CC BY
3вал недостатки своей повести и объяснял их отсутствием необходимых материалов. «Я... шесть лет с лишним не занимался историею, — писал он брату из крепости,— не имею ни одной книги о времени Петра I, писал все на память».10 Однако текст «Андрея Безыменного» показывает, что материалы своих очерков Корнилович знал и помнил хорошо, а неудовлетворенность его повестью скорее объясняется тем, что у него перед глазами был образец, с которым он мог ее сравнивать, — напечатанные отрывки из романа Пушкина.
~ Я. Л. Левкоеич
3. МАГИЧЕСКИЙ КРИСТАЛЛ
Завершая девятилетний труд над «Евгением Онегиным», поэт выразил свои чувства словами легкой грусти:
Промчалось много, много дней С тех пор, как юная Татьяна И с ней Онегин в смутном сне Явилися впервые мне — И даль свободного романа Я сквозь магический кристалл Еще неясно различал.
В «Пушкинологических этюдах» Н. О. Лернера было впервые показано, что магический кристалл, воспринимаемый нашими современниками как беспредметный образ удивительной свежести и чистоты, был для предыдущих поколений привычной бытовой реалией — в конце прошлого века он продавался в посудных лавках Петербурга и представлял собой стеклянный шар диаметром 2—3 вершка, использовавшийся в оккультных целях.1 Это объяснение — шар из прозрачного стекла, употреблявшийся при гаданье — вошло в лексикологический канон пушкинианы.2
Удачная находка комментатора все же не была надлежащим образом доследована, и В. Набоков имел известные основания назвать его публикацию «довольно наивным эссе» (a rather naive little essay).3 Основной недоработкой является, на наш взгляд, неосторожный перенос торгового ассортимента посудных лавок конца XIX в. в дворянскую культуру первой четверти XIX в., без поправки на весьма вероятную эволюцию понятия и предмета. Кроме того, нельзя оставлять без объяснения смысловую неувязку — ведь стекло является по своей физической природе веществом аморфным, а не кристаллическим, и даже по своей внешней форме стеклянный шар не имитирует природный кристалл, который, как известно, имеет только плоские грани. Именно это дает право предполагать, что
10 А. О. Корнилович. Сочинения и письма, стр. 296.
1 Н. О. Лернер. Пушкинологические этюды. В сб. «Звенья», т. 5, Изд. «Academia», М—Л., 1935, стр. 105—108.
2 Словарь языка Пушкина, т. 2. Гос. изд. иностр. и научн. словарей, М., 1957, стр. 406; Н. С. А ш у к и н, М. Г. А ш у к и н а. Крылатые слова, литературные цитаты, образные выражения. М., 1966, стр. 614.
3 Eugene Onegin. A Novel in Verse by A. Pushkin. Translated from the Russian, with a Commentary, by V. Nabokov, vol. 3. N. Y., 1964, p. 245,
первоначальный облик магического кристалла ие имел никакого отношения к сфере.
Гадание с помощью кристаллов имеет очень давнюю традицию; совершенно неправомерно акцентировать внимание на его модности в пушкинское время. Уже в эллинистической литературе гекзаметры псевдоорфической «Литики» (последняя четверть IV в. н. э.4) дают исчерпывающие наставления по' этому виду магии,5 использовавшему некий драгоценный камень — кажется, бриллиант.6 Расцвет кристалломантии приходится на эпоху Возрождения. Красноречивой французской иллюс;грацией к этому повальному увлечению является смех Рабле. Вот описание увиденного Панургом храма божественной Бутылки:
«Круглая капелла, сделанная из прозрачных камней селенита; из-за их большой прозрачности солнечный свет, несмотря на отсутствие окна или иного отверстия... проникал сюда легко и в таком количестве, что казалось, будто свет рождается внутри, а не приходит извне... Строение этой круглой капеллы обладало столь совершенной симметрией, что диаметр плана был равен высоте свода. Посреди нее находился фонтан из тонкого .алебастра, имевший семигранную форму и неповторимо красивую лепку, наполненный водой столь прозрачной, какой только может быть первородная стихия, а внутрь была поставлена наполовину погруженная священная Бутылка, в оболочке из чистого и прекрасного кристалла, яйцевидной формы».
Когда после жреческих священнодействий бутылка-оракул произнесла мистическое «Trine», Панург вскричал: «Она разбилась, ей-богу, или треснула! Я не лгу, именно так говорят кристальные бутылки нашего отечества, когда они лопаются вблизи огня!» (Гаргантюа и Пантагрюэль, кн. V, 44—45).
Это является ключом к каламбуру, вложенному в уста брата Жана (IV, 54): «Я не боюсь бородача, даже если он доктор в области кристаллов (что я говорю! Папских декреталий)». В подлиннике: Je п'еп crains homme portant barbe, fust il docteur de crystalin (je dis decretalin).
Немецкий XVI век изобилует свидетельствами популярности кристалломантии. В Старой пинакотеке Мюнхена есть картина Ганса Бальдунга (1529 г.) — обнаженная женщина вперила тяжелый взгляд в магический кристалл, блестящую полусферу величиной с человеческую голову.7 Это дает наглядное представление о том, как прорицали будущее, раскрывали тайны прошлого и настоящего, рассматривали далеко происходящие события. Об этом же писал нюрнбергский мейстерзингер Ганс Сакс:
In der christall und der parill kan ich auch sehen viel gesicht, was über etlich meil geschieht.8
В «Фаусте» Гёте, в сцене пасхального гулянья, девушки сообщают ДРУГ дружке, что колдунья показала им суженых, одной —при гадании в ночь на праздник св. Андрея, другой — в кристалле.
4 Pauly-Wissowa. Realenzyklopädie der klassischen Altertumswissenschaft. 36. Halbband. Stuttgart, 1942, Sp. 1338.
5 Orphei Lithica, rec. E. Abel. Berlin, 1881, Verse 357—389.
6 Pauly-Wissowa. Realenzyklopädie der klassischen Altertumswissenschaft. 25. Halbband. Stuttgart, 1926, Sp. 771—774; R. Gansiniec. Krys-talomaneja. Lud, t. 41. Warszawa, 1954, pp. 257—339.
7 Alte Pinakothek München. Katalog II. Altdeutsche Malerei. München, 1963, SS. 43—44, 265. Цветная репродукция: Encyclopedia of world Art, vol. 9. Venezia—Roma, 1964, pl. 255.
8 J. Grimm, W. Grimm. Deutsches Wörterbuch. 5. Bd. Leipzig, 1873, Sp. 2482. — В кристалле и берилле я могу увидеть многое такое, что происходит за несколько миль отсюда.
Стеклянные шары, заполненные водой сферические сосуды либо обыкновенные бутылки являлись всего лишь суррогатами «настоящих» магических кристаллов, изготовлявшихся, как правило, из горного хрусталя, т. е. кристаллического кварца, реже — из берилла, а в единичных случаях из яшмы.9 Сферическая или полусферическая формы были отнюдь не обязательными — кристаллы для магии делались также цилиндрическими, призматическими либо в виде гемм или камней, вправлявшихся в перстни.10 На последний вариант эффектный пример имеется в Четвертом бдении сказки Э. Т. А. Гофмана «Золотой горшок» (1814 г.), где Линдхорст беседует с юношей Ансельмом:
«Быстро сняв с левой руки перчатку и поднеся к глазам студента перстень с драгоценным камнем, сверкавшим удивительными искрами и огнями, он сказал:
— Смотрите сюда, дорогой господин Ансельм, то, что вы увидите, может доставить вам удовольствие.
Студент Ансельм посмотрел, и — о чудо! — из драгоценного камня, как из пылающего фокуса, брызнули во все стороны лучи и сплелись, образовав светлое, блестящее хрустальное зеркало, а в нем танцевали, подпрыгивали и затейливо крутились, то разбегаясь, то овиваясь, три зелено-золотые змейки. Когда их сверкающие тысячами искр гибкие тела соприкасались, звучали прелестные аккорды, будто излучаемые хрустальными колокольчиками, а средняя змейка вытягивала, словно преисполнеп-ная страсти и желания, свою головку к зеркалу, и ее синие глаза говорили:
— Знаешь ли ты меня, веришь ли ты в меня, Ансельм? Любовь есть только в вере — а можешь ли ты любить?
— О Серпентина, Серпентина! — воскликнул в безумном восхищении студент Ансельм, но архивариус Линдхорст быстро дунул на зеркало, и лучи с электрическим треском скрылись в фокус, а на руке снова блестел лишь маленький изумруд, на который архивариус натянул перчатку».
Большую известность как кристалломант приобрел английский математик Джон Ди (John Dee, 1527—1608). Его инструмент представлял собой тщательно отполированный кусок шотландского антрацита.11 Магическому кристаллу зеркальный блеск был необходим для того, чтобы привести гадающего индивида в состояние, которое Пушкин выразительно назвал в процитированной нами строфе смутным сном, за неимением появившегося позже (во второй половине XIX в.) термина гипноз. Зеркало тоже выполняет в гаданиях роль завораживающего магического кристалла, и хотя, по остроумному замечанию Н. Л. Бродского, «Пушкин не пытался объяснять странного соединения в своем мировоззрении элементов материализма с темными суевериями»,12 в обществе XIX в., хорошо знакомом с гаданиями, вызванный зеркалом кошмарный сон Татьяны, предсказавший гибель Ленского,13 с полным основанием воспринимался серьезнее, чем современным читателем, не знающим гипнотических состояний. Тем более это относится к художественной функции вещего сна в предшествующие эпохи мировой литературы, начиная с античности (сон Клитемнестры у Стесихора, Эсхила, Софокла, Еврипида).
9 Handwörterbuch des deutschen Aberglaubens, hg. von H. Bächtold — Stäubli. 5. Bd. Berlin—Leipzig, 1933, Sp. 579.
10 Там же.
11 G. L. Kittredge. Witchcraft in old and New England. Cambridge, Mass., 1929.
12 H. Л. Бродский. Евгений Онегин. Роман А. С. Пушкина. Изд. 5-е. Изд. «Просвещение», М., 1964, стр. 232.
13 Е. Т а n g 1. Tatjanas Traum. «Zeitschrift für slawische Philologie». 25. Bd. Heidelberg, 1956, SS. 230-260; L. Müller. Tatjanas Traum. «Die Welt der Slaven», 7. Jg. Wiesbaden, 1962, SS. 387—394.
Нельзя не согласиться с В. Набоковым, усматривающим первый намек на знакомство Пушкина с магическим кристаллом уже в стихотворении 1821 г. «К моей чернильнице»:
Заветный твой кристалл
Хранит огонь небесный.14
Следует указать на ассоциативность с магическим кристаллом еще одной пушкинской метафоры из V главы «Евгения Онегина», не имеющей аналогий и обращенной к юной Евпраксии Вульф:
Зизи, кристалл души моей.
М. Ф. Муръянов
4. «КОЛЛЕКТИВНАЯ ЗАПИСКА» К. П. БРЮЛЛОВУ
Коллективная записка, отправленная К. П. Брюллову Никитиным, И. С. Мальцовым, С. А. Соболевским, Пушкиным и Ф. И. Доливо-Добро-вольским летом 1836 г.,1 занимает особое место среди весьма скудных документальных свидетельств о петербургских встречах Пушкина и Брюллова. Между тем обстоятельства ее написания и ряд содержащихся в ней указаний до сих пор не объяснены. Л. Б. Модзалевский, впервые в 1936 г. опубликовавший и прокомментировавший эту записку, датировал ее ]раем—июлем 1836 г., но не высказал никаких соображений о поводе написания.2 Последующие комментаторы ее внесли лишь отдельные уточнения в комментарий Модзалевского; так, М. И. Яшин, сопоставив время пребывания в Петербурге авторов записки, предложил альтернативную датировку ее 10—25 июня или 6—23 июля 1836 г.3 Датировка эта была принята и в последнем комментированном издании писем Пушкина 1834— 1837 гг.4 Здесь произведена расшифровка затруднявшего Л. Б. Модзалевского таинственного «Romano» («Римлянин» — Брюллов), но какое-либо толкование записки также отсутствует. Между тем обследование печатных и архивных материалов о Брюллове позволяет высказать ряд предположений о назначении записки, с чем связано и дальнейшее уточнение данных предшествующих комментариев.
3 или 4 мая 1836 г. в Москве Пушкин впервые посетил К. П. Брюллова, жившего тогда у Витали. Знакомство быстро переросло в дружбу. Пушкин писал жене: «Зазываю Брюлова к себе в П<етер>. Б. .<ург>...» (Акад., XVI, 116). Столица нетерпеливо ждала художника: еще в марте в Академии начались переговоры о торжественной встрече прославленного маэстро.5 Но Брюллов медлил, одолеваемый мрачными мыслями о петербургском «климате» и приступами малярии, подхваченной в Афинах.
Он выехал из Москвы вечером 18 мая, после прощального обеда в Кремле (у Е. И. Маковского), куда он написал письмо, датированное
14 Eugene Onegin. Comnientary, by V. Nabokov, vol. 3, p. 245.
1 Акад., XVI, 144 (№ 1236). Подлинник — ИРЛЫ, ф. 244, т. I, 677, л. 1 (оборот листа Брюллов использовал для своих набросков).
z Л. Б. Модзалевский. Коллективная записка к К. П. Брюллову. ('Пушкин. Временник Пушкинской комиссии», т. 2. Изд. АН СССР, М.—Л., 1936, стр. 17—19.
6 Михаил Яшин. Дача на Каменном острове. «Нева», 1965, № 2, стр. 193.
4 Пушкин. Письма последних лет. 1834—1837. Изд. «Наука», Л., 1969, стр. 321 (с комм. В. Э. Вацуро).
5 ЦГИА, ф. 789, оп. 20, ед. хр. 9, лл. 1—2.
