CC BY
121
ВОПРОСЫ УГОЛОВНОГО ПРАВА
© Георгиевский Э. В., 2005
ЛИШЕНИЕ ЖИЗНИ В АРХАИЧЕСКИХ ОБЩЕСТВАХ: ОБРЯДОВОСТЬ И БЫТ
Современное уголовное право России предусматривает норму о запрете посягательства на жизнь человека в четырех статьях об убийстве, в статье о причинении смерти по неосторожности, в статье о доведении до самоубийства, а также в ряде других статей, где жизнь выступает в качестве дополнительного непосредственного объекта, а объективная сторона выражается исключительно в посягательстве на жизнь человека. Такой «живой» интерес к посягательствам на жизнь в уголовном праве России далеко не случаен, он обусловлен историко-правовой преемственностью. Хотя необходимо отметить точку зрения, в соответствии с которой сегодня существует дефицит научных исследований по истории уголовно-правовых средств охраны прав человека на жизнь1.
Содержали нормы об убийстве договоры Руси и Византии. Именно со статьи об убийстве начинается первый национальный законодательный акт России - Русская Правда. И в дальнейшем развитии российского уголовного законодательства - «головщина», «утепание», «душегубство», «убивтственные дела», «смертоубийства» среди посягательств на личность всегда занимали лидирующее место.
Однако в данном исследовании нас интересует все то, что касается лишения жизни в до-государственных обществах, в эпоху развития человечества, о которой каких-либо письменных свидетельств современников до нас не дошло.
Одним из наиболее стадиально ранних этапов развития человечества является эпоха «первобытного стада», материальные свидетельства о существовании которого более или менее системно представлены археологией. Археологические и палеоантропологические данные свидетельствуют о том, что прижизненные повреждения были обнаружены не только на черепах и костях неандертальцев, но и на останках их далеких предшественников. Так, из останков шестнадцати южноафриканских австралопитеков, обнаруженных в Стеркфонтейне и Макапансгате, черепа и фрагменты черепов всех без исключения были повреждены характерными боковыми и вертикальными ударами, а от некоторых были отделены затылочные кости. Такие удары австралопитеки наносили обычно павианам, которые являлись объектом их охоты. На этом основании Р. Дарт делает вывод о том, что погибшие являлись жертвами насилия со стороны своих товарищей. Одним из орудий убийства являлась длинная кость конечности крупного копытного животного2.
Не менее кровавыми были «разборки» и в общинах архантропов. Так, черепная коробка
питекантропа IV была разбита ударом, нанесенным с большой силой. Обнаруживают достаточно отчетливые признаки насильственной смерти еще четыре черепа питекантропов (VI, X, XI, XII). Раны на них носят различный характер. Часть из них являются результатами тяжелых ударов тупых орудий типа дубин, другие нанесены острыми каменными орудиями типа ножей и топоров. Основы почти всех черепов были удалены для извлечения головного мозга, кости скелетов расколоты вдоль для извлечения костного мозга. Очевидно, что причиной ранних смертей питекантропов также являлись убийства3.
А вот резкий скачок конфликтности, сопровождаемый многочисленными убийствами и случаями каннибализма, действительно пришелся на праобщину ранних палеоантропов (явантро-пов и ранних неандертальцев). Повреждены сильными ударами и вскрыты черепа из Штейн-гейма, Эрингсдорфа, Крапины, Саккопасторе. Убиты ударами тяжелых дубин пять явантропов из Нгандонга. В целом, по подсчетам некоторых исследователей, следы смертельных ранений обнаружены на черепах и скелетах 16 из 25 ранних палеоантропов, остатки которых найдены в Европе4.
Если опираться строго только на анализ археологических и палеоантропологических данных, и избегать вероятностных реконструкций и предположений, то основной причиной убийств в первобытном стаде являлся острый голод, делающий охоту на себе подобных средством выживания. Однако уверенный прогресс в развитии ряда других наук о человеке - этнографии, этнологии, социальной антропологии и психологии, предоставляет возможность осуществить подобные реконструкции и предположения.
Конечно же, не только чувство острого голода заставляло наших предков убивать друг друга, хотя это и присутствовало на этапе развития человеческого стада. Контрастным проявлениям пищевого инстинкта сопутствовали не менее экстремальные проявления инстинкта полового.
Не исключались, например, и многочисленные драки в первобытном стаде из-за самок5. Эту точку зрения А. И. Першица, В. П. Алексеева и А. Л. Монгайта подтверждают исследования А. Валлуа, согласно которым в эпоху раннего и позднего палеолита и мезолита продолжительность жизни женщин была меньше продолжительности жизни мужчин. В течение достаточно длительного периода число взрослых мужчин в человеческих коллективах превышало число женщин. Причиной такого несоответствия А. Валлуа считает возрастание числа осложнений при родах женщинами. Такой же точки зрения
придерживается и А. В. Немилов, полагающий, что переход к прямохождению повлек серьезные изменения в организме женщины и, как следствие, осложнения при беременности и родах, приводящие к многочисленным смертям6. Очевидно, что в стадах перволюдей число мужчин значительно превышало число женщин, что, в свою очередь, приводило к частым конфликтам. И такие конфликты носили кровавый характер, так как люди уже владели искусством убивать крупных животных камнями и дубинами из дерева и кости, причинявшими серьезнейшие повреждения7.
Собственно о том, что в первобытном стаде возникает множество поводов для конфликтов, говорит В. А. Шнирельман. Согласно мнению ученого, чаще всего стычки и конфронтация связаны с характером индивидуальных взаимоотношений - включением новых членов в группу, перегруппировкой, отказом или, наоборот, принуждением к общению, принуждением к объединению, соперничеством из-за статуса8.
Очевидно, что и реагирование человека первобытного стада на посягательство в отношении него, особенно на начальных этапах развития, носило индивидуализированный характер. Оно выражалось в фактическом причинении физического ущерба посягающему, с целью остановить посягательство, или выражалось во мщении, более позднем по времени.
Несколько иная ситуация складывается с лишениями жизни в родовом строе. Археологические находки этого периода свидетельствует о наличии следов магических церемоний, оправления различных религиозных культов, а, главное, об уплотнении проживания первобытных людей и их количественном увеличении9. Все это не могло не привести к усилению конфликтности и ее дифференциации, наиболее ярко проявляющейся в причинении смерти.
По мнению А. С. Шляпочникова, именно посягательства извне и составляли практически единственную и основную социальную опасность в эпоху родового строя. Бесконечные междуро-довые войны являлись и основным тормозом в развитии общественных отношений10.
Одним из самых распространенных преступных деяний, собственно, провоцирующим на межродовые столкновения, являлось нарушение границ рода11. По мнению ряда исследователей, война у человека, так же как и у животных выполняет территориальную функцию. При этом под территорией понимается пространство, занятое индивидом или группой на основах большей или меньшей исключительности, основанной на недопущении (других людей) путем прямого отказа или других форм сигнализации. Хотя, конечно же, необходимо оговориться, что каких-либо жестких стандартов в этом вопросе не существует. Во-первых, известны примеры как полного отсутствия, так и наличия достаточно жесткой территориальности; во-вторых, между этими крайностями имеется множество переходных форм12.
Однако не одна только территориальная функция, детерминированная количественным увеличением человечества, определяла между-родовые военные столкновения. В. Л. Суворов, осуществляя историко-теоретический анализ
войн, среди долговременных причин вооруженных конфликтов выделяет: исторические причины, к которым относятся самооценка этносом своего места и роли в мировом эволюционном процессе, вытекающая из исторической памяти (национальные традиции и легенды, перечень «исторических врагов», отражает колониальное прошлое, наличие или отсутствие опыта собственного государственного строительства и т. д.); этнокультурные и социально-психологические причины, такие как ущемление национальных чувств (гордости), отсутствие национальнокультурной автономии, ограничение политических и экономических прав по расовому, национальному или конфессиональному признаку, наличие «поля напряженности» между различными религиозными общностями, недоверие и неприязнь к людям другой национальности (вероисповедания), видимые различия в уровне духовного (культурного) развития, проявление бытового национализма; этнодемографические причины -нарушение (воображаемое или реальное) сложившегося соотношения численного и качественного состава этносов (национальных групп); заметные отличия в темпах роста населения другой национальности; насильственная и даже естественная ассимиляция; бесконтрольная миграция; вытеснение лиц некоренной национальности13.
Согласно точке зрения М. В. Аниковича, иногда военные набеги совершались не ради грабежа и не для захвата новых территорий, а исключительно из «жажды крови», иными слова-
14
ми - ради удовольствия . Одним из таких, без преувеличения сказать, уникальных явлений, в основе которого лежат магические представления о жизненной силе человека и возможности передачи этой силы лицу, могущему победить врага в схватке, была «охота за головами». По мнению ряда исследователей этого явления, «охота за головами - это специфическое, стадиально позднее проявление уходящих в глубокие пласты истории верований о магической силе человека, заключенной в его голове и исчезающей с разложением тела. В этой охоте перед нами предстает комплекс идей, который дал вторичное захоронение и сооружение мегалитов: желание как можно дольше сохранить магическую силу, или, иначе, материальную субстанцию ду-ши»15. Иными словами, добыча головы врага в военных действиях олицетворяла собой две основные идеи. Первая выражалась в том, что голова являлась вместилищем «жизненной силы», способной оказывать определенное воздействие на ее обладателя. Вторая выражалась в общей вере в то, что добытые головы способствуют повышению плодородия. Это один из классических примеров, когда индивидуальная саморефлексия оказывается элементом общего рефлексивного отношения к действительности. Однако, например, В. А. Шнирельман не исключает и банального грабежа при охоте за головами, а также уничтожение селений. Это практиковалось у хибаро, ибанов, варопен, маринданим16.
Естественно, что война представляет собой одну из тех форм конфликтности, основными результатами которой является причинение
смерти. Согласно данным С. В. Бородина, за пять с половиной тысяч лет на нашей планете было 14 513 малых и больших войн, в результате которых убито около 3 миллиардов 640 миллионов человек17.
Однако и внутриродовые конфликтные отношения в достаточной степени изобиловали патологическими преждевременными смертями.
Прежде всего это были убийства, среди которых наивысшей эмоциональной реакцией сопровождались убийства детей и родителей. Очевидно, во многом это связано и с тем, что данная категория наименее защищена (более беспомощна), и с тем, что, символически, убийство детей это удар по будущему, а родителей - по прошлому. Очень часто такие убийства оправдывались сложными объективными обстоятельствами, возникающими в жизни древних обществ. К ним можно отнести голод и, как следствие, невозможность прокормить дряхлых, а значит и представляющих обузу, членов общины. При миграционных процессах эти же члены являлись серьезным тормозом в продвижении.
Практически все то же самое можно сказать и о маленьких детях. Не всегда конечно убийства этой категории потерпевших осуществлялись путем действия, достаточно часто стариков и детей просто оставляли, обрекая их тем самым на неизбежную смерть. Иногда беспомощность стариков и детей являлась провоцирующим фактором для совершения в отношении их преступлений, мотивационной базой которых являлись гнев, раздражение, неприязнь. Достаточно яркий пример в своем «Анализе о понятии преступления» приводит П. П. Пусторослев. «Дикарь и дикарка Огненной Земли ходили по берегу с маленьким ребенком и собирали мелких морских животных. Корзинка была уже полна, как вдруг подвернулся ребенок и опрокинул ее наземь. Дикарь тот час схватил его, размозжил ему голову о камень и спокойно предоставил матери подобрать труп»18.
Но, тем не менее, далеко не всегда именно объективные обстоятельства (голод, холод, неизбежные миграционные процессы) или кратковременные аффектированные состояния выступали криминообразующими компонентами таких убийств. Достаточно часто детей убивали именно в силу обычая. Так, например, у Акха детей, рожденных с патологиями (шестипалых), считали «негодными, бракованными» и убивали. По поверью лаосских Пули-Акха, если родившийся ребенок будет очень похож на отца это обстоятельство грозит отцу смертью. Причиной этому была потеря отцом большого количества «головной» силы при зачатии. Рождение же близнецов якобы вообще влекло за собой фатальные последствия для отца; один из близнецов должен быть немедленно убит, иначе отец умрет19. Похожие воззрения существовали у папуасов и южноамериканских кубео и тукано, у которых новорожденный с их отцовско-родовыми порядками еще не считался человеком в полном смысле слова. Он был для них чужаком и в качестве такового, по их мнению, представлял для рода реальную опасность. Лишь через некоторое время, с началом про-
цесса социализации, отношение к ребенку видо-изменялось20.
Но следует заметить, что практически все этнографы упоминают в своих работах именно об убийствах подобного рода. Как-то не говорится об убийствах обычного «бытового» характера, в которых потерпевшими выступали обычные соплеменники, и которые совершались в указанный период времени, очевидно, самыми простыми способами, основными из которых были физиологические движения конечностей человека (удары руками, ногами, удушение, сталкивание со скал, утопление, кусание зубами21), а также приведение мускульной силой человека в движение простых орудий и предметов (бросание камней, удары палками, нанесение ран охотничьим оружием). Очевидно, что основным из мотивов убийства был мотив кровной мести, хотя он, конечно же, не исключал существование иных, в определенной степени, первичных мотивов -страха, неприязни, раздражения, ревности и т. д.
Очевидно, что мифологические способы интерпретации мира, свойственные сознанию первобытного человека, и в отношении убийств не были свободны от дуализации. Во внутренней повседневной жизни родового общества противопоставляются два вида убийств - убийство «бытовое» и убийство «жертвенное».
О первом виде убийств, как мы уже отметили, этнографические материалы практически ничего не упоминают. Возможно, что это связано с изначальным негативным восприятием таких посягательств, так как нравственное сознание возражает против убийства себе подобных. Такие убийства противоречат жизненной логике первобытного человека, они требуют извинения и восстановления нарушенного равновесия, иногда также выполняемых путем осуществления магических действий. Так, например, можно расценивать как акты извинения обычай «кормления» голов, добытых охотниками за головами.
Жертвенные убийства - это совершенно иное. В сознании первобытного человека представление о развитии мира, с одной стороны, связано с его неизбежным ухудшением, с другой
- с возможностью улучшить мир за счет духовного (нравственного) противостояния силам зла22. Мир, таким образом, интерпретируется как неподлинный, иллюзорный, основанный на предрассудках, в которых внешние связи принимаются за внутренние обусловленные процессы. Жертвенное убийство - это символ омоложения, воскрешения, цикличности, отвечающий мифологическому восприятию мира. Такие убийства получают оправдание в связи с представлением о новом рождении, о воскрешении, об омоложении и т. д. А. В. Разин характеризует жертвенные убийства следующими признаками. Во-первых, это убийство, совершаемое лицом, отправляющим религиозные культы. Во-вторых, это убийство, совершаемое во время праздника, когда считается, что имеет место иное течение времени, чем в обыденной жизни, в результате чего перестают действовать обычные для повседневной жизни запреты23.
Согласно точке зрения Э. Б. Тэйлора, в основе жертвоприношения лежат положения теории дара. Дары постепенно обращаются в знаки
почитания, в соответствии с чем суть жертвоприношения выражается уже не самом даре, а в том факте, что поклонник пожертвовал им. Это впоследствии приводит к еще более серьезной трансформации жертвования в самопожертвование, в которых ценность приношения для жертвователя значительно превосходит предполагаемую ценность ее для божества .
Именно в этой связи многие древние общества практиковали обычаи жертвования детьми знатных или лучших людей (семей). Это было свойственно перуанцам, грекам, карфагенянам, сирийцам, финикийцам, многим африканским племенам. Однако, видимо, где-то в глубине души даже древний человек, совершающий обряд жертвоприношения, понимал, что причиняет непоправимый вред и стремился, во многом, очевидно, неосознанно, к различного рода уловкам и подменам. Так, во время Пунических войн карфагеняне приносили в жертву чужих детей, специально купленных для этой цели. Согласно точке зрения А. П. Лаврина, сам факт принесения в жертву именно детей свидетельствует о том, что древний человек понимал беспомощность и социальную незрелость маленьких детей, в большинстве случаев даже не понимающих, что от них требуется, и что им предстоит25.
Достаточно часто, очевидно, убийства сопровождались актами каннибализма, основной расцвет которого все-таки приходился на предшествующую эпоху первобытного стада. Выделяя сегодня семь видов каннибализма (антропофагии), Ю. М. Антонян, как минимум три из них, относит к истокам древности («первобытной дикости»). Это каннибализм из-за острого голода, когда в глубокой древности люди могли поедать себе подобных как обычную пищу. При этом автор отмечает, что неизвестно, применимо подобное было ко всем племенам или же только некоторым из них. Каннибализм мистический (ритуальный), когда поедается тот, кого народ (племя или группа) наделяет сверхъестественными, сакральными качествами. При поедании подобного человека, магическая сила поедаемого передается поедающему. Согласно исследованиям Л. Леви-Брюля, мистицизм у древних людей был связан практически со всеми органами и частями тела человека. Способность оказывать определенное воздействие на поедающего приписывалась не только сердцу, печени, почке, глазам, жиру, костному мозгу, но также определенным тканям
- ногтям, волосам. Магическое воздействие приписывалось также всем отверстиям человеческого тела, детскому месту, пуповине и др.26
И, наконец, третий вид каннибализма - корыстный, когда поедают не из-за голода, а для того, чтобы приобрести «завидные» качества поедаемого, вместилищем которых являлись различные части тела27. По нашему мнению, два последних вида каннибализма, выделяемых ученым, можно было бы объединить под одним общим названием - каннибализм мифологический.
Так как и каннибализм мистический и корыстный, заключающиеся в поедании человека целиком или же отдельных частей его тела для приобретения магической силы или отдельных человеческих качеств (мужества, выносливости и т.п.), сводятся к одному знаменателю - ненаучному пониманию и объяснению мира (мифологии).
Собственно позднее, когда устойчиво начинает формироваться обрядовость, каннибализм становится частью обрядов жертвоприношения. Так, человеческие жертвоприношения, сопровождаемые актами каннибализма, часто посвящались будущему хорошему урожаю, приплоду скота, хорошей погоде и т. д. Но, по мнению Ю. М. Антоняна, несмотря на это древний человек, наряду с мистико-магической стороной обряда продолжал достигать еще одну цель -удовлетворение элементарного голода28.
Необходимо отметить, что акты каннибализма сопровождали обряды жертвоприношений, посвященных будущему урожаю, далеко не всегда. Иногда части человеческого тела, например, необходимо было не съедать, а закапывать в землю. Так, например, происходило у хондов Индии. У них длительное время существовал обряд тепаИ - добровольной жертвы, которая покупалась общиной. Такой жертве разрешалось жить годами, жениться и даже иметь детей. Но за несколько дней до жертвоприношения тепаИ освящался, т.е. отождествлялся с божеством, которому приносилась жертва, а затем опаивался опиумом и удушался. После удушения тело разрезали на куски, каждый из которых давался определенной деревне, после чего закапывался в землю, где планировалось высаживать семена29. Однако, по мнению М. Элиаде, это не меняло суть данного обрядового действия. Урожай, выросший на такой почве, символически содержал тело жертвы. Есть такой урожай - означало есть тело жертвы. «Насильственная смерть божества дема есть не только «смерть, дающая жизнь», она есть также способ постоянного присутствия в жизни людей и даже их смерти... Ведь, питаясь растениями и животными, выросшими из ее тела, люди, по существу, питаются самим божеством дема»30. Подобное же жертвоприношение существовало и у орисских кондов, причем куски плоти от жертвы не отрезались, а отрывались31.
Считает, по меньшей мере, спорными мысли М. Элиаде в данном случае Ю. М. Антонян, по мнению которого М. Элиаде недостаточно исследовал мысль и механизм данного обряда. «Возможно, - пишет Ю. М. Антонян, - это есть совместная трапеза с богами (богом), что делало их психологически ближе и доступнее, а значит, более реальной была бы их помощь в произрастании растений, приумножении скота и т. д.»32.
Вполне вероятно также предположить, что в полном объеме, наряду с убийствами в родовых обществах, были распространены и причинения вреда здоровью различной тяжести.
Кроме детей и стариков, как совершенно особого вида потерпевших, необходимо выделить еще одну категорию - женщин. Положение женщин в первобытном обществе было совершенно неоднозначным. Мы не можем сегодня с уверенностью утверждать, что положение женщины в архаических обществах было абсолютно рабским и униженным, как, впрочем, не приходится говорить о высоком положении женщины. Нас интересует логическая взаимосвязь между положением женщины в первобытном обществе и характером, совершаемых в отношении нее, на том или ином этапе развития, общественно опасных деяний.
По мнению С. А. Плетневой, в период расцвета патриархата само упоминание о более или менее свободном положении женщины, выполняющей не только домашние, но и гражданские обязанности, приводило современников в содро-гание33. Историки русской церкви также отмечают существование довольно устойчивого пренебрежительного взгляда на женщину в древней языческой Руси34.
В соответствии с принципами гомеопатической магии, женщина очень часто была принуждена совершать какие-либо действия, либо наоборот - воздерживаться от совершения каких-либо действий. При этом и принуждение и табу являлись следствием законов подобия. Так, по данным Д. Д. Фрэзера, охотники на слонов в Восточной Африке верят, что, если их жены изменят им в их отсутствие, они погибнут на охоте или получат тяжелые увечья. Неудача на охоте также приписывалась дурному поведению жены во время отсутствия мужа. В этих случаях, если с охотниками что-либо приключалось, смерть жен
- независимо от того, виновна она или нет, - являлась неизбежной.
Смерть ожидала женщин и во многих других случаях, не только из-за неудачной охоты мужей, но и, например, из-за неудач в собирательстве, добыче полезных ископаемых и др.35 Интересна гипотеза Н. А. Бутинова, в соответствии с которой женские фигурки верхнего палеолита символизируют женщин, которых похищают для брака. В конечном счете, именно эти похищения, ставшие устойчивыми и привели к введению экзогамии36. «Действительно, все то, что мы знаем об охотничьих обществах, - пишет П. П. Ефименко, - как будто говорит достаточно определенно о том, что женщина, как общее правило, не играет здесь сколько-нибудь заметной роли. В первобытных охотничьих группах, где власть находится целиком в руках «стариков», опытных охотников и воинов, полновластных членов группы, хранителей ее традиций и культа, женщине всегда принадлежит подчиненное положение»37.
Анализ источников, предоставляемых социальной антропологией и этнографией, позволяет сделать предположение, что лишение жизни в архаических обществах в наиболее общем виде дифференцировалось на две большие группы. К первой группе относились так называемые «бытийные» убийства и лишения жизни (например, когда смерть причинялась по неосторожности). О таких видах посягательств источники практически ничего не говорят. Это объясняется тем, что особенности психики первобытного человека способствовали восприятию лишь наиболее ярких проявлений окружающей действительности (в отношении лишения жизни имеются в виду те случаи, которые вызывали большой общественный резонанс).
Ко второй группе - «обрядовые убийства», которые в силу базирования их на обычаях, к убийствам можно отнести только лишь в силу современной нравственной и правовой оценки. Однако, несмотря на «обычность» подобных действий, в сознании первобытного человека начало закрадываться понимание иррациональности лишения жизни себе подобных, даже при обязательных обрядах жертвоприношений и т. п. Многочисленные свидетельства о попытках об-
мана высших сил и подмены жертв как нельзя лучше иллюстрируют такое понимание.
1 Красиков А. Н. Преступления против права человека на жизнь: в аспектах de lege lata u de lege ferenda. Саратов, 1999. С. 7.
2 Семенов Ю. И. На заре человеческой истории. М., 1989. С. 73.
3 Там же. С. 197.
4 Там же. С. 225.
5 Першиц А. И., Монгайт А. Л., Алексеев В. П. История первобытного общества : учебник. М., 1974. С. 63.
6 Семенов Ю. И. На заре человеческой истории. С. 71.
7 Там же. С. 73.
8 Першиц А. И., Семенов Ю. И., Шнирельман В. А. Война и мир в ранней истории человечества : в 2 т. Т. 1: Шнирельман В. А. У истоков войны и мира. М., 1994. С. 63.
9 См., напр. Файнберг Л. А. Возникновение и развитие родового строя // Первобытное общество. Основные проблемы развития. М., 1974. С. 50.
10 Шляпочников А. С. Происхождение уголовного права и его развитие в докапиталистических формациях. М., 1932. С. 8.
1 Шаргородский М. Д. Наказание по уголовному праву. Ч. 1: Наказание по уголовному праву эксплуататорского общества. М., 1957. С. 9.
12 Шнирельман В. А. У истоков войны и мира. С. 72.
13 Суворов В. Л. Военная конфликтология: основные подходы к изучению вооруженных конфликтов // Современная конфликтология в контексте культуры мира. М., 2001. С. 560.
14 Аникович М. В. Повседневная жизнь охотников на мамонтов. М., 2004. С. 321.
15 Шинкарев В. Н. Человек в традиционных представлениях тибето-бирманских народов. М., 1997. С. 37.
16 Шнирельман В. А. У истоков войны и мира. С. 146.
17 Бородин С. В. ответственность за убийство: квалификация и наказание по российскому праву. М., 1994. С. 3.
18 Пусторослев П. П. Анализ понятия о преступлении. М., 1892. // Allpravo.Ru - 2005.
19 Шинкарев В. Н. Человек в традиционных представлениях тибето-бирманских народов. С. 72, 81.
20 Шинкарев В. Н. Указ. соч. С. 73.
21 Данный способ ведения драки (очевидно как одно из проявлений первобытных человеческих инстинктов) запрещался церковными уставами великих князей (прим. авт.).
22 Разин А. В. Нравственный мир человека. М., 2003. С. 32.
23 Разин А. В. Указ. соч. С. 31.
24 Тэйлор Э. Б. Миф и обряд в первобытной культуре. Смоленск, 2000. С. 515.
25 Лаврин А. П. Хроники Харона: Энциклопедия смерти. Новосибирск, 1995. С. 121-123.
26 Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994. С. 31.
27 Антонян Ю. М. Отрицание цивилизации: каннибализм, инцест, детоубийство, тоталитаризм. М., 2003. С. 6-7.
28 Антонян Ю. М. Отрицание цивилизации: каннибализм, инцест, детоубийство, тоталитаризм. С. 9.
29 Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии. М., 1996. С. 218.
30 Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2000. С. 103.
31 Тэйлор Э. Б. Миф и обряд в первобытной культуре. С. 497.
32 Антонян Ю. М. Убийства ради убийства. М., 1998. С. 190.
33 Плетнева С. А. «Амазонки» как социально-политическое явление // Культура славян и Русь. М., 1998. С. 530.
34 Карташев А. Собрание сочинений: В 2 т. Т. 1: Очерки по истории русской церкви. М., 1992. С. 246.
35 Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М.:,1983. С. 30.
36 Файнберг Л. А. Указ. соч. с. 52.
37 Ефименко П. П. Значение женщины в ориньякскую культуру. М., 1931. С. 16.
