CC BY
106
СОБЫТИЯ И СУДЬБЫ Landmarks in Human History
Д.Е. Мартынов, Ю.А. Мартынова, Р.М. Валеев
МАГИСТР ФИЛОСОФИИ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВ И ЕГО КОМАНДИРОВКА В ПЕКИН (1840 - 1850 годы)*
D. Martynov, Yu. Martynova, R. Valeev
Master of Philosophy, Vasiliy Vasilyev, and his Mission to Beijing
(1840 - 1850)
История отечественного китаеведения XIX в. представлена яркими именами выдающихся ученых-синологов и их бесценным наследием, посвященным истории и культуре великого соседа России - Китая. Среди них особо выделим следующие имена: о. Иакинф (в миру Н.Я. Бичурин, 1777 - 1853), архимандрит Петр (П.И. Каменский, 1765 - 1845), С.В. Липовцов (1770 - 1841), архимандрит Палладий (П.И. Кафаров, 1817 - 1878) и академик В.П. Васильев (1818 - 1900). Все они в разные годы жили и учились в Казани, а их тернистый путь в науку о Китае был связан с Русской духовной миссией в Пекине. Жизнь и наследие о. Иакинфа, архимандрита Палладия и академика В.П. Васильева составили эпоху в российском китаеведении XIX в. Их биографии и судьбы тесно сплетены и в целом раскрывают величие научного творчества и поиска первых российских ученых-китаеведов, заложивших основы классической синологии в России1.
Масштаб личности и творческого наследия В.П. Васильева, его выдающаяся роль в развитии российского китаеведения была ярко и высоко оценена его соратниками и современными исследователями, вплоть до именования его «корифеем русского китаеведения»2. Поэтому представляются перспективными поиск, систематизация и введение в научный оборот новых архивных документов о жизни и
творчестве академика В.П. Васильева.
* * *
* Исследование осуществлено в рамках научного проекта РФФИ «Научное наследие российских востоковедов XIX века: О.М. Ковалевский и В.П. Васильев» (№ 17-01-00209).
Василий Павлович Васильев был направлен в Китай в 1840 г., став выпускником Разряда восточной словесности Императорского Казанского университета, защитившим магистерскую диссертацию «Об основаниях философии буддизма». Это было удостоверено дипломом за подписью Н.И. Лобачевского.
Его научным руководителем был заведующий кафедрой монгольской словесности и декан Разряда восточной словесности (1-е отделение) Философского факультета профессор Осип Михайлович Ковалевский (Юзеф Щепан Ковалевски; 1801 - 1878).
Защита Васильева состоялась 23 декабря 1839 г. «в присутствии членов Совета Казанского университета и посторонних посетителей». Присужденная «из уважения к трудности и новости самого предмета, а также сведениям в источниках буддизма» степень магистра была утверждена министром народного просвещения С.С. Уваровым 29 февраля 1840 г. Выданный Советом университета диплом датирован 22 марта 1840 г.3
Основной целью командирования Васильева в Пекин было «усовершенствование его в тибетском и санскритском языке», поскольку попечитель Казанского учебного округа Михаил Николаевич Мусин-Пушкин (1795 - 1862) принял решение об открытии на Восточном разряде кафедры тибетской словесности, в дополнение к имеющимся кафедрам монгольской и китайской словесности4.
Тибетским языком Васильев, к тому времени изучивший монгольский и китайский языки, занялся еще в Казани. Сохранился примечательный список книг, составленный Ковалевским как «необходимо нужных для г. Васильева». Первыми в списке значатся грамматика и словарь Чома де Кереши (1784 - 1842), опубликованные в Калькутте в 1834 г., а также немецкие грамматики и словари санскрита5 - все эти книги были новейшими для того времени, изданными в 1830-е гг. Список был включен в прошение библиотекарю Казанского университета от 19 июня 1839 г.6, всего в нем значилось семь позиций. Дополненный до 10 библиографических единиц список был помещен в прошении профессора Ковалевского на адрес попечителя Казанского учебного округа Мусина-Пушкина от 23 января 1840 г.7 Из фонда университетской библиотеки словари и грамматики санскрита и тибетского языков должны были выдать Васильеву для использования в качестве учебного пособия в Китае. Среди прочего, в список включили и тибетскую грамматику Я.И. Шмидта, только что вышедшую в свет.
Именно Ковалевский составил «наставление» Васильеву8.
В нем выделяется пункт 3, гласящий: «Не один только живой язык, употребляемый в какой-либо области, будет предметом изысканий г-на Васильева, но разные наречия, равно как и книжный язык, со всеми живыми уклонениями, должны обратить на себя его внимание так, чтобы весь круг языка был вполне исследован с от-
крытием начал, от которых произошли все ветви, и с указанием пределов разных изменений. Сочинения известного венгерского миссионера Чомы Кересского и знаменитого нашего академика Шмидта должны быть приняты за основание и единственное пособие для дальнейших изысканий. Предстоит один труд г-ну Васильеву - обогащать эти сочинения своими наблюдениями над грамматическим устройством языка и определением значений слов».
Пункт 8 гласил: «Известно, что на искаженных китайцами именах народов или царственных династий основываются разные исторические теории наших ориенталистов, из коих одни почитают все народы турками, другие всех монголами. Поэтому желательно, чтобы г-н Васильев на месте собрал достоверные исторические показания, к какому именно племени принадлежал каждый из средне-азийских народов? Каким говорит языком? Откуда пришел и куда девался? Для этого весьма полезными быть могут и изустные показания китайцев, и положения хвастливых членов хань-линя, и исторические памятники всякого рода, особенно письменные. Равным образом нельзя упускать из виду самых названий урочищ в странах, занимаемых этими народами, потому что земля, обитаемая народом, должна почитаться книгою, в которую он вписывает свое существование неизгладимыми буквами. Действовавшие в великой драме истории народы никогда не исчезают: они только уходят для перемены костюма, чтобы опять явиться в новых ролях, нередко под новыми именами. История получит важное приобретение от исследования знаменитого народа хюн-ну или сюн-ну, и от точного показания, с какими племенами он слился и куда девались остатки его в то время, когда обыкновенная официальная китайская история теряет его из виду. Можно ему рекомендовать рассмотреть вопрос, недостаточно решенный об уйгурах, о множестве племен, упоминаемых Рашид-ад-дином и Абулгази до появления страшного завоевателя Чингиса, о среднеазийских турках, о тангутах и т.д. Вообще из истории монголов, разных племен, образовавших потом Чингисову империю, и состояние монголов в нынешнем Китае должны преимущественно обратить на себя внимание г-на Васильева».
13-й пункт предусматривал продолжение исследований философии буддизма «в продолжение университетского курса». В нем содержалось пожелание к приобретению полного издания буддийского канона с комментариями - Ганчжура и Данчжура. Характерно, что изучение санскрита и санскритской литературы ставилось в прямую взаимосвязь с буддийскими штудиями9.
В свое время В.М. Алексеев обращал внимание на финальный (15-й) абзац инструкции, тесно связанный с особенностями личности Васильева10. Процитируем этот фрагмент целиком:
«Наконец, чувство живейшего соучастия, какое принимает университетское начальство в похвальном предприятии своего воспитанника, да послужит доказательством, что и прежние его настав-
ники при начертании этой инструкции не имели другой цели в виду, кроме собственной пользы г. Васильева, и успехов науки на отечественной почве, и не сомневаются, что при непрерывном стремлении к достижению предназначенной цели, г. Васильев наполнит эти статьи правилами честного и благородного поведения и даже новыми видами ученых изысканий для славы нашего заведения»11.
Помимо инструкции по историческим и филологическим дисциплинам, в деле об отправке Васильева в Пекин содержались подробные «Наставления для собирания и сушки растений»12 и «Наставление, как собирать млекопитающих животных и птиц»13, причем последнее было подписано профессором Э. Эверсманом. Была прислана и инструкция Конференции Императорской Академии наук14. В инструкции Конференции говорилось, что научная часть его командировки была исчерпывающим образом распланирована Ковалевским, и в этой части не нуждается в дополнениях. Васильеву была выдана доверенность на неиспользованные суммы из бюджета Духовной миссии на сумму 2 200 руб. ассигнациями на закупку буддийской литературы на тибетском и монгольском языках, а также был прислан список имеющихся в библиотеке Академии наук изданий во избежание дублирования и ненужных трат. Кроме того, было предписано не приобретать медицинских сочинений, и настоятельно рекомендовалось найти тибетскую версию эпоса о Гэсэр-хане. Васильев предостерегался от поспешности при закупках книг, ему разрешалось не издерживать всей суммы и отправить при смене Духовной миссии в 1840 г. только часть полученных фондов, отложив доставку остального до возникающей в будущем оказии. Предписывалось также найти полный экземпляр Данчжура на тибетском или монгольском языке. Обо всех возникающих обстоятельствах В.П. Васильев должен был регулярно отчитываться15.
Методы планирования и составления научной программы, опробованные в командировке Васильева, в дальнейшем сделались стандартными в практике Императорской Академии наук и российских университетов16.
* * *
Поскольку Васильев не относился к духовному сословию, его, по договоренности между Академией наук и Азиатским департаментом Министерства иностранных дел, официально включили в состав Русской духовной миссии в Китае как «студента».
Чрезвычайно примечателен список вещей, «купленных для подарков» в Пекине на сумму 500 руб.17 В оригинале он сведен в таблицу с пометами о лицах, предоставивших те или иные предметы. Набор предметов стандартный для той эпохи: «портофело московской работы» (100 руб.), складное зеркало (12 руб.), «две пары чашек с живописью» (45 руб.) и тому подобное. Судя по пометам,
308 руб. было уплачено некой Анне Гунот, сумма в 158 руб. 50 коп. причиталась казанскому купцу Алексею Демяхину18. Из указанных сумм было выплачено 28 руб. университетскому переплетчику за комплект «Монгольской хрестоматии» О.М. Ковалевского, и еще 5 руб. 50 коп. за три ящика и их упаковку19.
В донесении попечителю Казанского учебного округа Мусину-Пушкину от 4 марта 1840 г. Васильев, именуя себя «студентом Духовной миссии», сообщил, что 20 января 1840 г. он вместе с остальными членами миссии покинул Казань и 21 февраля прибыл в Иркутск20. За 9-дневное пребывание в Иркутске он успел познакомиться с собранием китайских и маньчжурских книг, имевшимся в городской гимназии и духовной семинарии, а также познакомился с методикой преподавания монгольского языка в гимназии21. После прибытия в Троицкосавск Васильев получил возможность разговорной практики с местными бурятами и китайскими купцами, а также познакомился с К.Г. Крымским (1796-1861) - учителем местной коммерческой школы китайского языка22.
В деле об отправке Васильева в Пекин можно найти интересные подробности, свидетельствующие о фундаментальности его подхода к решению возложенной на него задачи. Она содержится в отношении вице-канцлера графа К.В. Нессельроде министру народного просвещения Уварову от 22 августа 1841 г. Поскольку Васильев должен был изучать тибетский язык, начальник Духовной миссии архимандрит Поликарп (Тугаринов) нанял для него одного из буддийских монахов, пользующихся известностью знатока тибетского языка, однако оказалось, что монах уступал в знании языка студенту миссии, и тому было отказано23.
Васильев продолжил самостоятельное изучение языка, однако предполагалось, что осенью в Пекин прибудут паломники из Монголии или из самой Лхасы, которые согласятся стать его наставниками. В противном случае начальник миссии выражал опасение, что учителя для Васильева придется выписывать из Монголии. Получил он и рукопись тибетско-монгольского словаря ламы Никитуева. Занятия его китайским языком описывались как гораздо более успешные. Для коллекции Казанского университета Васильевым было закуплено 13 сортов китайского лака и 180 видов различных семян, а также образцы шелка-сырца. В числе книжных приобретений упоминалась биография Будды Шакьямуни, собрание сочинений Зая-Пандиты (на тибетском языке) и биография Цзонхавы на монгольском языке24.
От последней сохранились только три главы, прочее было подмочено при доставке из Пекина в Казань. Попытка приобрести Данчжур не увенчалась успехом: книги были неразборчиво напечатаны на бумаге низкого качества, но даже в таком виде за них просили 1 000 лянов серебра, то есть 2 000 руб. серебром. За Ганчжур пекинской придворной печати просили до 5 000 руб. серебром у
частных лиц, поскольку государственная книжная торговля не располагала ни одним экземпляром25. Поведение Васильева характеризовалось начальством Духовной миссии как «отличное», и отдельно упоминалось, что он «вполне проникнут мыслью о возложенных на него обязанностях»26.
В письме Ковалевского попечителю Казанского учебного округа Мусину-Пушкину от 27 января 1842 г.27 сообщалось, что образцы китайского лака и шелка помещены в университетский кабинет редкостей, однако доставленные из Пекина шесть тибетских сочинений подмочены и сильно повреждены. Они были переданы в университетскую библиотеку. Список книг, заверенный библиотекарем Казанского университета К.К. Фойгтом (будущим ректором Харьковского университета), прилагался к письму28.
В письме Васильева попечителю Казанского учебного округа Мусину-Пушкину от 2 июня 1842 г.29 сообщалось, что «ученые занятия его идут самым медленным образом», поскольку так и не удалось найти толковых учителей тибетского и санскритского языков30.
Главную трудность, впрочем, составляла обстановка, сложившаяся в Русской духовной миссии на втором году ее пребывания в столице Китая, которую описал Васильев в письме попечителю.
28 февраля 1842 г., на свои именины, Васильев получил поздравления лично от архимандрита и членов миссии. Однако 7 марта художник миссии К.И. Корсалин обвинил Васильева в том, что тот отравил его на своих именинах31. Врач миссии А.А. Татаринов сделал вывод о «помрачении ума» у Корсалина, однако, чтобы не возвращать его в Россию, архимандрит принял решение поселить его на Северном подворье миссии вместе с Васильевым32.
9 марта, во время визита на Северное подворье, архимандрит в присутствии студентов И. Захарова и В. Горского осведомился у Васильева, что произошло на именинах. Разговор закончился открытой ссорой, поскольку Васильев потребовал придать делу формальный вид, коль скоро его обвиняют в уголовном преступлении и доверяют словам обвинителя больше, чем его33. Захаров и Горский также оказались под подозрением, ибо Корсалин заявил, что все трое намерены выжить его с подворья. Далее конфликт разрастался, в него был вовлечен иеродиакон Палладий (Кафаров), и другие лица. А сам архимандрит, при всей внешней индифферентности, по сути, принял решающее участие в обострении конфликта.
В заключении письма Васильев ходатайствовал перед Мусиным-Пушкиным о возвращении в Россию34.
Из следующего письма Васильева из Пекина, датированного 4 октября 1843 г., попечитель узнал о новых трудностях, мешавших его работе. Письмо начинается с жалобы на отсутствие определенной суммы, которая бы позволила самому Васильеву заниматься изысканиями нужной литературы или наймом нужных ему специалистов. Из-за спартанских условий быта, особенностей климата и 158
конфликтов с членами миссии сильно ухудшилось состояние здоровья востоковеда, в июле открылось кровохарканье, которое было остановлено врачом миссии. К тому времени один из членов миссии скончался от туберкулеза, что усиливало подавленность Васильева. Отношения с отцом-архимандритом более или менее наладились, и тот уверил востоковеда, что если к весне 1844 г. его состояние не улучшится, тот не будет препятствовать его возвращению35.
Мусин-Пушкин через Азиатский департамент МИДа запросил у начальника миссии сведения о состоянии здоровья Васильева и хода его занятий, а также осведомился о необходимости его досрочного возвращения. 9 февраля 1844 г. пришел ответ36. Сообщалось, что в последнем на тот момент донесении о. Поликарпа от 6 октября 1843 г. о болезненном состоянии Васильева не упоминалось. В донесениях архимандрита министру иностранных дел ученые занятия Васильева в последний раз упоминались вообще в 1842 г. и были доведены до сведения министра народного просвещения 18 марта 1842 г. Учителя тибетского языка для Васильева пришлось выписывать из Монголии: это был монгольский лама, долгое время проживший в Тибете. Возвращение Васильева досрочно не представлялось возможным, поскольку согласие на 10-летнее пребывание в Китае было первостепенным условием включения востоковеда в состав миссии. Вопрос о необходимых средствах был решен положительно: «начальник миссии не может ему отказывать в расходах действительно нужных и клонящихся к той цели, для которой он послан и для которой дарованы ему самые эти средства»37.
8 марта 1844 г. Васильев отчитался перед Мусиным-Пушкиным из Пекина собственноручно, письмо прибыло в Казань 9 июля38.
Из отчета Васильева следует, что в начале 1844 г. он получил каталог для книжных закупок, которыми активно занимался, в том числе на средства, сэкономленные от найма учителей восточных языков. Васильев упоминал, что занимался китайскими классическими книгами для изучения языка, но полагал их собрание в университетской библиотеке вполне достаточным для образовательных нужд. Был куплен «И-цзин», но гораздо больше сложностей составило приобретение исторических сочинений. Васильев хотел приобрести официальное 80-томное издание «23-х династических историй», а не покупать сочинения по частям в изданиях разного качества и авторитетности. Вдобавок, пользуясь редкостью издания «Истории династии Мин», торговец запросил за него 650 руб. серебром, вместо 300 руб., указанных в каталоге. Много писал Васильев о скверном качестве ксилографической печати, из-за чего на многих страницах невозможно было разобрать ни единого иероглифа. Он сетовал на несовершенство присланного ему книжного списка, в котором не были указаны три важнейшие энциклопедии династии Сун (960 - 1279 гг.) - «Тун-чжи», «Тун-дянь» и «Вэнь-сянь тун-као», которые являлись ценнейшими собраниями систематизированных ис-
точников как для образовательных, так и научных нужд. Ко времени получения каталога эти энциклопедии были им уже приобретены и даже с продолжением («Сюй-сань тун»), доведенным до конца династии Мин (1368 - 1644 гг.).
Васильев писал в отчете, что не занимался маньчжурским языком, но спрашивал у попечителя, угодно ли ему, в виду учреждения кафедры маньчжурской словесности, приобретать книги и на этом языке, указывая, что со временем они становятся реже и дороже, и изначально маньчжурский перевод стоил дороже китайского подлинника. Поскольку полный комплект Ганчжура и Данчжура так и не был приобретен, архимандрит Поликарп по просьбе Васильева в январе 1844 г. обратился в Лифаньюань (Палату внешних сношений) с просьбой отпечатать для миссии копию этих сводов по ксилографическим матрицам, хранящимся в Пекине. Ко времени написания отчета ответа на эту просьбу не поступило.
20 ноября 1844 г. Ковалевский направил в Пекин письмо, в котором выражал свое и попечителя Казанского учебного округа удовольствие от содержания мартовского отчета. Там же указывалось, что начальство не стесняет Васильева в выборе закупаемых книг, всецело полагаясь на его «познания и вкус к литературе». В письме содержалась просьба расширить ассортимент маньчжурских книг, и к нему прилагался список пособий, необходимых для занятий студентов, на китайском и маньчжурском языках. Содержалась также просьба приобрести тибетские сочинения, изданные за пределами Пекина, а также книги, касающиеся Туркестана39.
Далее в переписке, сохранившейся в Казани, следует огромный провал, который напрямую «перебрасывает» нас к итогам и оценкам путешествия в Китай. XII духовная миссия в Пекине закончила свою работу в самом конце 1849 г., но в силу особенностей передвижения через пустыню Гоби, по Монголии, в Сибири и по Уралу только к сентябрю следующего, 1850-го, года Васильев вернулся в Казань.
* * *
Следующее письмо Васильева на имя Лобачевского (тогда - помощника попечителя и управляющего Казанским учебным округом) датировано 20 сентября 1850 г. В письме содержалась просьба о 28-дневном отпуске, начиная от 23 сентября, для встречи с престарелой матерью в Нижнем Новгороде. Представление отчета о научной командировке и о расходе отпущенных средств было обещано к 1 декабря. Просьба была удовлетворена40.
Из письма Совета Казанского университета попечителю Казанского учебного округа Мусину-Пушкину от 27 ноября 1850 г.41 следует, что 25 октября Васильев вернулся в Казань из Нижнего Новгорода, но так и не представил отчета о своих занятиях тибет-
ским языком и санскритом. Исходя из пожелания Азиатского департамента МИДа, было решено назначить Васильева преподавателем языка, литературы и истории Китая в том же объеме, в каком их осуществлял покойный профессор О.П. Войцеховский (1793 - 1850), а равно и маньчжурского языка.
Не дожидаясь получения отчета Васильева, 26 ноября Совет Казанского университета, по представлению Ковалевского, рекомендовал его на эту должность. И 4 декабря Васильев приступил к исполнению своих обязанностей, что следует из письма ректора университета Ивана Михайловича Симонова (1794 - 1855) попечителю Казанского учебного округа Мусину-Пушкину от 6 января 1851 г.42
После изучения отчета Васильева о занятиях тибетским и санскритским языками, который от него потребовали представить к 1 декабря 1850 г., и перечня приобретенных книг было отмечено, что из отпущенных на эти цели 7 000 руб. (280 фунтов серебра по весу) ему удалось сэкономить 1 320 руб. (52 7/8 фунтов)43.
4 февраля 1852 г. в Казанском университете было проведено освидетельствование привезенного из Пекина груза - 54 ящика, из которых 51 был опечатан печатью университета и 3 - личной печатью Васильева. После освидетельствования в присутствии ректора и экзекутора было объявлено, что неучтенных вещей и товаров в ящиках не оказалось, а закупленные книги доставлены в целости44. Общий вес привезенных грузов - 312 пудов 172 фунта45.
За этим началось дело о расчете денежных средств, недоиспользованных Васильевым в Китае.
В письме ректора Казанского университета Симонова на имя попечителя Казанского учебного округа Мусина-Пушкина от 2 февраля 1855 г., сообщались следующие сведения. В августе 1852 г. исполняющий обязанности экстраординарного профессора Васильев и бухгалтер Казанского университета титулярный советник Ставропольский выявили ошибку в расчетах при обмене серебряных лан (лянов) на медные чохи (вэни), имевшую место еще в сентябре и октябре 1846 г. По тогдашнему курсу, русский фунт серебра равнялся 1 серебряной лане и 6 чинам (цяням). Васильевым фунт серебра разменивался на 4 000 чохов, несмотря на установленный курс в 4000 чохов за лану. За счет разницы получился излишек в 139 600 чохов. К тому же значительную часть книжных покупок в последний период пребывания в Пекине Васильев совершил за собственный счет. Общая сумма пекинских расходов Васильева составила (в пересчете на рубли серебром) 5 928 руб. 24 коп., из которых 1 180 руб. - на наем учителей, 4 407 руб. - на покупку книг. Из-за недостачи Васильев обратился к начальнику миссии, который возместил некоторые средства. В результате выяснилось, что всего Васильев издержал 297,4 фунта серебра вместо положенных 280 фунтов46.
В Национальном архиве Республики Татарстан сохранился оригинал «Краткого отчета о занятиях во время десятилетнего пребывания в Пекине магистра Васильева»47. Это - черновик, написанный крайне неразборчивым почерком, со многими ошибками, поправками и помарками. Тем не менее, в черновике сохранилась примечательная таблица, в которой Васильев оценил свои достижения и рас-ходы48. Основное место в таблице занимает роспись приобретенных в Пекине печатных и рукописных сочинений, заглавия которых не раскрыты, дана лишь классификация («буддийские», «даосские», «по части земледелия» и так далее) с разбивкой по языкам: «Книги на китайском языке», «на маньчжурском», «на маньчжурском с китайским», «на нескольких языках», и прочее. Количество их указано по «главам», то есть имелись в виду китайские книжки-бэни, из которых составлялись объемные сочинения. Больше всего оказывалось исторических сочинений на китайском языке - 445 «глав», далее - географических (272) и буддийских на том же языке (236 глав). Отдельно упоминались иллюстрированные издания (16 глав). Религиозных сочинений на тибетском языке было заявлено 304 главы. Все перечисленное было оценено в сумму 3994390 медных чо-хов.
Черновик отчета Васильева лег в основу представления Историко-филологического факультета, подписанного деканом К.К. Фойгтом и заслушанного в Совете университета 13 января 1851 г.49 В представлении было прямо сказано, что «учреждение кафедры тибетского языка, для которой, собственно, предназначался г-н Васильев, может потребовать еще довольно времени, а между тем, кафедра китайского и маньчжурского языков со смертью исправляющего обязанности профессора г-на Войцеховского упразднилась...»50. Факультету решение помощника попечителя Лобачевского и Совета университета о назначении Васильева на должность преподавателя китайского языка, литературы и истории, было представлено 4 декабря. Ранее, как ему и предписывалось, Васильев 1 декабря 1850 г. представил свой отчет «о занятиях в Пекине восточными языками, которых изучение на него было возложено, о приобретении им книг и произведений природы и искусств, и употреблении отпущенных
сумм»51.
Рассмотрение отчета Васильева распоряжением декана Историко-филологического факультета Фойгта от 8 декабря было возложено на монголоведов Ковалевского и А.В. Попова. Их «мнение» настолько характерно по стилю, что имеет смысл процитировать и пересказать их обширно. Кроме того, в тексте «мнения» двух востоковедов дословно цитируются большие фрагменты отчета Васильева, что облегчает работу исследователя над трудночитаемым оригиналом.
«Магистр нашего университета г. Васильев до своего выезда с духовной миссией в китайскую столицу для усовершенствования себя в знании тибетского языка и литературы, и для изучения китай-
ского и маньчжурского языков, получил письменное наставление в руководство при своих занятиях и близком знакомстве с жизнию отдаленного края Азии. По истечении десяти лет наш питомец возвратился к нам с драгоценными познаниями, которые свидетельствуют об его трудолюбии и редких дарованиях...»52. Главным предметом его занятий был тибетский язык, который он изучал как в письменной, так и в разговорной форме, общаясь с носителями разных диалектов. Активно он занимался и собиранием материалов к словарю. За основу словарной работы он взял включенный в Данчжур буддийский санскрито-тибетский словарь «Махавьютпатти», причем в Пекине он смог раздобыть его рукопись с монгольскими и китайскими соответствиями и комментариями. «Это огромное сочинение, если автор успеет закончить и издать оное по продуманному им плану, образует эпоху в наших филологических, богословских и исторических изысканиях о буддизме»53.
Параллельно Васильев работал над тибетской хрестоматией и переводом «Истории буддизма в Индии» Даранаты (правильнее: Таранатха), для его комментирования широко использовались китайские и тибетские источники, включая перевод раздела Данчжура о 18 буддийских школах шраваков, «биографий 84 волхвов», и прочее. На основе тибетских источников он составил материалы к написанию «Истории буддизма в Тибете» как продолжения сочинения Даранаты. Также он имел возможность на основе китайских и монгольских материалов составить аналогичные сочинения по истории буддизма в Китае и Монголии.
Далее Ковалевский и Попов описали занятия Васильева китайским языком и литературой. При этом они процитировали приведенный в «отношении» Историко-филологического факультета перечень следующих материалов:
1. Перевод «Описания Западных стран» (Си-юй-цзи) Сюань-цзана, буддийского патриарха VII века;
2. Географические карты китайских династий, необходимые для работ в области исторической географии Китая и Туркестана (некоторые образцы сохранились в деле);
3. «Сведения о киданях»;
4. «Сведения о чжурчжэнях»;
5. «Сведения о монголо-татарах»;
6. «Сведения о Нингуте», все почерпнутые из китайских источников.
«Второе поручение, данное ему университетом, состояло в приобретении печатных и рукописных сочинений на разных языках для нашей библиотеки. И это, судя по представленному им каталогу, исполнено добросовестно и с пользой для университета. <...> Собрание китайских книг самое большое; это зависит, отчасти, и от самого разнообразия [китайской] литературы. Хотя он преимущественно устремлял свое внимание на исторические и географиче-
ские сочинения, но не ускользнули от него ни классические книги, ни поэты, ни повести и романы, не говоря уже об учебниках для языкознания. Тут г-н Васильев смотрел не на одни собственные занятия, а на ряд поколений, для которых составляется библиотека»54. Тибетские книги, привезенные им, по большей части были пекинского издания, но некоторые были выписаны из Лхасы. «.Если правительство решит учредить при нашем университете кафедру тибетского языка, будущий представитель этой кафедры найдет в нашей библиотеке драгоценные материалы для своих ученых трудов на многие годы»55.
Наконец, два монголоведа выражали пожелание Васильеву в скорейший срок составить систематический каталог всех привезенных им сочинений на китайском, маньчжурском, монгольском, калмыцком, тибетском и санскритском языке. «Издание такого каталога может короче познакомить туземных и заграничных ориенталистов с сокровищами нашего университета и расширить круг наших ученых сношений»56.
В представлении Историко-филологического факультета указывались и «второстепенные» достижения Васильева. В частности, он изучил несколько диалектов монгольского языка, особенное внимание уделив буддийской терминологии, и описал «отличия туркестанского диалекта», а также изучил маньчжурский язык по переводам китайских классических, исторических и законодательных сочинений. В достаточной степени он познакомился с грамматикой и лексикой санскрита, необходимых для чтения тибетских текстов. Особо отмечалось, что «согласно данному ему наставлению», Васильев вел в Пекине дневник57.
После перечисления всех достижений Васильева Совет университета ходатайствовал о присуждении ему пожизненной пенсии в размере 500 руб. серебром в год и включения десятилетнего пребывания в Пекине в «действительную государственную службу» с присуждением чина титулярного советника от даты утверждения его магистерской диссертации, то есть от 29 февраля 1840 г. Поскольку он не получил положенного по выслуге повышения, Совет университета ходатайствовал также о его повышении с 1 марта 1846 г. в чин коллежского асессора, и с 1 марта 1850 г. - надворного советника, с переводом его с 9 июля 1850 г. из Министерства иностранных дел в ведомство Казанского университета58.
О кафедре тибетского языка в университетском ходатайстве было сказано следующее: «Хотя изучение тибетского языка было поставлено на первом плане при отправлении г-на Васильева в Пекин, и с возвращением его предполагалось ходатайствовать об учреждении при нашем университете кафедры сего языка; но обращая внимание на то, что такое учреждение кафедры потребует еще много времени и новых издержек, без этого уже значительных, в разряде восточных языков, и самое число слушателей, которые пожелают посвятить 164
себя изучению нового языка неизвестно, соображая, что кафедра китайского и маньчжурского языков, уже существующая в университете с 1837 года, числящая более слушателей, и независимо от теоретического значения, представляющих более практическое применение, - со смертию г-на исправляющего должность профессора Войцеховского, осталась вакантною.. ,»59.
До получения степени доктора восточной словесности, Совет университета утвердил Васильева в должности экстраординарного профессора китайской и маньчжурской словесности со всеми положенными правами, жалованьем и квартирными деньгами. Основанием для принятия такого решения стало прошение декана Историко-филологического факультета, в котором в частности говорилось: «Все такие ходатайства в пользу магистра Васильева факультет считает не более, как вполне заслуженным им вознаграждением за томительное десятилетнее пребывание в отдаленном чуждом краю, в лучшие годы жизни среди лишений и препятствий разного рода, в постоянных тяжелых трудах, поддерживаемых единственно твердою силою воли, пламенной любовью к науке и благородным стремлением оправдать ожидания и заботливость просвещенного правительства»60.
* * *
Так важнейший период жизни Васильева представлен в целостном собрании документов, которые, при всей их разнородности, интересны как четкой хронологической последовательностью, так и разнообразием освещенных сторон его научной деятельности61, в которой причудливо смешались купленные у частных лиц подарки для пекинских чиновников и труды по поиску редких буддийских сутр на тибетском языке.
Примечания Notes
1 Валеев Р.М. Василий Павлович Васильев, 1818 - 1900. Казань, 2002. С. 4.
2 Васильев Л.С. Корифей русского китаеведения // История и культура Китая: Сборник памяти академика В.П. Васильева. М., 1974. С. 7.
3 Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 92. Оп. 1. Д. 4814. Л. 56-57.
4 Куликова А.М. Российское востоковедение XIX века в лицах. СПб., 2001. С. 138.
5 НА РТ. Ф. 977. Оп. Совет. Д. 2283. Л. 19.
6 Там же. Л. 20.
7 НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 4814. Л. 103.
8 НА РТ. Ф. 977. Оп. Совет. Д. 2283. Л. 22-28об.
9 Там же. Л. 27об., 28.
10 Алексеев В.М. Академик В.П. Васильев: Замечания по поводу научного творчества и наследия (К 50-летию со дня смерти) // Алексеев В.М. Наука о Востоке: Статьи и документы. М., 1982. С. 57-59.
11 НА РТ. Ф. 977. Оп. Совет. Д. 2283. Л. 28об.
12 НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 4814. Л. 64-66.
13 Там же. Л. 88, 88об.
14 Там же. Л. 68, 68об., 71.
15 Там же. Л. 71.
16 Валеев Р.М., Мартынов Д.Е., Мартынова Ю.А., Тугужекова В.Н. Научное путешествие Н.Ф. Катанова в Западный Китай в 1890 г. // Гасырлар авазы = Эхо веков. 2015. № 1-2. С. 149.
17 НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 4814. Л. 114.
18 Там же.
19 Там же. Л. 114об.
20 Там же. Л. 146-147об.
21 Там же. Л. 146.
22 Там же. Л. 147.
23 Там же. Л. 162.
24 Там же. Л. 162об.
25 Там же. Л. 163.
26 Там же. Л. 163об.
27 Там же. Л. 172.
28 Там же. Л. 182.
29 Там же. Л. 189-200.
30 Там же. Л. 190.
31 Там же. Л. 191об., 192.
32 Там же. Л. 193.
33 Там же. Л. 194, 194об.
34 Там же. Л. 195об.-200.
35 Там же. Л. 207-208.
36 Там же. Л. 210-212.
37 Там же. Л. 211об.
38 Там же. Л. 217-222об.
39 Там же. Л. 225, 225об.
40 Там же. Л. 246.
41 Там же. Л. 255-256об.
42 Там же. Л. 278-282об.
43 Там же. Л. 312.
44 Там же.
45 Там же. Л. 322об.
46 Там же. Л. 328-330об.
47 НА РТ. Ф. 977. Оп. Совет. Д. 2283. Л. 59-82.
48 Там же. Л. 80об.
49 Там же. Л. 51-58.
50 Там жн. Л. 51об.
51 Там же. Л. 51.
52 Там же. Л. 51об., 52.
53 Там же. Л. 52.
54 Там же. Л. 53.
55 Там же. Л. 53об.
56 Там же.
57 Там же. Л. 54-56об.
58 Там же. Л. 57, 57об.
59 Там же. Л. 57об. -58.
60 Там же. Л. 58.
61 Мартынов Д.Е., МартыноваЮ.А. Методы полевой работы в дневниковом наследии востоковедов последней трети XIX в. (на материале записей Н.Н. Миклухо-Маклая и Н.Ф. Катанова) // Ученые записки Казанского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2016. Т. 158. № 6. С. 14991502, 1504-1506.
Авторы, аннотация, ключевые слова
Мартынов Дмитрий Евгеньевич - докт. ист. наук, профессор Казанского (Приволжского) федерального университета
Мартынова Юлия Александровна - канд. ист. наук, доцент Казанского (Приволжского) федерального университета
Валеев Рамиль Миргасимович - докт. ист. наук, профессор Казанского (Приволжского) федерального университета
Основные вехи жизни и научные труды российского китаеведа академика В.П. Васильева (1818 - 1900) хорошо известны. Однако поиск новых архивных документов о малоизвестных страницах сохраняет свою актуальность. Авторами впервые в отечественной историографии освещается пребывание магистра философии Васильева в 1840-1850 гг. в Пекине, куда он был направлен в качестве студента Русской духовной миссии. Ранее неизвестные документы, хранящиеся в Национальном архиве Республики Татарстан, впервые дали возможность осветить этот период жизни и научной деятельности Васильева. После защиты диссертации по философии монгольского буддизма в 1840 г., магистр Васильев предназначался для открываемой кафедры тибетского языка в Казанском университете. Для реализации этого начинания, по инициативе Казанского университета и по договоренности между Министерством народного просвещения и Министерством иностранных дел, он был командирован в Пекин. Помимо изучения тибетского и санскритского языков, перед ним была поставлена сложная задача закупить книги для Академии наук и Казанского университета, в том числе китайские и маньчжурские исторические и географические сочинения. Работу Васильева в Пекине осложнило немало обстоятельств, включая противостояние между церковными и светскими членами Русской духовной миссии в Пекине. В течение 1842-1844 гг. тянулся конфликт вокруг Васильева, и этот конфликт вынудил его потребовать возвращения в Россию. Подробные отчеты Васильева и другие документы, в которых оценивается его деятельность, позволяют судить о восприятии научных результатов командировки Васильева как руководящими чиновниками Министерства народного просвещения, так и его старшими кол-
легами - учеными Казанского университета. Учебные и научные планы, которые были установлены Васильеву, начинающий ученый выполнил и перевыполнил. В частности, он собрал большую коллекцию источников по истории буддизма в Центральной Азии и на Дальнем Востоке.
Министерство народного просвещения, Казанский учебный округ, Казанский университет, Министерство иностранных дел, Русская духовная миссия в Пекине, буддизм, востоковедение, китаеведение, В.П. Васильев, О.М. Ковалевский, М.Н. Мусин-Пушкин.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Martynov D.E., Martynova Yu.A. Metody polevoy raboty v dnevniko-vom nasledii vostokovedov posledney treti XIX v. (na materiale zapisey N.N. Miklukho-Maklaya i N.F. Katanova) [Field Work Methods in the Diary Records of the Orientalists of the Last Third of 19th Century (from the Notes of N.N. Miklukho-Maclay and N.F. Katanov).]. Uchenye zapiski Kazanskogo univer-siteta. Seriya: Gumanitarnye nauki, 2016, vol. 158, no. 6, pp. 1495-1509. (In Russ).
2. Valeev R.M., Martynov D.E., Martynova Yu.A., Tuguzhekova V.N. Nauchnoe puteshestvie N.F. Katanova v Zapadnyy Kitay v 1890 g. [N.F. Katonov's Scientific Journey to Western China in 1890.]. Gasyrlar avazy = Ekho vekov, 2015, no. 1-2, pp. 148-157. (In Russ.).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
3. Alekseev V.M. Akademik V.P. Vasilyev: Zamechaniya po povodu nauch-nogo tvorchestva i naslediya (K 50-letiyu so dnya smerti) [Academician V.P. Vasilyev: Comments Regarding Scientific Creativity and Heritage (On the 50th Anniversary of His Death).]. Alekseev V.M. Nauka o Vostoke: Stati i dokumenty [The Science of the East: Articles and Documents.]. Moscow, 1982, pp. 56-67. (In Russ.).
4. Vasilev L.S. Korifey russkogo kitaevedeniya [The Coryphaeus of Russian Sinology.]. Istoriya i kultura Kitaya: Sbornikpamyati akademika V.P. Vasilyeva [The History and Culture of China: A Collection in Memory of Academician V.P. Vasilyev.]. Moscow, 1974, pp. 7-19. (In Russ.).
(Monographs)
5. Kulikova A.M. Rossiyskoe vostokovedenie XIX veka v litsakh [Russian Orientalism in the 19th Century: Scholars]. St. Petersburg, 2001, p. 138. (In Russ).
6. Valeev R.M. Vasiliy Pavlovich Vasilyev, 1818 - 1900 [Vasiliy Pavlovich Vasilyev, 1818 - 1900.]. Kazan, 2002, p. 4. (In Russ.).
Authors, abstract, keywords
Dmitry E. Martynov - Doctor of History, Professor, Kazan (Volga Region) Federal University (Kazan, Republic of Tatarstan, Russia)
Yulia A. Martynova - Candidate of History, Senior Lecturer, Kazan (Volga Region) Federal University (Kazan, Republic of Tatarstan, Russia) [email protected]
Ramil M. Valeev - Doctor of History, Professor, Kazan (Volga Region) Federal University (Kazan, Republic of Tatarstan, Russia) [email protected]
The major developments in the life of Vasiliy P. Vasilyev (Wassiljew) (1818 - 1900), a Russian academician-sinologist, as well as his works are quite familiar. However, further efforts need to be taken to research new archival documents concerning obscure pages of his life. In keeping with this, the authors of the article describe, for the first time in Russian historiography, Vasilyev's stint in Beijing from 1840 to 1850. He arrived there as a scholar of the Russian Ecclesiastical Mission. This part of Vasilyev's life and scholarly work was covered due to some newly found documents in the National Archives of Tatarstan. After he defended his dissertation on the Philosophy of Mongolian Buddhism in 1840, Vasilyev, Master of Philosophy, was invited to work at an opening Chair of the Tibetan language, Kazan University. Aiming to implement its intention, the Kazan University sent him to Beijing, with the support from the Ministry of Public Education and Ministry of Foreign Affairs. Apart from studying Tibetan and Sanskrit, he was charged with the difficult task to purchase books for the Academy of Sciences and the Kazan University, including Chinese and Manchurian works in history and geography. His work in Beijing was made harder due to a number of circumstances, particularly, the opposition between the clerical and secular members of the Russian Ecclesiastical Mission in Beijing. The conflict involving Vasilyev lasted throughout 1842-1844, which made him insist on returning to Russia. Vasilyev's detailed reports and other documents which possess certain assessments of his activities allow to judge how differently the top officials from the Ministry of Public Education and his own senior colleagues, academics from the Kazan University, appraised the scholarly outcome of his mission. The academic and research plans set before Vasilyev were fulfilled and overfulfilled by the young researcher. Among other things, he gathered a large collection of resources on the history of Buddhism in Central Asia and Far East.
Ministry of Public Education, Kazan Educational District, Kazan University, Ministry of Foreign Affairs, Russian Ecclesiastical Mission in Beijing, Buddhism, Eastern studies, Sinology, Vasiliy P. Vasilyev (Wassiljew), Josef Kowalewski (Osip M. Kovalevskiy), Mikhail N. Musin-Pushkin (Moussine-Pouchkine).
