CC BY
30
М.О. Переяслова
КАТАРСИС И СМЕЖНЫЕ ПОНЯТИЯ*
Катарсис (греч. очищение), согласно «Поэтике» Аристотеля, это очищение души от аффектов, вызываемых жанром трагедии, т.е. от страха и сострадания. Это душевная разрядка, испытываемая зрителем в процессе переживания. Пифагорейцы приписывали катарсическое действие музыке. Для Платона катарсис являлся предпосылкой погружения души в лоно божества. Б. Брехт называл аристотелевский катарсис «омовением», которое «совершалось непосредственно ради удовольствия»1.
Автор реферируемой статьи М.О. Переяслова пишет, что «катарсис присутствует в произведении, если лежащий в его основе конфликт, оставаясь неразрешенным, а то и неразрешимым, не подавляет читателя или зрителя безысходностью» (с. 137). При этом катарсис принадлежит как эстетической, так и внеэстетической сфере, ибо он воздействует на нравственное чувство читателя или зрителя, возбуждая в них духовную активность.
М. О. Переяслова предлагает несколько понятий для уяснения явлений, смежных катарсису. Это современный неокатарсис, а также отсутствие катарсиса и еще антикатарсис. Современная модификация, т.е. неокатарсис, в литературе ХХ в. состоит в том, что в центре «оказываются не локальные трагические коллизии, но устойчиво-конфликтное состояние мира» (с. 139). Неокатарсис свойствен рассказам Чехова, где показано, что «нескладице в человеческой жизни противостоит и независимая от нее природа, в
* Переяслова М.О. Катарсис и смежные понятия // Вестник Московского университета. - М., 2011. - № 5. - С. 137-146. - (Серия 9. Филология).
1 Словарь античности. - М.: Прогресс, 1992. - С. 254.
Катарсис и смежные понятия
которой естественно сочетаются красота, свобода и "нормальность", к которой люди приобщаются редко» (с. 140). Чехов в прозе приходит к прозрению героя, к его страстному порыву к лучшей жизни, к преодолению безысходности. «Будучи наследованием и преображением катарсиса традиционного, неокатарсис несет не безусловное обретение гармонии и ясности, но неустранимый порыв к их достижению» (с. 141).
Отсутствие катарсиса дает возможность писателю сказать нелицеприятную правду о человеке, при этом не отрекаясь от веры в него. Иногда это описание безвозвратной утраты человеческого в человеке, как в романе В. Набокова «Король, дама, валет», где падение человека не осознается самими действующими лицами. А измельчание человека запечатлено в начале ХХ в. романом Ф. Сологуба «Мелкий бес». Автор реферируемой статьи считает, что отсутствие катарсиса «как авторская стратегия не в меньшей мере обращено к нравственной активности читателя, чем наличие катарсиса или же родственных ему эффектов» (с. 143).
Антикатарсис связан со стремлением творцов «к разоблачению человека как такового, к его полному развенчанию» (с. 144). М.О. Переяслова предлагает искать внутрилитературные истоки антикатарсиса у футуристов и частично в «театре абсурда» середины ХХ в., в творчестве литературно-художественной группы ОБЭРИУ (Объединение реального искусства), куда входили литераторы (Д. Хармс, Н. Заболоцкий и др.) и художники (К. Малевич, П. Филонов).
М.О. Переяслова заключает, что принципиальное отрицание катарсиса свойственно тем ветвям или отдельным произведениям литературного авангарда, которые изображают полную потерю человеком личностного начала, индивидуальности... или приходят к выводу об исчерпанности "человеческой" темы в искусстве» (с. 145).
И. Г.
