CC BY
466
Н. В. Голбан М. ХАЙДЕГГЕР КАК АНТИПЛАТОНИК
Сам М. Хайдеггер дал предостаточно оснований для того, чтобы считаться антиплатоником. Себя он представлял — после так называемого Поворота — как мыслителя, поставившего своей задачей преодоление западной метафизики, пришедшей к «забвению бытия», которой, согласно ему, начало положил своим пониманием бытия как идеи именно Платон. Хайдеггер, пытаясь вернуться к изначальному понятию бытия, озарявшему начало древнегреческой философии, стремится истолковать греков по-гречески, «дать слово им самим», не привнося ничего от себя.
Именно с возникновения теории идей Платона начинается процесс забвения бытия, понятие истины как несокрытости затемняется пониманием истины как соответствия правильному представлению (идее)1, утверждает Хайдеггер. Вместо того чтобы от сущего взойти к бытию сущего, говорит он, Платон лишь удваивает сущее, т.е. бытие у него выступает лишь сущим иного рода — идеями. Идеи суть то, что делает сущее сущим. Для Хайдеггера бытие — это то, что делает сущее сущим, но само оно сущим не является, поэтому когда сущее объясняется исходя из другого сущего, а не из его бытия, бытие утрачивается... Начинается процесс забвения бытия — тотальная ошибка в западноевропейской мысли, приведшая к нигилизму Ницше. То, что считалось традиционно самым ценным в учении Платона, а именно теория идей, оказывается роковой ошибкой в познании бытия. Но это учение возникло не на пустом месте, оно явилось результатом некоторого опыта познания бытия, изначально, по мысли Хайдеггера, содержащего в себе изъян. И если мы вслед за немецким мыслителем произведем анализ и деструкцию этого опыта и станем на точку зрения «преодоления метафизики», то ясно осознаем, от какого наследства мы должны отказаться.
Хайдеггера действительно с полным правом можно назвать антиплатоником, ибо он находит некий роковой изъян в самой сути платоновского мировидения. И, прежде всего, этот изъян проявляется в изменении понимания существа истины в платоновской философии: «существо истины не развертывается как существо непотаенности
1 См.: М. Хайдеггер. Учение Платона об истине //Время и бытие. — М., 1993. — С. 345-361.; Европейский нигилизм //Там же. С. 154-168.
282
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2011. Том 12. Выпуск 4
из его собственной бытийной полноты, а перекладывается на существо идеи. Существо истины утрачивает непотаенность как свою основную черту», «учение Платона об истине построено на невысказанном процессе воцарения идеи над алетейей»2. Основную интенцию Платона — понять какую-либо вещь можно лишь в свете ее идеи (а идеи являются, по сути дела, совершенными, оптимальными формами вещей и процессов), следовательно, познание сущего, не исходящее из идей, не приводит к истине, — Хайдеггер объявляет первым шагом к забвению бытия, утратой философией своего реального предмета.
Надо сказать, что Хайдеггер не рассматривает генезис теории идей, не пытается понять, какие существовали предпосылки для ее возникновения, какой ход мышления привел к ней, а ведь именно такое исследование могло бы обосновать подобные утверждения. Вообще, Хайдеггер на редкость не диалектичен — в отличие от интерпретируемых им греков...
Полагаю, что прежде всего опыт самосознания, получивший чистую форму выражения в учении Сократа, привел к рождению теории идей Платона. Вполне оправданно предположить, что основным источником теории идей Платона была попытка онтологического обоснования процесса самопознания как единственного способа получения истины, восхождения к высшей реальности. В этом он духовный наследник и благодарный ученик Сократа. Философия Сократа — философия самопознания, Сократом был впервые поставлен вопрос о сущности человеческого бытия и поставлен в греческом ключе. Человек обретает бытие — в парменидовском смысле — как себе-равность, или, выражаясь языком Сократа, как согласие человека с самим собой, лишь через энтелехию разума. Весь пафос платоновского учения об идеях и направлен на обоснование того, что те сущности, которые обнаруживает в себе душа в акте самопознания, и есть элементы подлинного бытия. Они (названные Платоном идеями) гораздо более истинны, чем те вещи, о которых свидетельствует наш чувственный опыт. Душа в учении Платона является тем единственным местом в мире вещей (теней идей), где хранится истина вещей, пусть и в полузабытом виде. Поэтому, лишь погружаясь во все более глубокие слои воспоминания (анамнезиса), душа способна взойти к истинной реальности. Для Хайдеггера же процесс самосознания лежит в основе отхода от подлинного бытия. Здесь он исходит из предпосылок, сложившихся под влиянием Ф. Ницше. Для Хайдеггера причина кризисного состояния современной западной культуры — в появлении абсолютного субъекта, с его претензией все превратить в объект своего господства и преобразования. Поэтому все то, что способствует становлению вообразившего себя основой всего сущего субъекта (в том числе и осуществляемый на протяжении всей философии процесс самосознания), для него носит негативный характер. Но останется ли в философии что-либо от философии, если не позволить ей быть формой самосознания человека? народа? Разве не явилась древнегреческая философия самосознанием создавшего ее народа? Процесс самосознания — прихоть или необходимый процесс? Как тут не вспомнить Гераклита: «Лишь для бодрствующих есть общий мир, а каждый из спящих отворачивается в свой собственный»...
Насколько оправданна интерпретация Хайдеггера платоновского учения как самого значительного шага в сторону забвения бытия, которая заключается в постепенной подмене его сущим? «Самое страшное, что совершил Платон (!!!), состояло в том, что
2 Там же. С. 354.
он приравнял идею к Sein. Идея была поставлена на место Sein», — пишет А. Дугин, автор недавно вышедшей книги «Мартин Хайдеггер: философия другого Начала». Продолжу цитату: «Своим решением Платон сделал два судьбоносных для западноевропейской философии онтологических жеста:... сргклс; как бытие сущего он осмыслил как сущность (Seiendheit, ouaia), а затем отождествил сущность с идеей... Благодаря этому двойному ходу проход в Seyn-öumue (а только оно и есть истинная проблема философии для Хайдеггера и хайдеггерианцев. — Н. Г.) был необратимо закрыт. И хотя сам Платон и примыкающие к нему философы (в частности, Аристотель) постоянно ставят вопрос о сущности сущего, т.е. не упускают бытие из виду, но отныне речь идет только о Sein-бытии, как о «виде», «образе», «изображении» Seyn-бытия»3.
Единственно, что здесь можно кратко сказать, так это то, что проблема бытия решалась Платоном в самых разных аспектах и на самых разных уровнях постижения и, тем не менее, так и осталась проблемой. Платон не просто отождествил истинное бытие с идеями, считать так было бы чрезмерным упрощением (и уплощением) его воззрения, но и поставил проблему бытия — единого способа существования как идей, так и вещей. Уже в зрелый период своего творчества Платон дает определение бытию именно как бытию (способу существования) в своем диалоге «Софист»: «Я утверждаю теперь, что все, обладающее по своей природе способностью (6i3va|wv) либо воздействовать на что-то другое, либо испытывать хоть малейшее воздействие, пусть от чего-то весьма незначительного и только один раз, — все это действительно существует. Я даю такое определение существующего: оно есть не что иное, как способность» (Софист, 247 е). Платон обнаруживает всеобщий способ бытия, единый как для «телесного» мира, так и для «невидимого» — мира идей. Быть, согласно Платону, значит быть способным воздействовать на иное, либо испытывать воздействие, т.е. в самом общем смысле быть — следовательно, относиться к иному. Единое есть лишь по отношению к своему иному — многому (что и обосновывается в диалоге «Парменид»), идея как таковая есть лишь по отношению к материи, бытие — по отношению к небытию. Раз быть — это относиться к иному, следовательно, бытие с необходимостью множественно и относительно. После всех рассуждений Хайдеггера о том, что метафизика удалила ничто из бытия, уклонившись от его истины, нелишне вспомнить, что у Платона — в отличие от Парменида — бытие выступает уже не как чистая позитивность, утвердительность, а включает в себя небытие как свой необходимый момент, как основу различий, существование небытия (в форме инобытия) и есть онтологическая основа лжи и заблуждения. После того как бытие было понято как возможность отношения одного с иным или иными, теория идей Платона была осмыслена им, исходя из нового основания. Первое, что было поставлено под вопрос, — это самотождественность идей. Если идея существует лишь по отношению к иному, то как может быть сохранена ее определенность? Должна она вбирать в себя определенность тех идей, с которыми она взаимодействует? Бытие идеи — вот главная проблема Платона в зрелый период его творчества. Полагаю, что после написания «Софиста» Платон вступает на совершенно новый уровень исследования проблемы бытия и — если выражаться хайдеггеровским языком — бытия не как сущего, а именно бытия, как способа, каким все есть. Диалектика идей («Парменид») возводит его в область Единого, надбытийного (уж никак не являющегося одним из сущих) и не постижи-
3 Дугин А. Г. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. — М., 2010. — С. 77. О комментариях этого автора по поводу различия Беіп-бьітия и Беуп-бытия см. на с. 40-41.
мого мыслью, но являющегося подлинным началом всего. Для Платона постижение бытия — исключительно трагичный для мысли процесс, процесс, при котором по мере восхождения к высшим сферам бытия, приходится отказываться от прежних форм постижения, ведь даже диалектика, которую он называет подлинным, философским способом познания в целом ряде диалогов, имеет границу своего применения, — там, где наступает Единое (или Благо), умолкают все противоречия... Этот процесс трагичен еще и потому, что идеи, формы совершенства вещей, их образцы, лишь будучи иными бытию, сохраняют себе-равность, самотождественность, в момент вступления в бытие, они становятся иными по отношению к себе, не равными себе. В чувственном мире присутствуют лишь подобия идей, он всегда есть расхождение с истинным. Идеи и вещи, единое и многое, божественное и смертное находятся в вечной тяжбе, борьбе, и наш мир рожден этой борьбой. То, что объявлялось Платоном истинным бытием на первом этапе его философии, на котором предметом исследования был чувственный мир, затем переосмысляется: идеи как самотождественные, чистые сущности, являются лишь возможностью бытия, как только они вступают в бытие, они становятся не равными себе. Природа идей переосмысляется на основе понимания более фундаментального процесса бытия: бытие, чтобы быть в себе различенным, а следовательно, и мыслимым, должно допускать инобытие, всякое конкретное бытие имеет свое определенное инобытие. На все, что ни есть, распределяется не только бытие, но и инобытие. Следовательно, всякая идея и тождественна себе и отлична от себя самой. Это же относится и к высшим идеям Единого и Блага. Вступая в бытие, Единое или Благо, впадает в несовпадение с самим собой. «Расхождение с собой в самом начале и возвращение начатого в начинающее начало»4 — вот в чем заключается для Платона процесс бытия, который раскрывается в диалектическом мышлении. Если в начале эйдологии именно чувственная вещь признавалась не совпадающей с самой собой, а вот ее самость — идея — неизменной и самотождественной, то затем процесс познания сущего приходит к такому пониманию, что и идеи втянуты в диалектический процесс. Другими словами, для Платона всеобщ именно процесс бытия, в который втянуто все сущее, в том числе и идеи. О каком господстве сущего над бытием в философии Платона тогда говорит Хайдеггер?
Так от какого наследства нам надо отказаться? От процесса самосознания — ибо этот путь приводит к само-стоянию человека, его самонадеянности, к раздуванию его субъективности (а именно в этом видел причину кризиса европейской цивилизации Хайдеггер), к платоновским идеям, к связи теории с практикой, и не дай бог сделает метафизику инструментом какой-нибудь извращенной практики, например, нацеленной на всепланетарное господство (тут мы должны поверить Ницше, что только так оно и есть), от диалектики и логики как старых форм постижения истины, слишком связанных с порочным опытом старой метафизики, а в принципе от самой структуры разума, которая и сформировалась в процессе развития этой философии, в этом опыте мышления бытия — а где еще, ведь не вещь же это какая — структура разума?
4 Так интерпретирует гераклитовское понимание бытия А. В. Ахутин, которое в силу вышесказанного считаю возможным применить и к платоновскому пониманию бытия: См. Ахутин А. В. Античные начала философии. — СПб., 2007. — С. 548.
