нового века. Практически только Некрасовская группа ИРЛИ РАН в Петербурге вслед за подготовкой академического некрасовского пятнадцатитомника продолжает упорно и основательно работать над «Летописью жизни и творчества Н.А. Некрасова», общественным и литературным окружением поэта, реализацией других перспективных проектов. Вместе с тем начала ощущаться в известной степени исчерпанность существующих в некрасоведении исследовательских подходов. Двумя десятилетиями раньше о поиске новых методологических стратегий заговорили на ярославских и костромских конференциях. Но прорыв в этом направлении явно запаздывал.
И вот, наконец, появилась новая книга о Некрасове, во многом рубежная, открывающая перспективы для некрасоведения. Как инновационное сочинение она, конечно же, всерьез затрагивает, корректирует, а в отдельных случаях и дезавуирует ту в немалой степени мифологизированную традицию восприятия личности и литературного дела поэта и журналиста, которая сформировалась за последнее столетие. Вполне возможно, что принципиальная позиция автора уйти от собственно художественных трактовок творчества и свойств личности поэта, отказ от притязаний на создание его «целостного портрета» с тем, чтобы обратиться к рассмотрению Некрасова «как своего рода медиума, в деятельности которого поэзия и коммерция вступают во взаимодействие» (с. 9), «показать на его примере по возможности все типы и способы, какими взаимодействуют литература и экономика» (с. 10), способна породить не только раздражение, но и прямое неприятие ввиду нарушения привычного восприятия значимого имени и культурной репутации (здесь и далее курсив наш. - Н.П.). Подобная реакция, к сожалению, свидетельствует, пожалуй, либо о чрезвычайно масштабной власти стереотипов в обществе, либо о монопольных идеологизированных контекстах восприятия неоднозначной фигуры Некрасова в профессиональных кругах. Однако именно подобный «отстраненный», «типологический» подход позволил автору не только на практике и «примере» продемонстрировать приемы модной исследовательской технологии («новой экономической критики»), но и предложить конкретные и вполне убедительные истолкования целому ряду «темных мест», давно занимающих некрасоведов, но по-новому поставленных автором монографии.
К числу подобных мест, избранных М.С. Макеевым для литературно-экономического комментария, автор, как можно видеть, отнес либо громкие конфликтные ситуации, сопровождавшие литературную карьеру Некрасова (главы 2-5, 7, 8), либо факты создания поэтом и журналистом литературных проектов, прежде получавших исключительно психологическую или идеологическую оценку, но заслуживающих также и компетентного экономического комментария (главы 1, 6, 9, 10).
Несмотря на то что по характеру формулирования целей своей книги М.С. Макеев как будто дистанцируется от собственно филологических проблем и используемые им методы относятся скорее к экономическому кругу представлений и исследовательских процедур, книга представляет собой очевидный прорыв именно в историко-литературной области. До настоящего времени в отношении Некрасова упорно держится известная модель истолкования литературного материала: та культурная, идеологическая и эстетическая репутация, которая сложилась в связи с ретроспективным осмыслением творческой деятельности и общественной роли Некрасова, «опрокидывается» на весь его биографический и творческий путь; благодаря этому программируется селективный отбор только тех фактов, которые телеологически устремлены к утверждению сложившейся итоговой литературной репутации поэта и журналиста; отобранные таким способом факты затем интерпретируются тоже только в соответствующем указанной перспективе смысле. Все факты, не укладывающиеся в данную логику, «отбраковываются» как «случайные», «не характерные», «не существенные».
Но сегодня уже очевидно, что, имея целью восстановление исторической истины, надлежит руководствоваться совершено другой интерпретационной моделью: моделью исторического становления личности, литератора, предпринимателя, общественного деятеля, культурного явления - в их собственной внутренней логике и во взаимодействии с меняющимся историко-культурным, социальным, идеологическим, эстетическим и экономическим контекстом. Суммарно говоря, Некрасов не родился Некрасовым, а стал им, во-первых, из того персонального и контекстуально обусловленного «материала», какой ему выпал, во-вторых, произошло это далеко не сразу, а в результате немалой череды внутренних и внешних трансформаций и «ломок».
Что же дает «новая экономическая критика» для филологии? Прежде всего возникает прозрачная ясность в понимании того, как в русской литературе вообще и в литературном деле, в центре которого довелось встать Некрасову, происходила последовательная смена нескольких принципов внутрилитературных отношений. Если Некрасов при начале своей творческой деятельности еще застал старинный механизм «рекомендательных писем», литературного «покровительства», иерархически-«департаментских» отношений между мэтрами и прозелитами в литературе и журналистике, то во времена своего утверждения в литературе он стал свидетелем и других весьма экзотических моделей литературного поведения - коммерческого найма литературного работника, предложения покупателю литературного «товара», контрафакции, капитализации литературного имени, позиции «честного капиталиста», издательских проектов в кредит и условий обеспечения кредитной состоятельности, наконец, коммерческого участия виднейших авторов-писателей в дивидендах с публикующего их сочинения издания.
Одной из таких по-новому поставленных тем в книге М.С. Макеева стали внедрявшиеся в литературный обиход Белинским в 1840-е гг. и экономистами «Современника» в шестидесятые годы принципы «социалистического» расчета оплаты труда, «содержания» состоятельными литераторами нуждающихся, беспроцентного «дружеского» кредита, «долга» работодателя перед литературным работником и публикой-народом и - отношения с «соратниками», в которые по этому поводу вступал Некрасов-журналист.
Еще одним последовательно проводимым М.С. Макеевым подходом к литературным проблемам стали его обстоятельные исследования-комментарии к издательским начинаниям Некрасова как коммерческим проектам. С этой позиции автор монографии рассмотрел и первый юношеский поэтический сборник Некрасова «Мечты и звуки» (1840) и первый его зрелый поэтический сборник «Стихотворения» (1856), литературные альманахи 1840-х гг., проект совместного с Салтыковым-Щедриным «детского» издания (1869), проект литературной серии «Красных книжек» для народного чтения (1861).
В каждом конкретном случае, не отрицая романтической устремленности полудетских стихов 1830-х гг. или гражданского звучания стихотворного собрания середины 1850-х, адресованности «стихов, посвященных русским детям», именно к этой целевой аудитории или идеологических целей у некрасовских «Красных книжек», М.С. Макеев устанавливает конкретные экономические условия возникновения этих изданий и характер собственно коммерческих задач, имевшихся в виду их издателем.
И, может быть, наименее очевидной, но принципиально новаторской оказалась в монографии задача понять то обстоятельство, что не только динамика внутрилитературных отношений, взаимодействия и диалога литературы и публики, не только интеграция экономических устремлений в тематику и способы художественного высказывания характеризовали творческую практику Некрасова, но для этого художника оказался существенным еще и перенос рыночных представлений на оценку собственно художественной стороны литературных произведений. Подобная постановка проблемы неявно присутствует еще в первых главах монографии М.С. Макеева. А начиная с четвертой главы, она развивается уже очевидно и находит свою кульминацию в 10-й главе обсуждаемой книги. В не без изящества предпринятом рассуждении автор работы подводит читателя к выводу, что предпринятый Некрасовым эксперимент по «демпинговой» реализации подготовленных им изданий для народа помимо «пропагандистской» и просветительской целей имел еще и чрезвычайно специфически поставленную (но вполне в духе прогрессистских исканий времени) эстетическую цель - убедиться в качестве «народности» собственной поэзии через готовность крестьянина, чрезвычайно дорожащего реальными деньгами, потратиться на подобные книги. Иначе говоря, деньги здесь напрямую выступили в качестве эквивалента эстетических достоинств народно ориентированной словесности. Более того, автор исследования (уже скорее в биографической связи) приходит к выводу, что деньги для Некрасова в его специфически устроенной системе ценностей могли быть показателем качества и собственно человеческих отношений.
Исследование М.С. Макеева показало, что ни один факт из числа сопутствующих имени и делу выдающегося деятеля не может и не должен быть
упущен или отброшен. Каждый из них занимает свое необходимое место в общей картине творческой и, шире, всей литературной деятельности такого художника и общественного деятеля, каким был Н.А. Некрасов. Предпринимательство, согласно наблюдениям и выводам автора монографии, не было только внешним и не релевантным творчеству занятием поэта и даже только его гражданским служением. Наоборот, как убедительно показал М.С. Макеев, это был важнейший жизненный стержень, многое определивший как в формах присутствия Некрасова в литературе и в качестве объяснения многочисленных аспектов его драматических отношений с современниками, так и в содержании и форме многих его художественных созданий и литературных проектов. И в этом главное достоинство книги автора.
Есть, впрочем, и другая сторона у предложенного исследователем взгляда на вещи. М.С. Макеев прав, когда подвергает иронической характеристике метод усмотрения в Некрасове противоречия между «торгашом» и «поэтом» как природной «двойственности натуры» поэта по принципу «с одной стороны - с другой стороны». Идея раскола личности в духе Достоевского тоже не более чем интеллектуальная схема (к тому же генетически восходящая к психологическим проблемам самого Достоевского, и в этом качестве как раз вышучивавшаяся самим Некрасовым). Но и решение сосредоточиться исключительно на проблеме предпринимательства как детерминанте жизненных реакций и общественного поведения чревато тем, что «торгаш» явно начинает доминировать над «поэтом». В этом случае явление в Некрасове именно художника (даже и эстетически корреспондирующегося с собственной экономической практикой) остается без объяснения.
Думается, М.С. Макеевым сделан важнейший шаг к принципиальному выводу поэта и журналиста Некрасова из тени некрасовского мифа. Но не менее значимым представляется и следующий шаг. В деле объяснения Некрасова-художника суть, разумеется, не в его «двойничестве», а в особенном характере взаимодействия в его творческом сознании разнородных начал. Если взять Некрасова как провинциальный «дичок», искусственно пересаженный на столичную почву; как человека без «почвы», пробивающегося и по мере сил устраивающегося в жизни; как плохо образованного юноши, легко подпадающего под различные идеологические влияния и включающегося в современные экспериментальные социально-экономические практики, но при этом никогда не теряющего из виду и собственный интерес (а именно это и можно сказать о молодом Некрасове-литераторе и журналисте), - то предложенный М.С. Макеевым ракурс взгляда на этого деятеля XIX в. сможет очень многое объяснить в его с этической точки зрения кажущихся странными поступках, отношениях с людьми, творческих и издательских проектах.
Но если и сборник юношеской лирики, и последующую литературную поденщину (водевили, сказки, афиши, фельетоны в стихах и прозе, рассказы и романы) рассматривать в качестве писательской халтуры, сочиняемой исключительно с коммерческими целями, тогда у нас нет никаких надежд (включая «университеты Белинского») найти объяснение, отчего из этого парня вырос не только толковый «торгаш», но и «глубоко чувствующий поэт». Думается, парадоксальность Некрасова (вне какой бы то ни было «двойственности») состоит в том, что то, что мы называем «халтурой» в раннем творчестве Некрасова-писателя, и указывало на реальный уровень
«художественности» его творений, и субъективно являлось средством к жизненному, в том числе экономическому, самоутверждению, и одновременно служило способом реализации серьезных эстетических поисков начинающего художника. Только так мы можем оправдать сложение из «литературного пролетария» настоящего поэта.
Вместе с тем тщательный экономический комментарий отнюдь не снимает и этической составляющей в оценке охарактеризованных в книге М.С. Макеева «темных» мест некрасовской биографии, особенно в плане самосознания поэта, мучительно переживавшего свои «падения». Равно как и концепции «эстетических денег» или «психологических денег», вероятно, имеют не универсальный (в духе Н.С. Лескова, сочувственно цитируемого автором монографии), а конкретный биографический, исторический и идеологический характер.
Впрочем, все эти соображения возникают именно в диалоге с теми идеями и трактовками, которыми так богата рассматриваемая нами книга, и они нимало не колеблют ее достойного места на полке всякого профессионально работающего в области некрасоведения исследователя. Важно отметить то обстоятельство, что это - московская книга. По уходу из жизни многих отечественных некрасоведов старшего поколения столичная его ветвь «осиротела». С появлением книги М.С. Макеева, других его некрасо-ведческих работ, группирующихся вокруг исследователя учеников можно надеяться на возрождение московской школы изучения Некрасова. Причем на основе свежих научных подходов.
Н.Н. Пайков (Ярославль)
Сведения об авторе: Пайков Николай Николаевич, канд. филол. наук, доцент кафедры русской литературы ЯГПУ имени К.Д. Ушинского. E-mail: [email protected]
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 2
БИОГРАФИЯ ЧЕХОВА: ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ:
Материалы Международной научной конференции. Великий Новгород: Новгородский гос. университет им. Ярослава Мудрого, 2008. 232 с.
На излете первого десятилетия нового века чеховедение продолжает подводить свои итоги, о чем свидетельствует данное издание, подзаголовок которого ассоциируется с последним выпуском сборника «Чеховиана»1. Однако, как кажется, главное в книге - даже не «итоги» и не «перспективы», а попытка освещения хотя и известных, но до сих пор не решенных в современной литературной теории и практике вопросов, связанных с жанром биографии. Неслучайно, когда конференция только задумывалась, А.П. Чудаков предлагал для нее подзаголовок «Итоги и проблемы» (с. 7).
1 Чеховиана. Из века ХХ в XXI: итоги и ожидания. М., 2007.
