CC BY
19
ЛОГИКА ОТРИЦАНИЯ В СТРУКТУРЕ И СОДЕРЖАНИИ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ
В. В. Бабошин
DENIAL LOGIC IN THE STRUCTURE AND CONTENT OF SOCIAL ACTION
Baboshin V. V.
Different aspects and manifestations of nihilism in the contemporary social process are considered in the article. Various means and methods of analyzing the classical theory of social action and the theory of communicative action are applied, that allows revealing and describing the communicative nature of the nihilism phenomenon.
Key words: social action, rationality, communication, nihilism, identity.
В статье анализируются различные аспекты и проявления нигилизма в социальном процессе современности. При этом применяются средства и методы анализа классической теории социального действия и теории коммуникативного действия, что позволяет выявить и описать коммуникативную природу феномена нигилизма.
Ключевые слова: социальное действие, рациональность, коммуникация, нигилизм, идентичность.
УДК 167.1
В основе коммуникативной теории общества лежит различение когнитивно-инструментальной и коммуникативной рациональности. Само понятие рациональности применяется к оценке человеческой способности иметь знание и применять его в своих действиях. Возможность иметь знание и пользоваться им для достижения своих целей кажется тривиальным фактом, но вот вопрос о том, как индивиды используют знание для постановки целей и как они затем соотносят это знание с действием по достижению целей, является гораздо более сложным. Само использование знания происходит на различных уровнях и в разных формах, потому что само социальное действие имеет сложную структуру, и каждый структурный элемент включает в себя знание специфическим образом. «В языковых выражениях знание выражается эксплицитно; в действиях, направляемых какой-либо целью, выражается имплицитное знание (умение) и это «know-how» в принципе может быть переведено в форму «know-that». Если же мы ищем грамматический субъект, к которому прилагается предикат «рациональный», то имеются два ближайших претендента - личности, обладающие знаниями, и их символические проявления (как языковые, так и неязыковые, например, действия), воплощающие знания» (6).
Здесь теоретики фактически возвращаются к вопросу о том, что является первоэлементом социального бытия или из каких именно атомов может состоять общество.
Если мы мыслим в терминах социальных отношений, в рамках которых действия наделяются смыслом, то эти отношения и будут задавать контекст для интерпретации действий. Если же первоэлементом являются действия, то базисным становится целе-полагание, погруженное в стихию коммуникации. Но и представление общества как совокупности знающих, желающих и действующих индивидов, то есть личностей, имеет широкую традицию в социально-философском опыте концептуализации. Согласно последней точке зрения мы считаем рациональным не только того члена общества, который имеет некое утверждение (цель, ценность, оценку) и может привести основание для него. Рациональным индивидом будет назван также и тот, кто будет апеллировать к социальным ожиданиям, вытекающим из принятых норм и правил поведения. К рациональным следует относить и того, кто открыто выражает свои желания и искренность которого не вызывает сомнений.
В сплетении различных проявлений рациональности и следует искать специфические нигилистические отношения к социальным или моральным нормам. Если осмысленными являются экспрессивные самопрезентации, основанные на нормах и переживаниях, то они не имеют отношения к объективному миру, но не ограничиваются и универсумом субъективного: они интерсубъективны. В этом и состоит специфика рассмотрения общества как коммуникативного процесса, направленного на достижение взаимопонимания. Нигилизм же возникает, как правило, в ситуации коммуникативного сбоя, то есть ситуации, когда процесс коммуникации нарушен или протекает в особом режиме.
Одним из главных факторов, приводящих к нормальному течению коммуникации, является успешное достижение взаимопонимания. «Взаимопонимание как коммуникативная практика является именно процессом достижения согласия на предпосланной основе взаимно признанных притязаний на значимость. При этом коммуникация может оставаться ненарушенной до тех пор, пока все ее участники признают, что взаимно вы-
двигаемые притязания на значимость они выдвигают верно» (5, с. 96). Идея взаимности является ключевой, но реализовать ее на практике бывает непросто. Собственно она или добрая воля к пониманию, как называет этот феномен Г.-Г. Гадамер, и является главным условием успешного развития современного общества. Роль доброй воли возрастает по мере того, как ослабевает регулятивная роль традиций и нравов, а доля целерационального действия в общей совокупности рациональных действий неуклонно возрастает.
И здесь вводятся важнейшие понятия теории коммуникативного действия: фоновый консенсус, имплицитное и эксплицитное притязание на значимость. Фоновым консенсусом называется согласие в том, что притязания на значимость правомерны:
1) и говорящий, и слушающий согласны с тем, что коммуникация должна иметь место;
2) оба выдвигают свои претензии на значимость, руководствуясь общими правилами. Имплицитное обеспечение притязания на значимость приводит к наивному коммуникативному действию, а эксплицитное проявляется посредством дискурса. Дискурс в отличие от наивного коммуникативного действия подчинен строгим правилам, согласно которым участие в рассуждении является открытым для всех, а общим мотивом дискуссии всегда является достижение согласия. В герменевтике это определяется несколько иначе, через понятие воли: сторонник герменевтический традиции говорят о доброй воле к пониманию.
Обращение к коммуникативной теории общества не обязательно означает использование средств и методов философской герменевтики, которая фактически стоит над социально-философским дискурсом. Как отмечает Л. А. Микешина, «в социально-гуманитарных науках часто складывается ситуация, которая состоит в том, что, создавая абстрактные понятия с целью отождествления и обобщения многих реальных объектов, мы вместе с тем должны сохранить те или иные конкретные их черты и свойства и актуальной становится задача «возвращения людей в теорию», что одновременно вос-
производит проблему человека и его ценностей в научном познании» (2, с. 156).
Таким образом, специфика коммуникативной теории общества состоит в том, что она позволяет рассматривать социальные отношения не по аналогии с отношениями между объектами в теоретической механике, артикулируемые в традиционных терминах власти, силы и подчинения или, как в метафизике Аристотеля, где использовались категории страдания и обладания. Более того, появляется зримая альтернатива метафора театра, согласно которой все многообразие социальных феноменов объясняется на основе понятия социальной роли, статуса и т. п., как это принято в теоретической социологии. Коммуникативная теория общества позволяет определить природу социальных процессов и апеллировать к сущности происходящих в обществе событий. Понятие коммуникации содержит в себе те семантические ресурсы, которые позволяют включить в анализ социальных взаимодействий их символическое содержание.
В работе «К реконструкции исторического материализма», разрабатывая модель общества, Хабермас, опирается на концепцию жизненного мира, предложенную в рамках феноменологической традиции, в постоянном соотнесении с историко-социологической традицией и анализирует нормы коммуникативного действия (9).
Хабермас указывает, что все используемые в социально-научных теориях понятия действия можно свести к четырем основным: понятие «телеологического действия», понятие «модели стратегического действия», понятие «драматического действия», понятие коммуникативного действия «соот-носенного с интеракцией по меньшей мере двух владеющих речью, способных к действию субъектов, которые вступают (с помощью вербальных или экстравербальных средств) в межличностное отношение» (6, с. 128).
Действия различаются между собой используемым в них типом и образцом знания и формами аргументации. Эти моменты составляют три главных аспекта рациональности действия, которые позволяют Хабермасу предложить следующую схему типологии
действий в зависимости от уровня их рациональности.
По мнению Хабермаса: «Коммуникативное действие осуществляется внутри жизненного мира, в котором существуют участники коммуникация. В их сознании эта среда присутствует в предрефлексивной форме естественного принятия причин и ограниченно освоенных навыков» (6, с. 129). Таким образом, коммуникативное действие, ориентированное на взаимопонимание, является сферой эмпирической прагматики. Его среду составляют не формально организованные системы знания или экспертные культуры, не теоретический дискурс, а коммуникативная обыденная практика, основывающаяся на имплицитном знании. Жизненный мир образует среду коммуникативного действия.
Жизненный мир, стандартизированный при помощи языка для того, чтобы можно было понять его точное содержание, имеет, по Хабермасу, замечательные особенности, Его содержание составляет имплицитное знание, которое может быть представлено в бесконечно многих предложениях, оно представляет собой холистски структурированное знание, элементы которого указывают друг на друга, и оно является знанием, которым мы пока не располагаем. Мы не можем по желанию сделать его осознанным или сомнительным.
Важным компонентом теории коммуникативного действия выступает теория речевых актов, авторами которой являются Дж. Остин и Дж. Серль. Согласно этой теории в процессе общения индивиды совершают действия, и эти действия являются первичными по отношению к словам, знакам и символам из которых состоит речь. Именно речевые действия определяют социальное содержание коммуникации в целом и всех остальных видов действий, в частности. Еще из классической логики известно, что только те высказывания, которые выражаются при помощи повествовательных предложений. Побудительные предложения - это нечто иное. В теории речевых актов, в частности, принято различать констативные и перфор-мативные высказывания, что позволяет вы-
делить в любой речи дескриптивную, пер-формативную и интенциональную составляющие. Тем самым появляется инструментарий, дающий возможность исследовать внутреннюю логику и диалектику любого отрицания, в том числе и отрицания ценностей.
Теория речевых актов по иному ставит проблему рациональности действия, позволяя прояснить связь между основанием действия и самим действием. Серль предлагает различать внешние, внутренние и полные основания, подчеркивая связь этого различения с тем, что люди совершают действия, которые кажутся со стороны недостаточно рациональными или вовсе нерациональными. Именно к таким действиям принадлежит и нигилистическое отрицание общепринятых норм и ценностей. «Внешнее основание, - пишет Серль, - это фактитивная единица внешнего мира, которая может служить основанием для субъекта, даже если он о ней и не знает, но отказывается признавать ее основанием... Чтобы подобное внешнее основание вносило свою лепту в подлинное размышление, оно должно быть представлено некоторым внутренним интенциональ-ным состоянием человека» (4, с. 157-158).
То есть если человек считает, что идет дождь, то действительно идущий дождь, видимый в окно комнаты может стать не только внешним основанием, но и внутренним -он будет представлен в интенциональном состоянии и станет основанием для принятия решения не выходить из дома или взять с собой зонт при выходе. Если же человек не посмотрел в окно, то внешнее основание -все также идущий дождь - не превращается во внутреннее, то и зонт не будет взят. Точно также в случае, когда человек берет на себя обязательство, а затем от него отказывается, не признает, что должен делать то-то и то-то, хотя, быть может, ранее он провозглашал это обязательство, но затем забыл об этом или нашел причины не исполнять обещание. В случае совпадения внутренних и внешних оснований следует говорить о наличии полных оснований.
Среди внешних факторов мотивации, выступающих как единицы реального мира, фигурируют потребности, обязанности, тре-
бования, обязательства, долженствование. Серль подчеркивает тот факт, что они связаны с наличием наблюдателя, тогда как внутренние факторы могут быть недоступны внешнему наблюдению. К внутренним факторам следует отнести желание, страх, любовь, ненависть, гордость, отторжение, жажду и т. п., то есть все то, что мы называем желаниями, актами любви и ненависти.
Таким образом, на рациональное принятие решения действуют три элемента:
1) признание различных факторов мотивации и распределение их по значимости;
2) правильное осознание и оценка не-мотивирующих факторов (движущие мотивы и составляющие);
3) оценка набора факторов мотивации и немотивирующих факторов таким образом, чтобы прийти к решению.
Можно видеть отличие данной точки зрения от классического подхода, в рамках которого набор целей рассматривается как нечто первичное, предшествующее рассуждению. Каждая цель воспринимается как желание, а рассуждение и будет определением подходящих средств для достижения цели или выбора их комплекса целей тех, которые в данный момент наиболее предпочтительны. Согласно концепции Серля, одни цели действительно представляют собой желания, а другие являются основаниями для действия. Эти основания неустранимы и независимы, они могут быть представлены как почва для желания.
Разумеется, каждый элемент исходного набора утверждений 8 должен быть истинным и, что немаловажно, должен считаться истинным действующим субъектом. Среди элементов должно быть утверждение хотя бы одного фактора рациональной мотивации, неважно, внешнего или внутреннего. Для включения в процесс рационального принятия решения необходимо иметь выбор и некоторые утверждения из исходного набора утверждений должны восприниматься действующим субъектом X как движущие мотивы или составляющие для факторов мотивации. «Рациональная оценка связей между конкурирующими факторами мотивации и разные требования движущих моти-
вов и составляющих достаточны, чтобы оправдать выбор А в качестве рационального решения при учете 8... Теория истины говорит о том, что означает истинность предположения, а теория рациональности показывает, что понимается под словами, что действие рационально» (4, с. 137). При этом теория рациональности не является средством подготовки и совершения рационального действия, не дает его алгоритма. Она позволяет внешнему наблюдателю отличать рациональное действие от нерационального.
Теория коммуникативного действия трактует само коммуникативное действие как действие, производимое в процессе общения, совместной деятельности, нуждающейся во взаимопонимании. Если процесс труда, необходимого для адаптации человека к окружающей среде и обеспечения витальных потребностей, порождает инструментальное действие, то совместная жизнь и коллективная деятельность являются источником коммуникативных действий. Коммуникативные действия направлены на разрешение существующих противоречий и на генерацию новых культурных смыслов.
Коммуникативному действию противостоит его антипод - целерациональное действие, которое в современном обществе обрело новое качество. Вебер трактовал рационализацию как расширение социального пространства, подвергающегося рациональному планированию и зависящего от принимаемых людьми решений. Как отмечал по этому поводу Ю. Хабермас, «планирование можно трактовать как целерациональное действие второго уровня: оно нацелено на организацию, улучшение или расширение систем самого целерационального действия. Прогрессирующая «рационализация» общества тесно связана с институционализацией научного и технического прогресса. В той мере, в какой техника и наука пронизывают институциональные сферы общества и тем самым изменяют сами институты, исчезают старые легитимности» (8, с. 50-51).
Исчезновение старых легитимностей, освященных традицией и отраженных в общественном сознании, морали, ценностях и даже коллективном бессознательном, поро-
ждает ощущение пустоты, негативной свободы, исчезновения ориентиров. Индивид осознает, что он оказался по ту сторону добра и зла, которые были зафиксированы в этих старых легитимностях. А поиск новых ориентиров, нового понимания добра и зла в рационализированном обществе, возможен с опорой на собственную рациональность. И на этом пути человека всегда подстерегает ловушка нигилизма, вырастающая из того нового ощущения, которое становится для все большего числа людей главной детерми-нантой бытия.
Выход из сложившейся ситуации Ха-бермас видит в рефлексивной модернизации, которая способна рационализировать не только институты, но и жизненные миры. «В сфере жизненного мира «рационализация» не закупоривает источников солидарности, но открывает новые, когда иссякают старые. Коммуникация, ставшая производительной силой, важна также для вызовов со стороны «рефлексивной модернизации» (7, с. 266).
Рефлексивной немецкий философ называет этот тип модернизации потому, что он предполагает не просто проводить изменения заменяя худшее лучшим, но и опираясь на автореференцию, критику и рефлексию, постоянно осуществлять мониторинг ситуации и гибко реагировать на вызовы времени. Это возможно лишь в процессе коммуникации, когда многообразие мнений позволяет заметить и даже «просчитать» все достоинства и недостатки, а также учесть все возможные угрозы и риски. Не случайно в этом дискурсе особое значение приобретает проблема идентичности. «Любовь к отеческим гробам» вменяется человеку большинством философских доктрин как фундаментальная ценность и составляющая человеческой природы, утрата которой связывается с деформацией глубинных слоев человеческой экзистенции» (3, с. 51).
Идентичность (лат. Identificare - отождествлять, позднелат. identifico - отождествляю) - соотнесенность объекта с самим собой, его самотождественность, то есть тождественность самому себе. Первоначально используемое в логике, это понятие породи-
ло настоящий бум в социально-гуманитарных науках, принеся вместе с собой новый язык и новое понимание природы социальных коммуникаций.
Понятие идентичности позволяет понять соотношение личности и общества в процессе коммуникации, его конструктивную роль трудно переоценить. «Социальное и культурное конструирование персональной идентичности, обозначаемой социальными категориями «личность», «лицо», «индивид», субъект», является одновременно конструированием общества. Общим местом теорий социализации является то, что это обоюдный процесс конструирования личности и ее социальных связей» (1, с. 115).
Проблема идентичности актуализируется в свете современного понимания коммуникативных процессов: роль языка, языковой деятельности и знаково-символических средств в формировании идентичности оказалась первостепенной. Но здесь также следует учитывать идеи М. М. Бахтина, согласно мнению которого, подлинное самопознание человека становится возможным только благодаря несовпадению личности самой с собой, зазор между собственным Я и его рефлексивным отражением. Но Хабермас с самого начала интерпретирует идентичность через понятие индивидуализации, что позволяет ему оперировать социологическими понятиями интеграции и социализации, наполняемыми философским содержанием благодаря включению исторического контекста. Тем самым ему удается уйти от экзистенциалистского и антропологического подхода, в рамках которого «идентичность»
как концептуализация персональности теряет всю свою эвристическую силу. Но и игнорировать позитив бахтинской мысли недопустимо, ибо его идея диалогичности человеческого бытия помогает понять ситуацию конфликта идентичностей, а также проблему лабиринта идентичностей из которой и вырос современный нигилизм.
Конструированию идентичности соответствует конструирование социальной реальности, подробно описанное П. Бергером и Т. Лукманом. Они продолжают развивать идеи марксизма, в частности, идею овеществления в ходе совместного преобразования внешнего мира. Но для Бергера и Лукмана другими важными источниками, наряду с марксизмом, являются идеи социальной феноменологии и лингвистического поворота, что делает их теорию овеществления существенным аспектом и источником коммуникативной теории общества. Идентичность помогает индивиду определить совокупность ценностей, которые оказываются связанными с его персональной историей и историей той общности людей, с которой он себя идентифицирует: национальной, этнической, профессиональной, религиозной. Через отрицание тех или иных ценностей или норм человек может сводить счеты с собственной идентичностью или, точнее, порывать с ней. Конструирование идентичность является характерной чертой современности и изучение этого процесса позволяет надеяться на прояснение причин, источников и движущих сил современного нигилизма.
ЛИТЕРАТУРА
1. Иконникова Н. К. Символическое и вещественное в конструировании персональной реальности // Личность. Культура. Общество. 2009. т. XI. Вып. 5 (№50).
2. Микешина Л. А. С. Л. Франк: проблемы методологии обществознания // Эпистемология и философия науки. 2009. Т. XXII. № 4.
3. Пржиленский В. И. Идентичность: обретать, выбирать, конструировать // Философские науки. 2009. № 10.
4. Серль Дж. Рациональность в действии. М.: Прогресс-традиция, 2004.
5. Фурс В. Н. Философия незавершенного модерна Юргена Хабермаса. Минск: Эконом-пресс, 2000.
6. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000.
7. Хабермас Ю. Политические работы. М.: Праксис, 2005.
8. Хабермас Ю. Техника и наука как идеология. М.: Праксис, 2007.
9. Habermas J. Zur Rekonstruction des Histor-ishen Meterialismus. — Frankfurt a. M.: Subkamp, 1976.
Об авторе
Бабошин Василий Викторович, Ставропольский филиала НИИ МВД РФ, кандидат социологических наук, старший научный сотрудник.
Сфера научных интересов - нигилизм как социальный феномен, социальная философия модерна, социальная теория, философия права, социологическое исследование девиантного поведения, философская антропология. aver@stavsu.ru
