CC BY
34
Галина Коваленко
Лондонские премьеры:
мелодрама в интерьере эпохи
В Лондоне было жарко - температура доходила до 35 градусов по Цельсию. Ежедневно в центре города проходили демонстрации Brexit stop!, по выходным достигающие внушительных размеров и нарушающие график движения транспорта. Со страниц газет и листовок не исчезали фотографии и карикатуры на Бориса Джонсона. Несмотря на жару и политические митинги, театры были переполнены. В Duke of York's Theatre и в National Theatre с большим успехом шли новейшие мелодрамы. Мой выбор пал на пьесы молодых драматургов, премьеры которых проходили в ведущих театрах страны.
Француз Флориан Зеллер - один из самых популярных сегодня авторов на английской сцене наравне с Агатой Кристи, Аланом Эйкборном и Теннесси Уильямсом. Он окончил Парижский институт политических исследований, позже преподавал там литературу. Дебютировав как романист и получив премию Hachett за роман «Искусственный свет», обратился к драматургии. С 2010 по 2018 г. написал цикл из пяти пьес, в которых исследует семейные отношения: «Мама», «Папа», «Сын», «Истина» и «Ложь». Зеллер вырос в предместье Парижа в неполной семье, его воспитывала мать, зарабатывая на жизнь гаданием на картах таро: «Когда я приступаю к работе, я не имею представления, о чем я напишу. Я знаю лишь то, что, находясь в состоянии абсолютного незнания, пишу пьесу. И часто удивляюсь, что вышло из-под моего пера. Возможно, "Сын" - моя единственная пьеса, приступив к написанию которой я знал, что хотел сказать... "Сын" напрямую связан с моей жизнью, хотя я не считаю, что в этом состоит цель театра. Отправляясь в театр, не нужно знать, что ты там найдешь. Ведь идешь в театр, чтобы разделить эмоции с другими, и, может быть, даже для чего-то большего. Думать не только о своих неурядицах, но разделить тревогу с другими. Убежден, это трудно. Я чувствовал, что эта проблема волнует многих. Если у вашего ребенка проблемы с психикой, необходимо, чтобы люди задумались о том, что и у них могут быть подобные проблемы»1.
Кристофер Хэмптон перевел пьесу с языка оригинала, что редко встречается в театральной практике Запада. Как правило, известные драматурги не занимаются переводом пьес, предпочитая создавать адаптации на основе подстрочника. Все рецензенты отметили превосходный перевод Хэмптона, работавшего в сотрудничестве с Зеллером. Критики и публика проявили редкостное единомыслие в оценке спектакля Майкла Лонгхерста. «Зеллер не анализирует депрессию подростка, он ее показывает»2, - пишет Майкл Биллингтон.
Английская премьера «Сына» состоялась в лондонском Kiln Theatre, ориентированном на жителей района Брент. Скоро спектакль переехал в West End, в Duke of York's Theatre. Сюжет пьесы жизненный и узнаваемый. Развод родителей изменил Николаса, превратив подростка с тонкой душевной организацией в неуправляемого аутсайдера. Он бросил школу, замкнулся в себе, оборвал все контакты с матерью, переехал к новой семье отца, буржуазный уклад которой его отталкивает. В безликой, модно и дорого обставленной квартире Николас не находит
Д. Лайт - Отец, Л. Кинастон - Николас. «Сын». Kiln Theatre
себе места, несмотря на доброжелательное отношение молодой мачехи. Сценограф Лиззи Клечен нашла выразительный образ: большой черный рюкзак Николаса зловещим пятном (олицетворением душевного хаоса) распластался по стерильно белому потолку. Отец (Джон Лайт) пытается наладить контакт с сыном, но ему не хватает такта и тепла. Он бесконечно поучает сына, копируя модель поведения своего отца. Одна из лучших сцен спектакля вносит в мрачную семейную картину луч света. Николас не желает идти на вечеринку, поскольку не умеет танцевать. Отец вместе с молодой темнокожей женой Софи (Амака Окафор) дает ему урок танца и небезуспешно его этому искусству обучает. На миг возникшая надежда на сближение тут же пропадает. Софи становится свидетелем суицидальной попытки. Николас попадает в психиатрическую клинику, но уговаривает отца забрать его оттуда.
Дальнейшие события происходят через три года. Блудный сын возвращается домой с сигнальным экземпляром своего романа, посвященного отцу. Ремарка гласит: Отец «впервые за это время плачет. Рыдания его сотрясают, он ощущает почти физическую боль»3. Хотя временной разрыв снимает напряжение, финал вызывает разочарование, поскольку снижает психологическую мощь, с какой драматург рисует состояние одинокого мальчика, а 24-летний актер Лори Кина-стон его воплощает.
Режиссер Майкл Лонгхерст старался избежать откровенно мелодраматического финала, поэтому создается впечатление, что внутренне отец и сын остаются по-прежнему чужими друг другу. Их отчужденность подчеркивается напряженным лиризмом адажио соль минор Альбинони. Лонгхерст акцентировал внимание на сложности проблемы и утолил нашу потребность в искренних переживаниях, помогающих осмыслить многие жизненные ситуации.
National Theatre обратился к политической мелодраме, каким бы оксюмороном не казалось подобное словосочетание. В спектакле по пьесе дебютанта Саймона Вудса Hansard много реалий английской жизни, без понимания которых трудно разобраться в том, что же произошло 28 мая 1988 г. в 11 часов утра в семье немолодых супругов Хэскетт, обитающей в родовом доме в Коутсуолде, графство Оксфордшир. На помощь приходит буклет, объясняющий слово hansard, понятное даже не всем англичанам. Оно означает официальный отчет о заседании парламента, записанный в технике verbatim. Здесь в этом качестве выступает личный дневник Дианы, жены члена парламента от консервативной партии тори, сторонника и проводника политики Маргарет Тэтчер, потомственного аристократа Робина Хэскетта.
В буклете к спектаклю помещена статья «Эти итонцы» литературного критика и романиста Джеймса Вуда с подзаголовком «О вездесущих старых итонцах, составляющих большинство современных политиков». Автор иронично пишет, что итонцами рождались: их деды и отцы окончили Итон, а «их наследники поступали в Итон подобно тому, как из рода в род передаются фамильные часы и поместья». Сам автор познавательной статьи окончил Итон только потому, что его незнатные небогатые родители добились для него стипендии. А герой пьесы - тот самый потомственный итонец. Своего героя Вудс описывает кратко -«патриций без помпы», а характеристика Дианы, женщины демократического происхождения, исповедующей левые взгляды, сторонницы лейбористов подробна: «Если бы она была более амбициозна и владела серьезной информацией, она могла бы стать адвокатом, артисткой или журналисткой. Возможно, написала бы книгу. Определенно, она слишком яркая личность для той жизни, которую ведет, из-за сложного сочетания одаренности и неудовлетворенности, ума и нервического недовольства собой»4.
Робин - лоббист параграфа «О запрете пропаганды гомосексуализма» в законе «О местном самоуправлении», принятого правительством
Маргарет Тэтчер 14 мая 1988, за 4 дня до описываемых в пьесе событий. Его жена агитирует людей не голосовать за этот параграф (против него многие выступали из опасения, что он лишит возможности консультировать подростков-гомосексуалистов). Дискуссия супругов напоминает разговор Норы и Хельмера в 3-ем действии «Кукольного дома», растянутый на полтора часа, а сама Диана сравнивает с Геддой Габлер Маргарет Тэтчер. Она ненавидит ее и проводимую ею политику, возмущается рабским подчинением мужа премьер-министру: «Это великая тайна - непреодолимое желание лечь под старого итонца. Я говорю о нашей стране»5.
Аллюзия прозрачна: старый итонец - Борис Джонсон. Публика приходит в восторг, бурно выражая одобрение аплодисментами, гулом и топаньем ног.
Подогретая виски Диана продолжает обвинять премьер-министра («мамаша Тэтчер - горилла-вожак в стае горилл»6), называет асексуальной, плохой матерью и видит ее «на танке»7. Робин напоминает, что Тэтчер родом из провинции, демократического происхождения и достигла высокого положения своими усилиями: «У нее нет качеств успешного политика. Она не харизматична, не оратор. У нее ужасные манеры, особенно за столом. У нее нет связей, нет родословной... Но она есть. Она самый успешный министр в послевоенную эпоху. Да, она чертовски трудный человек»8.
Их диалог полон пространными филиппиками Дианы против аристократической семьи мужа: «В жизни своей не видела столько хорошо одетых несчастных людей. Их было целое стадо. Незаконный ребенок, сестра, о которой было не принято упоминать, племянники и племянницы, все под героином. Какой-то зверинец!»9. Диана причиняет боль Робину, говоря о его семье: «Твои родители прожили в браке 60 лет. У твоего отца была любовница и двое детей. Он жил двойной жизнью.»10. Особенно достается от Дианы матери Робина, которая представляет нечто «среднее между Нэнси Митфорд и царем гуннов Аттилой»11.
Митфорд - известная писательница из круга Ивлина Во, развившая теорию английского лингвиста Алена Росса U vs non-U (Upper class -высший класс): по этой логике речь представителей высшего класса (U) богаче и изысканней, чем среднего и низшего. С 1955 г., когда появилась статья Митфорд, мир изменился, границы между классами в области образования почти стерлись. Сама Диана, несмотря на простое
А. Дженнингз - Робин, Л. Дункан - Диана. Hansard.
National Theatre
происхождение, обладает прекрасной речью. Сравнивая свекровь с Митфорд, Диана подчеркивает ее старомодные взгляды. В диалоге супругов многое строится на метафорах. Он сетует, что их сад постоянно подкапывают лисы - приходят аж с другого континента, их не страшит тоннель под Ла-Маншем. Диана парирует: «Только без иностранных лис. Без них. Без европейских лис. Они считают, что могут так просто заявиться сюда и пожрать наших кур»12. Аллюзия с проблемой Brexit прозрачна.
На протяжении спектакля Диана неоднократно порывается включить старенький проектор, и к финалу это «ружье» стреляет. Выясняется, что сын Хэскеттов погиб, и Диана винит себя в его самоубийстве. В длинном монологе она описывает, как прекрасным летним днем вернулась домой и застала сына примеряющим ее свадебное платье: «Это был момент откровения. Он протянул ко мне руки и сказал: "Привет, мама!". Я была в шоке. В панике. Я не знала, как реагировать. Он был не ребенок. Я испугалась своей реакции. Я не приняла этого - мой изумительный мальчик с румянами и накрашенными губами. Я должна была сказать моему мальчику в моем платье, что у него жизнь впереди, надо было его обнять, сказать, как я его люблю. Меня затошнило, я бросилась в ванную. .Потом я сидела на ступеньках и ждала его возвращения, чтобы просить у него прощения. В полночь пришла
женщина-полицейский и сняла шляпу. Я никогда не смогу попросить у него прощения. Сказать, как я его люблю»13.
Диана включает проектор, мы видим сцены из жизни счастливой семьи, в центре которой - прелестный ребенок. История заканчивается примирением супругов. Однако, остается неизвестным, раскаялся ли Робин в том, что продвигал 28 параграф, отмененный в 2003 г. В 2012-м автор пьесы Саймон Вудс вступил в официальный брак с дизайнером Кристофером Бейли.
Несмотря на весь гражданский пафос, дебютная пьеса Вудса - хорошо сделанная мелодрама. Майкл Биллингтон в рецензии отмечает, что Вудс многим обязан Олби, в пьесе слышатся и отзвуки «Частной жизни» Кауарда. Критик называет Вудса «обещающим драматургом», который будет писать лучше, если поймет, что «драма не зависит от откровений последней минуты, когда ворошат прошлое»14. New York Times отметила «рабскую зависимость драматурга от Олби» и предложила назвать пьесу «Кто боится Маргарет Тэтчер?». В рецензии «Политические пьесы в политические времена» обозреватель пишет: хотя действие «происходит в мире британских политиков 80-х», герои пьесы «не закрывают глаза на реальность эпохи Brexit»15.
Режиссура Саймона Годвина не отличается изобретательностью. Он всего лишь выстраивает мизансцены, покорно следуя указаниям автора. Сценография Хильдегард Бехтлер не дает представления об особняке в георгианском стиле, как указал Вудс. На сцене типичная среднестатистическая кухня нового района любого города мира 80-х прошлого века: газовая плита, чайник со свистком, холодильник. Примитивный гиперреализм не создает атмосферы родового дома, обветшавшего и запущенного.
Успехом спектакль Национального театра обязан аллюзиям на сегодняшний день в прямом смысле этого слова, но главная причина -блестящий актерский дуэт Линдзи Дункан и Алекса Дженнингза. Они перебрасываются репликами так, будто играют пьесу Оскара Уайльда. Текст в их исполнении звучит изящнее, искрометнее, нежели при чтении. Алекс Дженнингз играет человека породистого, с превосходными манерами, и дает почувствовать, как он раним и какую боль терпит из-за упреков жены. Тонкий, трепетный образ, созданный Линдзи Дункан, сложнее. Не впадая в патетику, она вскрывает драму нереализованной личности. Приходится согласиться с мнением обозревателя New York Times: этим актерам по силам сыграть «Кто боится Вирджинии Вулф?».
10 августа в The Almeida Theatre состоялась премьера «Профессора Бернгарди» Артура Шницлера. В апреле 2020 г. спектакль должны были показать в West End, в The Duke of York's Theatre (планы сорваны пандемией коронавируса, все театры закрыты). Пьеса номинирована на премию Лоренса Оливье как лучшая в сезоне, а исполнительница заглавной роли Джульет Стивенсон - как лучшая актриса.
Автор адаптации и режиссер - Роберт Икк. И он сильно изменил историю Шницлера. Там героем был профессор Бернгарди, выдающийся ученый и врач, основатель и директор Елизаветинского института. В пьесе Шницлера двадцать один персонаж, из них только одна женщина - второстепенная роль: в клинику привозят восемнадцатилетнюю девушку, умирающую от заражения крови после «операции, недозволенной законом»16 (аборт). Медсестра приглашает к ней священника. Руководствуясь врачебной этикой, Бернгарди не допускает его к умирающей. Он хочет дать «ей спокойно умереть. Она счастлива и не думает о покаянии»17. Во время спора эмоциональный Бернгарди коснулся плеча священника, но медицинская сестра донесла, что профессор его толкнул. Бернгарди припомнили, что он иудей: «Мы живем в христианском государстве. долго он у нас не пробудет. На этой истории он сломает себе шею»18. С этого момента действие ускоряется. Антисемиты поднимают голову, подключается пресса, попечительский совет подает в отставку, некогда спаянная команда великолепных профессионалов разделяется на сторонников и противников Бернгарди. Один из них твердит, что 80% пациентов - католики, а большинство врачей другого вероисповедания. Другие возражают: «80% денег институт получает от людей другого вероисповедания». Один из профессоров заявляет, что судебное преследование - «политический маневр объединившихся клерикальной и антисемитской партий»19. Мнения свидетелей, отрицающих лжесвидетельство медсестры, суд не берет в расчет. Профессор приговорен к двум месяцам тюрьмы, лишен диплома и права заниматься врачебной практикой.
В пьесе Шницлера - множество сюжетных ответвлений. Сын Бернгарди Оскар и его однокашник - ассистенты профессора. К профессору обращается за помощью его бывший студент, работающий в провинции: там умерла роженица, потому что в больнице не было антисептиков, но уволили молодого врача-еврея. Министр Флинт -друг юности Бернгарди - считает это дело аферой, однако, возмущен, что «газета выставляет его мучеником, политической жертвой
Р. Змитович - Сэми, Д. Стивенсон - Рут. «Доктор». Almeida Theatre
клерикализма, чем-то вроде Дрейфуса от медицины»20. Флинт настоятельно советует Бернгарди извиниться перед священником. Профессор отказывается и напоминает бывшему другу, что в молодости тот собирался написать статью «Дома молитвы - дома болезни».
Медицинская сестра на исповеди признается, что солгала, ее духовник велит ей отказаться от показаний, что она и делает. Бернгарди под овации студентов выпущен из тюрьмы.
Одна из важнейших в пьесе - сцена визита священника. Он пришел сделать важное признание: оба они как представители своих сфер, медицины и церкви, были правы. Свое молчание на суде объясняет тем, что его «на суде посетило божественное озарение: ничтожная правда обратилась бы в ложь с более возвышенной точки зрения. Высший завет моей церкви - смирение и послушание. Если я не смогу исполнять обязанности священника, я потеряю смысл существования». Бернгарди напоминает, что некоторые священники жертвовали ради истины всем, на что священник смиренно возражает: «Если бы я принадлежал к их числу, Господь подал бы мне силу сказать то, что я счел возможным сказать вам в четырех стенах». Он уходит, но скоро возвращается, чтобы взять свое признание обратно: Бернгарди «не имел нравственного права не допускать меня к умирающей. Другой человек, может быть, имел бы на это право, но не вы. Истинная при-
чина вашего поступка - в непреодолимой антипатии ко мне. к этой рясе, раздражающей вас и вам подобных»21. Тем не менее, архиепископ не простит ему молчания на суде и сошлет из столицы в дальний приход, а Бернгарди не перестанет считать его порядочным человеком.
Большинство критиков считает, что пьеса, написанная в 1912 г., направлена против антисемитизма. С другой стороны, она продолжает тему смерти, несущей освобождение, характерную для Шницлера и его современников, живших в Вене в период «веселого Апокалипсиса», - Стефана Цвейга, Гуго фон Гофмансталя, Франца Верфеля, Франца Грильпарцера. Именно со Шницлера - считают исследователи - началось проникновение политических идей в австрийскую литературу. За четыре года до «Профессора Бернгарди» он пишет роман «Дорога к воле», в котором читаем: «Между политическими оппонентами существуют забавные личные симпатии, и в то же время они постоянно обижают и предают друг друга, занимаясь обоюдной клеветой»22. Именно по этой схеме выстраиваются отношения между персонажами в «Профессоре Бернгарди», что передано в адаптации Роберта Икка, перенесшего действие в наши дни в Лондон.
С художественной точки зрения она намного бледнее оригинала. Язык ее - офисный, состоящий из простейших фраз. Спектакль называется «Доктор» (The Doctor), а героиней стала женщина. Персонажей в два раза меньше, чем у Шницлера. Среди них почти половина - женщины, чернокожие, евреи. Если гендерная проблема встает в полный рост, то проблема ЛГБТ заявлена пунктирно. В спектакле женщины играют мужчин и наоборот; чернокожие актеры играют белых, но в целом Икк сохраняет фабулу и главную тему - анатомию антисемитизма, укрупненную сценой теледебатов. Начало травли Рут Волфф (называя фамилию, героиня каждый раз уточняет - Волфф, с двумя «ф») положено интернетом, незримой анонимной массой, многоголовой гидрой, создающей общественное мнение. Рут добивается нового здания для Елизаветинского института, ее поддерживают коллеги. В разных вариациях много раз звучит фраза: «Мы - команда». Но тут умирает четырнадцатилетняя Эмили: «Если бы аборт сделали в больнице, она и сейчас ела бы мороженое и сидела в интернете»23. Как и у Шницлера, к умирающей приходит священник. Икк делает его чернокожим, и якобы толкнувшую его Рут обвиняют в расизме. По итогам грандиозных теледебатов Рут - талантливый ученый, без которой еще недавно не мыслилось дальнейшего развития института - на десять лет лишена
врачебной практики. В пьесе Икка те коллеги Рут, что стали ее недоброжелателями, оказываются заодно журналистами, задающими провокационные и некорректные вопросы. Рут позиционирует себя атеисткой, но журналисты вспоминают, что ее родители исповедовали иудаизм. Они грубо вторгаются в личную жизнь, которую она не афиширует. У нее есть, как она выражается, «партнер» по имени Чарли. В ремарке сказано: «публика не может с точностью определить, Чарли мужчина или женщина»24. В спектакле эту роль играет актриса. Кроме того, Рут дает приют в своем доме подростку-трансвеститу Сэми.
До начала дебатов Рут встречается с министром Джемимой Флинт. Та настойчиво убеждает Рут принести извинения, называя вещи своими именами: «Это политика». Рут парирует: «Это Дарвин. Политика - не моя проблема»25.
Икк вводит в пьесу отца Эмили, который врывается на ученый совет. Икк обыгрывает слово «Отец», поэтому его роль исполняет тот же актер, что и роль священника. Хотя он меняет рясу на обычную одежду, на середине пламенного монолога-обвинения публика его узнает: «Вы убили мою девочку, и я добьюсь своего фунта мяса. Вы не знаете, что такое католическая семья. .Она умерла без покаяния, ей было четырнадцать лет, и она умерла в смертном грехе»26. Парадоксально, но католик повторяет угрозу Шейлока и осыпает Рут проклятиями. На ее машине кто-то рисует фашистскую свастику. Чарли кончает жизнь самоубийством. Сэми ее покидает. Приходит священник. Их диалог определеннее, чем у Шницлера. Священник уверен - его правда выше. Рут говорит о жертве Христа, священник отвечает: «Христос не жил в цифровом веке. В нас тысяча "я". Мы выбираем то "я", на которое возлагаем ответственность. Вы - на медицину. Я - на Бога»27. Шницлер пессимистичен, он не верит в возможность перемен в политической жизни Австрии. У Икка финал открытый.
Сценография Хильдегард Бехтлер минималистична: почти пустая белая сцена напоминает операционную. Эффект усилен ровным, сильно бьющим светом. Над сценой - небольшая площадка, где размещаются музыканты. Удары барабана Ханны Ледвидж соответствуют эмоциональному состоянию героини. В спектакле театра Almeida занято около десяти актеров, но в центре композиции - блистательная Джульетт Стивенсон, тонкая, нервная, интеллектуальная актриса. Лицо ее, крупным планом возникающее на двух экранах, отражает малейшее душевное движение: удивление, переходящее в ярость; отчаяние, сменяющееся
Н. Джеймс - Мара, М. Хэдфилд - Биззер. «Метеоролог». Park Theatre
презрением; непримиримость, отказ принять поражение. Рут в исполнении Джульетт Стивенсон остается самой собой, очевидно, поэтому пьесе предпослан эпиграф из Ars Poetica Чеслава Милоша:
Цель поэзии - напомнить нам,
как трудно остаться самим собой,
ибо дом наш открыт, ключей от дверей нет,
и невидимые гости входят и выходят, когда им вздумается.
15 августа 2019 г. в Park Theatre состоялась премьера пьесы Юджина О'Хары «Человек погоды» («Метеоролог»). С мая 2013-го театр функционировал как прокатная площадка. Он гордится тем, что расположен в экологически чистом районе Finsbury Park, всего в пяти остановках метро от Оксфорд-стрит. Основатели Park Theatre Джез Бонд и Мелли Мари показали 8 спектаклей театров West End и два National Theatre. Однако, основная цель театра - воплощение классики и поиск новой драмы (new writing). В 2018-м театр был удостоен The Off West End Theatre Award, аналогичной американской премии OBIE, которую присуждают за лучшую офф-бродвейскую постановку.
«Метеоролог» - дебют Юджина О'Хары в большой драматической форме. Некоторые критики называют пьесу pinteresque (пинте-реска), поскольку в ней явственно влияние Гарольда Пинтера: О'Хара
показывает криминальное дно общества, используя поэтику абсурда, но абсурд О'Хары более социален, чем у Пинтера. «Я столько же узнал о современных формах рабства из буклета, как и из спектакля»28, - пишет Майкл Биллингтон. Тема пьесы - детское сексуальное рабство: из неблагополучных стран вывозят детей, на которых делают бизнес. Суть его передана опосредованно - через диалоги и отношение к нему персонажей. Сюжет построен искусно.
В северной части Лондона в большом многоквартирном доме живут двое мужчин за 40 без определенных занятий, во многом похожие на персонажей Пинтера. Это очень разные по характеру и по судьбе люди. О'Рорк - крайне неустойчивая, психопатическая личность -страдает оттого, что любимая девушка ушла, не сумев зачать от него ребенка. Квартиру он делит с пьяницей и бездельником Биззером по кличке Метеоролог. Он постоянно говорит о погоде, используя клише радио и телеведущих. Жилье героям предоставил человек по кличке Доллар. Постояльцы должны выполнять его поручения. В частности, стать «приемными родителями»29 двенадцатилетней девочки Мары, привезенной из Румынии. Доллар использует круглую сироту в своем нелегальном бизнесе. Он сентиментален, ухаживал за парализованной матерью до последней ее минуты. О своем бизнесе он размышляет философски, считает, что голодным, обреченным на смерть детям он дает шанс: «Я видел на улицах Восточной Европы девочек на коленях с задранной юбкой, мальчиков, у которых еще не выпали молочные зубы, ублажавших толстых богатых стариков. По сравнению с духовенством Ирландской романо-католической церкви мы, грязные подонки, можем считать себя столь же чистыми, как лучшие из них. Думаете, папа Римский рыдает по ночам, когда его епископы "поигрывают в шахматы"со своими прихожанами? Он не может ни крошки проглотить, слыша о мучениях изнасилованных ими детей? Я вытаскиваю этих детей из нищеты, бездомности и проституции. Неужто я оставил бы эту девочку, у которой нет матери, на железнодорожных рельсах, откуда я ее забрал, с пакетом клея и презервативами? .Я улучшаю жизнь каждому из них. Скажите, что я не прав, парни? Короткая дерьмовая жизнь или же тоже дерьмовая, но не такая паскудная!»30.
Люди дна О'Рорк и Биззер хорошо относятся к девочке, искренне жалеют ее. Она не знает ни слова по-английски, но именно ей О'Рорк доверяет свою драматическую исповедь: «Настоящий метеоролог - я, у меня система. Никаких изменений. Одно время года не походит на
другое, но в действительности разницы никакой. Погода всегда одинаковая. Всегда одна и та же. И ничего с этим не поделать»31. Пятистрани-чный монолог, пронизанный напряженным лиризмом, по настроению напоминает монолог Астона в финале первого действия «Сторожа» Пинтера. О'Рорк решает совершить с девочкой побег и пристроить ее у знакомой. Путь им преграждает Доллар; его приспешник до смерти забивает О'Рорка и бросает его тело бродячим собакам.
По доброте душевной Биззер пристрастил Мару к алкоголю. В финальной сцене она забывается тяжелым сном, он в подпитии смотрит на нее с доброй улыбкой, поет грустную лирическую песню, наблюдая, как за окном падает снег, и почти медитирует: «Снег засыпает трущобы. Огромное ясное небо. Исчезли облака, и одна за другой зажигаются маленькие звездочки. У них нет времени разгореться. Они стискивают рты, зажимают носы, закрывают глаза и отключаются, пока темно. Я тоже так делаю. Что еще нам остается, если в целом мире у нас есть только мы сами и холодная бесконечная тьма?»32. Звучит фортепианный цикл Бартока для детей (Том I, no 3. Quasi Adagio).
О'Хара - не только драматург, но и актер. Он не понаслышке знает природу профессии, создает выразительные характеры и лексически богатый диалог.
Дизайнер Джеймс Перкинс выстроил крошечную кухню с дверью, главным визуальным символом спектакля - «выхода нет». Убогость обстановки, нарочито слабое освещение, иногда усиливающееся, теснота - рождают клаустрофобию. В маленьком пространстве помещаются четверо. Оно воспринимается как материализовавшееся воплощение зла. Ощущение скученности и духоты никогда не проветриваемого помещения не проходит на протяжении всего спектакля, и бесшумный кондиционер в зрительном зале не уменьшает этого эффекта.
Молодой режиссер Элис Гамильтон (ей 30 лет) в одном из интервью сказала: «Я считаю, что смысл моей работы - служить автору. Возможно, поэтому я очень медленно продвигаюсь по карьерной лестнице». Она действительно скрупулезно проработала текст и создала подлинный ансамбль из мастеров, в который органично вошла дебютантка Нив Джеймс, только что окончившая The Royal Central School of Speech and Drama. Она получила роль без слов, но вышла из сложной ситуации с честью. Ее Мара - маленький запуганный зверек, чутко реагирующий на малейшее человеческое участие. Партнеры ее поддерживают. Самая трудная сцена - обращенный к ней монолог-исповедь О'Рорка - Алека
Ньюмена. Девочка видит его боль и сочувствует ему всей душой. Синкопированная речь выдает его стыд. Актер чередует выкрики и тихо произносимые фразы. Ньюмен создает сложный, неоднозначный образ мучительно страдающего изгоя. Биззер Марка Хэдфилда - человек, плывущий по воле волн по житейскому морю в никуда, о чем старается не думать. Забулдыга и шут, он преображается, общаясь с Марой, раскрывается перед ней: «В детстве хотел стать метеорологом. Мне говорили, станешь, кем хочешь. Это не так. У большинства нет шансов стать тем, кем они хотели бы быть»33. В этом признании слышится не только горечь, но и обвинение системе. От лиризма, в котором проявляется его подлинное «я», к грубым пошлым шуткам и лакейству Марк Хэдфилд переходит с таким мастерством, что временами в его герое проглядывают черты персонажей Достоевского - капитана Лебядкина или Мармеладова.
Доллар Дэвида Шаала кажется уважающим себя бизнесменом, хотя он всего лишь винтик в огромном, опоясывающем весь мир бизнесе секс-траффика. Не знающий удержу ни в жестокости, ни в сентиментальности, уверенный в своей силе, он олицетворяет мир, в котором нет места добру и милосердию.
Индюк - чернокожий нигериец (Сирил Нри) - уменьшенная копия своего хозяина. Заботливый семьянин, готовый делать самую грязную работу, сознательно закрывающий глаза на ее суть. Самый маленький винтик в механизме бизнеса, но с большим потенциалом.
В театральной жизни Лондона «Метеоролог» занимает особое место: Юджин О' Хара продолжает национальные традиции английского театра абсурда, у истоков которого стоит Пинтер.
Постановки, о которых шла речь, были созданы до эпидемии, охватившей планету. В меняющемся мире перед нами встают новые проблемы, которые, конечно, найдут отражение в новой волне драматургии. Конечно, никуда не исчезнут вопросы, волновавшие создателей и зрителей рассмотренных спектаклей, но сами спектакли и публика уже будут другими: каждый день приносит нам новый опыт, и задача театра - его отразить.
1 Bano T. On the Eve of the Production. Florian Zeller Talks Creativity with Tim Bano. The Booklet to The Son by Florian Zeller in Duke of York's Theatre.
2 Billington M. Florian Zeller's Frightening Tale of Teen Depression. Guardian, 27 February 2019.
3 Zeller F. The Son. London: Faber and Faber, 2019. P. 68, 69.
4 Woods S. Hansard. London: Faber&Faber, 2019. P. 4.
5 Ibidem. P. 10.
6 Ibidem. P. 57.
7 Ibidem. P. 63.
8 Ibidem. P. 64, 65.
9 Ibidem. P. 39.
10 Ibidem. P. 30, 31.
11 Ibidem. P. 58.
12 Ibidem. P. 71.
13 Ibidem. P. 86, 87.
14 Billington M. Who's Afraid of Virginia Woolf - for Cotswold Set. Guardian, 4 Sept. 2019.
15 Wolf M. Political Plays for Political Times. New York Times, 26 Sept. 2019.
16 ШницлерА. Профессор Бернгарди. Петроград: товарищество «Начатки знаний», 1923. С. 8. Перевод Е.М. Браудо.
17 Там же. С. 28, 29.
18 Там же. С. 31.
19 Там же. С. 99.
20 Там же. С. 149.
21 Там же. С. 125-128, 129.
22 Schnitzler A. Der Weg ins Freie. Цит. по: Джонстон У.М. Австрийский Ренессанс. М.: Московская школа политических исследований, 2004. С. 598.
23 IckeR. The Doctor. London: Oberon Books, 2019. P. 16.
24 Ibidem. P. 1.
25 Ibidem. P. 43.
26 Ibidem. P. 59.
27 Ibidem. P. 98.
28 Billington M. The Weatherman. Review. Guardian, 22 August 2019.
29 O'Hare E. The Weatherman. London: Methuen Drama, 2019. P. 49.
30 Ibidem. P. 36.
31 Ibidem. P. 43.
32 Ibidem. P. 57.
33 Ibidem. P. 59.
