CC BY
65
ДОКУМЕНТЫ
Публикация А. В. Вострикова и Я. А. Страховой
М. Ф. Щербакова. «Революция в Петрограде» (воспоминания о событиях февраля — марта 1917 г.)
Востриков Алексей Викторович
заведующий сектором
«Библиотека
Бестужевских
курсов» Научной
библиотеки им.
М. Горького Санкт-
Петербургского
государственного
университета
(Санкт-Петербург,
Россия)
Страхова Янина Андреевна
заместитель заведующего отделом, Музей истории СПбГУ Музейного комплекса Санкт-Петербургского государственного университета (Санкт-Петербург, Россия)
О том, что происходило в дни февральских событий 1917 г. на Петроградских высших женских (Бестужевских) курсах (далее — ВЖК), известно очень мало. В обобщающем очерке С. И. Стриевской «Участие бестужевок в революционном движении» этому периоду уделен всего один абзац, но и в нем непосредственно о курсах сказано только то, что на них распространялись революционные листовки1. Любое новое свидетельство ценно; вдвойне ценно, если это свидетельство очевидца, записанное по горячим следам и свободное от позднейших идеологических влияний. Именно таковы воспоминания М. Ф. Щербаковой.
Мария Федоровна Щербакова родилась в 1893 г. в г. Моршанске Тамбовской губ., в 1911 г. окончила с золотой медалью Моршанскую женскую гимназию, в том же году поступила и в 1915 г. окончила историко-филологический факультет Санкт-Петербургских высших женских (Бестужевских) курсов2. С 1917 г. преподавала русский язык и литературу в средних школах: сначала — в Моршанске, с 1923 г. — в Саб-линской железнодорожной школе, а с 1930 по 1957 г. — в школах Ленинграда. Награждена орденом Ленина (1949 г.) и медалями «За оборону Ленинграда», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». С 1960 г.
© Публ. А. В. Вострикова и Я. А. Страховой, 2017
https://doi.org/10.21638/11701/spbu24.2017.317
Мария Федоровна Щербакова — слушательница Бестужевских курсов. 1911-1915 (Музей истории СПбГУ. Ф. ВЖК)
приняла самое активное участие в деятельности Комитета ленинградского отделения бестужевок. С середины 1970-х гг. участвовала в деятельности Музея «Ленинградский учитель» при средней школе № 7 Василеостровского р-на г. Ленинграда. В 19601970-е гг. М. Ф. Щербакова опубликовала несколько статей и мемуарных очерков3. Неопубликованные воспоминания (в том числе подготовленные к печати, аккуратно переписанные или напечатанные на пишущей машинке и сопровожденные иллюстрациями), а также дневники, письма и другие материалы сохранились в Музее истории СПбГУ4 и в Российской национальной библиотеке5. Умерла Мария Федоровна Щербакова в начале 1980-х гг.
Группа выпускниц Бестужевских курсов 1915 г. (специализация: русская филология, литература) с преподавателями. В центре, за спиной С. К. Булича и И. А. Бодуэна де Куртэне — М. Ф. Щербакова (Музей истории СПбГУ. Ф. ВЖК)
Собственной семьи у М. Ф. Щербаковой не было; жила она одиноко, и после ее смерти квартира (по адресу: ул. 4-я Советская, д. 13, кв. 9) отошла государству. При освобождении квартиры ненужные вещи были выброшены; старая исписанная тетрадь привлекла внимание одного из соседей, который принес ее домой, а затем,
Здание Санкт-Петербургских Высших женских (Бестужевских) курсов на 10-й линии Васильевского острова. Начало XX в. (Музей истории СПбГУ. Ф. ВЖК)
спустя десятилетия, прочитал, разобравшись в беглой черновой скорописи по старой орфографии, и принес в бывшее здание Бестужевских курсов на 10-й линии Васильевского острова, с которым по большей части связаны описанные в тетради события. Мы приносим глубочайшую признательность Мансуру Габдулхаевичу Шигапову за предоставление текста для публикации. Дневник М. Ф. Щербаковой будет передан на хранение в Музей истории СПбГУ.
Окончив в 1915 г. ВЖК, М. Ф. Щербакова осталась в Петрограде, сдала в 1916 г. государственные экзамены при Петроградском университете и с начала 1917 г. приступила к написанию дипломного сочинения, необходимого для получения диплома I степени. Руководство работой над сочинением взял на себя проф. А. К. Бороздин. Точная формулировка темы, связанной с творчеством М. Ю. Лермонтова, неизвестна. М. Ф. Щербакова снимала комнату на Васильевском острове, возле Малого пр. в районе 12-16-й линий. Вместе с ней жила ее младшая сестра Александра («Саня»), слушательница ВЖК; до этого с ними жил и их брат Николай («Коля»), в самом конце 1916 г. поступивший в какое-то военное училище. В подробных, едва ли не ежедневных записях М. Ф. Щербакова рассказывает о своем самочувствии, о погоде, о ссорах с сестрой и разговорах с квартирной хозяйкой, о своих поездках по делам, об уличных происшествиях и прочитанных книгах, о встреченных знакомых и полученных письмах. Однако
Дневник М. Ф. Щербаковой. Обложка. На фабричной этикетке текст: «М. Щ. № 23. 1917. С 21 янв[аря] (содерж[ание] с 17 янв[аря]) до 8 сентября и о революции до 11 марта. Продолж[ение] о револ[юции] (с 11 марта до 1 апреля) в тетради № 17»
23 февраля записи прерываются и возобновляются в начале апреля уже в Мор-шанске. Объяснение такой паузе позднее дает сама Щербакова. 29 августа она записывает: «Да, полгода прошло с начала революции. Теперь и я, наконец, могу заняться описанием в дневнике этого времени — начала революции. В Петрограде я прекратила дневник как раз на 23-ьем февраля, первом дне революции. А потом пропустила в Петрограде целый месяц — ничего не заносила в дневник, не делала даже никаких заметок. Вот почему: в первые дни революции впечатления отовсюду были слишком сильны. А когда впечатления слишком сильны, я не могу заносить их в дневник. Я могу писать дневник только тогда, когда сильные впечатления уляжутся [так!] и настроение станет более спокойным». Через неделю М. Ф. Щербакова написала предлагаемый читателю текст (записи датированы с 5 по 9 сентября; л. 70-80). Текст оканчивается приписанными уже на задней обложке словами: «Продолжение [...] — в тетради № 17 в конце». Судьба этой тетради нам не известна.
Мария Федоровна Щербакова в юности была далека от общественной жизни. Она жила в Петербурге с 1911 г., была свидетелем всех предреволюционных событий, вокруг нее бурлили Бестужевские курсы, сотрясаемые сходками и бойкотами, но ей удалось сохранить наивное и почти детское отношение к политике как к чему-то внешнему, не зависящему от ее воли и практически неподвластному разумению. Начинающиеся революционные волнения она воспринимает с той почти детской смесью любопытства и опаски, с какой ребенок заглядывает ночью в темный чулан. Не вникая в причины и следствия, она воспринимает революцию в ее случайных проявлениях, становящихся в один ряд с бытовыми неурядицами, погодными явлениями и физическим недомоганием; случайные собственные наблюдения склеиваются в единый коллаж с рассказами знакомых, переданными слухами и прочитанными опять же случайными газетами. Взгляд Щербаковой — это взгляд маленького наивного человека; ее голос обращен в первую очередь к самой себе, и, если бы не цепь случайных обстоятельств, он и не был бы нами услышан (подслушан?). В накопившейся за прошедшее столетие библиотеке свидетельств победителей и побежденных, героев, жертв и ветеранов революции все больше ощущается недостаток именно тихих голосов простых людей.
Дневник представляет собой нелинованную тетрадь в картонной обложке, размером 22x17,5 см; содержит 80 листов и 3 вложенных фрагмента с текстовыми вставками. Первая запись датирована 21 января, последняя — 8 сентября, фрагменты со вставками — 26 сентября 1917 г. На обложке обозначено: «№ 23».
При подготовке текста орфография и пунктуация (кроме особо оговоренных случаев) приведены к современным нормам; вставки и перестановки расположены в соответствии с авторскими пометами; фрагменты, не относящиеся непосредственно к воспоминаниям о революции, опущены. Сокращения раскрыты [в квадратных скобках]. Все даты в тексте и комментариях даются по старому стилю.
Революция в Петрограде
23-28 февраля. Беспорядки и переворот
Последнее время перед революцией в настроении столицы чувствовалось что-то особенное, замечалось какое-то недовольство, которое особенно ясно проявлялось в хвостах у булочных и хлебных лавок. Недели две перед революцией был большой недостаток черного хлеба. Приходилось видеть, как по Васильевскому острову ходили бабы и мужики из одной хлебной лавки в другую в поисках хлеба, как в одну и ту же хлебную лавку поминутно приходили и спрашивали хлеба и получали все один и тот же ответ: «Хлеба нет», — как у закрытых хлебных лавок с надписью: «Хлеб будет во столько-то часов» — собиралась толпа с ропотом недовольства, как за несколько часов до открытия лавки, к[отор]ая обещала хлеб, около нее уже толпился народ и мало-помалу собирался бесконечный хвост, как из лавки выходил приказчик и объявлял наставившемуся хвосту, что «хлеба нет», и хвост, столпившись и простояв немного с ропотом недовольства, постепенно
расходился. Приходилось и мне ходить по лавкам, разыскивать хлеб, часто понапрасну, стоять в очередях. Хлеба давали по 1 ф[унту], редко по 2, и лишь у одного Максимова6 по 5 ф[унтов]. А иногда стоишь-стоишь в очереди, и вдруг объявляют: «Хлеба нет!» Несколько лавок толпа разгромила — искала, не припрятали ли хлеб. Предреволюционная атмосфера царила весь этот год, чувствовалось в воздухе какое-то напряжение, нервность. В особенности же она сгустилась в эти предреволюционные дни, когда особенно остро почувствовался недостаток хлеба. По временам становилось жутко в такой атмосфере.
Еще за неделю до Рождества, однажды вечером в Малом театре7 К[сения] В[асильевна]8 передавала нам слухи в трамвае об убийстве Распутина9 и замечание одного господина: «С Распутина начали», — которое произвело на нее впечатление. Жутким веяло от этого замечания. Жутким повеяло на улицах Петрограда, когда из театра мы вышли на Садовую и увидели, что по странной случайности, как в сонном царстве, по рельсам стояли один за другим темные с замерзшими стеклами трамваи, а на Невском по углам толпился народ. И тишина была. По странному совпадению прекратился ток, как мы потом узнали.
Восстания ждали еще 14-го февраля, во вторник на 1[-й] нед[еле] Вел[икого] поста, в день открытия сессии Государственной Думы10. Ходили слухи, что рабочие пойдут к Таврическому дворцу и потребуют от Думы решительных действий. Мы ждали этого дня с тревогой. Запаслись едой, чтобы можно было не выходить на улицу. Но этот день прошел спокойно. И вся первая неделя поста прошла спокойно. Спокойно началась и вторая неделя поста. За все это время мы обе с С[аней]11 почти все время проводили дома. У нас были спешные и важные работы. Как раз после Масленицы12 я принялась за свое сочинение и почти все время проводила за ним. Работала над ним с увлечением [и] удовольствием. По счастью, никто не мешал особенно. Коли13 по целым дням не было дома — он был в казармах. А С[аня] сама спешила, готовила реферат к пятнице 3 марта на тему «Миросозерцание Фонвизина». Потому, вероятно, и меня оставила в покое, не ругала и не придиралась ко мне, не пела, не хохотала и не разговаривала, а сидела работала над сочинением. Причем постоянно обращалась ко мне с разными вопросами по поводу реферата: «Маня, миленькая, скажи вот это. Маня, миленькая, скажи мне только вот это. Маня, по-твоему вот это вот как?..» — и так все время приставала ко мне с вопросами по поводу ее реферата и этим ужасно мешала, конечно, не давала мне возможности хорошенько сосредоточиться на своей работе. А я писала свою работу с большим трудом. Приходилось много думать. Работа шла медленно. Иногда во весь день напишешь только несколько строчек. Но все-таки ничего. Эти дни я провела хорошо — спокойно, и заниматься работой было возможно, не как раньше, когда, бывало, К[оля] целый день тут около хулиганит, а С[аня] ворчит, придирается, ругается или разговаривает и хохочет с К[олей] или поет. И я занималась. Работа двигалась, хотя и медленно.
Обедать ходила на Курсы14. Там было довольно ничего. Плохо было только то, что это время я начала чувствовать себя не особенно хорошо физически. У меня плохо стали работать почки и распухли 2 пальца. Как-то раз пришел К[оля], увидал у меня распухшие пальцы и сказал, что это оттого, что я много пью воды, чаю и у меня теперь и внутри так же, и что если я буду продолжать пить много воды,
Дневник М. Ф. Щербаковой. Начало воспоминаний «Революция в Петрограде» (л. 70)
тогда у меня «черт знает что будет». У папы была такая же история, и доктор сказал ему, что нельзя пить много воды, вообще жидкости, кроме молока. Только молока сколько хочешь пей, ничего не будет. До этого я не ставила распухание пальцев
в связь с почками. Но теперь пришлось поставить, и я испугалась. Действительно, я пила много чаю, а молока почти совсем не пила, так как его очень трудно доставать. Вспомнила и то, что доктор говорил папе по поводу его болезни. И с тех пор я стала пить чаю очень мало. Первое блюдо на Курсах — супы и щи — тоже перестала брать, а вместо них стала на Курсах брать молоко. И почувствовала себя немного лучше.
Говорили потом, что восстание будет 19-го февраля (воскресенье), но этот день прошел благополучно.
За это время я все лелеяла мечту пойти с К[сенией] В[асильевной] в Алек-сандринский театр — или на «Флавию Тессини»15, или на «Маскарад»16. Мне ужасно хотелось — притом поскорее. Хотелось посмотреть «Флавио Тессини». Когда К[сения] В[асильевна] предложила мне, когда я была у нее на ее именинах17, пойти на «Флавию Тессини» и на «Золотую осень»18, мне как-то не очень хотелось смотреть это. Но когда потом я прочла как-то либретто этой пьесы, мне ужасно захотелось смотреть ее. В особенности меня привлекало в ней посмотреть мещанскую обстановку. Когда же я узнала, что в конце второй недели поста пойдет в Александринском театре «Маскарад», мне ужасно захотелось посмотреть там это, тем более что я тогда занималась Лермонтовым и увлекалась им. А еще больше хотелось опять провести время с К[сенией] В[асильевной] в театре, а в особенности увидеться с нею после субботы на Масленицу [11 февраля]. И вот я все следила по газетам за репертуаром. Хотела, узнав, когда пойдет «Флавия Тессини», написать ей письмо, а потом переговорить по телефону или просто поговорить по телеф[ону]. Но это мне не удалось сделать. «Флавия Тессини» ставилась в начале 2-й недели [Великого поста], а репертуар я узнала только в конце первой, а билеты начинают продаваться за 4 дня. Так что я не могла успеть переговорить с нею по телефону и взять билеты заранее. А «Маскарад» в конце 2-й недели Вел[икого] поста в субботу 25-го февраля ставился впервые, за ним назначалось еще несколько спектаклей «Маскарада», но на эти спектакли я не имела надежды получить билеты. Решила ждать третьей недели поста. Но ни на третьей неделе, ни позже мне так и не удалось осуществить этой мечты. Пришло время, когда было уже не до театров.
Во вторник 21 февраля на второй неделе поста я пошла на Курсы к зубному врачу19. Потом была у нее на дому в среду и в четверг, когда я закончила лечение зубов.
23 февраля в четверг начались уличные беспорядки. Рабочие вышли с требованием хлеба. Им ответили, что хлеба нет. На следующий день, в пятницу 24 февраля беспорядки продолжались. Хозяйка [квартиры] пошла за керосином, но вернулась без керосина. Говорит, что нельзя пройти на 6-ю л[инию] к «Метеору»20, так как на улице у «Лаферма»21 беспорядки. Рабочие бьют стекла. Загородили собою весь проход по Среднему. И послала за керосином нас самих. Одна из барышень Орловых22 пошла с четвертью разыскивать для себя керосину по В[асильевскому] о[строву]. Нашла где-то в лавчонке. У нас С[аня] после обеда пошла к «Метеору» — получила, простояв замного [так!] в очереди. Опасности на улице уже не было. Рабочие от «Лаферма» разошлись. Трамвайное движение в этот день было нарушено. В субботу (25) и воскресенье (26 ф[евраля]) уже шли
упорные слухи и рассказы о крупных беспорядках и кровопролитии на Невском, на Владимирском, на Литейном и в других местах центра. Старшая дочь хозяйки служила в тех краях и была очевидцем. Домой в интересах безопасности в субботу ей пришлось идти не по Невскому, а стороной от Невского. Хотя она, по-видимому, не очень боялась и даже любопытничала. В субботу вечером пешком пришел Коля, а в воскресенье вечером пошел опять пешком обратно в казармы. Мы опасались, кабы [так!] его не пристрелили дорогой. Саню все так и подмывало в субботу идти то в Публичную библиотеку, то в Академию наук23 читать книги для реферата, так как реферат должен был быть представлен на след[ующей] неделе в среду24, и она боялась, что не успеет все сделать. Но я высказывала очень отрицательное мнение по этому поводу. Она все-таки не ходила. Фабрики и заводы бастовали. Перестали выходить газеты. Я сохраняла спокойствие и продолжала заниматься своим сочинением.
Понедельник 27 февраля (на третьей неделе Вел[икого] поста) был самый страшный день. Саня пришла с Курсов и сообщила, что там была сходка. Булич25 пытался сказать курсисткам слово. Но курсистки нашли, что Булич не имеет права вмешиваться в их дела, и закричали: «Не слушаем, не слушаем!» Булич возмутился, говорит, что, как директор, он должен говорить. Некоторые из курсисток нашли, что во имя свободы слова Буличу надо дать возможность говорить. Вопрос был поставлен на голосование и прошел. Булич говорил, что теперешнее время, когда осталось сделать последнее усилие, чтобы сломить врага, внутри государства необходимо спокойствие, что всякое волнение внутри будет выгодно только врагу, и потому мы должны спокойно продолжать свои занятия. Но курсистки высказывали свое недовольство современными обстоятельствами. «Мы тут голодаем», — заявляли они. Высказывали желание о прекращении войны. «Ну, мы прекратим войну, — говорил Булич, — но прекратит ли ее он?!» — «Они (немцы) давно хотят мира!» — возражали курсистки. Так рассказывала С[аня]... Я пошла обедать [на Курсы]. В очереди у дверей столовой шел разговор о переживаемом моменте. Говорили, что в Университете лежит несколько наших курсисток раненых и студентов, что в Университет сейчас никого не пускают, кроме сестер милосердия, что ходят слухи, будто два полка восстали. Я почувствовала тревогу. В столовой на стенде висит постановление сходки. Я прочла, что сходка 27 февраля постановила присоединиться к революции. Конец постановления гласил: «Долой старый порядок! Да здравствует Учредительное собрание! Да здравствует временное революционное правительство!» Жутко мне стало от этих слов.
После обеда я пошла прошлась по 10-11-й линиям. На Малом собралось много народу. (Кажется, это было в описываемый день, если не раньше, а м[о-жет] б[ыть], и раньше, в субботу или пятницу, хорошо не помню.) «Скоро шесть часов, — говорит кто-то в толпе. — Вот сейчас пойдут рабочие с заводов, и кого, значит, захватят тут, того с собой.» Я поспешила с Малого скорее домой. Дома хозяйка ждала со службы свою старшую дочь. Она уговаривала ее не ходить в этот день на службу, но та пошла. И вот уж она давно должна была вернуться, а ее все нет. Хозяйка рыдала, не знала, что ей делать, боялась — уж не случилось ли с нею чего. Все ее подруги, к[ото]рые в тех же краях служат, пришли уже со службы, а ее все нет. Но вот, наконец, она пришла. Мать на нее сердится, что она долго,
а она на мать, говорит, что она Невский ползком переползала, к Царскосельскому вокзалу26 вышла и уже оттуда попала на Вас[ильевский] остров...
Эти дни по вечерам мы поздно зажигали лампу — экономили керосин и рано ложились спать. Вести, к[ото]рые в эти дни приносили с улицы курсистки (Орловы, Домашевич)27, увеличились, стали определеннее. Разговоры в квартире оживились. Старшая Орлова, белая, стриженая, с короткими волосами в кружок, как у дьякона, в пенсне, с папиросой в зубах, типичная революционерка, с торжественно-важным видом сообщала хозяйке о постановлении сходки на Курсах: «Мы теперь присоединены», — говорила она с торжественно-важным видом. Вторая Орлова объявляла потом с радостью в коридоре на всю квартиру, что рабочие взяли Арсенал, Кресты28, Охранное отделение, что Окружной суд горит, что пошли Петропавловку брать. «Завтра Петропавлов[ка] будет взята!» — вскрикнула она в восторге и побежала, подпрыгивая, в свою комнату. Вечером к Орловым приходила тетка. Уходя, упрашивала в коридоре младшую, Надю, чтобы она сегодня никуда не ходила на улицу. Надя успокоила тетку, что она никуда не пойдет, и поцеловала. Только что тетка ушла, и Надя ушла. Вечером стали доноситься до нас выстрелы с улицы. Страшно стало. В этот вечер я уж не могла заниматься своим сочинением. Прислушивались к выстрелам. Стреляли, по-видимому, в Петропавловской крепости. Хотя, говорят, была стрельба и на [Васильевском] острове. Пришла Надя и сообщила кому-то в коридоре, что она шла по направлению к Первой линии, с ней встретился какой-то студент и сказал: «Товарищ, на 1-ю линию не ходите — там страшно». Мне было страшно и холодно. Я чувствовала внутреннюю дрожь. Легла спать. Мне было страшно, холодно, я дрожала. Укутывала себя в одеяло, в шубу, в осеннее пальто и немного согревалась в постели. Я долго не могла уснуть. Не спала почти всю ночь. Всю ночь слышались выстрелы.
Рано утром на другой день опять слышались выстрелы. Во вторник 28-го утром, как только мы встали и увиделись с хозяйкой, она сообщила нам, что все утро у нас на Острове была стрельба и что одного из нашего дома уже ранили, приглашала меня идти смотреть. Хозяйка, курсистки — все из квартиры ушли. Остались одни мы. Скоро же некоторые из них вернулись и звали нас на улицу смотреть интересное зрелище. Сообщили, что город в руках революционеров, что улицы полны народа, по улицам разъезжают вооруженные автомобили с красными флагами. Рабочие всех мужчин забирают с собой, кричат: «Черти! Идите!» — а женщин просят идти помогать перевязывать раненых. Только полицейские спрятались на крышах домов и стреляют оттуда, а революционеры снизу в них. Старшая дочь хозяйки повязала себе на руку повязку с красным крестом и пошла с кружкой собирать деньги на хлеб для солдат29. У нас на Курсах организовали питательный пункт для солдат. Курсистки из нашей квартиры и старшая дочь хозяйки, Мария, записалась туда на дежурство. Хозяйка сообщила, что она виделась с какой-то своей «кумушкой», которая сказала ей, что ходят по квартирам с револьвером и выгоняют всех мужчин на улицу, чтобы все мужчины приняли участие в революции.
Я никуда не выходила весь день. Провизия у нас была дома. Я купила заранее хлеба, масла, потом оставалось немного вядчины [так!], присланной из дома, потом было пшено, к[ото]рое С[аня] привезла из дома. Мы варили себе из него кашу. С[аня] ходила утром в этот день в лавку поблизости — покупала картофеля. Варили
картофель. Народу, рассказывала, на улице много. Но все ютятся у ворот, чтобы в случае [опасности?] можно было спрятаться, а кто заходил в лавку, как и она, те спешат, идут, оглядываются, потому что с крыш домов стреляют полицейские, спрятавшиеся там за трубами, а революционеры стреляют в них снизу, с улицы. Так что по улице ходить опасно. А по улице разъезжают вооруженные автомобили с красными флагами. Пришел Коля. Говорит, что к ним в казармы пришли и вывели их оттуда. Они разбрелись кто куда. В этот день революционеры воевали еще с полицейскими. Полицейские, спрятавшись на крышах домов, стреляли оттуда в народ, а революционеры снизу в них. Ходили по домам, разыскивали полицейских. Говорят, и к нам в дом приходили, разыскивали полицейских. Хозяйка рассказывала утром, что видала, как с заднего двора по черной лестнице выходили неск[олько] человек вооруженных. Она решила, что это революционеры ходят по квартирам разыскивают мужчин и выгоняют их на улицу помогать революционерам. А потом оказалось, что это неверно, что это ходят революционеры разыскивают полицейских по чердакам. Прибежала утром хозяйская старшая дочь и говорит: «Сейчас пойдем на Курсы. смотреть, как там сейчас во дворе полицейского расстреливать будут. Полицейского поймали. молодой, красивый. сейчас его, как собаку, расстреливать будут.». И побежала смотреть.
В этот день взяли Адмиралтейство. Вечером громили охранные отделения, полицейские участки. Весь этот день прошел в слухах. Курсистки и хозяйские дочери провели его весь в беготне — то по улицам с кружками — собирали на хлеб солдатам, то на Курсы, где устраивали питательный пункт для солдат, то так, неизвестно куда. И всякий раз, когда прибегали обратно в квартиру, приносили с собою какие-нибудь слухи, какие-нибудь вести.
Занятия мои были нарушены, и в этот день я уж не могла заниматься. Спокойствия не было. Царило приподнятое настроение, к[отор]ое передавалось и мне и возбуждало тревогу за то, что будет дальше. Весь день был полон слухами. Весь день приходилось слушать вести, к[отор]ые приносились с улицы хозяйкой с дочерьми и курсистками, удивляться быстроте событий и испытывать тревогу за дальнейшее. А события неслись с чрезвычайной быстротой. Не успели оглянуться, как революция совершилась. Во главе государства фактически стала Государственная] Дума. Шли разговоры о дальнейшем. Кругом было ликование. С[аня] была как будто совершенно равнодушна к переживаемому и хладнокровна, как будто она не понимала того, что происходит, а я испытывала тревогу и страх за дальнейшее и желала, чтобы поскорее все успокоилось. Вечером пришла хозяйка и сообщила, что у нас нынче ночью будет большая стрельба, что говорят, будто в наших домах полны подвалы полицейских, к[отор]ые ночью будут перестреливаться с революционерами. Это подействовало на мои нервы. Мне опять стало страшно, холодно опять. Я почувствовала внутреннюю дрожь. Ночью опять я не могла долго заснуть. Все лежала и ждала выстрелов. Но выстрелов не было.
О том, что за эти дни произошло в Петрограде важного, я узнала потом из газет, подробнее. 23-го рабочие выступили на улицы с требованием хлеба. Начались беспорядки и кровопролития. 25-го последовал приказ о роспуске Государственной] Д[умы]30. 26-го Совет думских старейшин постановил Государственной Думе не расходиться и всем депутатам оставаться на своих местах.
26-го к восставшему народу стали присоединяться восставшие войска. Первым восстал Волынский полк31. 27-го утром в Госуд[арствунную] Думу стали приходить депутаты от восставших войск. 27-го Родзянко послал телеграмму царю, в к[отор] ой указывал на серьезность положения и рекомендовал образовать ответственное министерство. В тот же день были взяты Арсенал, Глав[ное] артиллерий[ское] управление, Кресты, Охранное отделение, запылал Окружной суд, начался арест министров. Был организован особый комитет для водворения порядка и сношения с лицами и учреждениями32. 28-го продолжался арест министров, было взято Адмиралтейство, исполнительный] комитет Государственной] Думы выпустил свои первые воззвания, в к[отор]ых объявил о своей решимости взять в свои руки восстановление государственного] и общественного] порядка. Во главе этого Комитета стал Родзянко33. В него же вошли Милюков34, Керенский35 и др. Образовался исполнительный] комитет рабочих и солдатских депутатов36.
1-10 марта (среда 3-й нед[ели] Вел[икого] поста — пятница 4-й нед[ели] В[еликого] п[оста]. Первые дни свободы. Жизнь начинает входить в свою обычную колею. Тревожное настроение.
Ночь под 1-е марта прошла благополучно. Но первые дни марта прошли опять тревожно и опять были полны слухов. А события развивались с чрезвычайной быстротой. Я все эти дни большую часть времени проводила дома, выходила редко. Все еще болела. Революционеры продолжали еще по временам перестреливаться с полицейскими, прятавшимися по крышам, разыскивать «фараонов», как называли полицейских. Громили околоточных, жандармов, немцев. Хозяйкина старшая дочь рассказывала, что у какого-то околоточного нашли двух больших свиней и поволокли их на Курсы. Там их закололи и приготовили из них кушанье для солдат. С[аня] с К[олей] не боялись и выходили чаще. Курсистки из нашей квартиры и старшая дочь хозяйки работали в питательном пункте для солдат на Курсах, дежурили и по ночам. Они постоянно приносили нам всевозможные вести. Однажды ночью вернулась с дежурства на Курсах старшая дочь хозяйки и говорит: «Нынче ночью нас всех перережут», — и сообщила, что с Николаевского вокзала37 прибывают откуда-то две дивизии — войска что ли за старое правительство или жандармов что ли — так что будет бой между ними и революционерами. Ходили разные предположения. Предполагали, что царь возьмет войско с фронта и придет с ним, что откроет фронт немцам и немцы придут сюда. О царе и его семье тоже ходили самые разнообразные слухи. О царе говорили, что он застрелился, что он арестован. О наследнике — что он болен. Говорили, что убили старшую княжну за то, что она была с Распутиным дружна. Рассуждали о новом строе государства. Говорили, что Родзянко хочет, чтобы на престол вступил царевич Алексей, в[еликий] к[нязь] Михаил был бы регентом, а другие хотят республику. Старшая из Орловых, с короткими белыми волосами, в пенсне, с папиросой в зубах, заложив назад руку и прогуливаясь у хозяйки по кухне, с важным и строгим видом кричала: «Регентство к черту! Нам надо демократическую республику!..». Однажды вечером, в темноте (мы зажигали лампу поздно, экономили керосин, так как в городе был большой недостаток керосина и хозяйка посылала нас самих разыскивать его), мы собирались пить чай. Только что подали самовар. Вдруг
Дневник М. Ф. Щербаковой. Страница из воспоминаний «Революция в Петрограде» (л. 75 об.)
слышим шум, хохот в коридоре. Пришла какая-то из Орловых или пришел к ним кто-то из гостей. В коридоре собрался народ — все обитатели квартиры, гости Орловых. Рассказывают, что Вильгельм убит или умер, что ли, что в Германии революция. Все в восторге. «Скоро война кончится!.. И Борька (брат Орловых)
вернется.» — кричит с хохотом в восторге вторая Орлова. Мы тоже выбежали из своей комнаты в коридор и присоединились к группе у сундука. Я выбежала даже с ложкой и кусочком хлеба — очень уж заинтересовалась — что это такое там произошло. Долго оставалась в коридоре у сундука эта группа. Я с ложкой и кусочком хлеба в руках. Надя Орлова с гитарой в руках («Это самая поэтическая фигура», — сказала я о ней), старшая Орлова в своей всегдашней позе — с папиросой в зубах и рукою назад, с важным и строгим видом прогуливаясь по коридору («А это самая революционная!» — говорила я о ней). Вторая Орлова сидела на сундуке, громко разговаривая и заливаясь радостно от смеха. Тут же стояли Л [окончание имени нрзб] Димитревна [так!]38 с дочками, гости Орловых, Домашевич вышла из своей комнаты со своей гостьей полюбопытствовать, что такое случилось. Долго сидели разговаривали. Говорили, что теперь женщинам дадут равные права. «Бабы революцию делали. — говорила с довольной физиономией Александра Михайловна Орлова (вторая, высокая, черная). — Революция с хвостов началась.». Ходили рассказы о том, как убивали полицейских, околоточных, жандармов. Хозяйка рассказывала, как она видела, как волокли по улице полицейского, били его и насмехались над ним, как она сказала им, что так грех, а они отвечали ей: «Ну, и с тобой так же сделаем». Рассказывала, как она смотрела одного убитого генерала. Уже тогда ходили слухи о бесчинствах и хулиганствах солдат или вообще людей, одетых в солдатскую форму. Ходили слухи об обысках по квартирам, будто неизвестно какие люди, обыкновенно в солдатской форме, приходят с оружием в руках и делают обыск в квартире неизвестно по какому праву и крадут. Однажды вечером при свете лампы собралась опять в коридоре у сундука группа жильцов нашей квартиры и одна гостья Орловых, и Алекс[андра] Мих[айловна] Орлова рассказывала, как пришла к ним одна подруга из Стрельны, плакала и рассказывала, что пришли к ним какие-то лица в солдатской форме с шашками наголо и делали у них обыск (а ее брат офицер) и украли золотые часы. Она очень напугалась. А подруга Домашевич из Стрельны переселилась на время к ней, а то там страшно.
Итак, почти все время в эти дни я сидела дома, почти никуда не выходила. С[аня] с К[олей] выходили довольно часто, но не надолго. С[аня] все волновалась относительно своего реферата, боялась, что в пятницу 3 марта будут занятия на Курсах, а она не успеет приготовить реферат к этому сроку. Заходила на Курсы и рассказывала, как там. Занятия на Курсах со вторника (28-го), конечно, были прекращены. Там был организован питательный пункт для солдат. С[аня] рассказывала, что у входа [на] Курсы стояли солдаты с ружьями — охрана, а сами Курсы были заняты солдатами и рабочими. Вестибюль был переполнен солдатами и рабочими, худыми, бледными, грязными; среди них протискивались курсистки — дежурные в питательном пункте, сестры милосердия и так просто приходившие за справками; у стен были наставлены ружья. Курсы потеряли вид университета. Говорят, будто по поводу допущения в вестибюль солдат и рабочих Булич опасался, что они попортят находящиеся там коллекции. Но курсистки все-таки допустили туда солдат и рабочих. А в аудиториях устраивались всевозможные митинги и собрания солдат, рабочих и тому под[обных] лиц. Орловы рассказывали, что видели на Курсах Булича, будто он идет бледный-бледный, невеселый
и что скоро, м[ожет] б[ыть], курсистки закричат: «Долой Булича!». О занятиях на Курсах, конечно, не могло быть и речи. Обедать на Курсы тоже нельзя было ходить учащимся, так как там кормили солдат. Приходилось питаться пока тем, что было дома. Коля покупал иногда для нас хлеб без очереди (солдаты могли покупать хлеб без очереди). Настроение мое было неспокойное, и физически я была нездорова. Заметив за неск[олько] дней до революции ненормальную деятельность почек, я ограничила до минимума количество выпиваемой воды и стала пить молоко на Курсах в столовой. Но так как теперь на Курсах нельзя было обедать, а в лавках молока не было, пришлось быть без молока, и болезнь еще больше увеличилась.
В четверг 2-го марта я рискнула выйти на улицу поискать по лавкам молока. День был солнечный зимний. Под ногами лежал снег. Все дома были разукрашены красными флагами. По улицам носились автомобили с солдатами с развевавшимися по ветру красными флагами, гремели вооруженные грузовики с красными флагами, наполненные солдатами, проносились верхом на конях солдаты с красными тряпками. У Курсов толпились солдаты с ружьями и без ружей, на стенах висели плакаты с революционными объявлениями, у подъездов стояли автомобили с красными флагами и санитарные автомобили с красными флагами и красными крестами; у главного подъезда сидели за столиком курсистки с кружкой — собирали на нужды революции. На улицах было много прохожих, все с красными бантами. Мужчины, дамы, дети, мужики, бабенки, девчонки, мальчишки, солдаты — все с красными бантами. Попадались милиционеры — с белыми повязками на руках и красными буквами «Г. М. »39, чувствовалось праздничное настроение на улицах. По Среднему проспекту на многих перекрестках стояли громадные толпы народу, посреди к[отор]ых возвышался оратор и кричал вокруг. У молочных лавок тянулись громадные хвосты за маслом и яйцами. У дверей иных молочных было написано: «Молока, сливок, масла, яиц, творогу, сметаны нет». Многие из съестных лавок были закрыты. Мануфактурные, галантерейные, книжные, писчебумажные, аптекарские и другие магазины и спиртовые лавки были закрыты. Я шла по улицам, все еще опасаясь выстрелов. По улицам ловили еще «фараонов». Смотрю, у одних ворот собралась кучка баб и мужиков — поймали «фараона». Молока нигде не было. В полном отчаянии я набрела, наконец, на одну лавчонку. Здесь были так называемые «сливки» (по 50 к[опеек] бутылка). Купила бутылку этих «сливок», по-нашему снятое молоко, и торжествовала. Хозяйка долго досадовала. Дело в том, что вышло распоряжение продавать молоко и яйца по какой-то очень дешевой цене. У молочных и яичных настановились [так!] длинные хвосты. И она хотела воспользоваться случаем купить дешевых яиц и масла. Простояла несколько часов. Дошла до нее очередь. Тут прискакали посланные и сказали, чтобы впредь до особого распоряжения прекратить торговлю по этой цене, будто установлена другая цена. Лавку закрыли. Она и ушла ни с чем.
Потом я выходила еще в эти дни из дома купить кое-что из провизии. Покупала себе овощных консервов. Никаких особенных страхов, о которых ходили слухи, не случалось. Ночь, в к[отор]ую, вернувшись с дежурства в питательном пункте на Курсах, хозяйкина старшая дочь сообщила, что сегодня нас всех перережут, прошла благополучно. Слух о двух дивизиях, к[отор]ые прибывают с Никол[аевского] вокзала, верных старому правительству, на след[ующий] день оказался неверным.
С обысками в квартиру тоже не приходили. Слух о смерти Вильгельма и революции в Германии на другой день тоже был опровергнут. А о позиции царя и о его семье мы узнали в эти же дни правду из официальных сообщений. Еще с 28-го февраля стала выходить первая революционная маленькая газета «Известия»40. И вот из этих «Известий» мы узнавали правду о том, что происходит. Оказалось, что в марте, когда войска заняли Царскосельский дворец, царица обратилась по телефону к Родзянко и просила его принять меры к охране ее и наследника. Царская семья была больна корью. Царя не было дома. Он был в Ставке и возвращался оттуда в Царское Село, к больной семье. По дороге во Пскове 2-го марта в четверг он был задержан и встречен депутатами от Временного правительства. Он не собирался ни идти с войсками с фронта на Петроград, ни открывать фронта немцам и даже ничего не знал о петроградских событиях, от него скрывали их. Тут он подписал отречение от престола за себя и за сына в пользу в[еликого] кн[язя] Михаила. А 3-го марта в пятницу в[еликий] кн[язь] Михаил подписал манифест, в к[отор]ом выражал свое согласие занять престол только в том случае, если на то будет воля народа. Царь был отправлен в Царскосельский дворец, где и был с семьей арестован. Теперь можно было надеяться, что борьба со старым правительством закончена и с этой стороны можно было ничего не опасаться. Теперь можно было опасаться розни среди самих революционеров и борьбы между ними. Уже с первых дней марта ходили слухи, что среди них началась уже разноголосица.
Таким образом, первый акт великой русской революции закончился. На улицах царило праздничное настроение, чувствовалось всеобщее ликование. Но что касается меня, то я не переживала этого уличного ликования. Мое настроение было тревожное. Мне становилось жутко при виде революционных толп на улицах. Мне хотелось, чтобы поскорее наступило спокойствие. На меня напала тревога за будущее. Я думала, что буду ликовать тогда, когда будет хорошо. А теперь пока было еще скверно. Потом, меня возмущали те жестокости, истязания и издевательства, к[отор]ым, как мне рассказывали, победители подвергали побежденных, солдаты и т[ому] п[одобные] лица — полицейских, жандармов, околоточных, — и к[отор]ые не соответствовали требованиям гуманности, во имя к[отор]ой совершалась революция.
К концу недели жизнь стала входить в свою обычную колею. Я стала спокойнее. С первых же дней победы революции вместо полиции была организована милиция, к[отор]ая наблюдала теперь за порядком в городе. Солдаты получили приказ возвращаться по своим частям. К[оля] тоже пошел в свою часть. Начала работать почта. Мы получили письмо из дома и посылку. Письмо пришло с большим опозданием. Папа писал, чтобы мы по возможности поскорее приезжали к Пасхе41 совсем на лето. Но я решила с отъездом домой не торопиться. Я думала так. Папа писал это письмо, очевидно, предвидя революцию и боясь за нас. Он давно предвидел революцию, говорил нам об этом. А еще, когда мы уезжали из Моршанска, говорил, что не приехать ли нам домой после того, как я закончу государственные] экзамены, к Рождеству совсем? А когда С[аня] на Рождество была дома, он советовал ей не ездить в Петроград на второе полугодие. А теперь самые страшные дни революции закончились. Больше как будто ничего особенно страшного не предвидится. Так что теперь с отъездом домой можно не спешить.
Теперь можно уехать домой к маю, как я хотела, закончив сочинение и прочитав многое из того, что я хотела. Можно было еще побывать в театрах и еще во многих интересных местах.
В воскресенье 5-го марта вышли газеты. Орловым принесли утром на квартиру «Современное слово»42, и я слышала радостный возглас из коридора по случаю этого. Я же пошла и купила газету на улице. Был солнечный ясный морозный снежный зимний день. В революционные дни и первые дни свободы и некоторое время потом все время стояла хорошая зимняя погода. Так вот в этот прекрасный зимний день я вышла на улицу купить газету. Интересно было почитать первые № после революции. От углов, где стоят обыкновенно газетчики, тянулись по панели длинные-длинные очереди, гл[авным] обр[азом] из интеллигенции. В них были и мужчины, и дамы, и гимназисты, и студенты, и курсистки, и дети. Это были очереди за газетами. Я стала в одну очередь, довольно маленькую. Эта очередь еще не получила газет, а стояла только ждала, когда привезут газеты. Оказалось, что тут уже продавались газеты и все распроданы, привезут еще. И вот эта очередь стоит ждет, когда привезут еще. Очередь быстро росла и при мне стала очень большой. Привезли на санках газеты. Постановили продавать только по одной. Я хотела купить «Речь»43, но мне не хватило, пришлось взять «День»44.
С[аня] купила «Речь» и «Совр[еменное] слово». С большим увлечением я читала там о революционных днях в Петрограде, о бывшем царе и его царствовании, о роли Распутина, об исчезновении балерины Кшесинской перед революцией и т[ому] под[обном]. Я очень одобряла поступок царя, к[отор]ый прямо отрекся от престола, а не боролся за власть, как делали другие в истории; не брал войск с фронта для своей защиты, не открывал немцам фронта. Если бы он открыл фронт немцам, тогда он поступил бы в высшей степени подло. В то же время меня глубоко возмущали насмешки и издевательства, которым подвергали царя в газетах. Мне казалось, что такие насмешки и издевательства не соответствовали требованиям гуманности, во имя которой совершалась революция. Мне казалось, что люди, к[отор]ые допускали их, слишком унижали себя. Потом, мне было совершенно непонятно, какой смысл имело выставлять напоказ личные интимные дела царя, такие, как, напр[имер], связь с мамкой [так!], с балериной45. Ведь это интимные дела царя. А мне кажется, что неделикатно объявлять во всеуслышанье интимные дела другого человека. А потом, у кого нет под[обного] рода дел?! А по газетам получается впечатление, как будто подобного рода дела у нас редкость. Ведь никак дела такого рода не выставляются напоказ. С какой же стати для него делать исключение?!
Толпы на улицах и ораторы, собирающие вокруг себя толпы, исчезли. Но всюду появились объявления — вот тогда-то тут-то собрание того-то. Очереди увеличились. Кроме хлебных и молочных появились еще очереди на масло и яйца. Теперь и этих продуктов в Петрограде не стало, а также керосина, так что мы принуждены были опять экономить его. На четвертой неделе [Великого поста] числа 8-го (среда) пошли трамваи. В этот день я видела, как они, переполненные, мчались, праздничные, по Среднему проспекту с развевающимися по ветру красными флагами. Было постановлено при посадке в трамвай соблюдать очередь, милиционеры должны были следить за порядком. Но на практике, по-видимому,
очередь не соблюдалась. И попадать в трамваи по-прежнему было очень трудно. Запасы еды, к[отор]ые были у нас дома, все вышли. Пришлось с четвертой недели [Великого поста] обедать в студенческой столовой на Первой линии46. Там обедало много курсисток и студентов. Было тесно. Приходилось стоять в очереди. Ну, ничего. Я мирилась с этим, так как кроме негде было обедать — на курсах столовая не функционировала для курсисток, а в других столовых было хуже и дороже. А здесь довольно ничего и не очень дорого. Сначала я стала туда ходить за молоком. Страдала из-за молока. Но молока там все не было. Разыскивала молоко по лавкам и лишь в очень редких случаях находила. Покупала бутылку и торжествовала. Потом, когда дома все продукты вышли, я стала ходить туда обедать. Потом, наконец, туда привезли молоко. И стала брать там молоко. Пила его там и брала иногда на дом бутылку. Относительно молока дело обстояло тут очень хорошо. Молоко тут было и сырое и кипяченое по 13 к[опеек] стакан и 25 к[опееек] бутылка. В сущности, недорого. Можно было пить там сколько угодно и брать на дом бутылку. Я пила там по стакану или по два и брала иногда на дом бутылку. И была очень довольна. Здоровье мое поправилось. Я начала даже заниматься.
Один раз, в начале четвертой недели поста, в тот день, когда у меня вышла вся провизия дома и на следующий день я должна была разыскивать обед по столовым, я пошла в студенческую столовую на первой линии с бутылкой, хотела попробовать, не найду ли там молока. Но молока там не было. Эти дни туда еще не привозили. Стали доставлять туда уж потом. Да и во всем Петрограде в те дни почти совсем не было молока. Выйдя из столовой, не получив молока, я остановилась в раздумье, не зная, что делать, куда идти, где искать молока. Тут я повстречалась с Лидой Шейбуховой47. Она шла как раз из этой столовой. Пошли вместе по направлению к дому. Разговаривали. Относительно обедов в этой столовой она говорила, что когда сытно пообедаешь, когда нет. Она жаловалась, что в Петрограде совершенно ничего нет, нечего есть. Рассказывала, как однажды в революционные дни она пошла в столовую обедать. По дороге ее встретили градом пуль. Так что она должна была зайти за какие-то чужие ворота и долго там простоять, а потом вернуться назад домой. Приходилось в эти дни нарываться на разные неприятные сцены. Она была в невеселом настроении. Я тоже в этот день была в мрачном настроении — под влиянием предыдущего, а также потому, что не было молока, что негде было обедать, нужно было со следующего дня подыскивать столовую. Я стала потом обедать в этой столовой на 1[-й] л[инии] и была все-таки ею довольна. «Все ли еще [так!] кончилось? — говорили мы. — М[ожет] б[ыть], это только начало». Дошли с нею до Малого [проспекта]. Тут она стала в очередь за хлебом. А я пошла разыскивать молока. И — все-таки нашла. Купила бутылку и была очень рада.
Курсы были освобождены от солдат, так как солдаты разошлись по своим частям. Возбуждался вопрос о занятиях. Некоторые курсистки, а также некоторые студенты находили, что занятий в этом году возобновлять не надо совсем, так как студентам и курсисткам нужно теперь заниматься политикой. Другие же курсистки и студенты стояли за то, чтобы учиться. Многие учебные заведения постановили занятия возобновить. На общем собрании курсисток наших курсов, к[отор]ое было очень многолюдным, так что все собрание едва поместилось
в зале, большинством голосов постановили занятия возобновить. Собрание это было в воскресенье, 12 марта, кажется. День был солнечный зимний. Я шла мимо Курсов. Туда валил народ — курсистки на это собрание. А на дверях у главного входа висело воззвание профессоров, в к[отор]ом они призывали учиться. И на пятой неделе [Великого поста [т. е. с 13 марта] занятия на Курсах возобновились. Но столовая долго еще не открывалась.
Как-то раз в один солнечный зимний день мимо той столовой, где я обедала, на 1[-й] линии, прошла по 1[-й] линии революционная армия — много-много солдат с красными флагами, красными плакатами с надписями: «Свобода, равенство и братство», «Земля и воля», «Война до победы», «Да здравствует демократическая республика». Долго шли по 1-й линии. Я пообедала, вышла из столовой и все стояла, смотрела.
10-го марта хотели устроить похороны жертв революции. Копали уж могилы на Дворцовой площади. Но говорят, будто там в земле нашли много пороху и еще чего-то взрывчатого, и похороны были отменены. Стали рыть могилу на
Марсовом поле48.
За все это время мы с С[аней] очень интересовались газетами, часто покупали их и читали. Между прочим, нас очень удивляло отношение двора к Распутину и очень занимал вопрос, как он мог приобрести такое громадное влияние при дворе, как можно объяснить это его громадное влияние. И вот, в одной из газет мы нашли портрет Распутина. И когда я всмотрелась в лицо Распутина, несмотря на то, что портрет был напечатан довольно слабо, меня поразило его лицо. В выражении его лица было что-то странное, при взгляде на него делалось как-то жутко, оно производило гипнотизирующее действие. И мне стало понятно отношение к Распутину двора и влияние Р[аспутина] при дворе. Я решила, что Р[аспутин] производил гипнотизирующее действие, особенно на нервных. Мы смотрели этот портрет и говорили о Распутине поздно вечером, перед сном. И когда мы потушили огонь и стали ложиться спать, С[аня] сказала мне, что она сейчас представила себе этот портрет, и ей стало страшно.
Продолжение марта с 11 марта (суббота) до 1 апреля (суббота). Таинственные знаки. Приготовление к отъезду в Моршанск, а также дневник с 8-го сентября и после — в тетради № 17-й в конце.
1 Стриевская С. И. Участие бестужевок в революционном движении // Санкт-Петербургские высшие женские (Бестужевские) курсы (1878—1918 гг.): сб. ст. 2-е, изд. испр. и доп. Л., 1973. С. 22—70. — См. также: Высшие женские (Бестужевские) курсы: библиографический указатель. М., 1966; Федосова Э. П. Бестужевские курсы — первый женский университет в России (1878—1918). М., 1980; Вербловская М. Б. Судьба четырех «бестужевок» // Публичная библиотека и культура. Три века истории: документы, материалы, исследования. Вып. 1. СПб., 2006. С. 136— 154.
2 Здесь и далее сведения о выпускницах ВЖК сверены по ежегодным отчетам (Общество для доставления средств Высшим женским курсам за... СПб., 1880—1906; С.-Петербургские Высшие женские курсы за.: [отчет Общества для доставления средств и Отчет Совета профессоров]. СПб., 1907—1917), а также спискам окончивших, опубликованным в изд.: Бестужевка
в цифрах: к 130-летнему юбилею Санкт-Петербургских Высших женских курсов (1878—1918 гг.). СПб., 2008.
3 Щербакова М. Ф.: 1) Всегда на посту // Бестужевки в рядах строителей социализма. М., 1969. С. 81—85; 2) Жизнь, отданная науке: памяти Н. К. Пиксанова // Ленинградский университет. 1969. № 38. С. 4; 3) Это было в Ленинграде // Ленинградский университет. 1970. № 45. С. 4; 4) Ленинградская школа в годы блокады // Народное образование. 1970. № 5. С. 107—109; 5) Профессор Д. Н. Овсянико-Куликовский // Русская речь. 1973. № 4. С. 102—107; 6) Талантливый ученый и педагог: к пятой годовщине со дня смерти Николая Кирьяковича Пиксанова // Ленинградский университет. 1974. № 11. С. 4; 7) В борьбе за Победу // Ленинградский университет. 1975. № 36. С. 4; 8) Наши учителя: к 100-летию Высших женских (бестужевских) курсов // Там же. 1978. № 14. С. 8; 9) Горячее сердце исследователя: работа над литературным наследием Н. Г. Чернышевского // Советский учитель. 1981. № 38. С. 2; 10) Из воспоминаний прошедших лет / публ. и прим. Г. А. Тишкина // Очерки по истории Ленинградского университета. Т. 5. Л., 1984. С. 151-159.
4 Музей истории СПбГУ. Ф. ВЖК. Личное дело М. Ф. Щербаковой.
5 В 1981 г. М. Ф. Щербакова передала в РНБ свои очерки о Д. Н. Овсянико-Куликовском и С. А. Венгерове (Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее — ОР РНБ). Ф. 1000. Оп. 6. № 57, 56). Кроме того, в составе собрания материалов Музея «Ленинградский учитель», поступившего в 1997 г., хранятся очерки и материалы М. Ф. Щербаковой, касающиеся ее обучения на Бестужевских курсах и последующей педагогической работы, а также ее дневники за 1910-1911, 1928, 1941-1945 гг. (ОР РНБ. Ф. 1434. № 73-86, 120-122).
6 Булочные Торгового дома «И. М. Максимов» располагались на 5-й, 6-й и 7-й линиях и Среднем проспекте Васильевского острова.
7 «Малым» в обиходе называли Суворинский театр, располагавшийся в здании на Фонтанке, д. 65; с 1920 г. это здание занимает БДТ.
8 Имеется в виду Ксения Васильевна Брандт (урожд. Вяхирева; 1877-1966) — близкая знакомая М. Ф. Щербаковой; окончила историко-филологический факультет ВЖК в 1901 г.; по окончании курсов преподавала историю сначала в Моршанской женской гимназии, где у нее училась М. Ф. Щербакова, а с 1909 г. в Петербурге; с 1920 г. научный сотрудник Государственного музея Революции в Петрограде; в 1935 г. вместе с мужем выслана из Ленинграда, жила в Саратове, затем в г. Красногорск Московской обл. В архиве М. Ф. Щербаковой сохранились ее воспоминания о К. В. Брандт, написанные в 1970 г. (Музей истории СПбГУ. Ф. ВЖК. Личное дело М. Ф. Щербаковой. Ксения Васильевна Вяхирева (в замужестве Брандт): очерк жизни и деятельности).
9 Г. Е. Распутин был убит в ночь на 17 декабря 1916 г.
10 Пятая сессия Государственной Думы IV созыва началась 1 ноября 1916 г., 16 декабря Дума была досрочно распущена на каникулы; ходили активные слухи о том, что Дума будет распущена, однако 14 февраля ее занятия возобновились.
11 Щербакова Александра Федоровна (1896-1942) — сестра автора дневника. Окончила Моршанскую женскую гимназию с золотой медалью и историко-филологический факультет ВЖК в 1917 г. Работала учителем средней школы г. Моршанск. Перед Великой Отечественной войной переехала в Ленинград и погибла во время блокады (Музей истории СПбГУ. Ф. ВЖК. Личное дело М. Ф. Щербаковой. Автобиография).
12 Масленица в 1917 г. праздновалась с 5 по 11 февраля.
13 Щербаков Николай Федорович — младший брат автора дневника; в записях М. Ф. Щербаковой за январь 1917 г. упоминается, что он «поступил в военное училище», однако ни названия училища, ни других сведений о Н. Ф. Щербакове выяснить не удалось.
14 Столовая для слушательниц находилась в ведении Столовой комиссии, формально не подчинявшейся Обществу для доставления средств ВЖК; в ней могли обедать не только сами слушательницы, но и выпускницы, и даже их родственники и знакомые. Ср.: «А какая прекрасная была при курсах столовая! За 10 копеек получали два блюда: за 3 копейки борщ, хлеб, сколько хотите, горой стоял на столе и 7 копеек котлеты со всевозможным гарниром. Бедному можно было взять один суп и хлеб, или один гарнир с подливкой — сытно, и вкусно, и дешево. Дежурили в столовой те же курсистки и давали порции, не скупясь. В 1918 г. столовая все
еще функционировала, но в столовую в очередь становились не только курсистки, а и профессора» (Нестерова О. Отрывки воспоминаний о Высших Женских Бестужевских курсах // Наша дань Бестужевским курсам: воспоминания бывших бестужевок за рубежом. Париж, 1971. С. 92). Е. П. Казанович в дневниковой записи от 30 декабря 1913 г. упоминает как об общеизвестном факте о связи Столового комитета с «левыми организациями» и практикуемыми в столовой сборами средств в их пользу (ОР РНБ. Ф. 326. № 23. Л. 9 об.).
15 Пьеса Т. Л. Щепкиной-Куперник; шла на сцене Александринского театра с 1916 г.
16 Премьера драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад» на сцене Александринского театра (пост. В. Э. Мейерхольда, декорации А. Я. Головина, музыка А. К. Глазунова; в гл. роли Ю. М. Юрьев) состоялась 25 февраля 1917 г.
17 Вероятно, 24 января — в этот день поминаются преподобная Ксения Миласская и святая блаженная Ксения Петербургская.
18 Комедия Г. де Кайяве и Р. де Флера; М. Ф. Щербакова смотрела эту пьесу 2 февраля 1917 г. вместе с К. В. Брандт в постановке Незлобинской труппы с В. Юреневой в главной роли.
19 Ср.: «[На курсах] был также врачебный комитет, куда могли обращаться все за медицинской помощью. Курсовая канцелярия могла направить в зубоврачебную школу, где бесплатно лечили зубы» (Нестерова О. Отрывки воспоминаний. С. 91).
20 Один из магазинов Торгового дома «Метеор», занимавшегося продажей в том числе керосина, находился в д. 23 по 6-й линии В. О.
21 Т[оварищест]во «Лаферм» на углу 9-й л[инии] и Ср[еднего] пр[оспекта] — папиросы (прим. М. Ф. Щербаковой); с 1920-х гг. — Табачная фабрика им. Урицкого.
22 Три сестры, слушательницы ВЖК, снимавшие комнату в одной квартире с автором; в дневнике упомянуты имена средней («второй» — Александра Михайловна) и младшей (Надежда), старшая по имени ни разу не названа.
23 Имеется в виду библиотека Академии наук, располагавшаяся в то время в здании на Университетской набережной, вместе с самой Академией и Кунсткамерой. Студенты и слушательницы курсов допускались в библиотеку по рекомендации руководящих их работами профессоров.
24 Вероятно, ошибка автора: выше говорится, что А. Ф. Щербакова готовила доклад к пятнице, 3 марта.
25 Булич Сергей Константинович (1859—1921) — лингвист, этнограф и музыковед; профессор Петроградского университета и ВЖК; с 1910 по 1919 г. выборный директор ВЖК; член кадетской партии.
26 Так до 1918 г. назывался Витебский вокзал.
27 Соседка Щербаковых по квартире, слушательница ВЖК.
28 Обиходное название Петроградского следственного изолятора на Арсенальной наб.
29 Сбор денег на благотворительные цели в специальные запечатанные кружки с прорезью в крышке (так называемый кружечный сбор) получил широкое распространение в России с начала XX в. и особенно с начала Мировой войны.
30 На самом деле указ о роспуске Думы до апреля был подписан вечером 26 февраля и оглашен на следующий день на заседании.
31 Имеется в виду выступление учебной команды запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка утром 27 февраля.
32 Временный комитет Государственной думы; полное название: Комитет членов Государственной Думы для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями.
33 Родзянко Михаил Владимирович (1859—1924) — лидер партии «Союз 17 октября», председатель Государственной думы третьего и четвертого созывов.
34 Милюков Павел Николаевич (1859—1943) — лидер Конституционно-демократической партии, член Государственной думы третьего и четвертого созывов; в марте — мае 1917 г. министр иностранных дел Временного правительства.
35 Керенский Александр Федорович (1881—1970) — член Государственной думы четвертого созыва (эсер-«трудовик»); с марта 1917 г. министр юстиции, затем военный и морской министр, с июля — министр-председатель Временного правительства.
36 Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов был создан 27 февраля 1917 г.; на учредительном заседании был избран его Исполнительный комитет.
37 Так до 1923 г. назывался Московский вокзал.
38 Вероятно, хозяйка квартиры.
39 Единообразного названия для создаваемых новых органов охраны порядка не было; их называли и «общественной полицией», и «народной милицией», и «гражданской милицией»; видимо, именно последний вариант и подразумевался под сокращением «Г. М.».
40 Первый номер газеты «Известия Петроградского совета рабочих депутатов» вышел 28 февраля 1917 г.
41 Пасха в 1917 г. праздновалась 2 апреля.
42 «Современное слово» — ежедневная политическая, общественная и литературная газета, издавалась В. А. Поляковым в Петербурге — Петрограде в 1907—1917 гг.; по направлению близка к кадетам.
43 «Речь» — ежедневная политическая, экономическая и литературная газета, выходила в 1906—1917 гг.; орган Конституционно-демократической партии.
44 «День» — ежедневная газета, выходившая в 1912—1917 гг.; с марта 1917 г. выходила с подзаголовком «Орган социалистической мысли»; отражала позицию меньшевиков.
45 Имеется в виду Матильда Феликсовна Кшесинская (1872—1971), балерина, выступавшая на сцене Мариинского театра; была фавориткой будущего императора Николая II в 1892— 1894 гг.
46 В справочнике «Весь Петроград на 1917 год» не указана ни одна столовая, расположенная на 1-й линии В. О. Вероятно, имеется в виду университетская студенческая столовая (совр. адрес: Биржевая линия, д. 6); построена в 1900—1902 г. по инициативе и в значительной части на средства профессора истории русской литературы О. Ф. Миллера и до революции носила его имя.
47 Шейбухова Лидия Васильевна (1891—?) — выпускница Грязовецкой женской гимназии Вологодской губ., окончила историко-филологический факультет ВЖК, как и М. Ф. Щербакова, в 1915 г.; по окончании, по предложению С. К. Булича, была оставлена при курсах «для дальнейшего усовершенствования в науках» (Петроградские Высшие женские курсы за 1914— 1915 г. Пг., 1916. С. 101). Состояла в Неофилологическом обществе Петроградского университета. Опубликовала в различных изданиях серию статей под названием «Что мы знаем о говорах Вологодской губернии». Преподавала в школах; с 1919 г. ассистент кафедры русского языка и словесности факультета общественных наук Петроградского университета; в 1924 г. уволена как не вернувшаяся из отпуска без объяснения причин (Биографика СПбГУ. URL: http:// bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/1450-shejbukhova-sakharova.html (дата обращения: 13.03.2017)).
48 Торжественные похороны жертв революции по первоначальному решению Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов действительно должны были пройти 10 марта на Дворцовой площади, однако это место захоронения было признано неудобным (в первую очередь из-за почвенных вод), и похороны, в которых приняло участие более 600 тыс. чел., состоялись 23 марта на Марсовом поле.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Востриков А. В., Страхова Я. А. М. Ф. Щербакова. «Революция в Петрограде» (воспоминания о событиях февраля — марта 1917 г.) // Новейшая история России. 2017. № 3 (20). С. 233-255.
Сведения об авторах: Востриков А. В. — заведующий сектором «Библиотека Бестужевских курсов» Научной библиотеки им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (Санкт-Петербург, Россия); [email protected] | Страхова Я. А. — заместитель заведующего отделом, Музей истории СПбГУ Музейного комплекса Санкт-Петербургского государственного университета (Санкт-Петербург, Россия); [email protected]
FOR CITATION
Vostrikov A. V., Strakhova Ya. A. M. F. Shcherbakova. "Revolution in Petrograd" (Memories of Events in February — March, 1917), Modern History of Russia, no. 3, 2017, pp. 233-255.
Authors: Vostrikov A. V. — Head of the Bestuzhev Courses Library, St. Petersburg State University Library (St. Petersburg, Russia); [email protected] | Strakhova Ya. A. — Assistant Director of Department, Museum of the History of St. State Petersburg University; [email protected]
References:
Fedosova E. P. Bestuzhevskie kursy — pervyizhenskiy universitet v Rossii (1878-1918) (Moscow, 1980). Shcherbakova M. F. 'Iz vospominaniy proshedshikh let', Publ. and. comm. G. A. Tishkin, Ocherkipo istorii Le-ningradskogo universiteta, Vol. 5 (Leningrad, 1984).
Strievskaya S. I . 'Uchastie bestuzhevok v revolyutsionnom dvizhenii', Sankt-Peterburgskie vysshie zhenskie (Bestuzhevskie) kursy (1878-1918 gg.): sb. st., 2nd ed. (Leningrad, 1973).
Verblovskaya M. B. 'Sudba chetyrekh "bestuzhevok"', Publichnaia biblioteka ikultura. Tri veka istorii: dokumen-ty, materialy, issledovania, Iss. 1 (St. Petersburg, 2006).
Vysshie zhenskie (Bestuzhevskie) kursy: Bibliograficheskiy ukazatel (Moscow, 1966).
