CC BY
15
УДК 94(510).091 doi:10.21685/2072-3024-2023-1-6
Лю Шаоци о задачах Коммунистической партии Китая в Северном Китае и реалии деревни в первый период японской агрессии
И. Е. Пожилов
Институт Китая и современной Азии Российской академии наук, Москва, Россия
pozhilov1@yandex.ru
Аннотация. Актуальность и цели. В работе на фоне острых разногласий с военным командованием впервые в отечественной историографии исследуются взгляды секретаря Северокитайского бюро Коммунистической партии Китая Лю Шаоци на коренные задачи партии в начальный период Войны сопротивления Японии, а также положение в деревне, призванной стать прочным тылом армии, основным источником ее снабжения и пополнения солдатским материалом, т.е. основой основ всех его планов и расчетов. Внимание автора сосредоточено на выявлении и анализе содержания выдвинутой Лю Шаоци концепции «единого фронта особой формы», позднее ставшей генеральной линией коммунистов в союзнических отношениях с Гоминьданом, а также на настроениях деревни, не желавшей браться за оружие даже в условиях внешней агрессии. Результаты. Рассмотрены взгляды Лю Шаоци на положение в Северном Китае, политику единого фронта, стратегию и тактику Коммунистической партии Китая в войне, равно как и положение в традиционной северокитайской деревне, продолжавшей прозябать в нищете и бесправии. Выводы. С точки зрения интересов партии, а именно укрепления рядов и сохранения сил для еще предстоящей классовой битвы с Гоминьданом, только установка на «независимость и самостоятельность» в партизанской борьбе с врагом, которой неуклонно придерживался Лю Шаоци, могла обеспечить и обеспечила успех партии во всех ее начинаниях.
Ключевые слова: Коммунистическая партия Китая и единый антияпонский фронт, разногласия в руководстве Коммунистической партии Китая по вопросам стратегии и тактики войны с Японией, взгляды Лю Шаоци на положение в Северном Китае и задачи Коммунистической партии Китая, ситуация в деревне
Для цитирования: Пожилов И. Е. Лю Шаоци о задачах Коммунистической партии Китая в Северном Китае и реалии деревни в первый период японской агрессии // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2023. № 1. С. 58-72. doi:10.21685/2072-3024-2023-1-6
Liu Shaoqi's views on the CPC tasks in the North China and realities of the village in the 1st Period of the Japanese aggression
I.E. Pozhilov
Institute of СЫпа and contemporary Asia of the Russian Academy of Sciences,
Moscow, Russia
pozhilov1@yandex.ru
© Пожилов И. Е., 2023. Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 License / This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 License.
Abstract. Background. Against the backdrop of edgy disagreements with the military command, for the first time in Russian historiography, the paper examines the views of the Secretary of the North China Bureau of the CPC Liu Shaoqi on the fundamental tasks of the party in the initial period of the Japanese Resistance War, as well as the situation in the village, designed to become a strong rear of the army, the main source of its supply and replenishment soldier material, the basis of all his plans and calculations. The author's attention is focused on identifying and analyzing the content of the concept of a "united front of special form" put forward by Liu Shaoqi, which later became the general line of the communists in allied relations with the Guomindang, as well as on the mood of the village, which did not want to take up arms even in conditions of external aggression. Results. The views of Liu Shaoqi on the situation in the North China, the policy of the united front, the strategy and tactics of the CPC in the War, as well as the situation in the traditional North Chinese village, which continued to vegetate in poverty and lack of rights, are considered. Conclusions. From the point of view of the interests of the party, namely, strengthening the ranks and preserving strength for the still upcoming class battle with the Guomindang, only the orientation towards "independence and separate" in the guerrilla struggle against the enemy, which Liu Shaoqi unswervingly adhered to, could ensure and ensured the success of the party in all its undertakings.
Keywords: the CPC and the anti-Japanese united front, disagreements in the CPC's leadership on the strategy and tactics of the war against Japan, Liu Shaoqi's views on the situation in the North China and the tasks of the CPC, situation in the village
For citation: Pozhilov I.E. Liu Shaoqi's views on the CPC tasks in the North China and realities of the village in the 1st Period of the Japanese aggression. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Povolzhskiy region. Gumanitarnye nauki = University proceedings. Volga region. Humanities. 2023;(1):58-72. (In Russ.). doi:10.21685/2072-3024-2023-1-6
Возвращение имени Лю Шаоци (1898-1969) в общеисторический и ис-торико-партийный дискурс современного Китая и Коммунистической партии Китая (КПК) закономерно состоялось несколько десятилетий назад. И тем не менее исследователи в КНР продолжают открывать все новые грани его таланта как незаурядного идеолога, выдающегося организатора коммунистической партии и китайского государства, а также исследовать его роль в крупных событиях в жизни страны1. Одним из таких событий является Война сопротивления Японии, вернее ее начальный период, когда Лю Шаоци руководил партийной организацией Северного Китая, где обстановка сложилась наиболее критической. К настоящему времени изучение китайскими историками его деятельности в первые месяцы войны вышло на качественно новый этап в связи с весомым пополнением источниковой базы, в том числе аутентичными авторскими текстами, ранее публиковавшимися в довольно искаженных редакциях. Данная статья призвана освободить имеющийся нар-ратив от беспочвенных комплементарных оценок его аналитической и практической работы в указанное время, что характерно для большинства публикаций по теме, равно как и придать исследованиям максимум взвешенности и объективности.
1 В отличие от китайской историографии последней работой, фрагментарно затрагивающей тему, является коллективная монография отечественных авторов «Китай в период войны против японской агрессии (1937-1945)» [1], изданная в 1988 г. и ощутимо устаревшая.
* * *
С началом войны атмосфера в партии - не в пример ушедшему в прошлое и грядущему самовластию отдельных лидеров - оставалась как никогда1 демократичной и открытой для острых дискуссий, а то и ожесточенных конфликтов по насущным вопросам повестки2. Именно тогда, в сентябре 1937 г. (вскоре после совещания в Лочуани, обернувшегося словесным ристалищем, не выявившим явных победителей3), в Тайюань по неотложным делам оформления единого антияпонского фронта «в верхах» съехалась весьма представительная часть членов Политбюро: из Тяньцзиня, где прежде держал свою штаб-квартиру, прибыл секретарь Северокитайского бюро ЦК Лю Шаоци (Ху Фу); еще ранее здесь обосновался зампред Реввоенсовета ЦК КПК Чжоу Эньлай, куратор переговоров с Янь Сишанем4; в городе также находились проездом на фронт командующий 8-й армией Чжу Дэ и начальник политуправления армии Жэнь Биши5. Таким образом, появилась еще одна возможность, уже в узком кругу, обсудить и найти точки соприкосновения, а возможно, и выработать общую линию по проблемам, вызвавшим разногласия на прошедшем совещании. Однако Лю Шаоци хотя и не был в Лочуани, имел вполне сложившееся видение ситуации и «способы выпутаться из клубка противоречий», опутавших партийное руководство, когда уже надо было действовать. Позиция Лю, по свидетельству Ян Шан-куня6, оказалась практически прямо противоположной той, которой придерживалась группа Чжоу Эньлая, т.е. армейские чины. Стороны, как и на совещании, были едины лишь относительно не подлежащих сомнению аспектов - «мобилизации масс, развертывания партизанского движения, создания антияпонских опорных баз». Расхождения же сосредоточились на двух проблемах, вернее на двух спаянных гранях одного предмета: «как строить единый фронт»7 и какой военной стратегии/тактики придерживаться в ходе войны [6, с. 175].
1 Разумеется, тезис не относится к Чэнь Дусю, одному из основателей КПК и первому ее руководителю (1921-1927), а также генеральному секретарю ЦК (1980-1987) Ху Яобану.
2 Эта атмосфера была свойственна во всяком случае для руководящего эшелона КПК и царила в первую очередь благодаря неизменно расположенному к внутрипартийным свободам исполняющему обязанности генеральному секретарю ЦК (1935-1943) Чжан Вэньтяню, «мудрому правителю», как величали его в партии [2]. Лю Шаоци, напротив, относился к Чжан Вэньтяю как к «догматику», «не способному руководить» [3, с. 56].
3 Как считает американский журналист и разведчик Дж. Дэйвис, собравший максимум свидетельств о совещании, оно, действительно, не сыграло консолидирующей роли в руководстве партии относительно программы действий в войне, но, напротив, «лишь способствовало распространению разноголосицы мнений». Именно поэтому (Мао Цзэдун пока не обладал достаточным влиянием, чтобы достичь единства в условиях коллективного руководства) протоколы его заседаний до сих пор не опубликованы [4, р. 66-67].
4 Янь Сишань - генерал, единоличный правитель провинции Шаньси.
5 Жэнь Биши на тот момент занимал вторую-третью позицию в реальной иерархии руководства КПК; после ухода Чжан Вэньтяня в 1938 г. на обследование деревни исполнял обязанности генерального секретаря [5, с. 49].
6 Ян Шанкунь являлся заместителем Лю Шаоци как главы Северокитайского бюро ЦК КПК; оставил ценнейшие мемуары, во многом изменившие прежде общепринятые историографические постулаты.
7 Быть или не быть единому антияпонскому фронту, как известно, - вопрос, по которому в КПК полемики не возникало, ибо его наличие в той или иной форме было санкционировано Коминтерном.
Пока что малоавторитетный и еще менее популярный1 (но опекаемый Мао Цзэдуном2) в партийных кругах, Лю Шаоци сразу обозначил свою позицию, указав: «Перед нами мощный враг, и Северный Китай рано или поздно будет оккупирован. Мы не должны тратить силы, чтобы помогать Гоминьдану сдерживать противника. Как раз наоборот, следует, воспользовавшись моментом, развернуть партизанское движение и поднять массы на установление своей власти; некоторые органы будем создавать от имени Янь Сишаня, некоторые - как говорится, сначала отрубим голову, потом доложим императору; не надо связывать себе руки единым фронтом» [6, с. 175].
Эмоциональный Жэнь Биши, несомненно, лучше всех знавший обстановку на Севере, негодующе назвал суждение Лю «национальным пораженчеством»3, добавив при этом, что 8-я армия как одно из войсковых объединений 2-го военного района «потенциально способна защитить Шаньси и тем самым помочь Национальной армии добиться перелома в войне» [9, с. 35]. Чжоу Эньлай, непосредственно занимавшийся в Тайюане изысканием путей к взаимопониманию, а также установлением правил союзничества с некоммунистическим политикумом, воспринял тираду секретаря бюро камнем, запущенным в его огород, пустившись в разъяснения чрезвычайной важности работы по созданию единого фронта. «Если энергично не заниматься единым фронтом, - поучал он новоявленного радикала, - это не только негативно повлияет на сотрудничество КПК и Гоминьдана, но и не лучшим образом скажется на великом деле Войны сопротивления, на интересах и перспективах самих коммунистов» [6, с. 175].
Невозмутимый патриарх военных Чжу Дэ по-солдатски, без кривотолков назвал соображения Лю Шаоци «ахинеей, которую и слушать-то не гоже», и словно по писаному отчеканил, что «войну следует вести, исходя из складывающейся обстановки; сегодня она требует применения войсками комбинированной маневренно-партизанской тактики»; «к единому фронту надо относиться как к достоянию, без которого нас ждет неминуемое поражение»; «воевать нам нужно не в одиночку, но в оперативном взаимодействии
1 «Подпольщик», как уничижительно окрестили Лю Шаоци ветераны вооруженной борьбы в опорных базах, в свое время назвал линию партии после 4-го пленума ЦК «частью лилисаневской политики, что вызвало негодование товарищей», пишет Хэ Фан. Неприязненные взаимоотношения между ними сохранялись довольно долго. Не случайно, как отмечает Ху Цяому, в ноябре 1938 г. Лю назначили секретарем Центральнокитайского бюро ЦК, дабы снять напряженность в их контактах [5, с. 34; 7, с. 273].
2 Мао Цзэдун официально возглавлял Реввоенсовет ЦК КПК, а после лочуаньского совещания занял специально введенный для него Чжан Вэньтянем пост «верховного военачальника»; при этом, нуждаясь в верных сторонниках-партийцах, всячески поддерживал даровитого протеже. В свою очередь Лю Шаоци, не чуждый настрою на карьерный рост (пока лишь кандидат в члены Политбюро, не входит в Реввоенсовет и даже не кооптирован в Северокитайское отделение Реввоенсовета), не упускал случая воспеть хвалу своему опекуну. Наиболее вычурным перлом такого свойства является следующий: «Его [Мао] единение с народом настолько тесное, что не выяснить, он есть народ или народ есть он» [5, с. 119].
3 Сентенция, судя по всему, имеет прямое отношение к речи Чжан Вэньтяня на лочуань-ском совещании, в которой, как утверждает ветеран партии и член Политбюро ЦК КПК Чжан Готао, тот, сославшись на работу В. И. Ленина «О поражении своего правительства в империалистической войне», также полагал, что «стратегия [КПК] должна заключаться в том, чтобы одним выстрелом убить двух зайцев - Япония, Чан Кайши и все прочие реакционные силы потерпят поражение, а окончательная победа достанется трудящимся рабоче-крестьянским массам и компартии» [8, с. 386].
с частями Гоминдана1 и в соответствии с директивами Военного комитета Национального правительства»; «но главным же в наших действиях должна быть активность и еще раз активность» [11, с. 122; 12, с. 660].
Доводы оппонентов впечатления на Лю Шаоци не произвели: подобных речей ему пришлось выслушать немало, но из уст вождей2 - впервые, что лишь подогрело его амбиции и не могло не оставить следа в памяти. В ходе чжэнфэна, будучи председателем Комиссии по борьбе с внутренними предателями, Лю Шаоци (не называя имен, вместо них - «небольшая часть товарищей») не преминул вспомнить об этом эпизоде и сурово раскритиковал «тройку» за то, что она «уверовала только в регулярную войну, с помощью которой остановит врага», что «партизанские действия считала лишь вспомогательной составляющей войны на фронтах» и что «нарастание масштабов и силы партизанской войны будет лишь раздражать Гоминьдан, наносить урон единому фронту», «партизанством войн не выигрывают» и т.п. [13, с. 255-256].
Любопытно, что Лю Шаоци выступил со своей программой действий в войне, в особенности с претензиями к единому фронту, пожалуй, раньше всех прочих руководителей КПК и оставался верен ей до конца (на VII съезде КПК командующий Новой 4-й армией Чэнь И на сей счет высказался более чем откровенно: «[Товарищ Лю Шаоци] не боялся подрывать единый фронт с Гоминьданом, меж тем как некоторые боятся бить твердолобых, боятся подрывать единый фронт, боятся, что в партии их станут порицать... А товарищ Лю Шаоци призывал бить их не щадя живота» [14, с. 228-229]). Еще 3 августа 1937 г. в телеграмме Чжан Вэньтяню сообщалось об указаниях, которые он разослал партийным организациям после сдачи национальными войсками Пекина и Тяньцзиня. В них, в частности, говорилось: «В японском тылу необходимо развернуть партизанскую войну, поднимать вооруженные восстания против оккупантов, отвоевать города, организовать и поднять массы на участие в боевых действиях, быть готовыми к учреждению новых народных органов антияпонской власти» [15, с. 186]. Наконец, в самый канун лочуаньского совещания 21 августа Лю Шаоци телеграфировал в секретариат ЦК: «Центром [нашей] работы должна стать организация партизанской войны в деревне» [15, с. 187].
Все предложения секретаря бюро были одобрены Чжан Вэньтянем и Мао Цзэдуном. Еще большее воодушевление Лю Шаоци обрел после совещания в Лочуани, где, несмотря на горячие дискуссии, все-таки превалировала линия Мао Цзэдуна на «независимость и самостоятельность», позднее ставшая стержнем политики партии в войне. В развернутом виде она полностью
1 Примером обратной, т.е. самостоятельной операции, проведенной без согласования с гоминьдановским командованием, послужило так называемое победоносное сражение под Пинсингуанем 25 сентября 1937 г., когда 115-я дивизия Линь Бяо, имевшая задачу сковывать противника на открытом фланге основных сил, без приказа атаковала походную колонну пехотной бригады врага и понесла существенные потери. «В сражении мы вывели из строя 40 японцев, - приватно сообщил на верх о его итогах Чжу Дэ, - наших положили 350 человек». Мало того, в нарушение директивы штаба 2-го района, дивизия вовремя не снялась с позиций, в результате чего Национальная армия была вынуждена оставить Датун [10, с. 22]. Поражение пропагандистскими усилиями коммунистов превратилось, как известно, в «блистательную победу».
2 Вождями (линсю) до чжэнфэна называли в КПК всех членов секретариата ЦК и Реввоенсовета.
перекликалась с содержанием телеграмм и других документов Северокитайского бюро [16, с. 45].
В состоявшейся вскоре после Лочуаня беседе с Бо Ибо, также работавшим в Тайюане, Лю Шаоци назвал свою схему отпора Японии и взаимодействия с Гоминьданом «единым фронтом особой формы», для создания которого «необходимо самим стать в центр Войны сопротивления», «не страшась нарушать соглашения с Янь Сишанем, снять шоры с глаз и по-настоящему овладеть руководящей ролью в тандеме с союзником»; «только в том случае, если наши силы станут достаточны, чтобы контролировать ситуацию, сотрудничество может быть продолжено» [17, с. 238].
Уместно задаться вопросом, какие силы, на взгляд Лю Шаоци, могли бы быть «достаточны» для того, чтобы КПК овладела статусной ролью в войне на Севере и при этом не развалила хрупкую конструкцию единого фронта.
Секретарь бюро, разумеется, как человек невоенный не мог предложить более-менее определенного ответа и оперировал цифрами по оптимальной численности вооруженных сил коммунистов «от нескольких сот тысяч до одного миллиона бойцов». И «наращивание войск» (коцзюнь) составляло собой первый и, по сути, основной тезис из восьми, лежащих в основе его взглядов на коренные задачи партии в начальный период антияпонского сопротивления на северокитайском направлении [13, с. 81]. Второе положение заключалось в необходимости упорного сдерживания группировки противника в регионе с тем, чтобы поддержать усилия регулярных сил в Центральном и Южном Китае. В третьем тезисе констатировалось: приступить к затяжной войне с врагом, «обкладывая со всех сторон его гарнизоны и блокируя пути снабжения, постепенно перемалывая его силы до полного уничтожения». В-четвертых, «дать свободу массам в разоблачении и ликвидации национальных предателей, паникеров и соглашателей. В-пятых, «вести широкую, повсеместную партизанскую войну, заменив ею войну регулярную, которая на Севере всецело исчерпала свои возможности». Шестое положение из взглядов Лю Шаоци на положение и задачи партии в Северном Китае касалось создания множества опорных антияпонских баз, без которых все заявленные цели и планы окажутся «пустышками». В-седьмых, в условиях, когда войска Гоминьдана отступают, а административные и партийные органы режима бегут вслед за ними, необходимо брать власть в свои руки1 и создавать «народные демократические правящие структуры, которые возложат на свои плечи ответственность за оборону». Восьмой и последний (но не по значимости) пункт излагал задачу по наращиванию партии (кодан), всемерному развитию партийных организаций и укреплению руководящей роли партийных комитетов во всех областях работы2. Действуя лишь в указанном русле, утверждал
1 Маршал КНР Не Жунчжэнь в своих мемуарах так пишет о хаосе и деструкции властной системы Гоминьдана после сдачи Тайюаня: «В таком огромном районе не найти ни одного ответственного административного лица; общественный порядок пришел в крайнее расстройство; банды дезертиров и мародеров, воспользовавшись этим, вовсю творят зло. Предатели и шпионы свободно распространяют панические слухи; люди живут в страхе и смятении, многие утратили веру в перспективы нации или совсем потеряли уверенность в завтрашнем дне; настроения пессимизма так или иначе охватили всех» [18, с. 366].
2 «Укрепление руководящей роли партийных комитетов» на практике, как показал опыт КПК в советских районах, означало установление «деспотии секретарей», что немало навредило сплочению партии с массами, но сделало их всецело покорными властям.
секретарь бюро, можно говорить о «независимости и самостоятельности» в войне [13, с. 262, 255].
Не достигнув компромисса с военными в неформальных дискуссиях, Лю Шаоци созвал расширенное заседание бюро, на которое были приглашены Чжоу Эньлай и практически весь высший командный состав 8-й армии1. Заседание без перерыва длилось два дня и прошло в атмосфере конфронтации и нежелания сторон в лице секретаря и армейцев слушать друг друга. Взгляды Лю Шаоци были не только отвергнуты командованием (Чжоу Эньлай, Жэнь Биши), но и подвергнуты критике. Суть споров и «правильные указания» Жэнь Биши позднее изложил в брошюре, распространенной в войсках (так называемая директива северокитайского отделения Реввоенсовета от 8 октября), в которой секретарь бюро вновь был обвинен в приверженности «национальному пораженчеству» и «фатализму» в придачу. Остальные командиры (Пэн Дэхуай, Хэ Лун, Гуань Сянъин и др.) безоговорочно поддержали своих спикеров [6, с. 175].
0 «директиве от 8 октября», которая возмутила его до глубины души, Лю Шаоци сразу доложил Мао Цзэдуну и попросил оградить от «недопустимых нападок». По воспоминаниям Ян Шанкуня, туншуай «был разгневан, восприняв критику в свой адрес, ибо расценивал свои взгляды как весьма близкие взглядам товарища Шаоци. 17 октября Мао совместно с Чжан Вэньтянем отправил на фронт телеграмму с требованием прекратить распространение директивы, содержащей принципиальные ошибки» [6, с. 175-176]. И в самом деле, относительно анализа Северокитайским бюро обстановки в стране и в регионе, развертывания независимой и самостоятельной партизанской войны, мобилизации масс и создания опорных баз воззрения обоих лидеров были не просто близки, но и идентичны. Впрочем, за исключением «независимости и самостоятельности», а также «координации действий с союзными войсками», взгляды военных также не так далеко ушли от «истинно верных». Однако Мао Цзэдуну этого было уже недостаточно - будущий председатель требовал абсолютного единства подходов к ведению войны и оценке ситуации, что символизировало приближающееся завершение периода коллективного руководства и внутрипартийной демократии, а значит, и финал разгоревшихся было не на шутку безудержных дебатов между Лю Шаоци и военными.
С падением Тайюаня2 Мао Цзэдун, как будто обретя второе дыхание, обрушил на штабы армии и дивизий лавину строжайших приказов и указаний. Вот что, например, говорилось в одной из его телеграмм северокитайскому партийному и армейскому руководству: «Вся работа в Северном Китае должна быть сведена к единому курсу на развертывание партизанской войны. Всю работу, включая перегруппировки войск, единый фронт и т.д., необходимо направить на содействие партизанской войне. Боевые действия [наших] регулярных сил на севере страны завершились поражением, мы не несем ответственности за это; но если проиграем войну партизанскую, то вся
1 В литературе кроме «Воспоминаний Ян Шанкуня» упоминаний об этом заседании
нет.
2 После захвата японскими войсками Тайюаня боевые действия в провинции сразу прекратились, что было воспринято партийным руководством как некий сигнал к переходу от регулярной войны к действиям партизанских формирований.
ответственность ляжет на нас. <...> Поэтому, за исключением части Шаньси, где группировка [8-й армии] развернута для партизанских боев, необходимо бросить все силы на подготовку к партизанской войне и в Хэбэе. <...> Следует поднять всю партийную организацию Северного Китая (включая Шаньдун) на мобилизацию масс, поглощать шайки дезертиров и прочие вооруженные группы, повсеместно, но планово, организовывать из них партизанские отряды. Вся партия должна усвоить, что в настоящий момент и наперед у нее нет иной работы, кроме партизанской войны» [19, с. 57]. Следует подчеркнуть, что Мао Цзэдун, несмотря на то что не являлся армейцем-профессионалом, тем не менее обладал обширными знаниями и большим опытом в военной сфере, потому в отличие от Лю Шаоци, фетишизировавшего партизанство, считал необходимым в благоприятных условиях обстановки прибегать и к маневренным боевым действиям [19, с. 105]1.
13 ноября 1937 г. Чжу Дэ получил из Яньани прямое указание приступить к рассредоточению 8-й армии по тылам противника, строительству опорных баз и ведению партизанской войны. Именно эта телеграмма Чжан Вэньтяня / Мао Цзэдуна положила конец продолжавшемуся в партии с июля 1937 г. «анализу положения в Северном Китае», если выражаться языком современной историографии КНР.
* * *
Так в чем же заключалась problema principal, порождавшая столь непримиримое противостояние Лю Шаоци и армейской верхушки, а стало быть, «самое слабое место» во взглядах секретаря на ситуацию в Северном Китае и ведение войны с агрессором, если не считать его неприличной безграмотности в военных делах (выставлявшей заглавное лицо партии в районе едва ли не фигурой для незлобливых издевок). Не сказать чтобы командование 8-й армии (за исключением Жэнь Биши) намеренно обостряло отношения с оппонентом, но Чжу Дэ со своим штабом были абсолютно уверены в том, что отстаивают «самую реалистичную программу действий и всесторонне обоснованный метод оценки положения, а над всеми альтернативами иронично посмеивались» [4, p. 70].
Всего около года занимавший пост секретаря бюро и большую часть времени проработавший в Тяньцзине2, Лю Шаоци недостаточно полно представлял себе положение в главной на то время опорной базе КПК Шэньси-Ганьсу-Нинся и соседних территориях; всецело поглощенный сочинительством программных документов на период войны и спорами с оппонентами, редко бывал на местах, неважно знал настроения масс. А эти настроения были
1 Председатель Реввоенсовета хорошо понимал, что географические условия (горнопустынная, лишенная естественных сокрытий местность), характерные для территорий дислокации 8-й армии на 1937 г. (до переброски части войск в Хэбэй и Шаньдун), ни в коей мере не годятся для развертывания масштабной партизанской войны. В пользу такой оценки свидетельствует история борьбы в Шэньси-Ганьсу-Шаньси 28-го корпуса (фактически батальона) Се Цзычана и Фан Чжиминя, больше напоминающая эпопею туфэйской банды, нежели историю войсковой группы Китайской РККА [20, с. 82-102].
2 В Тяньцзине и Пекине Лю Шаоци как глава бюро выказал замечательные организаторские способности и неутомимость в руководстве партийными организациями, значительно увеличившими свою численность и боевитость; пользовался среди рабочих масс высоким авторитетом и уважением [16, с. 46-47].
таковы, что даже на гребне националистических настроений в обществе и желания многих его пылких представителей взяться за оружие 8-я полевая армия к концу 1937 г. пополнилась всего лишь 58 тыс. человек1, причем большинство из них стали солдатами не по доброй воле - в ход шли те же испытанные способы призыва, как и в советские времена (уговоры, угрозы, обман, соблазнение материальными выгодами службы, за деньги, силой). Крестьянство что в прошлом на Юге, что здесь на Севере, что в революционной коллизии, что в Войне сопротивлении оставалось самим собой и пристрастным не к судьбе отечества как понятию для него весьма абстрактному, а к заботе о самосохранении и семейном очаге: в ополченцы записывалось, если не было выхода, в регулярные части - нет [22, с. 81-82]. С такой миниатюрной армией (около 90 тыс. человек с 20 тыс. винтовок на всех) и с таким отношением к службе крестьянства столь грандиозный фронтир, что отчертил Лю Шаоци, никак не стыковался.
Ян Шанкунь отмечал: «В каждом мало-мальски серьезном бою мы теряем убитыми по 100-200 человек» [6, с. 185]. Крестьяне, наслышанные уже о «курганах трупов после сражений» и «терявшие рассудок от страха», причитали: «Станешь солдатом - убьют, придут японцы - все равно убьют, лучше уж помереть у родной завалинки»; «мы привыкли жить дома, в солдаты не хотим; мы дома помогаем армии, и этого хватит». Даже среди мобилизованных коммунистов поговаривали: «Знал бы, что так обернется, в партию никогда бы не вступил». Единственным способом спастись от призыва и, следовательно, остаться в живых многие крестьяне считали переход под покровительство японских властей: в Тайхане, например, на сторону оккупантов переходили целые деревни по нескольку сот дворов. К добровольному вступлению в 8-ю армию (чтобы как-то прокормиться) крестьян могли подвигнуть лишь неурожай и голод. В итоге местным кадрам, боявшимся начальства больше, чем японцев, приходилось идти на всяческие ухищрения при проведении мобилизации, в основном включая в рекрутский список негодных к службе «призывников». К примеру, в тайханском уезде Цзоцюань в такой список вошли: малолетки 16-17 лет (более 20 %), старики (около 10 %), больные и инвалиды (20 %), беженцы (до 50 %) [23, с. 92-96].
Знали ли об этом военные? Разумеется, сведения о, мягко сказать, неудовлетворительных результатах призыва можно почерпнуть из того же доклада Жэнь Биши; а точные цифры пополнения войск фиксировались в мобилизационном управлении штаба армии. Знал ли о провальных показателях коцзюнь Лю Шаоци, строивший фантастические планы нарастить армию до «нескольких сот тысяч - 1 миллиона бойцов»? Трудно сказать. Обследованиями деревни, насколько известно, секретарь бюро не занимался, а отчеты с мест о призывных кампаниях, как правило, составлялись на основе вымыслов, поскольку «план по солдатам» в деревнях и уездах являлся главной бумагой, за выполнение которого с руководящих кадров спрашивали в первую голову и в случае «осечки» исполнителей тут же отправляли на фронт. Партизанские отряды, будем объективны, формально имелись в каждом селе и состояли из членов местной партячейки; вооружения не имели, не имели
1 В 1938 г., по расчетам Жэнь Биши, имелась возможность довести численность войск до 100 тыс., «если достанет ресурсов» [21, с. 16].
и навыков сражаться ни на позициях, ни тем более партизанить (как отмечал Чжу Дэ, «искусством такого боя овладеть много сложнее, чем просто научиться воевать»); о желании защитить родной край речи и не шло [23, с. 74].
О взглядах Лю Шаоци на социальную политику в деревне в начальный период войны, которая некоторым образом также оказалась предметом внутрипартийных дискуссий (но ненадолго)1, известно немного. Секретарь Северокитайского бюро полностью разделял мысли Мао Цзэдуна на сей счет, в связи с чем нет необходимости давать развернутое изложение его персональных представлений официального свойства. Основные позиции этой политики изложены в решении бюро от 15 ноября 1937 г. «Независимо и самостоятельно руководить войной в Северном Китае», которое целиком зиждилось на хорошо известных тезисах доклада Мао Цзэдуна на собрании партактива в Яньани, прошедшего тремя днями ранее [24, с. 94-95].
В этой связи говорить об авторстве/соавторстве Лю Шаоци проекта социально-экономических и общественно-политических мероприятий КПК в крестьянском вопросе в рамке единого фронта, получившего название «тихой революции» (ушэн гэмин)2, не приходится.
Проект основывался, как и всегда прежде (за вычетом вновь возникшего обстоятельства - единого фронта с Гоминьданом, предусматривавшего отказ коммунистов от разжигания в обществе классовой борьбы и земельного передела в деревне), на двух взаимоисключающих предпосылках. С одной стороны, Северокитайское бюро рассматривало крестьянство как основной источник людских и материальных мобилизационных ресурсов для обеспечения наращивания армии и партизанских формирований; с другой - выступало за «повышение жизненного уровня деревни, умножение числа середняков, имущественное выравнивание и мирное искоренение зажиточных эксплуататорских слоев» [25, с. 359-360], что в совокупности могло привести и привело разве что к дальнейшему разорению и без того захудалой сельской периферии, а также к постепенной перезагрузке насильственного, революционного императива с подобающим ситуации антияпонским флером (канжи). Во внутрипартийном лексиконе это называлось «был кантун, стал гэтун», что означало превращение «единого фронта сопротивления» в «единый революционный фронт» [4, р. 29-30].
Социально-экономическая обстановка в северокитайской деревне являла собой поистине кричащее бедствие: основной массив здешних земель представлял собой почвы с чрезвычайно низким плодородием, в большом количестве наличествовали вообще непригодные для обработки сопки и овраги; наблюдалась постоянная эрозия верхних почвенных слоев, неумолимо выводившая из оборота те немногие участки, где еще было возможно собрать какой-то урожай. Каждые три года, а то и чаще, район накрывали засухи;
1 Дискуссия не отличалась остротой и свелась по существу к вопросу о правомерности в новых условиях применения насильственного передела земли помещиков, тухао и лешэнь [3, с. 61-62].
2 О содержании феномена «тихой революции» (1937-1945) как комплекса политических, общественных и экономических установок КПК в деревне, формально осуществлявшихся под лозунгами суньятсенизма, но в корне отличных от него и воспроизводивших революционную парадигму в скрытной форме, подробно см.: [22, с. 129].
неотъемлемым явлением в жизни крестьянства выступали перманентные эпидемии чумы и холеры, год от года сокращавшие традиционно малочисленное население провинций (особенно Шэньси и Ганьсу, считавшиеся самыми отсталыми в Северном Китае). Еще одной бедой, обрушившейся на эти земли с начала XX в., стало распространение посевов опиумного мака зачастую на вполне пригодных для земледелия наделах, там же размещались и плантации табака, что усугубляло продовольственную проблему и вместе с неурожайными годами приводило к голоду. Посадки мака несколько смягчали экономическое положение деревни, но, с другой стороны, обрекали людей на массовое опиекурение; с наркоманией в течение известного времени не могли покончить даже в 8-й армии. Наконец, треугольник Шэньси-Ганьсу-Нинся исконно являлся самой милитаризованной локацией во всем Китае, где на руках населения скопились десятки тысяч стволов стрелкового оружия, обеспечивавших либо господство, либо безопасность его носителей (милитаристы, бандиты-туфэи, тайные общества, отряды охраны опиумных караванов, дезертиры, зажиточные крестьяне и т.п.) [20, с. 81-82].
Если только «анализ ситуации» занял у руководства КПК почти четыре месяца (так и не выявил солидарности во взглядах на проблемы единого фронта и стратегии в войне), то каким образом и в какой срок предполагалось «ублажение» инертной до всего деревни как основной опоры коммунистов в войне? Решение было найдено, как отмечается в литературе, «простое, эффективное и отвечавшее условиям сотрудничества с Гоминьданом». Практика его реализации, однако, показала, что «эффективностью» оно не страдало.
Так, выгода крестьянского большинства от снижения налогового бремени сводилась на нет упорным насаждением «чрезвычайных» поборов и повинностей (изъятия в «зерновой фонд спасения государства», «фуражный фонд», «фонд воспитания воина», «фонд перевозок», «фонд теплой одежды» и др.). Снижение арендной платы не вызывало поддержки из-за опасений лишиться заемной земли ввиду уже не существовавшего права договора вечной аренды, отсюда - имевший повсеместное хождение среди издольщиков обычай негласного возмещения убытка в пользу хозяина; следствием минимизации ссудного процента явилась еще большая зависимость заемщика от кредитора, не желавшего одалживать «дешевые» деньги и тем самым ставившего нуждавшихся в безвыходное положение. Не прельщали деревенские низы и экспроприации помещичьих земли и имущества (осуществлялись под прикрытием борьбы с «национальными предателями»), что объяснялось боязнью перед расплатой (в прочность позиций КПК в условиях войны уверовали немногие), скрепами родственной общины, а также традицией трудовой этики относительно зыбкости благополучия на чужом богатстве. Также вразрез с устоявшейся в историографии точкой зрения ни к чему другому, как установлению слабо замаскированной диктатуры коммунистов, не вела и «политика трех третей» в формировании органов власти и администрации на местах, где доминировали в разном обличии члены партии и голытьба, не пользовавшаяся - ввиду своего невежества и вероломства - ни малейшим авторитетом у народа благонравного и не растерявшего привычки здравомыслия [22, с. 129-130].
«Здешние крестьяне знают только о долге перед властью - тянуть податное ярмо и отчислять солдат на фронт; никаких прав не имеют, изнемогают
от каторжного труда... с компартией душевно их ничего не связывает, с языка что и сорвется, так лишь "кто государь, тому и платим налоги"; всего остального из подразумевающегося под культурой, медициной, школой и попечением, здесь не увидишь», - находим одну из зарисовок сельского «ландшафта» всего в десяти километрах от Яньани, а следовательно, наглядных результатов деятельности бюро, в дневнике молодого писателя-коммуниста Сяо Цзюня [26, с. 293].
Самым примечательным, однако, во взаимоотношениях «хозяина» (читай: трудящихся) и КПК являлось то, что ее вожди пребывали в исчерпывающем знании о его рабском положении и иногда даже гневно высказывались по этому поводу. «Не замечать тягот масс, печься лишь о нуждах власти и армии, осушать пруд дабы выудить рыбу, без конца вымогать, - разглагольствовал Мао Цзэдун в ближнем кругу, - это гоминьдановская идеология, которой следовать нельзя» [7, с. 141]. Но следовали, и чем дальше, тем последовательнее - война требовала жертв, и на местах руководящие ганьбу, не взирая на указания сверху «облегчить жизнь крестьянства», старались изо всех сил выполнить плановые задания как по продовольственному обеспечению войск, так и по призыву. Для них это являлось «задачей небес номер один», все остальное уходило в разряд второстепенного1.
Изнывающее от непосильных поборов, приумноженных дамокловым мечом мобилизации в армию, крестьянство выражало нараставшее недовольство «помещичьими порядками КПК», что поначалу выражалось в мелких стычках с властями, отказе от зерновых поставок, уклонении от службы, дезертирстве, уходе в туфэи и т.д.; а позднее, когда терпеть невзгоды уже было
2
невмочь, - в протестных выступлениях, порой охватывавших целые уезды .
Коммунисты, с одной стороны, сурово карали любые проявления недовольства масс, с другой - без устали транслировали декларации с призывами к установлению в деревне «классового мира» и прекращению «классовой борьбы»; требовали отказа от «забеганий вперед» в подходе к крестьянскому (земельному) вопросу на советских началах к более умеренному курсу, диктуемому форматом единого фронта. «Мы прекратили политику насильственной непосредственной конфискации помещичьей земли, - писал Лю Шаоци в ноябре 1937 г., - но выступаем за разрешение аграрно-крестьянского вопроса путем применения законов и приказов правительства, чтобы крестьяне получили землю, чтобы каждый пахарь имел свое поле. чтобы бедные ели до сыта, чтобы на них не распространялась разверстка; чтобы льготами были обеспечены семьи военнослужащих»3. Вместе с тем ему не оставалось ничего
1 Многие кадровые работники на местах даже добровольно отказывались от занимаемых постов, дабы избежать «позорного смещения за нерадивость на ниве коцзюнь и получения взыскания в виде записи в солдаты» [23, с. 95].
2 Одним из самых показательных тому примеров явилось хуаньсяньское восстание в Шэньганьнинском погранрайоне, поднятое бойцами ополчения и охватившее 17 деревень. Яркой чертой выступления стало участие в нем более 200 коммунистов, возмущенных произволом режима [27, с. 49].
3 По-настоящему зажиточных помещиков (дичжу) в Северном Китае было немного. Часть из них ушла из районов боевых действий, часть осталась (вопреки стереотипам официозной литературы, далеко не все из них стали предателями). Как бы то ни было, тех, кто не стал эвакуироваться, ждала трагическая судьба. Подстрекаемая ганьбу беднота всячески глумилась над ними, подвергая чудовищным избиениям и пыткам. Чтобы выжить, дичжу умоляли палачей забрать у них землю и все имущество. В связи с этим слова Лю Шаоци о прекращении «насильственной непосредственной конфискации» не имеют никаких оснований [22, с. 37].
другого, кроме как твердо выступать за подчинение требований улучшения жизни народных масс «интересам войны сопротивления Японии», так же, впрочем, как оглашалось в гоминьдановских документах и объективно вело
к попранию их чаяний [1, с. 59-60, 123].
* * *
«Говоря в целом, - отмечал позднее Лю Шаоци, - линия партийной организации Северного Китая в этот период была правильной, гибко сочетаясь с линией ЦК КПК» [13, с. 263]. В искренности заявления не приходится сомневаться. С точки зрения интересов партии, а именно укрепления рядов и сохранения сил для еще предстоящей классовой битвы с Гоминьданом, только политика «независимости и самостоятельности» в партизанской войне с врагом могла обеспечить и обеспечила успех. Подчеркнем, что под партизанской войной в партийном руководстве изначально понималось не столько ведение боевых действий по иррегулярному шаблону, сколько рассредоточение вооруженных сил с целью мобилизации масс, захвата и удержания (желательно) «бесхозных» территорий и строительства опорных баз («освобожденных районов»). В подобных обстоятельствах роль единого антияпонского фронта, к которому секретарь бюро относился с неприязнью, сводилась к минимуму. Особым же вкладом Лю Шаоци в стратегию КПК явился его настоятельный призыв к всемерному укреплению руководящей роли партии в стабилизации тыла, что означало установление слегка задекорированной диктатуры парткомов в нищей и не желавшей воевать деревне, обреченной - невзирая на его необузданный оптимизм и шапкозакидательские настроения -испытать на себе, теперь уже в полной мере, проверенный советской революцией догмат тотального насилия как единственного средства для достижения всех поставленных целей.
Список литературы
1. Китай в период войны против японской агрессии (1937-1945). М., 1988. 336 с.
2. Сюй Бо, Шэнь Вэй. Чжан Вэньтянь и стратегический переход китайской Красной армии от гражданской войны к Войне сопротивления Японии // Исследования Войны сопротивления Японии. 2001. № 4. С. 76-90. [На китайском языке].
3. Устная история Войны сопротивления Японии в Шаньси : в 4 т. Тайюань, 2005. Т. 3. 289 с. [На китайском языке].
4. Davies J. P. China Hand: An Autobiography. Philadelphia, 2012. 165 p.
5. Хэ Фан. Дневник партийной истории: от совещания в Цзуньи до чжэнфэна в Яньани. Сянган, 2020. 619 c. [На китайском языке].
6. Ян Шанкунь. Воспоминания. Пекин, 2001. 382 с. [На китайском языке].
7. Ху Цяому вспоминает Мао Цзэдуна. Пекин, 2003. 570 c. [На китайском языке].
8. Чжан Готао. Мои воспоминания. Пекин, 1998. 1193 с. [На китайском языке].
9. Справочные материалы по преподаванию истории КПК : в 20 т. Пекин, 1986. Т. 16. 262 с. [На китайском языке].
10. Чэнь Дэчжэнь. Биография Чжу Дэ. Шанхай, 1938. 165 с. [На китайском языке].
11. Материалы по истории политработы в войсках : в 10 т. Пекин, 1982. Т. 4. 332 с. [На китайском языке].
12. Биографическая хроника Чжу Дэ : в 3 т. Пекин, 2006. Т. 2. 647 с. [На китайском языке].
13. Лю Шаоци. Избранные произведения : в 2 т. Пекин, 1981. 464 с. [На китайском языке].
14. Биография Чэнь И. Пекин, 2006. 379 с. [На китайском языке].
15. Биографическая хроника Лю Шаоци (1898-1969) : в 2 т. Пекин, 1996. Т. 1. 543 с. [На китайском языке].
16. Ма Хуэйчжи, Ли Чули. Воспоминания о Лю Шаоци во время его работы в Северокитайском бюро // Исторический ежемесячник. 2014. № 4. C. 40-49. [На китайском языке].
17. Бо Ибо. 70 лет борьбы и размышления. Пекин, 1996. 565 с. [На китайском языке].
18. Не Жунчжэнь. Воспоминания : в 2 т. Пекин, 1984. Т. 2. 612 с. [На китайском языке].
19. Мао Цзэдун. Военные произведения : в 5 т. Пекин, 1993. Т. 2. 288 с. [На китайском языке].
20. Ин Син, Жун Сыхэн. Внутрипартийная борьба в северо-западной революционной опорной базе // XXI век. 2021. № 8. С. 81-102. [На китайском языке].
21. Жэнь Биши. Доклад о положении в 8-й полевой армии Центральному комитету // Документы партии. 1994. № 2. С. 16-19. [На китайском языке].
22. Пожилов И. Е. Партия с винтовкой в руке // Китай: история, политика, культура. М., 2022. C. 65-140.
23. Ван Лунфэй. Из «обывателей» в «солдаты»: проблема призыва в армию в опорной базе Тайхан во время Войны сопротивления Японии // Эпоха открытости. 2019. № 4. С. 73-82. [На китайском языке].
24. Сборник важных документов с начала Войны сопротивления Японии. [Б.м.], 1942. 474 с. [На китайском языке].
25. Цзинь Чунцзи. Биография Лю Шаоци : в 2 т. Пекин, 1998. Т. 1. 332 с. [На китайском языке].
26. Сяо Цзюнь. Яньаньский дневник : в 2 т. Сянган, 2013. Т. 2. 289 с. [На китайском языке].
27. Хуан Чжэнлинь. Общественное воспитание и политическая мобилизация в антияпонских опорных базах // Исследования истории партии. 2006. № 2. С. 42-51. [На китайском языке].
References
1. Kitay v period voyny protiv yaponskoy agressii (1937-1945) = China during the war against the Japanese aggression (1937-1945). Moscow, 1988:336. (In Russ.)
2. Syuy Bo, Shen' Vey. Zhang Wentian and the strategic transition of the Chinese Red Army from the Civil War to the Japanese Resistance War. Issledovaniya Voyny sopro-tivleniya Yaponii = Studies of the Japanese Resistance War. 2001;(4):76-90. (In Chin.)
3. Ustnaya istoriya Voyny soprotivleniya Yaponii v Shan'si: v 4 t. = Oral history of the Japanese Resistance War in Shanxi: in 4 volumes. Tayyuan, 2005;3:289. (In Chin.)
4. Davies J.P. China Hand: An Autobiography. Philadelphia, 2012:165.
5. Khe Fan. Dnevnik partiynoy istorii: ot soveshchaniya v Tszun'i do chzhenfena v Yan'ani = Party History Diary: from Zunyi meeting to Zhengfeng in Yan'an. Cyangan, 2020:619. (In Chin.)
6. Yan Shankun'. Vospominaniya = Memories. Pekin, 2001:382. (In Chin.)
7. Khu Tsyaomu vspominaet Mao Tszeduna = Hu Qiaomu remembers Mao Zedong. Pekin, 2003:570. (In Chin.)
8. Chzhan Gotao. Moi vospominaniya = My memories. Pekin, 1998:1193. (In Chin.)
9. Spravochnye materialy po prepodavaniyu istorii KPK: v 20 t. = Reference materials for teaching CCP History: in 20 volumes. Pekin, 1986;16:262. (In Chin.)
10. Chen' Dechzhen'. Biografiya Chzhu De = Biography of Zhu De. Shankhay, 1938:165. (In Chin.)
11. Materialy po istorii politraboty v voyskakh: v 10 t. = Materials on the history of political work in the troops: in 10 volumes. Pekin, 1982;4:332. (In Chin.)
12. Biograficheskaya khronika Chzhu De: v 3 t. = Biographical chronicle of Zhu De: in 3 volumes. Pekin, 2006;2:647. (In Chin.)
13. Lyu Shaotsi. Izbrannye proizvedeniya: v 2 t. = Collected essays: in 2 volumes. Pekin, 1981:464. (In Chin.)
14. Biografiya Chen' I. = Biography of Chen Yi. Pekin, 2006:379. (In Chin.)
15. Biograficheskaya khronika Lyu Shaotsi (1898-1969): v 2 t. = Biographical chronicle of Liu Shaoqi (1898-1969): in 2 volumes. Pekin, 1996;1:543. (In Chin.)
16. Ma Khueychzhi, Li Chuli. Memories of Liu Shaoqi during his time at the North China Bureau. Istoricheskiy ezhemesyachnik = Historical monthly. 2014;(4):40-49. (In Chin.)
17. Bo Ibo. 70 let bor'by i razmyshleniya = 70 years of struggle and reflection. Pekin, 1996:565. (In Chin.)
18. Ne Zhunchzhen'. Vospominaniya: v 2 t. = Memories: in 2 volumes. Pekin, 1984;2:612. (In Chin.)
19. Mao Tszedun. Voennye proizvedeniya: v 5 t. = Military works: in 5 volumes. Pekin, 1993;2:288. (In Chin.)
20. In Sin, Zhun Sykhen. Intra-Party Struggle in the Northwest Revolutionary Stronghold.
XXI vek = The 21th century. 2021;(8):81-102. (In Chin.)
21. Zhen' Bishi. Report on the situation in the 8th field army to the Central Committee.
Dokumentypartii = Party documents. 1994;(2):16-19. (In Chin.)
22. Pozhilov I.E. Party with a rifle in hand. Kitay: istoriya, politika, kul'tura = China: history, politics, culture. Moscow, 2022:65-140. (In Russ.)
23. Van Lunfey. From "people" to "soldiers": the problem of conscription at the Taihang base during the Japanese Resistance War. Epokha otkrytosti = The age of openness. 2019;(4):73-82. (In Chin.)
24. Sbornik vazhnykh dokumentov s nachala Voyny soprotivleniya Yaponii = Collection of important documents from the beginning of the Japanese Resistance War. [B.m.], 1942:474. (In Chin.)
25. Tszin' Chuntszi. Biografiya Lyu Shaotsi: v 2 t. = Biography of Liu Shaoqi: in 2 volumes. Pekin, 1998;1:332. (In Chin.)
26. Syao Tszyun'. Yan'an'skiy dnevnik: v 2 t. = Yan'an diary: in 2 volumes. Syangan, 2013;2:289. (In Chin.)
27. Khuan Chzhenlin'. Public education and political mobilization in anti-Japanese strongholds. Issledovaniya istorii partii = Party history studies. 2006;(2):42-51. (In Chin.)
E-mail: pozhilov1@yandex.ru
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов / The authors declare no conflicts of interests.
Поступила в редакцию / Received 02.11.2022
Поступила после рецензирования и доработки / Revised 11.12.2022 Принята к публикации / Accepted 30.12.2022
Информация об авторах / Information about the authors
Игорь Евгеньевич Пожилое кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник, Центр новейшей истории Китая и его отношений с Россией, Институт Китая и современной Азии Российской академии наук (Россия, г. Москва, Нахимовский пр-кт, 32)
Igor E. Pozhilov Candidate of historical sciences, leading researcher, Center of modern history of China and it's relations with Russia, Institute of China and contemporary Asia of the Russian Academy of Sciences (32 Nakhimovskiy avenue, Moscow, Russia)
