CC BY
109
АКТУАЛЬНЫЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ЛИТЕРАТУРА РОМАНТИЗМА: САМООСОЗНАНИЕ В КРИТИКЕ
О.Г. Аносова
Кафедра иностранных языков № 4 Институт иностранных языков РУДН ул. Миклухо-Маклая, 6, 177198, Москва, Россия,
В статье сопоставлены взгляды поэтов и критиков периодов Предромаитизма и Романтизма на творческий процесс. Подтверждается тезис об усилении авторского индивидуального начала в поэтике нового времени, которая порывала с традиционализмом и, разрушая каноны, создавала новое искусство.
Романтический литературный процесс напрямую связан с личностью автора и окружающей его действительностью. История критики на протяжении веков отражала наиболее активные поиски новых форм и осознание актуальности происходивших процессов на страницах, как художественных произведений, так и в эстетико-философских и критических трудах авторов. Зачастую эстетика и критика литературы предвосхищали предстоявший «слом» в развитии литературного процесса, словно «внушая» новому поколению иное представление о воплощении образов в слова.
Принято считать, что уже Г.Э. Лессинг предвидел романтическое восприятие. В его критической работе «Лаокоон» мы видим иное понимание монументальной экспрессии и новую трактовку динамики «застывшей» скульптурной группы у поэтов и живописцев. Следовательно, романтическое движение в искусстве и литературе предощущалось уже во второй половине 18 века. «’’Лаокооном” Лессинг создал новую теорию поэзии, внесши в нее жизнь и разбивши мертвенную формалистику, которая господствовала до тех пор во всех эстетиках. С чрезвычайной ясностью и силою мысли, с неотразимой логической убедительностью он доказал, что существенный предмет поэзии, в отличие от всех других искусств и особенно от живописи, составляет — действие...» [1; 8] писал в 1859 году
H.A. Добролюбов в рецензии на русский перевод «Лаокоона».
Лессинг пытался провести разграничение между вербальными и визуальными художественными средствами. Визуальное искусство — искусство пространства, вербальное искусство — искусство времени. Свобода творить во времени и пространстве и возможность изобразить «невидимое» — те условия, при которых поэзию можно уравнять с живописью. «...Единственный способ для поэта изобразить материальную картину при помощи слова состоит в том, чтобы соединить с действительно
данным в картине и то, что в ней подразумевается. Поэт, одним словом, подражая картине, должен выйти из пределов, поставленных живописью» [1; 227]. Взгляды Лессинга повлияли на обращение Гете и Шиллера к классикам, их обращению вслед за Лессингом к античным образцам', как к единственно достойным подражания.
Лессинг уже в «Лаокооне» отстаивал свободу личности и право художника изображать индивидуальные чувства и страсти. Вслед за Лессингом Ф. Шиллер, сравнивая «наивную» и «сентиментальную» поэзию, говорит о невозможности для современного ему автора вновь обрести «наивность» восприятия, столь гармонично воплощенную в поэзии древних, правильно, по мнению Шиллера, ощущавших естественное бытие. В своей работе «Об эстетическом воспитании человека» он определяет исключительно важными для существования текста авторскую индивидуальность и умение воплотить идеалы и цели искусства
Романтизм в литературе имеет бессчетное количество жанровых и стилевых реализаций, скорее всего именно эта черта и служит пониманию принципа индивидуального творчества, авторского стиля. Романтическая критическая и художественная мысль находилась под сильным влиянием философии И. Канта, который развивал идеи субъективного осознания окружающего мира, в его оригинальном и чувственном восприятии. Знаменательно также для английской литературы, что эта идея впервые была высказана Э. Юнгом еще в середине 18 века. Вероятно поэтому, неслучаен акцент теории и критики, созданной в период романтизма, на личном, индивидуальном восприятии. И.В. Гете, У. Вордсворт, С.Т. Кол-ридж, П.Б. Шелли — каждый рассматривал свою поэзию в неразрывной связи с личным впечатлением, настроением, ощущением.
Критики романтизма защищали право создавать в произведениях сверхъестественное и архаичное, так как именно с помощью необычной обстановки, атмосферы и окружения наиболее ярко проявляются особенности человеческого характера. Это именно то, о чем писал В. Скотт в начальной главе своего романа «Уэйверли», то есть изображать «людей, а не манеры», «passions common to men in all stages of society» [5; 66].
О «возвышенном» много писал С.Т. Колридж, вслед за Э. Берком и немецкими романтиками он исследовал пределы воображения, создавая причудливые картины простыми средствами, стирая грань, разделявшую обыденное и необычное, чтобы жизнь в пространственно-временном континууме художественного произведения представала в ее повседневном обличил.
Немалую часть творческого наследия С.Т.Колриджа составляют лекции по истории и теории эстетики. Его «Biographia Literaria» показывает, насколько важной категорией для художника является его воображение, и каким образом оно трансформируется, синтезируя мельчайшие движения
души поэта, его впечатления, чтобы воплотиться в гармоничном, оригинальном и уникальном поэтическом произведении. Колридж пишет, что поэт вначале смешивает интонации и ощущения, достигая единства небывалой силы воображением: «Poet “diffuses a tone and spirit of unity, that blends, and fuses, each into each, by that synthetic and magical power, to which we have exclusively appropriated the name of imagination”» [2; 12]. Проникаясь этими идеями, создавали свои произведения Шелли, Ките, Де Квинси.
Для Т.С. Колриджа отдельные инструменты поэтического творчества — символы, образы, метафоры — служили важным средством создания поэзии. Поэт был тем, кто мог правильно прочитать, понять символ и объяснить этот мир, а воображение помогало его переосмыслить: «The primary Imagination I hold to be living Power and prime agent of all human perception, and as a repetition in the finite mind of eternal act of creation in the infinitive I am. The secondary I consider as an echo of the former <...>. It dissolves diffuses, dissipates, in order to re-create; or where this process is rendered impossible, yet all events it struggles to idealize and to unify. It is essentially vital...» [2; 676]. Поэтическое видение позволяло воссоздать заново разрушенную целостность реального мира.
В эту эпоху критики старались освободить искусство от навязываемых ему как эмоциональных, так и литературных ограничений. В предисловии к «Лирическим балладам» У. Вордсворт неоднократно делает акцент на необходимости «свободного излияния чувств». Поэты этого времени стремились порвать с диктатом неоклассицизма и акцентировали в своих произведениях свободу индивидуальности. У. Хэзлит в своих «Лекциях об английских поэтах» (1818) уравнивал поэзию с чувствами: «Fear is poetry, hope is poetry, love is poetry» [6; 25].
Преобладающим жанром романтической эпохи была лирическая поэма, в отличие от господствовавшей в более ранние эпохи эпической формы поэзии. Лирика наиболее подходила для выражения индивидуальных чувств и эмоций, это наглядно продемонстрировал У. Вордсворт в поэме «Прелюдия» (1814), но выразил намного раньше в предисловии к «Лирическим балладам» (1800). Естественный, почти «прозаический» характер своей поэзии, Вордсворт подчеркивал как наиболее подходящий для искренности выражаемых чувств: «поэзия “проливает не слезы, какими плачут ангелы” [1], но естественные человеческие слезы; она не может похвастаться какой-либо божественной кровью, которая бы отличала ее от прозы; человеческая кровь, и никакая другая, струится в венах обеих» [3; 267]. Именно эту революционную черту отмечал в поэзии Вордсворта его современник -— эссеист, журналист и критик У. Хэзлит. Вордсворт и Скотт смогли намного расширить поэтический «ассортимент» за счет введения в поэзию жанров баллады, различных фольклорных произведений, до них считавшихся недостойными литературы и поэзии.
Для критической мысли романтизма важным оставался вопрос о разграничении роли поэзии и прозы. И если Вордсворт показывал, что поэзия может быть равна прозе, что поэт говорит почти прозаическим языком, то многие из его современников все еще разделяли взгляды на роман, как на менее достойный внимания жанр, чем эпические произведения. Однако, оставаясь в тени поэзии, романтическая проза набирала обороты, продолжала равномерно развиваться в готическом романе, совершенствовалась в творчестве Дж. Остин, М. Эджуорт, являла образцы экспериментальных подходов к жанру романа б творчестве Т. Де Квинси, В. Скотта, Т.Л. Пикока.
Кроме этого, периодическая печать, литературные журналы культивировали интерес к критическому восприятию литературной жизни; полемика между «шотландскими бардами и английскими обозревателями» дала повод Байрону и Скотту обменятся взглядами на развитие романтических поэтических форм, обмен эссе о роли и задачах поэзии состоялся также между П.Б. Шелли и Т.Л. Пикоком, эссеистика Ч. Лэма, У. Хэзлита, Т. Де Квинси продемонстрировала оригинальность и «поэтическое-в-прозе» восприятие повседневности. Оставаясь на периферии в эпоху романтизма, роман продолжал оформляться как жанр, был создан исторический роман, получил дальнейшее развитие социально-бытовой роман в творчестве Д. Остин, развивался жанр регионального романа, готический роман М. Шелли сейчас воспринимается многими учеными как прообраз научно-фантастического. Все многообразие литературы романтизма лишь подчеркивает, насколько серьезно собственно позиция автора и его умение выразить свою индивидуальную точку зрения определяли развитие художественной мысли этого времени.
Важной чертой романтической теории был вопрос о постепенности развития литературы, ее истории. Активные изменения в политической, социальной и экономической жизни заставили многих мыслителей и философов обратиться к вопросам поэтапного развития литературы и искусства. На этом поприще активно выступали Г.В.Ф. Гегель, Т.Л. Пикок, Ж. Де Сталь. Т.Л. Пикок известен не только как романист, написавший несколько сатирических романов, но и как автор эссе «Четыре века поэзии», в котором он приводит свою периодизацию поэзии и подвергает критическому анализу и жесткой насмешке поэтическое творчество современников, отказывая поэзии в позитивном воздействии на развитие человеческой мысли. Пикок равным образом нападает как на поэтов, так и на критиков, которые выступают в роли «судей с Олимпа», решая, кому из поэтов отдать первенство в поэзии «так словно это происходит во времена Гомера» [2; 695] и освящено тем же светом поэзии «золотого века». Будучи сам человеком широкого кругозора и обладая хорошим слогом, он
настолько аргументированно разбирает существование и бесполезность поэзии на последнем, четвертом, и современном самому Пикоку, этапе ее развития, что П.Б. Шелли, предпринявший попытку «защитить поэзию» водноименном эссе, делает это скорее эмоциональнее, чем настолько же убедительнее.
Таким образом, развитие критической мысли романтизма показывает, что оформление индивидуального стиля в эту эпоху является одним из определяющих признаков становления нового типа художественного сознания. Его поэтика складывается под воздействием эволюционирующих историко-культурных процессов наряду с изменявшимися социально-экономическими условиями. Как пишет О.Б. Вайнштейн, определяя индивидуальность романтического стиля: «Деятельность романтиков
приходится как раз на этот период решающего слома в историко-культурном развитии, они были первыми по многим позициям в своих принципиально новых манифестах, но в то же время и последними — последними свидетелями тонущей Атлантиды риторической системы, определявшей и мировидение, и стиль, и вкусы» [4; 392]. Романтики не принимали логический рационализм эстетики и философии предшествующих эпох, важнее для них было индивидуальное сознание, индивидуальное восприятие и творчество по новым, очищенным от каноничности, традиционности законам.
ЛИТЕРАТУРА
1. Лессинг Г.Э. Лаокоон, или о границах живописи и поэзии. — М., 1957.
2. The Norton Anthology of theory and criticism // Gen. ed. V.B. Leitch. — NY., L., 2001.
3. Литературные манифесты западно-европейских романтиков // Под ред. А.С. Дмитриева. — М.: МГУ, 1980.
4. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания // Отв. ред. П.А. Гринцер. — М., 1994.
5. Scott W. Waverly, ed. J.C. Corson. — L„ 1969.
6. Romantic Criticism 1800—1825 // Ed. by P. Kitson. — L., 1989.
ROMANTIC LITERATURE: SELF-CRITICISM AND THEORY FORMATTING
O. Anossova
Foreign Languages Department N4, Foreign Languages Institution, P FU 6, Miklukho-Mctklay str., 117198, Moscow, Russia.
Some aspects of Preromantic and Romantic theory and criticism are presented in the article. Development of the authors’ individual style is given as a key feature of the new epoch. The predominance of the “ready-made” rhetorical word with prescribed forms, genres, stylistic devices of poetry was found to have been over by the romantic thinkers who searched for new forms and expressions.
