CC BY
290
раздел ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 82.0
ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ И ПРОБЛЕМА РЕЦЕПЦИИ
© А. Н. Ковылкин
Институт мировой литературы им. Горького РАН Россия, г. Москва, 121069, ул. Поварская 25а.
Тел./факс: +7 (495) 290 50 30.
E-mail: [email protected]
В данной статье рассматривается проблема рецепции литературного произведения, исследуются основные законы и механизмы художественного восприятия. Основные вопросы: анализ эстетической реакции, текстовые стратегии, направляющие чтение, влияние общественно-культурной жизни на литературный текст. В рамках обозначенного подхода анализируется рассказ «Пьер Менар — автор Дон-Кихота» Х. Борхеса. Статья опирается на монументальные исследования области констанцской рецептивной школы во главе с В. Изером, Х. Яуссом.
Ключевые слова: теория литературы, рецептивная эстетика, художественная
коммуникация, многозначность литературного произведения.
Смещение интереса от автора и текста к фигуре читателя в литературной теории происходит в 1960-х и получает свое дальнейшее развитие в так называемой рецептивной эстетике. Если раньше текст или дискурс оценивались с точки зрения объекта, на современном этапе исследователи больше обращаются к процессу художественной рецепции, восприятию текста, его расшифровке и интерпретации. Основная идея такого подхода: литературное произведение не существует отдельно от его читателя, каждое прочтение аутентично. Чтение -это всегда диалог, встреча читателя и литературного произведения.
Предпосылки рецептивного подхода существовали с древних времен. В первую очередь, это теоретическое осмысление художественного восприятия Аристотелем и его понятие «катарсиса» (очищение души зрителя с помощью аффектов сострадания и страха). Платон говорит о «магнетической силе» искусства, держащей в своей власти воспринимающего, рассуждает о возможном воздействии искусства на душу зрителя и вследствие этого необходимости введения цензуры как меры оценки произведения. Существовавшие в древности понятия апатии, симпатии и др. возрождаются в современных литературных теориях, исследованиях многозначности текста и художественной рецепции.
Сегодня рецептивная эстетика лишь намечает возможные пути своего развития, производя поиск более действенного метода изучения литературного процесса. «Роль читателя» - не проблема интерпретации в чистом виде, но проблема со-бытия и сотворения художественного текста. Литературное произведение выступает как «пластичный тип», осуществляющий себя в виде множества реализаций. Прочтений одного и того же произведения может быть крайнее множество, но все они будут существовать в четких границах заданных формой и содержанием текста. Для рецептивной эстетики
важно то, как читатель реагирует, как отвечает тексту, другими словами, что направляет акт чтения, стимулирует читательские чувства, активизирует творческие способности реципиента. Основные вопросы, волнующие литературоведов: анализ эстетической реакции, текстовые стратегии, направляющие чтение, влияние общественно-культурной жизни на литературный текст.
Читатель - завершающее звено литературной коммуникации. Текст - цепочка элементов, которые читатель приводит в движение. Испанский литературовед, член международной группы исследователей античной и современной поэтики и риторики А. Л. Эйре утверждает, что читатель играет главную роль в процессе литературной коммуникации, объясняя это двумя причинами: 1) литературное произведение это вид диалога между автором и читателем на базе литературного текста; 2) литературное произведение не существует до тех пор, пока не будет прочитано, принято, прокомментировано и рекомендовано [1].
Большой интерес к проблеме читательского восприятия на протяжении XX века проявляет и ряд писателей (В. Набоков, П. Валери, Х. Бохес, Х. Кортасар, М. Павич и др.), основная цель которых была стимулировать интерес читателя, сделать его активным участником (персонажем) литературного произведения. Интересна мысль И. Эренбурга о том, что чтение - неотъемлемая часть любой литературной работы, в которой читатель проделывает то же, что сделал писатель: сочиняет, пополняет текст книги своими ассоциациями, воспоминаниями, догадками, чувствами и мыслями [2].
Видный французский писатель Поль Валери в своих критических статьях обращается к проблеме художественного восприятия и роли читателя в литературе. Валери утверждает, что, если мы говорим о литературе, необходимо говорить и о читателе. Писатель затрагивает проблемы контекста чтения (характерные черты эпохи, сообщества,
культуры, индивидуальные факторы). Литература, по мнению Валери, зависит от манеры чтения, роли чтения в жизни индивида и общества, в котором он живет [3].
Аргентинский писатель Х. Кортасар в своем романе «Игра в классики» через рассказчика говорит, что подлинный и единственный персонаж, который его интересует, - это читатель. Автор вначале книги предлагает читателю несколько способов прочтения: 1. читать обычным образом и закончить главой номер 56 (за ней следуют дополнительные главы) 2. следовать данной в тексте «схеме чтения», предлагающей читателю другую последовательность глав, раскрывающую иные перспективы. Также подразумевается, что читатель сам может выбрать манеру прочтения, стать активным соучастником произведения. Х. Кортасар рассказывает, что читатели в письмах присылали свои варианты прочтения романа, в которых произведение представало в новых красках, а смысл произведения видоизменялся.
Какую цель преследуют современные авторы, создавая произведения с фрагментарной и порой хаотичной структурой? Новаторские методы авторов (коллаж, монтаж, роман-лабиринт, роман-кроссворд) - это попытка привлечь к творчеству читателя, разбудить его мышление, стремление через него открыть новую глубину художественного мира.
Литературное произведение ассоциируется у авторов с картой, дорогой, путем или домом с множеством залов и комнат, в который можно войти с разных сторон и исследовать шаг за шагом. При чем каждый читатель будет по-своему проходить по тому или иному литературному маршруту: выделять как значимое одно и опускать другое, пробуждать к жизни уникальные ассоциации. Такое чтение - путешествие, особая «литературная практика», направленная на познание действительности, развитие художественного мышления.
Современные работы по теории литературы и рецептивной эстетике в качестве анализа предпочитают произведения современных авторов, утверждая, тем не менее, что их структурные особенности и специфика восприятия - это крайние проявления тех явлений, которые определяют и произведения классической литературы.
Мы делаем вывод, что литературное произведение не равно самому себе, всегда подразумевает больше, чем в него вкладывает реципиент или же автор, несмотря на свою целостность, содержит в себе множество возможных прочтений. Таким образом, в первую очередь, следует говорить об автономности произведения. Исходя из этого положения, в эстетике середины XX века выдвигается концепция «смерти автора», где автор как историческая личность утрачивает свое значение, т. е. критика отказывается от объяснения текста, исходя из
обнаружения в произведении «ипостаси Автора» как носителя некой истины произведения, и утверждает его многозначность. Автор и читатель практически уравниваются в правах: смысл текста появляется только в процессе «чтения-письма» (чтения - сотворчества), которое в теории Р. Барта соответствует «тексту-письму», и, в свою очередь, противопоставлено «тексту-чтению». «Текст-
письмо» направлен на раскрытие внутреннего потенциала текста, в то время как «текст—чтение» -это продукт, ограниченный строгими смысловыми рамками, рассчитанный на считывание единого установленного смысла [4]. Ярко идея «чтения-письма» иллюстрируется в рассказе «Пьер-Менар -автор Дон-Кихота», где главный персонаж отказывается читать текст традиционным способом и в попытке приблизиться к авторскому замыслу начинает его переписывать, сопровождая свое письмо устными ассоциациями и анализируя спорные моменты. Переписав несколько глав из романа «ДонКихот», Пьер-Менар не исказил ни одного слова, но смыслы, которые он извлекает благодаря своему острому уму и изобретательности, оказываются отличными от тех, которые бы извлек из текста современник Сервантеса или любой другой читатель с отличающимся жизненным опытом. Чтение оказывается глубоко интеллектуальной работой, которая дарит наслаждение и не только не уступает письму, но может его превосходить.
Основная мысль концепции «смерти автора» заключается в том, что человек порабощен «диктатом истины» - идеологией социума, это не дает возможности услышать и выразить свой собственный голос, т. е. творчески реализовать себя в процессе чтения. Акт чтения необходимо понимать как «сотворение». Основная теоретическая задача: дезорганизовать искусственно созданную логику единственно возможного значения, раскрыть читателю множественность и открытость текста.
Идея «смерти автора» - это не радикально новое теоретическое положение, но скорее отражение современного состояния творческого процесса. Видный перуанский прозаик В. Льоса отмечает, что одной из основных заслуг знаменитого французского философа и теоретика литературы Р. Барта, выдвинувшего концепцию «смерть автора», является то, что он показал как надо читать, понимать и ценить современные экспериментальные произведения типа «смена кожи» О. Паса или «62 модель для сборки» Х. Кортасара [5]. Продолжая мысль В. Льосы, можно утверждать, что теория «Смерти автора» - это ответ актуальному состоянию развития культуры, где воспринимающий субъект полностью порабощен диктатом масс-медиа и социальных институтов, загоняющих его в жесткие рамки потребителя. Такое состояние жизни общества проистекает из «тоталитарного мышления», не подразумевающего второго голоса, т.е. возможно-
сти ответа. Задача современного автора - «разбудить» читателя, добиться для него оптимальной степени свободы, создать через произведение условия отвечающие логике познания. Чтение как сотворчество - это не потребление, не желание получить от книги легкое удовольствие, но соучастие.
Концепция «автономности» искусства, возможности диалога с реципиентом была сформулирована еще А. Гумбольтом: «Всякое произведение искусства, как и создавшего его художника, можно рассматривать как самостоятельный индивид. Это живое целое. Оно имеет внутреннюю силу и жизненный принцип, благодаря которому оно воздействует определенным образом» [6]. Произведение искусства - это полноправная личность, обладающая не только специфическим мышлением, но и жизненной активностью. Произведение становится частью семиосферы, способное не только пластично подстраиваться под культурный контекст, но и самому вести активную жизнь в ее пространстве.
Что касается теории Р. Барта, то она становится значима в развитии семиотики, проясняет ряд важных моментов «игры структуры» и процесса означивания текста. Для рецептивной эстетики основным является положение о «прозрачности границ» между текстом и читателем, т.е. возможности взаимопроникновения различных элементов дискурса, возможности «множественного прочтения», что не означает языкового и смыслового хаоса, но является залогом новых конфигураций «чтения-письма» (чтения-сотворчества). Свобода такого разговора относительна и в каждом конкретном случае ограничивается рамками диалогических отношений текста и читателя, вписанных в контекст эпохи. Важно понимать, что диалогичность отношений «текст-читатель» утверждает их как равных собеседников, а «прозрачность границ» определяет «открытость» разговора.
Ю. Лотман определяет феномен рецепции как диалог с текстом. Текст - это «интеллект», требующий наличие собеседника. Интеллектуальный потенциал диалога прямо пропорционален интеллекту его участников. Ученый утверждает, что между текстом и читателем существует диалогическая связь: «Текст ведет себя как собеседник в диалоге: он перестраивается (в пределах тех возможностей, которые ему оставляет запас внутренней структурной неопределенности) по образцу аудитории. А адресат отвечает ему тем же - использует свою информационную гибкость для перестройки, приближающей его к миру текста» [7]. Конечный смысл - результат взаимодействия текста и читателя. Для движения вперед, для жизни такого диалога необходима открытость текста и сознания индивида. Аргентинский писатель Х. Кортасар обращается к читателю: «Что Ван Гогу твои восторги? Он хотел, чтобы ты стал с ним заодно, чтобы ты
нашел в себе силы, как он когда-то, без страха вглядеться в Гераклитов огонь» [8]. Разговор произведения и читателя возможен только при творческой интенции последнего. Реципиент осознает текст как живой, подвижный организм, обладающий огромным интеллектуальным потенциалом, который раскрывается только через активную авторскую позицию.
Отношения «текст-читатель» - это не разговор двух систем в режиме «вопрос-ответ», но диалог смыслов и контекстов, образующий многомерность литературного произведения. Читатель приводит элементы текста в движение, образовываются различные смысловые связи и единства. В процессе рецепции художественное целое оживает. Внутри произведения сосуществуют различные смысловые единства, движение и переплетения которых напрямую зависит от соприкосновения с внешним миром читателя и его общей семиосферой. Т.е., говоря об актуализации произведения, мы говорим о тексте и читателе как об одном организме, внутри которого через пассивный синтез различных смысловых единств выкристаллизовывается единая ситуация высказывания. Рассматривая чтение как смысловую ситуацию, основывающуюся на диалогических отношениях, мы приходим к следующим выводам: 1) текст - высказывание, существующее в многомерной контекстуальной ситуации; 2) ситуация высказывания - смысловая плоскость (различные пространственно-временные плоскости), в которой сосуществуют однородные и разнородные смысловые единства; 3) сосуществование - смысловая связь художественных элементов, обладающих способностью к организации различных смысловых единств, порождению новых значений; 4) образ читателя изначально включен в произведение, определяет собой обратную сторону авторского замысла.
Чтение - понимание другого субъекта. М. Бахтин отмечает, что необходимо различать отношение к вещи и отношение к смыслу, воплощенному в слове или любом другом знаковом материале. «Отношение к вещи, в ее чистой вещественности не может быть диалогическим (...). Отношение к смыслу всегда диалогично» [9]. Мы говорим о тексте как о другом субъекте, так как его материал -живые, подвижные смысловые элементы, с которыми вступает в общение читатель. Смысловые элементы способны хранить, передавать, вбирать в себя информацию, вопрошать как отдельного читателя, так и социум в целом. Текст раскрывает свой интеллектуальный потенциал только через предрасположенность читателя к разговору. Таким образом, отношение к смыслу - это обращение к другому субъекту; реципиент одухотворяет текст. Читатель не говорит сам с собой, но оказывается в ситуации общения с реально существующими
смыслами, которые способны провоцировать и вопрошать.
Противоречие рецепции текста заключается в том, что восприятие не может быть исчерпывающим, носит выборочный и односторонний характер, а произведение по своей природе многозначно. Реципиент всегда мыслит произведение как определенную систему, поддающуюся познанию и определяющуюся внутренней логикой. Система ограничивает поле возможного восприятия, а также упорядочивает его, делая доступным. Это не означает сведение смысла к диктату единственного значения, но создает условия, в рамках которых могут сосуществовать смысловые элементы произведения и быть доступны читателю. Произведение, в свою очередь, имеет такую структуру, которая специфицирует себя (подстраивает) для читателя, согласно с формой логической системы. Литературное произведение построено так, что позволяет при чтении обнаружить полное согласие возможных интерпретаций и посредством соединения разных смысловых пластов воссоздать его целостный образ.
Так на одном полюсе мы имеем многозначность художественного текста, на другом - односторонний характер восприятия. Ограниченность восприятия не сводит произведение к одному значению, но предполагает другие смыслы, которые в данном прочтении выносятся за скобки, что оставляет тексту его прерогативу быть открытым. Читатель понимает, что пространство диалога не может быть исчерпано, всегда остается определенная двусмысленность и недосказанность, что легко доказывается повторным прочтением данного текста, при котором диалог будет проходить уже в других обстоятельствах и скрывать за собой другие смыслы. Как отмечает Р. Барт, задача реципиента состоит в том, чтобы попытаться уловить и классифицировать (ни в коей мере не претендуя на строгость) не все смыслы текста (это было бы невозможно, поскольку текст бесконечно открыт в бесконечность: ни один читатель, ни один субъект, ни одна наука не в силах остановить движение текста), а скорее те формы, (...) через которые идет возникновение смыслов. (...). Наша цель - помыслить, вообразить, пережить множественность текста, открытость процесса означивания [10]. С точки зрения читателя важно само представление об открытости диалога, возможности высвечивания новых
перспектив. В этом отношении ситуация чтения практически адекватна ситуации познания, где представление об открытости является основным условием развития научной идеи.
Ошибочно ограничивать текст «единственным значением». Теория «единственного значения», как правило, основывается либо на отсылках к внешнему контексту (референтивной функции), либо на идеологии, что закрывает, обесценивает текст. Очевидно и то, что весь потенциал текста невозможно раскрыть за одно прочтение, но важно само представление о многозначности, о тексте не как о диктате идеи или истины, но как об открытом в мир интеллекте, как о вечно становящемся событии, что определяется личностной интенцией реципиента.
Итак, следует избегать основных заблуждений рецептивных теорий: 1) крайний прагматизм: произведение имеет один способ его воспроизведения, который соответствует, как правило, авторской (критической) идее о произведении; 2) крайний субъективизм: каждый читатель волен по-своему интерпретировать текст; воссоздавать текст, подменяя его смысловую основу. В первом случае речь идет о «насилии над текстом», считыванием a-priori заданного смысла, во втором - о вседозволенности интерпретации, где текст лишается не только своей истории, но и искажается авторский замысел, т. е. в обоих случаях диалог в системе «текст-читатель» рушится, в результате чего читатель не понимает или искажает смысл написанного.
ЛИТЕРАТУРА
1. Eire A. L., Retórica clásica y teoría literaria moderna, Madrid: Arco, 1997. P. 51.
2. Эренбург И. Доверенное лицо читателя // Человек читающий, Homo Legens. // Сост. С. И. Бэльза. М.: Прогресс,
1989. C. 78-81.
3. Валери П. Об искусстве. М.: Искусство, 1993.
4. Барт Р. S/Z // Вступительная статья Г. К. Косикова. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С. 32-33.
5. М Llosa, contra viento y marea, Barcelona: Seix Barral, 1983.
6. Гумбольдт А. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. С. 224.
7. Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб: Искусство-СПб, 2004. С. 219-220.
8. Кортасар Х. Я играю всерьез. М.: Академический проект, 2002. С. 78.
9. Бахтин М. Литературно-критические статьи. М.: Художественная литература, 1986. С.492.
10. Барт Р. Избранные работы // Вступительная статья Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 426-426.
Поступила в редакцию 15.08.2007 г.
