CC BY
31
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Артемьева О. А., Макеева М. Н, Мильруд Р. П. Методология организации профессиональной подготовки специалиста на основе межкультурной коммуникации. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2005.
2. Белькова Е. В. Методика обучения абзацно-фразовому переводу студентов экономических специальностей (дополнительная квалификация «английский язык»): автореф. дис. ... канд. пед. наук. Иркутск, 2009.
3. Живова Ж. В. Методика обучения переводу с листа французских экономических текстов.: автореф. дис. ... канд. пед. наук. М., 1998.
4. Зуева И. К. Обучение студентов самостоятельному чтению и реферированию текста во внеучеб-ной деятельности: на примере англ. яз.: автореф. дис. ... канд. пед. наук. М., 2008.
5. Колобкова А. А. Обучение письменному реферативному изложению информации в процессе
профессионально-ориентированного иноязычного чтения: автореф. дис. ... канд. пед. наук. Пермь, 2006.
6. Нелюбин Л. Л. Толковый переводоведческий словарь. М.: Флинта: Наука, 2003.
7. Паршин А. Н. Теория и практика перевода. М.: Рус. яз., 2000.
8. Попова Т. В. Методика обучения студентов неязыковых вузов письменному переводу научных текстов: автореф. дис. ... канд. пед. наук. СПб., 2008.
9. Семенов А. Л. Основы общей теории перевода и переводческой деятельности. М: Академия, 2008.
10. Цибина О. И. Обучение реферированию и аннотированию иноязычной литературы в неязыковом вузе (англ. яз.): автореф. дис. ... д-ра пед. наук. М., 2000.
11. Чеботарев П. Г. Перевод как средство и предмет обучения: науч.-метод. пособие. М.: Высш. шк., 2006.
ЛИРИЧЕСКОЕ «Я» ПОВЕСТВОВАТЕЛЯ В АНОНИМНОЙ ЭПИЧЕСКОЙ ПЕСНЕ
THE LYRICAL "SELF" NARRATOR IN ANONYMOUS EPIC SONGS
Е. В. Дубовая
В «обезличенных», «анонимных», «коллективных», «народных» эпических песнях, наряду с объективным описанием событий, угадывается авторское присутствие, которое легко дешифруется по целому ряду признаков. В старофранцузской «Песни о Роланде» ощущение субъективного начала привносят, прежде всего, различные разряды местоимений. Будучи малозначительными грамматическими элементами, местоимения в поэтическом контексте подвергаются дополнительной семантизации, создают иллюзию сказителя, присутствующего «здесь и сейчас».
E. V. Dubovaya
In the "impersonal", "anonymous", "collective", "popular" epic songs, along with an objective description of events, we discern the authors presence, which can be easily decrypted by a variety of criteria. In the Old French "Chanson de Roland" various types of pronouns bring about the sense of subjectivity. Insignificant as grammatical elements, in a poetic context pronouns are mostly semantic elements; they create an illusion of the narrator's presence "here and now".
Ключевые слова: эпические песни, способы самовыражения лирического субъекта, семантизация местоимений.
Keywords: epic song, the lyrical narrator's ways of expression, pronouns in semantic function.
Произведения средневекового искусства тради-ционны по своей сути. Традиция предписывает выбор темы, так называемых общих мест, регламентирует использование форм языкового выражения, так называемых эпических клише или шаблонов, типических формульных элементов.
Вместе с тем многочисленные исследования героического эпоса позволили отказаться от привычного и
однобокого представления о народном творчестве как о проявлении некоего «коллективного бессознательного», «духа народа», «дали возможность увидеть за безличным и безымянным произведением народного творчества его создателя, различного на разных ступенях развития общества - племенного, дружинного, народного певца или средневекового бродячего жонглера, шпильмана, скомороха, в разных исторических
условиях, по-разному связанного с народным коллективом» [1, с. 243].
И хотя средневековый западноевропейский эпос -старофранцузская «Песнь о Роланде», германская «Песнь о Нибелунгах», испанская «Песнь о Сиде», карело-финская «Калевала», скандинавская «Старшая Эдда», эпос Гомера, южнославянские и русские былины в своей первоначальной устной народной форме, в традиционном исполнении странствующими певцами-профессионалами, жонглерами или шпильманами остались незаписанными и сохранились только в литературной обработке, тем не менее «при внимательном прочтении отчетливо выступает индивидуальное мастерство их создателя... хотя подлинные имена авторов эпических поэм до нас не дошли, растворившись в безымянной народной эпической традиции» [1, с. 46].
В устном эпическом творчестве элементы, предписанные традицией, вступают в сложное творческое взаимодействие с индивидуальной манерой сказителя. Возникает проблема индивидуального авторства, выделяющегося из анонимной фольклорной традиции [1, с. 249].
Французский эпос распространялся французскими жонглерами, сопровождавшими рыцарей в их многочисленных походах. И хотя жонглеры довольствовались исполнением чужих песен и приравнивались к бродячим актерам или фокусникам, все же это было профессиональное или полупрофессиональное исполнение, а не народное. Это обстоятельство позволяет говорить об индивидуальном творчестве, хотя перед средневековым автором не стояла такая проблема в ее современном понимании.
Как показали наши наблюдения, в классическом произведении героического стиля старофранцузской «Песни о Роланде» наличествуют не только отдельные разрозненные элементы - сигналы авторского присутствия, но имеется целая система таких элементов, внутренне связанных, последовательно представленных, которая исключает их случайный характер и позволяет увидеть в безымянном тексте индивидуальное проявление личности рассказчика. Автор, он же лирический повествователь, с необходимостью обнаруживает свое творческое «Я» с помощью целого арсенала специальных средств. В «обезличенных», «коллективных», «народных» эпических текстах, наряду с объективным описанием исторических событий, постоянно звучит голос автора с его очень личностным отношением, позицией, оценкой. Индивидуально-авторское присутствие легко дешифруется по целому ряду лексических, формально-грамматических и смысловых признаков. Ощущение субъективного начала привносят в повествование прежде всего многочисленные местоимения: личные, притяжательные, неопределенно-личные.
На уникальную роль местоимений в художественном тексте, их способности подвергаться семантическим трансформациям и смысловым углублениям в свое время обратил внимание Е. Г. Эткинд: «Местоимение в повседневной речевой практике - второстепенный лексический разряд, не обладающий ни самостоятельным значением, ни какой бы то ни было стилистической
окраской: оно функционирует с равным успехом в любом стиле, от высокого до вульгарного... Однако в поэтическом контексте приобретают содержательность местоимения самые обиходные, относящиеся к тому слою лексики, который принадлежит бесцветному, нейтральному "фону" речи» [2, с. 88].
В этой связи примечательно, что старофранцузская «Песнь о Роланде» открывается притяжательным "notre": Notre grand roi; l'empereur Charlemagne Sept ans pleins en Espagne est resté.(I;1) Державный Карл, наш славный император, Семь долгих лет в Испании сражался...(1; 10). Notre empereur fait sonner ses clairons. (XXXIII; 125) Велит король трубить в рога и трубы. (181; 76) Подобные примеры можно приумножить: Notre empereur a fini ses raisons. (III; 11) Могучий Карл окончил речь свою. (14; 15). Notre empereur regagne ses quartiers. (XI; 35) Уж приближался Карл к своим владеньям. (54; 28). Notre empereur tient sa tête ¡nclinée...(II; 8) Поник челом могучий император...(14; 10). Notre empereur est allé sous un pin (III ; 10) Могучий Карл сидит под сенью ели. (12; 14). Своим общим вступлением с многозначительного "Notre" автор как бы заявляет, что он ведет повествование изнутри, то есть не как эпический рассказчик, отдаленный от события пространством и временем, и не как наблюдатель, стоящий в стороне от него, но как лицо заинтересованное, если не как прямой его участник. "Notre" - очевидный элемент авторского присутствия, который, хотя еще достаточно обобщенно, указывает на наличие лирического субъекта, личностным видением которого будет пронизан весь эпический текст.
Notre archevêque y rend bien mille coups. (XIX; 73) Турпин архиепископ Врагам ударов тысячу нанес. (112; 48) Notre oriflamme eut d'abord nom Romaine Contre Monjoye alors on l'échangea. (XXXIX; 156-157) Джефоррей д'Анжу несет их орифламму -Ее сперва «романой» звали, Но с этих пор ее зовут «Монджой!». (228;93-94) Arrive après Turgis de Tourtelouse. De nos chrétiens il veut faire un grand vide. (XIV; 48) Там был Тургис, могучий мавр тортосский, -Он истребить мечтает христиан. (75; 33) C'est Aëlroth, le neveu de Marsile, Sur nos Français il dit de mauvais mots. (XVIII; 62) На скакуне гарцует Аэльрот, Он крикнул франкам нашим... (94; 42). Появившись в самом начале, "Notre" не сходит со страниц «Песни о Роланде» до конца повествования, которое им и заканчивается:
Notre empereur est revenu d'Espagne.
Il vient dans Aix, premier siège de France. (XLIX; 188)
Вернулся Карл из дальнего похода
И в Ахен свой престольный прибыл он. (273; 109).
Выразительность этого "Notre" усиливается тем, что
на его узуальное значение в контексте «Песни» накладывается окказиональное: с первых строк четко намечаются два противостоящих друг другу лагеря, два контрастных мировоззрения, две несовместимые религиозные идеи: «правая», «христианская», и религия неверных, языческая, мусульманская. Многократным повторением "Notre", "nos" ("Notre empereur", "Notre archevêque", "Notre oriflamme", "nos Français", "nos chrétiens") автор подчеркивает, что он активный участник реальных событий, для которого противоборствующие силы делятся на «своих» и «чужих». При этом "Notre" по смыслу противопоставляется "leur", которое почти не присутствует в тексте, но повсюду явно угадывается:
Tient Durandal qui bien tranche et bien taille Les Sarrazins et leur fait grand dommage. (XIX; 70) В руке его булатный Дюрандаль О, если б вы тогда его видали! Как он рубил неверных сарацин! (106; 46) Dans la mêlée, il frappe comme un brave, Il leur tranchait les lances, les écus... (XXVI; 101) ...В строй неверных Врубился он и страшные удары Наносит им по копьям и щитам. (149; 63) Les Sarrazins, dans toute leur armée Font résonner les tambours et les trompes. (XLI; 159) Со всех сторон рокочут барабаны, Весь стан неверных трубы оглашают, Гремят повсюду зычные рога. (232; 95) Chevauchent tant et Gane et Blancandrin. Полифункциональные формы "leur" в качестве личного местоимения в косвенно-объектном употреблении -"leur fait grand dommage", "Il leur tran chait les lances" - и как притяжательные детерминативы - "leur armée" - обогащают свое обычное грамматическое значение существенными качественными наслоениями, выступая как взаимоисключающие члены оппозиции "Notre - leur" в ситуации великого противостояния франков сарацинам. L'émir payen réclame tous les siens Frappez, barons, sur cette gent chrétienne! (XLIV; 171) Рубите их, вперед мои бароны! Сказал эмир. (249; 101) Le roi Marsile a fixé son dessein. Il dit aux siens: "Donc, seigneurs ; vous irez".. (I; 5) Окончил царь Марсилий совещанье, Сеньоры, - молвил он своим вассалам. (6; 11) Marsile voit le martyre des siens. Il fait sonnerses cors et ses trompettes. (XX; 70) И видит гибель мавров царь Марсилий -Велел трубить... (127; 54)
Идея бескомпромиссного размежевания сил проводится и с помощью автономного притяжательного местоимения "siens" - "réclame tous les siens", "Il dit aux siens", "voit le martyre des siens", - которое часто имеет в своем окружении семантически идентичные притяжательные детерминативы - "il fait sonner ses cors et ses trompettes". В этом же направлении прослеживается семантизация указательного местоимения "ceux" - "à ceux d'Espagne",
которое коррелирует с указательным определителем "ces" - "ces payens":
De ceux d'Espagne, il en jette morts vingt. (XXVII; 105) В толпу врагов врубился граф Роланд И мавров двадцать тут убил на месте. (155; 65) Bon gré, mal gré, ces payens déguerpissent. (XXII; 85) И наших войск не выдержав напора, Бегут в смятенье диком сарацины... (126; 54) "Ceux", "ces", помимо свойственного им значения ука-зательности, приобретают особый маркированный характер, подчеркивая степень удаленности не столько в пространстве, сколько в психологическом и моральном отношении. На первый план выступает опять разделительная функция «наши - чужие», подкрепляя значение противопоставления. Форма "ces payens" имеет сильный аффективный оттенок иронии, насмешки, неприятия -«Эти язычники!».
Quand les payens voient si peu de Français, Ils ont entr'eux orgueil et réconfort. (XXVI; 99) Когда полки испанских сарацин Так мало наших франков увидали, Воскликнули они в веселье диком... (147; 99) И отчужденно-враждебное "eux" - "Ils ont entr'eux orgueil et réconfort" - проводит категорическую демаркационную линию между «проклятым родом» самоуверенных и вероломных язычников и горсткой оставшихся в живых, но не побежденных французских воинов.
Еще более отчетливо субъективно-личностный компонент проступает в глагольной форме первого лица множественного числа "Avons", которая синтетически содержит в себе личное местоимение "Nous". "Avons" с входящим в него, легко восстанавливаемым "Nous" есть хотя и очень обобщенное, но национально-конкретное начало, с помощью которого авторская психология выражает точку зрения «нашего воина» на противника: Avons ouï tous parler de la lance Dont fut en croix blessé Notre-Seigneur: Charles en a le fer, grâce à Dieux. (XXXIV; 127) Известно всем, что волею Господней Могучий Карл достал конец копья, Которым наш Господь, наш искупитель Был на кресте врагами прободен. (185; 77-78) Как показано в многочисленных исследованиях, посвященных данной проблеме, степень отдаленности или приближенности повествователя к лирическому персонажу может быть различной - от полной изолированности рассказчика до полного слияния с героем. О максимальной приближенности автора к лирическому субъекту свидетельствует личное местоимение "Je". В эпическом контексте заурядное грамматическое "Je" приобретает все новые и новые оттенки смыслов, подвергается дополнительной семантизации. Лирическое "Je" объединяет в себе объективное и субъективное начало. Ils ont lâché la rêne, ils éperonnent Ils vont frapper le payen Timozel, [.] Je n'ouïs dire et je ne sus jamais Lequel des deux y fut plus agile. (XIV; 72)
Не знаю я, и не узнаю, наверно, никогда Кто первый ударил мавра Тимозеля. Il frappe encore sur une pierre grise, Plus en abat que je ne sais vous dire. (XXXI; 120) И снова опускает он на серый камень меч, Так часто, что ударов я не смог бы счесть. L'émir payen est sorti du vaisseau, Espaneliz va, marchant à sa droite, Et dix-sept rois vont après, le suivant, Comtes et ducs, je ne sais pas combien. (XXXVI; 136) Эмир-язычник сходит с корабля. Правее следует Эспанелиз, чуть погодя, Идут семнадцать королей за ним, И свита графов, герцогов, числа не знаю им. За лирическим "Je" здесь стоит автор-повествователь. Реплики "Jene sais pas combien", "Jene sais vous le dire", "Jen'ouÏs dire et jene sus jamais" произносятся от имени очевидца, рельефно выделяя индивидуальный субъективный план высказывания. С их помощью автор представляет себя как очевидца события.
Наиболее определенно местоимение первого лица "Je", которое в каждом данном акте речи может обозначать только одного человека. Менее определенны местоимения первого-второго лица множественного числа, которые указывают на разных действующих лиц. Местоимение "on" выражает неопределенное лицо [3, с. 252]. Иногда "on" выступает как обобщенное указание на множество действующих лиц, групп людей, некоей безликой массы, сплоченной необходимостью действовать совместно в условиях боя:
Les Franks disaient "Quelle grande bataille!" Mais on ne sait lequel la gagne. (XI;38) Вскричали франки: «Жаркий бой кипит!» Кто знает, кто в нем победит. В отдельных случаях можно говорить о явлении семантической транспозиции, когда одно местоимение употребляется в функции другого, в частности "on" заменяет авторское "Je":
On voit alors les chevaliers arabes, [.] Qui frappent bien de leurs épieux tranchants ; Mais les Français de fuir n'ont pas l'idée, Il en meurt bien et des uns et des autres! (XLVI;176) Вот всадники арабские грядут, Мечами острыми врагов секут. Но франки и не думают бежать, Тем и другим милее умирать! Хотя в примере нет местоимения первого лица, оно здесь подразумевается исходя из общего смысла и окружающего контекста. За неопределенно-личным "on" скрывается сам рассказчик. Однако, по сравнению с "Je", "on" звучит более обобщенно - это "Je" и "Nous" одновременно.
В следующих примерах лирический сюжет движется от "Je" к "Vous", от первого лица ко второму, что свидетельствует о тесной связи субъекта с объектом (в противоположность отчужденному "leur"):
Vous eussiez vu maint chevaliers pleurer. (V; 19-20)
Видели бы вы, как плакали его родственники! Vous l'eussiez vu jeter l'un sur l'autre,
Et le sang clair épandu sur la place. (XIX; 70) Видели бы вы, как сраженные его рукой сарацины падали грудами один на другого. Dieu! que d'épieux brisés par la moitié! Ecus froissés, cuirasses démaillées! Vous eussiez vu! la terre en est jonchée. (XLIV; 171) О сколько там было разбитых копий, щитов и лат! Видели бы вы! Ими была усеяна земля! Les Franks frappaient de leurs épieux brunis, Vous eussiez vu grande douleur des gens! Tant d'hommes morts ou blessés et sanglants! L'un git sur l'autre ou de face ou de dos! (XXI; 136) Разят французы пиками, и кровь течет ручьем! О если бы вы видели страдания несчастных! О сколько полегло от ран ужасных: Спиною иль лицом, лежит убитый на живом. "Vous eussiez vu", "Vous l'eussiez vu." - подобные риторические обращения полифункциональны по своей сути. С их помощью автор изображает себя как очевидца или даже участника событий, которые он пытается живо и эмоционально воспроизвести перед мысленным взором слушателей. За счет включения этих оборотов речь автора звучит подчеркнуто диалогично, передавая динамику непосредственной обратной связи с аудиторией. Апелляции к публике выполняют и функцию внушения: через их посредство рассказчик планирует вызвать заранее запрограммированную реакцию, без которой немыслим творческий процесс.
Отметим также, что присутствующий в репликах глагол "voir" - "Vous eussiez vu!", обращенный к зрению, одному из главных человеческих чувств, делает батальную зарисовку физически наблюдаемой. Взаимодействие и взаимовлияние всех этих смыслов и функций как результат вызывает иллюзию сказителя, реально присутствующего "hic et nunc" - «здесь и сейчас».
В целом текстовом единстве движение от "notre", "nos", "nous" к "Je" и его функциональному субституту "on" и далее к "Vous" создает многослойность текста. "Je" - не просто лирический персонаж, он выражает свое личное, которое вместе с тем оказывается общим, внеличным для всех "nos Franks". Так малозначительные грамматические элементы позволяют придать образу автора отчетливые контуры в анонимном, обезличенном эпическом тексте.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Жирмунский В. М. Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки. М.; Л., 1962.
2. Эткинд Е. Г. Материя стиха. СПб., 1998.
3. Гак В. Г. Теоретическая грамматика французского языка. М., 2000.
4. Chanson de Roland / par A. d'Avril. Paris, 1865.
5. Песнь о Роланде / пер. Ф. Г. Делабарта. М., 1938.
