CC BY
29Дискуссионная трибуна:
Г.Д. ЧЕСНОКОВ
доктор философских наук, профессор кафедры философии Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации
Ложная дилемма: исторический материализм или социальная философия?
Прошлое имело всегда что-либо истинное
и представляет драгоценное состояние.
Т. Карлейль
Кафедра философии РАГС (в 2007 г. исполнилось 60 лет с момента ее создания) традиционно считалась тем подразделением Академии, в котором научно-исследовательская работа преподавателей, сотрудников и аспирантов была сориентирована на изучение не проблем философии вообще, а преимущественно тех из них, которые относятся к области социально-философского знания. В том, что научные проблемы, разрабатываемые кафедрой, являлись в основном социально-философскими, главная «вина» тех, кто шел учиться в Академию. В самом деле, и в прошлом, и в наши дни Академия (первоначально Академия общественных наук, а впоследствии Российская академия государственной службы) готовила и продолжает готовить людей, занимающих ответственные посты в сфере управления.
Не секрет, что большую часть профессоров и преподавателей кафедры философии традиционно составляли специалисты по марксистской социальной философии (историческому материализму). Не одно десятилетие кафедру философии АОН при ЦК КПСС возглавлял
видный советский ученый в области исторического материализма профессор Григорий Ефимович Глезерман. В 1967 г. после перехода Г.Е. Глезермана на должность проректора АОН должность руководителя кафедры философии Академии занял Х.Н. Момджян. Он проработал до 1987 г. Оба указанных руководителя кафедры философии были весьма эрудированными специалистами не в одной только социально-философской области знания, но, тем не менее, как тот, так и другой по праву считались лучшими советскими истматчиками. Показательно и то, что ректорами Академии общественных наук были активно работавшие в области марксистской социальной философии советские академики Ф.В. Константинов и Г. П. Францев. Проректором ее с 1967 г. по 1969 г., а после этого и до конца жизни профессором кафедры философии работал автор основного в 60-80-х гг. вузовского учебника по историческому материализму, удостоенный за него премии имени М.В. Ломоносова, Д.И. Чесноков. Позже, во второй половине 80-х гг., на кафедре философии Академии сотрудничал один из наиболее видных в те годы советских истматчиков B.C. Барулин.
Преподавание и философии в целом и ее социально-философской составляющей осуществлялось (и это никакое не преувеличение) на очень высоком теоретическом уровне. Этому способствовал не только высокопрофессиональный преподавательский состав кафедры, но и значительный объем часов, отводимый на изучение философии учебными планами. Основное внимание тогда уделялось изучению первоисточников, а поскольку речь шла о преподавании марксистской социальной философии, то естественно, что работам К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, Г. В. Плеханова и других видных отечественных и зарубежных марксистов. Оглядываясь назад, хочется сказать, что выпускники Академии общественных наук получали значительный объем знаний в области марксистской социальной философии.
Хорошо это было или плохо? Сегодня на этот счет высказывают разные мнения. Я считаю, что для выпускников Академии это было хорошо. В течение шести лет я сам работал в Академии общественных наук и мне ни разу не пришлось столкнуться с кем-либо из обучавшихся здесь, кто бы остался недоволен уровнем преподавания философии, который дала им Академия. Видимо, поэтому я с большим недоверием отношусь к тем получившим распространение в 90-х гг. прошлого столетия утверждениям, будто изучение в вузах Советского Союза марксистской философии и, в частности, исторического материализма имело одно отрицательное значение, поскольку на самом деле социальная философия - это что-то такое, что к историческому материализму никакого отношения не имело и иметь не могло. Приведу на сей счет одно высказывание из учебного пособия профессора К.Х. Момджяна «Введение в социальную философию»: «Многие студенты, зубрившие к экзамену «четыре признака класса» или «пять признаков империализма», считали высокую оценку по истмату чем-то неприличным, рассматривали ее как унизительный сертификат политической благонадежности, не имеющий никакого отношения к науке или другим практически полезным знаниям о мире»'.
Мы совершенно не согласны с автором цитируемого выше пособия, будто бы четыре признака класса (пять признаков империализма оставим в покое уже только потому, что студенты изучали их не в курсе философии, а в курсе истории партии) настолько бессмысленны, что путем логического рассуждения осилить их студентам никак невозможно. Скажем больше, то определение классов, которое дал В.И. Ленин в работе «Великий почин», отличается несомненной глубиной и научностью, и то, что профессор К.Х. Момджян этого не заметил, наводит на нехорошие размышления, не отличает ли профессора К.Х. Момджяна,
1 Момджян К.Х. Введение в социальную философию: Учеб. пособие. М., 1997, с. 16.
как и одного известного литературного героя из пьесы Н.В. Гоголя, «легкость в мыслях необыкновенная». Ведь когда люди, обладающие столь сомнительным достоинством (легкостью мыслей) увлекутся настолько, что не видят почвы под ногами, они могут ненароком самих себя поставить в затруднительное положение.
Напомним, как «известный литератор» Иван Александрович Хлестаков, желая поразить воображение двух провинциальных дамочек, с присущей ему «легкостью мыслей» приписал себе авторство чужого романа. На его беду, дочь городничего слышала, что роман «Юрий Милославский», автором которого объявил себя Иван Александрович, написал совсем другой человек - некий г. Загоскин. После этого И А. Хлестакову пришлось выкручиваться и даже заявить, что есть еще и другой роман о Юрии Милославском, и вот автором этого несуществующего романа является не кто иной, как сам Иван Александрович Хлестаков.
В работе «Великий почин» дано определение не класса вообще, а основного класса. Между тем в обществе есть еще и неосновные классы, о которых В.И. Ленин в тексте данной работы не упоминает. Основные классы общества -это те самые классы, о которых писали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии», когда характеризовали историю человеческой цивилизации как историю борьбы классов. Если с этим выводом не одного В.И. Ленина, но также и К. Маркса с Ф. Энгельсом г-н Момджян не согласен, то он, разумеется, имеет полное право его опровергать, но только в этом случае опровергать ему придется помимо В.И. Ленина, К. Маркса, Ф. Энгельса еще и французских историков эпохи реставрации. Боюсь, что его познаний в области истории окажется для этого недостаточно. Впрочем, вернемся к ленинскому определению основных классов антагонистического общества. «Классами, - писал В. И. Ленин, - называются большие группы людей, раз-
личающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства»1.
Это определение есть перефраз того, о чем говорил в свое время К. Маркс в письме к Вейдемейру от 5 марта 1852 г., а именно, что «существование классов связано лишь с определенными историческими
о
фазами развития производства»2.
Существование классов в истории человеческой цивилизации - факт столь очевидный, что в специальном теоретическом обосновании не нуждается. Однако вопросы о том, когда и почему появились классы, будут ли они существовать и дальше или на каком-то этапе исчезнут, безусловно требуют определенного теоретического осмысления и неудивительно, что представители различных направлений обществознания давали на них неодинаковые ответы, причем каждый из ответов аргументировался ссылками на конкретные исторические факты. До сих пор существуют несколько теорий, по-разному объясняющих происхождение классов. Это и биологическая, и теория насилия, и организационная, и распределительная теории, но ведь не могут все перечисленные теории считаться одинаково истинными, если на один и тот же вопрос о происхождении классов дают совершенно различные ответы.
С другой стороны, нельзя не признать, что представители различных классов одного и того же общества получают свои доходы не из одного источника, что их отличает неоднозначная роль в организации общественного производства, или не заметить, что из двух основных классов общества один класс непременно присваивает себе труд другого, а значит, выступает в качестве класса эксплуататорского. На эту сторону проблемы В.И. Ленин и обратил внимание в своей статье, выделив в
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 39. с. 15.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 28, с. 427.
качестве классообразующих признаков и эксплуататорскую природу господствующих классов, и неравенство в доходах противостоящих друг другу классов, наконец, отметив, что в антагонистическом обществе лишь эксплуататорские классы выступают организаторами не своего собственного, как это может на первый взгляд показаться, но общественного производства, ибо в процессе производства участвуют все люди. Как видим, признаки классов не стоит зазубривать. Их следует осмыслить, а это вполне по силам любому студенту. Неужели так трудно усвоить, что класс - это сложный социальный феномен, который обладает не одним, а одновременно несколькими свойствами (качествами), причем каждое из отмеченных свойств для него существенно.
В то же время ни один из трех вышеупомянутых признаков класса -эксплуатация одним классом другого, различие в доходах и в организации груда - к которым следует прибавить различие в отношении к собственности, взятый сам по себе, не дает ответа на главный вопрос: как могло случиться, что в обществе, в котором на начальном этапе его развития классов не существовало, они смогли затем появиться? Ответ на поставленный вопрос дала материалистическая концепция истории К. Маркса. Классы могли появиться лишь после того, как одинаковое отношение людей к средствам производства в обществе уступило место неодинаковому, иначе говоря, после того, как общество разделилось на тех, кто владеет средствами производства, и тех, кто их лишен. Значит, владение собственностью выступает главным классообразующим признаком, хотя он отнюдь не единственный. Как до конца сложившийся социальный феномен класс не может быть охарактеризован посредством указания на какой-то один из его признаков (свойств), ибо исчезновение классов предполагает исчезновение всех классообразующих признаков.
К.Х. Момджян в своем учебном пособии пошел не по пути выявления ошибочности логики марксова и ленинского подхода к проблеме классов, а
удовлетворился этаким полунамеком, будто бы за ленинскими признаками классов в действительности ничего не стоит, а потому их следует отбросить за ненадобностью. Конечно, если встать на ту точку зрения, что материализм в понимании истории - это чепуха, то можно освободить социальную философию не только от четырех классообразующих признаков, но и от самих классов, а еще лучше и от самого реально существующего общества, что, кстати сказать, К.Х. Момджян успешно проделывает в своем «Введении в социальную философию». Для К.Х. Момджяна исторический материализм - это не только «чепуха», но еще и опасная чепуха, поскольку советский истмат (так он считает) свел на нет даже то положительное (это профессор К.Х. Момджян великодушно готов признать), что содержалось в социальной философии К. Маркса. «Этой доктрине (теории исторического материализма. - Г.Ч.), - утверждает автор, - удалось серьезно скомпрометировать не только «аутентичный марксизм», но и саму идею социального философствования, возродив представление о философах как убежденных априористах фихтеанского толка, сочиняющих спекулятивные схемы предустановленного мирового порядка» (выделено мной. - Г.Ч.)1
Итак, по словам К.Х. Момджяна, преподавание исторического материализма в советских вузах «скомпрометировало саму идею социального философствования». Понятно, что своим учебным пособием профессор К.Х. Момджян задался целью спасти если еще не социальную философию, то, по крайней мере, идею социального философствования. Мы не последуем за К.Х. Момджяном, который, не вступая в полемику с истматчиком В. И. Лениным по существу вопроса, сразил его двумя, как ему казалось, неопровержимыми «аргументами»: понятие класса сведено к
1 Момджян К.Х. Указ. соч.. с. 6.
«четырем признакам», понятие империализма - к пяти. Со своей стороны, мы попытаемся выяснить логику социального философствования социального философа К.Х. Момджяна и только после этого будем решать для себя второй вопрос: кто стоит ближе к «априористам фихтеанского толка» - отечественные истматчики советского периода или нынешний социальный философ К.Х. Момджян?
Настоящая статья посвящена вопросам преемственности в преподавании социальной философии. Ее автор имеет значительный опыт преподавания (с 1964 г.) философии в вузах страны, причем, так уж случилось, что в основном моя преподавательская нагрузка складывалась из чтения лекций и проведения семинарских занятий со студентами, слушателями, аспирантами по социальной философии. Последние 22 года моя преподавательская работа проходила в стенах сначала Академии общественных наук, а с 1994 г. в Российской академии государственной службы. Наш личный опыт преподавания исторического материализма представляется отнюдь не в столь мрачных тонах, как, явно нагоняя страх то ли на сегодняшних студентов, то ли на самого себя, поведал на страницах своего пособия К.Х. Момджян.
Начнем с того, насколько курс исторического материализма в советской высшей школе был на самом деле далек от «аутентичного марксизма». Данный термин пришел к нам с Запада, и цель его заключалась в обосновании тезиса, согласно которому истинный марксизм мог существовать только на той почве, на которой он впервые появился. Иначе говоря, любая разновидность незападного марксизма есть не аутентичный марксизм. Очевидно, что речь, в первую очередь, шла о том, что советская философия по одному тому, что у ее истоков стояли незападные марксисты (Г.В. Плеханов, В.И. Ленин) воспринять дух марксовой философии правильно не могла. Логика здесь проста: марксизм - продукт западной культуры, значит, адекватно его может
воспринять только западный мыслитель. Аналогичным образом в «Закате Европы» О. Шпенглер обосновывал историософию локальных культур. Справедливости ради стоит заметить, что от «аутентичного марксизма» были отрешены не только «незападные» марксисты, но и друг и соратник К. Маркса Ф. Энгельс, выросший, как и он, в Германии, но это уже издержки самой логики того, что марксизм имеет ограниченный масштаб своего применения (Западная Европа второй половины XIX в.). Выводить за указанные исторические рамки учение К. Маркса по этой логике никак не следовало.
Было бы неверно думать, что западный «аутентичный марксизм» мог появиться с единственной целью - опровергать идеи советской философии. Это было бы слишком наивно. В учении марксизма есть немало проблем, требующих уже в наше время серьезного осмысления. Одной из них является проблема источников и самого марксизма как завершенного учения. Всякое новое учение возникает на определенной почве и отделить, где заканчивается одно (почва марксизма), а где начинается другое (сам марксизм) подчас не так уж просто. Принято считать, что переход К. -Маркса на позиции нового мировоззрения завершается в 1846 г. Но сказать, что до этого К. Маркс не был К. Марксом, а был только гегельянцем или, допустим, фейербахианцем тоже неверно. Что же в таком случае принять за истинный, аутентичный марксизм? Сторонники «неомарксизма» полагают, что советский марксизм слишком жестко отделил то, что он признал за зрелый марксизм, от марксизма раннего. Это привело к тому, что проблемы гуманистической философии, отчуждения, судьбы самой философии не нашли в советском историческом материализме решения, соответствующего духу (так они считают) философии К. Маркса. Советские авторы, со своей стороны, обратили внимание на то, что интерпретация марксовой философии, даваемая «неомарксистами», способна привести к тому, что распространение К. Марксом материализма на область социальной жизни
людей, в конечном счете, окажется сведенным на нет. К. Маркс окажется всего только учеником Гегеля и Фейербаха (гегельянцем, фейербахианцем), но уже не самостоятельным мыслителем. Думается, в чем-то и те и другие были правы. В самом деле, если встать на ту точку зрения, что отчуждение сущностных сил человека прекращается, как только средства производства переходят в собственность общества, то сразу возникает вопрос, а что после этого все противоречия между отдельными индивидами и обществом, равно как и между социальными группами общества исчезнут? Если же противоречия в обществе сохраняются с исчезновением классовых антагонизмов, то, по-видимому, сохраняется почва для появления новых форм отчуждения.
Ошибки в познании (а полностью освободиться от них невозможно) создают благоприятную почву для существования ложных идей. Кроме того относительная самостоятельность общественного сознания, которую марксизм всегда признавал, способствует не только сохранению, но еще и появлению совсем новых взглядов, искажающих объективную реальность. В то же время главное, что составляет подлинную суть марксовой философии - это разработка ее создателями материалистической диалектики. Последнее стало возможным лишь вслед за тем, как было установлено, что общественная жизнь в основе своей так же объективна, как и существующая вне нас Природа. Следовательно, без материализма в понимании истории к созданию материалистической диалектики философия так бы и не пришла.
Поэтому, если ставить вопрос о том, кто более прав: те, кто под марксизмом понимают единство трех его составных частей, или те, кто вольно или невольно включают в марксизм еще и его теоретические источники, то наш ответ, что более правы, безусловно, первые. Но, с другой стороны, без знания источников марксизма настоящим марксистом стать также нельзя. В этом В. И. Ленин был абсолютно прав.
«Нельзя, - утверждал он, - вполне понять «Капитала» Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!»1.
Решить вопрос об идентичности или, напротив, несоответствии взглядов сторонников исторического материализма в СССР взглядам Маркса способен лишь сравнительный анализ содержания тех и других работ. В Академии общественных наук главный акцент в ходе обучения делался на самостоятельном прочтении слушателями и аспирантами трудов К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина. В результате этого обучающиеся получали возможность судить о марксизме не с чужих слов (это то, что мы наблюдаем сегодня в том числе и в учебной литературе по философии вообще, а социальной философии в особенности), а по работам основоположников марксистских взглядов. И надо отметить, что при изучении содержания первоисточников мысли Маркса и его последователей воспринимаются, без сомнения, более адекватно, чем когда им дается чья-то посторонняя интерпретация, как то имеет место у нас сегодня.
Можно лишь пожалеть нынешних студентов и аспирантов, которые трудов ни самого К. Маркса, ни его учеников не читают (этого сегодня не требуется), а вместо этого читают учебные пособия, в которых марксистское понятие социальной революции отождествляется с революциями политическими, материалистическое понимание В.И. Лениным природы класса сводится к перечислению его признаков, теорию общественно-экономических формаций упорно именуют «пятичленкой», противоречивый характер общественного прогресса представляют как наглядное подтверждение того, что о поступательном развитии истории речи вести не следует.
1 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 162.
В своей докторской диссертации К. Маркс, полемизируя с авторами, не утруждавшими себя всерьез задумываться над фактами реальной действительности, а взамен этого приводившими по существу ни о чем не говорящие доводы, в ответ им всякий раз напоминал слова Б. Спинозы - «ignoratio поп estargumentum» (невежество не аргумент). В России 90-х гг. XX в. ситуация в обществознании очень напоминала ту, о которой писал К. Маркс в своей диссертации. Слабое знание теории исторического материализма стало преподноситься как нечто такое, к чему стоит стремиться, если желаешь, чтобы тебя считали «настоящим полковником» обществознания.
Позволю себе еще раз вернуться к «Введению в социальную философию» К.Х. Момджяна, которое, как убежден в том его автор, способно восстановить подорванный «неразумными» истматчиками авторитет социально-философского знания. В чем, по мнению автора, состояла главная вина сторонников исторического материализма перед социальной философией, за которую К.Х. Момджян готов сражаться до конца? В том, что за социально-философский стал признаваться материалистический подход к истории. В одной статье мы не имеем возможности ответить на всю ту критику в адрес исторического материализма, которую К.Х. Момджян дает в своем учебном пособии. Это мы сделали в другой нашей работе, к которой и отсылаем теперь всех желающих полнее ознакомиться с нашей позицией по данному вопросу', но логику автора пособия мы постараемся ниже воспроизвести «аутентично». К.Х. Момджян не признает себя ни материалистом, ни идеалистом в понимании истории. Но если, например, у Р. Декарта над двумя допускаемыми этим философом субстанциями способен возвыситься только один Бог, то в учебном пособии К.Х. Момджяна на это оказывается
1 Чесноков Г.Д. Философия в поиске. М., 2007, с. 7-95.
способен, как выражались древние, и смертный при одном непременном условии, что этот смертный - социальный философ - «логомах». Чем же философ-логомах отличается от просто философа, стремящегося постичь природу социальной действительности? Вот что, по Момджяну, принципиально отличает «логомаха» от остальных социальных философов: «Мы (философы-«логомахи». - Г.Ч.) не будем замыкаться в рамках одной исследовательской парадигмы (материалистической или идеалистической. - Г.Ч.), какими бы авторитетными именами она ни была представлена в социально-философском знании. Успех предприятия требует от нас анализа самых различных точек зрения, существовавших и существующих в социальной философии, сопоставления их внутренней логики и фактографической базы. Мы должны будем решить для себя вопрос о взаимосовместимости, возможном взаимодополнении различных школ и концепций, выработать систему теоретических приоритетов и уметь обоснованно отстаивать свой выбор»1. Насчет умения обоснованно отстаивать свой выбор - это, пожалуй, что и к месту.
Выбор, о котором заявил в своем пособии К.Х. Момджян, был им сделан ни в пользу материализма, ни в пользу идеализма. Но тогда что же его выбор собой представляет? Чтобы читатель правильно понял философскую позицию К.Х. Момджяна, мы обязаны сделать одно немаловажное разъяснение, без которого данная позиция может быть воспринята не вполне корректно.
Профессор К.Х. Момджян изложение собственной позиции начинает с в общем-то бесспорного утверждения, что для философии крайне важным, но вместе с тем непростым вопросом представляется вопрос о начале философии. Напомним, что в своей «Науке Логики» Гегель
1 Момджян К.Х. Указ. соч., с. 8.
начинает изложение не с определения того, что есть Абсолютная Идея, хотя именно она составляет остов всей его философии. Если бы Гегель попытался начать с определения Абсолютной Идеи, подобно, скажем, тому, как Б. Спиноза начинал собственную философию с определения понятия субстанции, то ему бы все равно пришлось затем повторно проследить весь тот путь, который еще до появления Природы и человека успела пройти Абсолютная Идея. Это путь движения понятий от наиболее абстрактных из них ко все более и более конкретным. Завершающим аккордом указанного движения как раз и оказывается Абсолютная Идея, познавшая себя до конца.
К.Х. Момджян решил повторить гегелевский путь движения понятий от самых абстрактных и далее к более конкретным, но он хочет представить указанное движение понятий уже не как гегелевское, а как свое собственное и, по-видимому, сам верит в то, что это действительно так. Напомним, что у Гегеля исходным понятием, которым Абсолютная Идея открывает свое движение, выступает категория «чистого бытия» или «ничто». В социальной философии К.Х. Момджяна место «чистого бытия ничто» заняла «чистая социальность», т. е. социальность, которая существует только в мышлении, ибо об обществе речи у него пока еще нет. Однако и «чистое бытие» у Гегеля и аналогичная гегелевской категория «чистая социальность» у К.Х. Момджяна существуют не сами по себе. За каждым гегелевским понятием скрывается субстанция, которую он именует Абсолютной Идеей. К.Х. Момджян, подобно Гегелю, пытается от «чистой социальности» перейти к субстанции, правда, субстанции не всего существующего мира, а одного только общества.
Отличие К.Х. Момджяна от Гегеля заключается в одном: у Гегеля субстанция предстает в единственном числе. Сначала она выступила в форме логических понятий, затем эта девственная Логика производит из себя Природу, и Абсолютная Идея продолжает какое-то время
существовать теперь уже в форме своего инобытия, чтобы на завершающем этапе своего развития Абсолютная Идея через самопознание смогла, наконец, окончательно вернуться к самой себе. К.Х. Момджян до гегелевской строгости мысли не поднимается. Это выразилось, в частности, в том, что он признал существование не одной, а одновременно четырех субстанций. Последнее очень забавно. Во-первых, потому, что самому К.Х. Момджяну столько субстанций даже не требовалось. Он хотел найти единственно одну социальную субстанцию, но в ходе предпринятого для этого поиска пришел к заключению о существовании целых четырех субстанций, иначе говоря, двигался в направлении монотеизма, а завершил дело тем, что пришел к политеизму.
Полученный К.Х. Момджяном перебор в целых три субстанции немедленно начинает за себя мстить. Если бы субстанция у К.Х. Момджяна была одна, как у Спинозы или того же Гегеля, то подобной несуразности бы не приключилось. Но Момджян называет реально существующими одновременно четыре различающиеся между собой субстанции. По определению субстанция оказывается причиной самой себя. Следовательно, никаких ограничений понятие субстанции не может допустить. Но ведь очевидно, что признание существования социальной субстанции наряду с тремя другими есть уже ограничение. Но и это еще не все. Раз существует много субстанций, то между ними должна быть установлена какая-то субординация, наподобие хотя бы той, что знает христианская религия: Бог - отец, Бог - сын и Бог -дух святой. Но ведь этого у К.Х. Момджяна тоже нет. Признал существование четырех субстанций, а как им дальше жить, не подумал. Пусть разбираются сами.
Итак, сущность общественной жизни раскрывается социальным философом К.Х. Момджяном через понятие социальной субстанции. Поиск несуществующих в природе субстанций не есть некое индивидуальное
заблуждение философа К.Х. Момджяна. Это общая ошибка всех сторонников идеалистического взгляда на историю, когда сущность исторического развития хотят свести непременно к какой-то одной из общего числа философских категорий. К. Маркс и Ф. Энгельс в свое время решительно заявили, что поиск субстанции бессмыслен, ибо он непременно завершится утверждением того, что возможно существование только одной высшей философской категории, которой философы-идеалисты непременно отведут роль первотворца мира. Именно поэтому в «Немецкой идеологии» К. Марксом и Ф. Энгельсом и была выдвинута вместо идеалистической их собственная материалистическая концепция истории, которая предполагает выяснение причин общественного развития не вне общества, а внутри его.
«Эта концепция (материалистическая концепция истории. - Г.Ч.), -решительно возражали сторонникам идеалистического взгляда на историю К. Маркс и Ф. Энгельс, - показывает, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства. Та сумма производительных сил, капиталов и социальных форм общения (выделено мной. - Г.Ч.), которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реальная основа того, что эти философы представляли себе в виде «субстанции» и в виде «сущности человека», что они обожествляли и с чем боролись, - реальная основа, действию и влиянию которой на развитие людей нисколько не препятствует то обстоятельство, что философы в качестве «самосознания» и «Единственных» восстают против нее»1. В своем пособии К.Х. Момджян не счесть в какой уже раз вновь «восстал» против реальной (материально-производственной) основы общественной жизни, но сделал это, в отличие от своих многочисленных предшественников, к примеру, тех же
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 37.
младогегельянцев, изрядное время спустя после того, как было убедительно доказано, что возникновение общества было обусловлено появлением в нем материально-производственной деятельности человека. Не возникни на определенном этапе эта деятельность, общество никогда бы так и не выделилось из Природы, ибо всякое общество, включая даже самое развитое, не перестанет оставаться частью Природы, связь с которой им (обществом) и после выделения из Природы не утрачивается.
К. Маркс еще до своего перехода на позиции последовательного философского материализма, словно предвидя появление социальных философов, утверждающих возможность существования «деятельности вообще», решительно настаивал на том, что деятельность, если она только существует, всегда остается социальной. И далее: «...общественный характер присущ всему движению; как само общество производит человека как человека, так и он производит общество. Деятельность и пользование ее плодами, как по своему содержанию, так и по способу существования, носят общественный характер: общественная деятельность и общественное пользование. Человеческая сущность природы существует только для общественного человека; ибо только в обществе природа является для человека звеном, связывающим человека с человеком, бытием его для другого и бытием другого для него, жизненным элексиром человеческой деятельности; только в обществе природа выступает как основа его собственного человеческого бытия».
А чуть ниже, в дополнение к уже сказанному, К. Маркс, дабы не оставить и последнего сомнения в том, что он хотел высказать именно ту мысль, что «деятельности вообще» быть не может, утверждал: «Даже и тогда, когда я занимаюсь научной и т.п. деятельностью, - деятельностью, которую я только в редких случаях могу осуществлять в непосредственном общении с другими, - даже и тогда я занят общественной деятельностью, потому что я действую как человек. Мне
только дан, в качестве общественного продукта, материал для моей деятельности - даже сам язык, на котором работает мыслитель, но и мое собственное бытие есть общественная деятельность; а потому и то, что я делаю из моей судьбы, я делаю из себя для общества, сознавая себя как общественное существо»1.
К.Х. Момджян проблему связи общества с Природой в своем пособии не затрагивает, зато уверяет своих потенциальных читателей, что именно даваемый им анализ общества является в полном смысле социально-философским, поскольку он, по его словам, напрочь лишен любой односторонности, будь то материалистический или идеалистический подходы к истории. Но каким в этом случае он окажется? Непременно эклектическим, и об этом нагляднее всего свидетельствует раздел рассматриваемого пособия, посвященный проблемам философии истории.
К.Х. Момджян считает, что учение К. Маркса о формациях (полагаем, что профессору не следует объяснять, что учение К. Маркса о формациях есть облеченная в плоть и кровь материалистическая концепция истории) должно быть дополнено «цивилизационным подходом» к изучению истории, развитым во второй трети XX в. А.Дж. Тойнби. «Цивилизационная парадигма исторической типологии, - убеждает читателей своего пособия К.Х. Момджян, - отнюдь не исключает формационной парадигмы, вполне совместима с ней, дополняет и обогащает ее, открывая те грани исторического процесса, которые остаются вне пределов зрения экономического взгляда на историю. (Но ведь К. Маркс, г-н Момджян, - сторонник не экономического, как Вы здесь пишете, а материалистического взгляда на историю, что, надо заметить,
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 118.
далеко не одно и то же. - Г.Ч.) Нам не нужно, - продолжает автор, -выбирать между Марксом и Тойнби (во как! - Г.Ч.), поскольку каждый из
л
них делает нужное для науки дело»1. Г-ну Момджяну действительно не нужно «выбирать между Марксом и Тойнби», но отнюдь не потому, что каждый из них якобы «делает нужное для науки дело», а совсем подругой причине: потому что Момджян - эклектик, который вознамерился впрячь в одну телегу «коня и трепетную лань»2.
Центральной категорией в социальной философии, по утверждению К.Х. Момджяна, должна непременно стать категория социальной субстанции. Эта мысль, заметим, не нова. Субстанцию общества до К.Х. Момджяна и, кстати, не более успешно, нежели он пытались выявить, к примеру, младогегельянцы, в одних случаях называя ее «самосознанием», в других - как-то иначе. Но, как известно, все попытки сторонников идеалистического подхода к объяснению истории объявить социальной субстанцией одну из существующих философских категорий к успеху не привели, что, в конце концов, и побудило К. Маркса и Ф. Энгельса отказаться от этой ложной категории, введя ей взамен в социальную философию две новые категории: общественного бытия и общественного сознания, подчеркнув при этом зависимость второй категории от первой. К.Х. Момджян Марксов материалистический подход, без долгих колебаний, отверг и на место введенных К. Марксом в социальную философию категорий общественного бытия и сознания поставил (не знаем, кому уже в данном случае отдавать приоритет - М. Веберу или К.Х. Момджяну) категорию «деятельности», реально существующую разве что в сознании К.Х. Момджяна или какого-то иного социального философа.
1 Момджян К.Х. Указ. соч., с. 429.
2 Чесноков Г.Д. Указ. соч., с. 89.
Итак, социальная философия, по Момджяну, в своем анализе должна исходить из предельно широкой по своему содержанию категории -категории «деятельности», охватывающей одновременно как область всего «общественного бытия», так и область всего «общественного сознания». Такой способ полемики с материализмом до К.Х. Момджяна применяли, как известно, махисты с той быть может несущественной разницей, что махисты, в отличие от К.Х. Момджяна, отвергали (и заметим вполне резонно) существование недоступной человеческому опыту субстанции. Махисты полагали, что познание не должно выходить за границы нашего опыта, а раз это так, то позиция философов, признающих существование неважно даже какой: материальной или духовной субстанции, оказывалась для них в равной степени неприемлемой. Познание, утверждали они, не выходит за границы опыта. Этот последний по своей природе ни материален, ни духовен. Он нейтрален. В. И. Ленин, с которым столь непочтительно обошелся профессор К.Х. Момджян только за одно то, что тот, дав материалистическое определение класса, дополнил его четырьмя классообразующими признаками, на это возражал, что апелляция махистов к «нейтральному» опыту не устраняет противоположности материализма и идеализма в познании. Опыт можно истолковать как в духе материализма, так и в духе идеализма. Что касается до махистов, то они, как известно, толковали опыт идеалистически.
Продолжение следует
Чесноков Г.Д. Ложная дилемма: исторический материализм или социальная философия? Автор статьи поднимает проблему творческого потенциала материалистической концепции истории применительно к нашему времени. Эта концепция, выдвинутая Марксом, позволила выяснить специфику общества и его законов. Материализм дал возможность из всей совокупности общественных отношений выделить производственные отношения в качестве их реальной основы. Профессор Г.Д. Чесноков убежден в том, что познавательный потенциал исторического материализма еще далеко не исчерпан.
Ключевые слова: Социальная философия, исторический материализм, когнитивный потенциал, материалистическая концепция истории, объективные законы истории, идеализм, материализм.
Chesnokov G.D. False dilemma: historical materialism or social philosophy? The
author of the article raises a problem of creative potential of the materialist conception of history in our time. This conception discovered by Marx made it possible to establish the basis of the specific nature of society and its laws. Professor G.D. Chesnokov is convinced that cognitive potential of historical materialism has not been exhausted yet.
