CC BY
121
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2012. №2(28)
"РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА В ТЮРКОЯЗЫЧНОМ МИРЕ: СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПЦИИ И ТЕХНОЛОГИИ"*
УДК 82.0:821.161:821.51:82-1/-9
М.Ю.ЛЕРМОНТОВ И Г.ТУКАЙ: К ВОПРОСУ О СТРУКТУРНОСОДЕРЖАТЕЛЬНЫХ ОСОБЕННОСТЯХ МЕЖЛИТЕРАТУРНЫХ ТЕКСТОВЫХ ОБРАЗОВАНИЙ
© В.Р.Аминева
В статье устанавливаются структурно-содержательные особенности межлитературных текстовых образований. На примере лирических произведений М.Ю.Лермонтова и Г.Тукая рассматриваются действующие в этом семиотическом пространстве процессы смыслообразования.
Ключевые слова: русская литература, татарская литература, межлитературные текстовые единства, факторы самоидентификации.
Межлитературный диалог - порождающий фактор интегративных текстовых ансамблей в границах определенной общности текстов. Он обеспечивает их целостность, семантическую многомерность и создает возможность для появления трудно вербализируемых, неструктурированных смыслов. Закономерности формирования и функционирования подобных межтекстовых единств сходны с теми, что действуют в пространстве сверхтекстов, возникающих в пределах одной национальной литературы, и в то же время принципиально отличаются от них.
Подобно сверхтекстам, текстовые образования, генерируемые межлитературными диалогами, имеют центрирующий их единый концепт или манифестирующие его формы - сходные темы, образы, мотивы и т.д. Границы межлитературных текстовых единств, как и границы сверхтекста, одновременно и устойчивы, и динамичны. Но в отличие от сверхтекстов, потребность в описании и исследовании которых диктуется «пульсацией сильных точек памяти культуры» (Н.Е.Меднис), межлитературные инсталляции, их границы, количественный состав, степень общности входящих в них текстов, ценностносемиотические основания и поэтика моделируются субъектом межлитературных диалогов.
Рассмотрим структурно-содержательные особенности межлитературных текстовых образований, формируемых произведениями М.Ю.Лермонтова и Г.Тукая - поэтов, обладающих
сходным типом художественного мышления. И.Пехтелев подчеркивает: «Тукай знал Лермонтова всесторонне. Духовное родство двух поэтов проявлялось во многих сторонах творчества Тукая» [1: 102-103]. В качестве целостного, интегративного словесно-концептуального образования с синтетически сильной и достаточно жесткой структурой предстают стихотворения М.Ю.Лермонтова «Г.Павлову» (1831), «Опасение» (1830), «Я не унижусь пред тобою» (1832), «Пророк» (1841) и Г.Тукая «Поэту» (1907), «Наставление» (1907), «Обманувшийся» (1908),
«Пророк» (1909), представляющие собой творческую переработку названных произведений русского поэта.
В лирике Г.Тукая выделяется ряд мотивов и образов с явным параллелизмом их соответствия поэтике М.Ю.Лермонтова. В данном случае субъект межлитературной дискурсии - читатель, актуализируя релевантный смысловой потенциал вступающих в диалог текстов, выполняет функцию их модально-смысловой центрации. Так, уход от несовершенной действительности нередко принимает в творчестве русского и татарского поэтов форму замкнутости во внутреннем мире личности, в жизни души. Например, в стихотворении «^цел йолдызы» («Моя звезда», 1909) противопоставляются и уравниваются два мира -пространство вселенной и сфера человеческой души, характеризуемые оппозициями света и тьмы, легкости и тяжести, временного и вечного.
* Раздел составлен по итогам конференции «Русский язык и литература в тюркоязычном мире: современные концепции и технологии».
Если внешний мир тяжел, темен, то внутренний - освещен светом звезды («Вэ лэкин CYHMЭДе ул: йолдызым якты, hаман нурлы...»). Образ звезды соприкасается с мотивом святости («из-ге»): «Телэп CYндермэгэ ^цлемдэ янган изге йолдызны»; «Зарар юк, барча кодсиятебез дэ ай-лы, йолдызлы!» [2: 164]. Внутренний свет по масштабам ничуть не меньше и не слабее окружающей тьмы, о чем свидетельствуют постигаемые лирическим героем закономерности бытия.
Лирический герой стихотворения «0мид» («Надежда», 1908) пребывает во тьме - в пространстве, где снимаются оппозиции «верха» и «низа», «восхода» и «заката», «друга» и «врага». В этом мире хаоса и энтропии человек не имеет нравственных ориентиров и обречен на блуждание в ценностной пустоте. Однако элегическая медитация перебивается и заглушается пафосом жизненной активности, личной воли, не смиряющейся с бессмысленностью человеческого бытия. Напряженный поиск смысла жизни, который мог бы упрочить положение личности во враждебном ей мире, завершается обретением истинных ценностей и постижением идеала. Трагические блуждания во тьме сменяются катарсисом-прозрением: «Юк! ТYбэн калмас бу ^ан: фитърэттэ гали булган ул...» [2: 99]. Источником надежды становится осознание «высокой», «небесной» природы человеческой души. Образ солнца-надежды1, с которым связано проектирование страстно желаемого, идеального мира, в то же время указывает на творческое состояние лирического субъекта, на произошедшие в нем внутренние изменения. Отдельное лирическое переживание, в основе которого лежит фрагмент душевной жизни поэта, осмысливается в свете некоего жизненного итого. Финальное суждение
о душе претендует на воплощение «завершающей» истины, правды «родового», сверхиндиви-дуального порядка.
Образ души в произведениях М.Ю.Лермон-това и Г. Тукая создается с помощью системы определений, которые становятся проекцией сложного и противоречивого внутреннего мира лирического героя. Смысловое взаимодействие эпитетов создает психологический контекст, раздвигающий семантические пределы образа души. Они выявляют и закрепляют преобладание в лирике Г.Тукая объективного плана в образе-концепте «душа» над субъективным, индивидуализированным, в то время как особенности экспрессивного стиля М.Ю.Лермонтова обусловле-
1 Символика образа солнца, выступающего в данном тексте как синоним надежды, раскрыта Ю.Г.Нигма-туллиной [3: 174-176].
ны доминированием индивидуального, личностного элемента.
В стихотворениях русского и татарского поэтов конкретно-исторический план содержания и смысла сопрягается с универсально-философским, социально-историческая и психологическая конкретность совмещается с общечеловеческими, глобальными и вселенскими категориями. Поэтика лермонтовских стихотворений связана с противопоставленностью (в ранней лирике) и иерархией этих аспектов художественного содержания (в зрелом творчестве). В произведениях Г.Тукая единичное и единое, преходящее и вечное, индивидуальное, социально-типовое и родовое принципиально располагаются на одном уровне, отражая характерную для данного типа культуры «процедуру» формирования смысла.
Лирический субъект в стихотворениях М.Ю.Лермонтова и Г.Тукая предстает в характерной для поэтов-романтиков двойственности противоречивого сознания. Однако представлению о полной несовместимости и неразрешимом конфликте двух начал (идеального и реального, духовного и материального) Г.Тукай противопоставляет веру в возможность гармонии между человеком и мирозданием. Подтверждением этого становится, например, существование некой «неведомой души» («Бер мэн», 1910). Поэт наделяет ее чертами, в которых актуализируется архетип совершенного человека, идеальной личности («камил инсан»). Идеальное, как показывает Г.Тукай, присутствует в реальной действительности и обладает творческой, преобразующей силой. Так, в теории «совершенного человека», занимающей центральное место в суфийской и вообще классической арабо-мусульманской
мысли, понятию «совершенство» придается не столько морально-этический, сколько онтологический статус [4: 62-76].
Для Г.Тукая, как и для русского поэта, идеалом, тем прекрасным, что существует в жизни и ради чего стоит жить, является Родина. У М.Ю. Лермонтова тема родины («Родина», 1841) развивается в широком эпическом плане и выражается, с одной стороны, в образах, впечатляющих грандиозностью своих масштабов (степи, леса, реки, проселочный путь), с другой - в подробностях родной природы и быта, имеющих конкретный, локальный характер (обоз, чета белеющих берез, гумно, изба). В величественнопространственных, развернутых вширь эпических картинах, символизирующих широту национального самосознания, и в разнообразных деталях народной жизни, русской природы, которые поэт перебирает в памяти «с отрадой и любовью», воплощается раздумье лирического героя
РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА В ТЮРКОЯЗЫЧНОМ МИРЕ:
СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПЦИИ И ТЕХНОЛОГИИ
М.Ю. Лермонтова о своем отношении к отчизне. Эмоциональное, глубоко личное лирическое признание вбирает в себя эпические образы и мотивы.
В стихотворении Г.Тукая «Туган ^иремэ» («Родной земле», 1907) также устанавливаются неповторимо интимные отношения внешнего и внутреннего, эпических и лирических структур. Через глубокое, эмоционально насыщенное, личное переживание проступают обобщения широкого художественно-психологического плана. Этапом в духовной эволюции лирического героя стихотворения «Родной земле» становится возвращение на родину и осознание своей неразрывной связи с ней. Эта тема определяет содержание его субъективного, «внутреннего» времени, памяти. В испытаниях, через которые проходит лирический герой Г.Тукая, обнаруживается общеродовая основа его судьбы, внутренняя причастность к движению национально-исторического бытия: «Бу сэбэптэн
ацладым мин, и туган ^ирем, синец / Жанга ягымлы икэндер ялкыныц да дулкыныц!» [2: 83].
На пути к идеалу человека поддерживают действенные стимулы: воспоминания, стихийный ход жизни вокруг него и в нем самом, впечатления, навеваемые окружающей природой и атмосферой повседневного быта. Эмоциональное напряжение, достигая наивысшего подъема, переходит в поэтическое озарение. Смысл этого озарения, неотделимого от субъективности лирического переживания, оказывается универсальным и общезначимым.
Одна из постоянных тем лирики М.Ю.Лермонтова и Г.Тукая - мечта о высокой духовной любви. С поэзией М.Ю.Лермонтова любовную лирику татарского поэта сближает мотив страдания, источник которого - в губительности любви, которая связана с жертвенностью героя. В стихотворении «Дэрдемэнд тYгелме мин?» («Разве я не скорбящий?», 1906) через вопросительную интонацию и повторы настойчиво экспонируется и громко заявляет о себе пафос страдания. Облеченное в гиперболические формы самовыражения, оно интерпретируется как онтологическая характеристика лирического героя. Таков, по мысли поэта, его удел, судьба, предначертанная свыше.
Вместе с тем в художественно-психологической трактовке темы любви в лирике Г. Тукая ярко отразились процессы национальной идентификации. Образ любви-страдания как абсолютного и исключительного по силе чувства создается в стихотворениях татарского поэта с помощью традиционных суфийских образов и мотивов, освобожденных от мистического подтекста и пере-
осмысленных в соответствии с новыми идейнотворческими задачами автора. Закономерности трансформации образов-символов мотылька и свечи, лица и локона в любовной лирике татарского поэта выявлены А.М.Саяповой [5: 103]. Интенсивность витально-экзистенциальной сферы чувств, выражаемая мотивами огня, пламени, горения, преображается силой любви в состояние творческого сознания и характерного для него воодушевления, высшего напряжения, духовного энтузиазма.
Областью духовного прибежища становится в творчестве русского и татарского поэтов и религия. Исследователи выделяют в поэзии М.Ю.Лермонтова исповедально-молитвенные
мотивы, которые сосуществуют с богоборческими и отражают напряженные искания истины, смысла бытия. Восхищение красотой природы и мироздания, ощущение вселенской гармонии, дающей возможность выйти из трагического одиночества («Выхожу один я на дорогу», «Когда волнуется желтеющая нива»), совмещаются с бунтом против Бога и его мироустройства («Благодарность», «Азраил», «Демон» и др.).
В стихотворении Г.Тукая «В мгновенье жизни роковое» («Тээссер», 1908), написанном, как указывает сам поэт, по мотивам стихотворения М.Ю.Лермонтова «Молитва» (1839), создается архитектоническая модель молитвенной ситуации и соответствующая ей эстетическая реальность. Функционирование молитвенного дискурса в сопоставляемых произведениях связано с изображением того, как Священное Слово воздействует на душу человека. Состояние душевной просветленности, противопоставленной
«трудной» (у Лермонтова), «тяжелой, грустной» («иц читен, ж;айсыз, уцгайсыз» - у Тукая) минуте жизни, связано с освобождением от тяжелых сомнений и обретением веры в смысл человеческого существования.
В стихотворении Лермонтова «“святая прелесть” слов “чудной” молитвы предстает и как вообще власть слова над человеком» [6: 283]. У Г.Тукая речь идет о Божественном слове - о суре из Корана. Конструирующие особенности молитвенного слова сохраняют свою значимость и моделируют элементы ритуального действа: «Иям баш сэждэгэ: “АллаИе хак! Аллаhе экбэр!”
- дим» [2: 90]. Но лирике Г.Тукая, в отличие от творчества М.Ю.Лермонтова, не свойственны богоборческие настроения - «с небом гордая вражда», «великий спор с Богом», непринятие «божьего мира» и т.д. Произведения Г.Тукая пронизывают религиозные мотивы, отражающие веру поэта в милосердие и справедливость Бога.
Итак, в энергетическом поле формирующихся в межлитературных диалогах текстовых образований действуют два противоположно направленных процесса смыслообразования, специфичных именно для данного типа общности текстов. Один из них осуществляется на основе конвергентных, динамически развертывающихся семантических связей, определяющих вектор вероятностного ассоциирования и актуализации эстетически сходных компонентов смысла, мотивирует способ их соотношения и взаимодополнения в разрастающемся диалогическом пространстве формирующегося межтекста. Другой - реализуется на основе дивергентных отношений, характеризующих смыслопорождающую модель присутствия «я» в «мире»: осуществляется раскрытие, углубление, развитие, изменение смысла каждого из вступающих в диалог текстов. Благодаря художественно-смысловым связям первого типа происходит стяжение текстов в некую межлитературную инсталляцию, обладающую концептуально-семантической протяженностью и коммуникативно-смысловой целостностью. Эта целостность существует в воспринимающем соз-
нании «нададресата» и обеспечивается сопрягаемыми идейно-творческими установками авторов - участников межлитературных диалогов. Художественно-смысловые связи второго типа выявляют в концептуально-семиотическом пространстве исследуемой межлитературной инсталляции эстетически имманентные факторы самоидентичности вступающих в диалог текстов.
1. Пехтелев И.Г. Тукай и русская литература. - Казань: Татар. книж. изд-во, 1966. - 184 с.
2. Тукай Г. Сайланма эсэрлэр: 2 т. - Казан: Татар. кит. нэшр., 2006. - Т. 1: Шигырьлэр, поэмалар. - 271 б.
3. Нигматуллина Ю.Г. Национальное своеобразие эстетического идеала. - Казань: Казан. гос. ун-т, 1970. - 211 с.
4. Ибрагим Т.К. Суфийская концепция «совершенного человека» // Человек как философская проблема: Восток - Запад. - М.: УДН, 1991. - С. 62 - 75.
5. Саяпова А.М. Дардменд и проблема символизма в татарской литературе. - Казань: Алма-Лит, 2006.
- 246 с.
6. Лермонтовская энциклопедия. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. - 784 с.
M.Y.LERMONTOV AND G.TUKAI: FEATURES OF STRUCTURE AND CONTENT OF INTERLITERATURE TEXT FORMATIONS
V.R.Amineva
In the article features of structure and content of interliterature text formations are established. Meaning formation processes acting in the semiotic space are considered on the example of lyrical works of M.Y.Lermontov and G.Tukai.
Key words: Russian literature, Tatar literature, interliterature text formations, factors of self identification.
Аминева Венера Рудалевна - доктор филологических наук, доцент, заведующий кафедрой теории литературы и компаративистики Института филологии и искусств Казанского федерального университета.
E-mail: amineva1000@lisl.ru
Поступила в редакцию 01.06.2012
