CC BY
30
© Коллектив авторов, 2021 УДК 614.2
Архангельский В. Н.1,2 3, Зайко Е. С.1 ЛИНИИ РЕПРОДУКТИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ
'ГБУ города Москвы «Научно-исследовательский институт организации здравоохранения и медицинского менеджмента Департамента
здравоохранения города Москвы», '15088, Москва, Россия; 2Институт демографических исследований — обособленное подразделение Федерального научно-исследовательского социологического центра
РАН, ' '9333, Москва, Россия; 3ФГБОУ ВО «Московский государственный университет имени М. В.Ломоносова, ' '999', Москва, Россия
В статье анализируются линии репродуктивного поведения населения, являющиеся одним из важных индикаторов действий по реализации репродуктивных установок. Анализ проведен по результатам двух исследований: «Выборочного наблюдения репродуктивных планов населения», проведенного Росстатом в 2012 г., и первой волны Всероссийского исследования «Демографическое самочувствие России», проведенного ИДИ ФНИСЦ РАН в 2019—2020 гг. Если исследование 2012 г. показало, что почти 213 однодетных женщин не предохранялись от беременности и не делали абортов до появления первого ребенка, то по результатам исследования 2019—2020 гг. поровну распределились предохранявшиеся и не предохранявшиеся от беременности до первых родов. В зависимости от линий репродуктивного поведения различаются, в среднем, величины временного интервала между регистрацией брака и первым рождением, и между первыми рождениями и вторыми. Зависимость линий репродуктивного поведения от значимости рождения и воспитания детей проявляется не столько с линиями репродуктивного поведения в отношении уже родившихся детей, сколько с их поведением, направленным на роды или отказ от родов.
Ключевые слова: репродуктивное поведение; предохранение от беременности; аборты
Для цитирования: Архангельский В. Н., Зайко Е. С. Линии репродуктивного поведения. Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2021;29(спецвыпуск):1374—1380. DOI: http://dx.doi.org/10.32687/0869-866X-2021-29-s2-1374-1380
Для корреспонденции: Зайко Екатерина Сергеевна; е-mail: zaykoes@zdrav.mos.ru
Arkhangelskiy V. N.1,2•3, Zayko Е. S. 1
LINES OF REPRODUCTIVE BEHAVIOR
'Research Institute for Healthcare Organization and Medical Management of Moscow Healthcare Department,
Moscow, 115088, Russia;
2Institute for Demographic Research — Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences, Moscow, 119333, Russia;
3M. V. Lomonosov Moscow State University, Moscow, 119991, Russia
The article analyzes the lines of reproductive behavior of the population, which are one of the important indicators of actions to implement reproductive attitudes. The analysis of the lines of reproductive behavior was carried out on the basis of the results of two studies: «Selective observation of reproductive plans of the population» conducted by Rosstat in 2012 and the first wave of the All-Russian study «Demographic well-being of Russia» conducted by IDR FCTAS RAS in 2019— 2020. If the 2012 study showed that almost 213 of one-child women did not have contraception and did not have abortions before the birth of their first child, then according to the results of the 2019—2020 study. Equally distributed were those who had and those who had not been protected from pregnancy before the first birth. Depending on the lines of reproductive behavior, on average, the values of the time interval between the registration of marriage and the first birth differ, and the time intervals between the first births and the second are noticeably different. The dependence of the lines of reproductive behavior on the importance of the birth and upbringing of children is manifested not so much with the lines of reproductive behavior in relation to children who have already been born, but with their behavior aimed at childbirth or refusal to give birth.
Keywords: reproductive behavior, contraception, abortion
For citation: Arkhangelskiy V. N., Zayko Е. S. Lines of reproductive behavior. Problemi socialnoi gigieni, zdravookhranenia i istorii meditsini. 2021;29(Special Issue):1374—1380 (In Russ.). DOI: http://dx.doi.org/10.32687/0869-866X-2021-29-s2-1374-1380
For correspondence: Ekaterina S. Zayko; е-mail: zaykoes@zdrav.mos.ru
Source of funding. The research had no sponsor support.
Conflict of interests. The authors declare absence of conflict of interests.
Received 15.07.2021 Accepted 10.09.2021
Введение
Под термином «репродуктивное поведение» в научной литературе понимается «система действий и отношений, опосредующих рождение или отказ от рождения ребенка в браке или вне брака» [1]. Пристальное внимание в исследованиях репродуктивного поведения, как правило, уделяется «отношениям» (репродуктивные ориентации, мотивы, оценка
условий, способствующих или препятствующих рождению детей и т. п.) и в существенно меньшей мере — «действиям» [2]. Однако они также, безусловно,— важные индикаторы репродуктивного поведения.
Одним из таких индикаторов являются линии репродуктивного поведения. Это понятие было впервые сформулировано и проанализировано в исследовании, проведенном под руководством
А.И.Антонова [3]. Определение линий репродуктивного поведения основывалось, главным образом, на критерии наличия или отсутствия прерывания беременности между рождениями детей. Представляется целесообразным учитывать также предохранение от беременности, выделяя, однако, аборты в отдельные линии репродуктивного поведения.
С одной стороны, разница в откладывании рождения ребенка с прерыванием беременности или с отсутствием аборта, но при контрацепции может быть обусловлена только степенью эффективности предохранения от беременности. С другой стороны, принятие решения о прерывании беременности может свидетельствовать об относительно более сильной установке на откладывание рождения ребенка [4]. Кроме того, откладывание рождения с использованием абортов имеет существенно большие отрицательные последствия для репродуктивного здоровья.
Анализ линий репродуктивного поведения, их различий в зависимости от тех или иных социальных и демографических характеристик представляет научный и практический интерес. Они могут служить важным индикатором силы потребности в детях, установки на их рождение и с этой точки зрения использоваться для оценки результативности демографической политики.
Откладывание рождения ребенка, ориентация на его рождение в более позднем возрасте актуализируют задачу сохранения репродуктивного здоровья. Риски осложнений беременностей для возрастных матерей хорошо известны [5]. Имеет место и еще одно негативное, с точки зрения уровня рождаемости, влияние откладывания рождения первого ребенка. Примером может быть ретроспективный анализ рождаемости в Южной Корее, где снижение рождаемости до самых низких уровней с 1990-х гг. было связано с отсрочкой 1-х и 2-х родов [6]. Если первенец рождается на ранних стадиях отношений (независимо от брачного статуса), то дальнейший образ жизни складывается с учетом ребенка. Если же в паре уже сформировался привычный уклад жизни без ребенка, то перспектива рождения первенца может восприниматься как угроза привычному стилю жизни [7, 8]. В этом случае может иметь место желание отложить эти ограничения на более поздний срок и минимизировать их, т. е. ограничиться 1 ребенком. Эти процессы происходят на фоне перехода к феминистским ценностям, которые увеличивают значимость работы и карьеры среди женщин. Аналогичные изменения констатируют российские исследователи в отношении ценности семьи в обществе [9]. Условия жизни также оказывают значимое влияние на откладывание рождений [10, 11]. В связи с этим вопросы семейного планирования приобретают особую актуальность \
Материалы и методы
В данной работе проанализированы линии репродуктивного поведения у женщин, имеющих 1 и 2 детей. Для однодетных выделяются 3 линии репро-
дуктивного поведения: 1 — отказ от контрацепции и абортов после бракосочетания до появления ребенка; 2 — применение контрацепции, но отказ от абортов после бракосочетания до рождения ребенка; 3 — наличие абортов (независимо от применения или отсутствия контрацепции) в период после бракосочетания до появления ребенка.
Поскольку корректно отслеживать применение или отказ от контрацепции только в текущем браке, ограничением в исследовании является то, что в отношении двухдетных женщин линии репродуктивного поведения определяются только для родивших обоих детей в одном браке.
Имея в виду возможность перечисленных 3 линий репродуктивного поведения и в период между рождением 1-го и 2-го ребенка, у двухдетных женщин могут иметь место 9 линий репродуктивного поведения:
1-я — отказ от контрацепции и абортов после бракосочетания до рождения первенца и между рождениями 1-го и 2-го ребенка;
2-я — отказ от контрацепции и абортов после бракосочетания до появления первенца, предохранение от беременности, но отказ от абортов между 1-м и 2-м ребенком;
3-я — отсутствие предохранения от беременности и абортов после бракосочетания до появления первенца, наличие абортов (независимо от применения или отсутствия контрацепции) в период между 1-м и 2-м ребенком;
4-я — применение контрацепции, но отказ от искусственного прерывания беременности после бракосочетания до рождения первенца, отказ от контрацепции и абортов между 1-м и 2-м ребенком;
5-я — применение контрацепции, но отказ от абортов после бракосочетания до появления первенца и между 1-м и 2-м ребенком;
6-я — применение контрацепции, но отказ от абортов после бракосочетания и появления первенца, наличие абортов (независимо от применения или отсутствия контрацепции) в период между 1-м и 2-м ребенком;
7-я — наличие абортов (независимо от применения или отсутствия контрацепции) после бракосочетания до появления 1-го ребенка, отказ от контрацепции и абортов между 1-м и 2-м ребенком;
8-я — наличие абортов (независимо от применения или отсутствия контрацепции) после бракосочетания до появления первенца, применение контрацепции, но отказ от абортов между 1-м и 2-м ребенком;
9-я — наличие абортов (независимо от применения или отсутствия контрацепции) после бракосочетания до появления первенца и между 1-м и 2-м ребенком.
1 Доклад ООН. Мировая рождаемость и планирование семьи 2020. Основные моменты. URL: https://www.un.org/development/ desa/pd/sites/www.un.org.development.desa.pd/files/files/documents/ 2020/Aug/un_2020_worldfertilityfamilyplanning_highlights.pdf (дата обращения: 14.07.2021).
Анализ линий репродуктивного поведения в данной работе осуществляется на основе данных двух социологических опросов:
• «Выборочное наблюдение репродуктивных планов населения», проведенное Росстатом в 2012 г. в 30 регионах России (далее — исследование 2012 г.);
• первая волна Всероссийского исследования «Демографическое самочувствие России», проведенного в конце 2019 — начале 2020 гг. исследовательским коллективом ИДИ ФНИСЦ РАН под руководством профессора Т. К. Ростовской в 10 регионах России (далее — исследование 2019—2020 гг.) [12].
Их выбор определяется репрезентативностью, наличием необходимой информации для анализа дифференциации и детерминации линий репродуктивного поведения, наличием у авторов баз микроданных.
По данным исследования 2012 г. линии репродуктивного поведения могут быть проанализированы для 1135 однодетных и 859 двухдетных женщин, у которых все дети родились в том браке, в котором они состояли на момент опроса.
Среди однодетных 1-я линия репродуктивного поведения была у 721 женщины (63,5%), 2-я — у 350 (30,8%), 3-я (наличие абортов) — у 64 (5,6%).
Наиболее распространенной линией репродуктивного поведения у двухдетных в данном исследовании также была 1-я линия (227 женщин или 26,4%). Почти у такого же количества женщин — 2-я и 3-я линии — соответственно, 197 или 22,9% и 199 или 23,2%. У 118 двухдетных женщин (13,7%) была 5-я линия репродуктивного поведения, у 60 (7,0%) — 6-я. По остальным из указанных выше возможных линий репродуктивного поведения численности двухдетных женщин в данном исследовании слишком малы для репрезентативного анализа (4-я — 22, 7-я — 5, 8-я — 12, 9-я — 19). Отметим лишь, что, если доля имевших аборты в текущем браке до появления 1-го ребенка составляет 5,6% у однодетных и 4,2% — у двухдетных, то доля сделавших аборт между 1-м и 2-м ребенком значительно выше и составляет почти треть (32,4%) двухдетных женщин.
По данным исследования 2019—2020 гг., линии репродуктивного поведения могут быть проанализированы для 445 однодетных и 426 двухдетных женщин.
Среди однодетных 1-я линия репродуктивного поведения была у 210 женщин (47,2%), 2-я — у 208 (46,7%). Только у 27 женщин (6,1%) была 3-я линия.
Почти у трети двухдетных женщин (136 человек или 31,9%) была 5-я линия репродуктивного поведения. Для 96 человек (22,5%) характерна 1-я линия, у 78 человек (18,3%) имела место 2-я линия, а у 67 (22,5%) — 3-я. С остальными из перечисленных выше линий репродуктивного поведения число женщин с 2 детьми в этом исследовании недостаточно для репрезентативного анализа (4-я — 18 человек . 6-я — 9, 7-я — 2, 8-я — 10, 9-я — 10).
При сравнении доли женщин, прерывавших беременность в текущем браке до появления первенца, получается, что доля двухдетных женщин (5,2%) ниже, чем у однодетных (6,1%), но разница невелика. В промежутке между 1-м и 2-м ребенком аборты были у 20,2% двухдетных женщин.
Результаты и обсуждение
Линии репродуктивного поведения у городских и сельских женщин
Одним из факторов, влияющих на различия линий репродуктивного поведения, является городское или сельское место жительства.
Результаты исследования 2012 г. показали, что сельские однодетные женщины чаще, чем городские, не предохраняются от беременности и абортов до рождения ребенка (72,7 и 61,0% соответственно) — 1-я линия. Треть (33%) опрошенных городских женщин и немногим более пятой части сельских жительниц (22,9%) с 1 ребенком предохранялись от беременности до его рождения, но не имели абортов (2-я линия). Доля прерывавших беременность в текущем браке до появления ребенка (3-я линия) почти одинаковая среди городских и сельских женщин (6,0 и 4,5% соответственно).
По результатам исследования 2019—2020 гг., поселенческие различия в распределении по линиям репродуктивного поведения у однодетных женщин меньше. Но доля не предохранявшихся от беременности и не делавших аборты до появления первенца у сельских женщин вновь оказалась больше, чем у городских, хотя и не намного (45,3 и 42,9% соответственно), а доля предохранявшихся от беременности, но не делавших аборты, наоборот, у городских женщин (51,1%) выше, чем у сельских (44,0%). В отличие от исследования 2012 г. доля прерывавших беременность до рождения первенца среди сельских жительниц выше, чем среди городских (10,7 и 6,0% соответственно), но следует иметь в виду, что таких респонденток в данном исследовании немного (16 в городских поселениях и 8 в сельской местности), и поэтому различия здесь могут быть случайными.
Несколько большее распространение линии (отсутствие предохранения от беременности и абортов до появления первенца) у жительниц сельской местности показал анализ поселенческих различий и у двухдетных женщин. По данным исследования 2012 г., это имело место у 68,5% городских и 79,9% сельских женщин. Разница здесь (11,4 процентных пунктов) почти такая же, как отмеченная выше в отношении 1-й линии репродуктивного поведения у однодетных женщин (11,7 процентных пунктов). Почти такие же поселенческие различия и по данным 2019—2020 гг.: доля не предохранявшихся от беременности и не делавших аборты до первенца среди сельских жительниц (57,7%) на 10 процентных пунктов больше, чем среди городских (47,7%).
В интервале между рождениями 1-го и 2-го ребенка доля не использовавших контрацепцию и не прерывавших беременность значительно меньше,
чем в период до появления первенца. В выборке сельских жительниц эта доля немного больше, но поселенческие различия здесь невелики: по данным исследования 2012 г., у городских женщин 28,3%, у сельских — 31,9%; по данным исследования 2019— 2020 гг. — 22,6 и 23,9% соответственно.
По данным исследования 2012 г. доля прерывавших беременность до появления 1-го ребенка у двухдетных женщин в городских поселениях (4,5%) немного выше, чем в сельской местности (3,7%), а в интервале между 1-м и 2-м ребенком, наоборот, доля делавших аборты среди горожанок (30,1%) меньше, чем среди сельских жительниц (36,5%). По данным исследования 2019—2020 гг. доля имевших аборты среди сельских двухдетных женщин выше, чем среди городских, и до появления первенца (9,8 и 4,6% соответственно), и между 1-м и 2-м ребенком (30,9 и 14,7%).
Оба анализируемых исследования показали, что у сельских двухдетных женщин существенно чаще, чем у городских имеет место 3-я линия репродуктивного поведения — отсутствие предохранения от беременности и прерывания беременности после бракосочетания до появления 1-го ребенка, и при этом наличие абортов в период между 1-м и 2-м ребенком. В то же время у городских женщин в большей мере, чем у сельских, распространено предохранение от беременности, но отсутствие абортов до 1-х родов и между 1-м и 2-м ребенком.
Линии репродуктивного поведения в зависимости от уровня образования
Регулярно отмечается взаимосвязь уровня образования и рождаемости. Во многом она обусловлена различиями в ценностных ориентациях в зависимости от уровня образования [13]). Результаты исследования показывают, что распределение линий репродуктивного поведения отличается среди женщин с разным уровнем образования.
В отношении однодетных женщин эти различия совсем не проявились в исследовании 2019— 2020 гг., но оказались существенными по данным 2012 г. Это исследование показало, что у однодет-ных женщин с высшим образованием значительно чаще имеет место 2-я линия репродуктивного поведения, т. е. предохранение от беременности, но отсутствие абортов до появления 1-го ребенка, и не-
много меньшее распространение у них имеют аборты до 1-го ребенка (табл. 1).
По данным исследования 2012 г., большее распространение контрацепции, но отсутствие абортов до появления первенца у женщин с более высоким уровнем образования проявилось и у имеющих 2 детей. Такие же, но менее выраженные различия имеют место и по результатам исследования 2019— 2020 гг. (табл. 1).
Аналогичные различия в зависимости от уровня образования имеют место и по доле предохранявшихся от беременности, но не имевших абортов между 1-м и 2-м ребенком. Данные исследования 2019—2020 гг. показали, что среди женщин со средним профессиональным и более низким уровнем образования таковых 39,8%, а среди имеющих неполное и полное высшее образование — 56,3%. По данным исследования 2012 г. эта доля максимальна у имеющих не высшее, а неполное высшее образование (табл. 1).
Доля имевших аборты в интервале между 1-м и 2-м ребенком, по данным исследования 2012 г., несколько выше у имеющих среднее общее и более низкое образование (41,4%) и, наоборот, ниже у женщин с неполным высшим образованием (24,4%). В остальных группах двухдетных женщин по уровню образования она составляет 30—33%. По результатам исследования 2019—2020 гг., аборты в интервале между 1-м и 2-м ребенком были у 26,2% женщин со средним профессиональным и более низким уровнем образования и 17,8% — с неполным и полным высшим образованием (табл. 1).
У двухдетных женщин с более высоким уровнем образования существенно менее распространена 3-я линия репродуктивного поведения — отсутствие предохранения от беременности и прерывание беременности до появления первенца, наличие абортов в интервале между 1-м и 2-м ребенком. По данным исследования 2012 г. различия между группами по уровню образования составляют 1,6 раза. Данные исследования 2019—2020 гг. обнаружили различия в 1,7 раза (табл. 1).
Наоборот, чаще у женщин с более высоким уровнем образования имеет место 5-я линия — предохранение от беременности, но отсутствие абортов как до первых родов, так и в интервале между 1-м и 2-м ребенком. По данным исследования 2012 г., различия очень существенны: среднее общее образова-
Таблица 1
Линии репродуктивного поведения у однодетных женщин в зависимости от уровня образования (%)
Уровень образования Исследование 2012 г. Исследование 2019—2020 гг.*
1-я линия 2-я линия 3-я линия 1-я линия 2-я линия 3-я линия
Среднее общее и ниже 70,9
Начальное профессиональное 64,9
Среднее профессиональное 72,6
Неполное высшее 59,4
Высшее и послевузовское 57,0
21,2 28,1 21,5 32,8 38,4
7,9 7,0 5,9 7,8 4,6
45,6
47,8
49,1
45,9
5,3
6,3
* Объединение групп женщин по уровню образования по данным исследования 2019—2020 гг. связано с относительно малой их численностью.
ние и более низкое — 6,0%; высшее и послевузовское — 19,4%. Исследование 2019—2020 гг. показало меньшие различия, но среди женщин с неполным и полным высшим образованием эта линия была у 32,9%, а у женщин со средним профессиональным и более низким уровнем образования — у 25,2% (табл. 1).
Прото- и интергенетический интервал при разных линиях репродуктивного поведения
Протогенетический (между бракосочетанием и появлением первенца) и интергенетический (между рождениями детей) интервалы являются значимыми для определения характеристик репродуктивного поведения. Можно предположить, что они различаются в зависимости от линии репродуктивного поведения (см. табл. 2 и 3).
По данным исследования 2012 г., средний протогенетический интервал у однодетных женщин, которые до рождения ребенка предохранялись от беременности (19,7 мес), почти на 5 мес больше, чем у тех, кто от беременности не предохранялся (14,8 мес). Однако при наличии абортов в данном браке до рождения ребенка средний протогенетиче-ский интервал оказывается не больше, а, наоборот, меньше (11,7 мес), чем у тех женщин, которые не прерывали беременность абортом до рождения 1-го ребенка. Возможно, что у части из них аборт имел место в данном браке, но до его регистрации, от которой рассчитывается протогенетический интервал. Если это так, то, возможно, и регистрация брака бы-
Таблица 2
Средний протогенетический интервал в зависимости от линии репродуктивного поведения у однодетных женщин (месяцев)
Линии репродуктивного поведения Исследование 2012 г. Исследование 2019— 2020 гг.
1-я линия 14,8 20,8
2-я линия 19,7 22,7
3-я линия 11,5 32,8
Таблица 3
Средний протогенетический и интергенетический интервалы в зависимости от линии репродуктивного поведения у двухдетных женщин (мес)
Линии ре- Исследование 2012 г. Исследование 2019— 2020 гг.
продуктивного поведе- интервал между:
ния протогенети-ческий интергенетический протогенети-ческий интергенетический
1-я 10,6 40,5 14,8 49,3
2-я 7,5 66,9 15,3 69,4
3-я 9,4 76,9 4,5 89,4
4-я 13,3 34,4 18,4 55,9
5-я 14,9 71,2 15,4 82,6
6-я 13,2 73,7 ...* ...
7-я ... ... ... ...
8-я 1,8 60,3 . .
9-я 1,3 79,0 .. .
Примечание. ^Показатель не приводится, т.к. рассчитан менее чем для 10 женщин.
ла обусловлена новой беременностью и близкой перспективой рождения ребенка.
Результаты исследования 2019—2020 гг. показали существенно меньшие различия в величине среднего протогенетического интервала между предохранявшимися (22,7 мес) и не предохранявшимися (20,8 мес) от беременности до рождения ребенка. В отличие от результатов исследования 2012 г., в данном исследовании величина этого интервала у делавших аборты (32,8 мес) значительно больше, чем у не делавших (но следует иметь в виду, что она рассчитана для маленькой совокупности (15 женщин) и поэтому может носить случайный характер) (см. табл. 2).
Как у женщин с 1 ребенком, так и у женщин с 2 детьми, при отсутствии контрацепции и прерывания беременности до появления первенца средний протогенетический интервал (1—3-я линии) меньше, чем у тех, кто предохранялся от беременности в этот период (4—6-я линии). В большей мере эти различия проявились, опять же, по результатам исследования 2012 г. (см. табл. 3).
Важно отметить то, что у имеющих 2 детей средний протогенетический интервал меньше, чем у имеющих 1 ребенка (см. табл. 2). Это проявилось по результатам обоих исследований как у предохранявшихся, так и у не использующих контрацепцию до появления первенца. Возможно, более короткий интервал до появления 1-го ребенка связан у них с планированием следующего ребенка.
Временной интервал между 1-м и 2-м ребенком в еще большей мере, чем протогенетический интервал, зависит от того, имело ли место в этот период предохранение от беременности. По данным исследования 2012 г., среди тех, кто не использовал контрацепцию между 1-ми 2-м ребенком, интервал между ними составлял в среднем 40,5 мес (1-я линия) и 34,4 мес (4-я линия), а у тех, кто предохранялся, — 66,9 мес (2-я линия), 71,2 мес (5-я линия) и 60,3 мес (8-я линия). По данным исследования 2019—2020 гг., у не использующих контрацепцию между рождениями 1-го и 2-го ребенка он равен 49,3 мес (1-я линия) и 55,9 мес (4 линия), а у предохранявшихся — 69,4 мес (2-я линия) и 82,6 мес (5-я линия).
Можно предположить, что выбор линии репродуктивного поведения в существенной мере зависит от значимости рождения и воспитания детей. При этом корректной является оценка зависимости поведения в отношении будущего рождения ребенка от значимости детей, т. е., по сути дела, речь идет о необходимости учета последовательности демографических событий [14].
Среди не имеющих детей женщин, предохраняющихся от беременности, средний балл значимости ценности «воспитать ребенка» составляет, по данным 2012 г., 4,61 (по 5-балльной шкале), а у тех, кто не предохраняется, — 4,76 (4,35 и 4,55 в 2019— 2020 гг.). Еще более существенны у них различия в значимости ценностей «вырастить двоих детей» (соответственно, 3,76 и 4,15 в 2012 г.; 3,85 и 4,22 в
2019—2020 гг.) и «иметь троих детей» (2,20 и 2,78 в 2012 г.; 2,65 и 3,34 в 2019—2020 гг.). У имевших аборты в данном браке средний балл значимости ценности «воспитать ребенка» составляет 4,42, у тех, у кого абортов не было, — 4,71 (3,96 и 4,29 в 2019— 2020 гг.).
Среди женщин, имеющих 1 ребенка, у предохраняющихся от беременности после его рождения средний балл значимости ценности «вырастить двоих детей» составляет 3,73, у не предохраняющихся — 4,03 в 2012 г. (3,23 и 3,68 в 2019—2020 гг.), а средний балл значимости ценности «иметь троих детей» — соответственно, 2,00 и 2,56 (2,31 и 2,94 в 2019—2020 гг.). У имевших аборты после рождения ребенка средний балл значимости ценности «вырастить двоих детей» составляет 3,40, у не имевших абортов — 3,95 (2,57 и 3,64 в 2019—2020 гг.), а средний балл значимости ценности «иметь троих детей» — соответственно 1,91 и 2,23 (2,05 и 2,53 в 2019—2020 гг.).
Среди женщин, имеющих 2 детей, у тех, кто предохраняется от беременности после рождения 2-го ребенка, средний балл значимости ценности «иметь 3 детей» в 2012 г. равен 2,42, а у тех, кто не предохраняется, — 2,99 (2,59 и 3,37 в 2019—2020 гг.).
Таким образом, есть основания говорить о зависимости выбора репродуктивного поведения (предохранение или не предохранение от беременности, наличие или отсутствие абортов) от значимости детей, точнее, их большего числа, чем уже есть в семье.
Выводы
Большинство (63,5%) однодетных женщин в исследовании 2012 г. отметили, что не предохранялись от беременности и не делали абортов в данном браке до рождения ребенка. Линия репродуктивного поведения с предохранением от беременности (но без абортов) в этот период, по данным этого исследования, встречалась вдвое реже (30,8%). Иное соотношение числа женщин с двумя этими линиями репродуктивного поведения показало исследование 2019—2020 гг. В нем было практически поровну предохранявшихся (46,7%) и не предохранявшихся (47,2%) от беременности (но не делавших аборты) в данном браке до рождения ребенка. Трудно сказать, связаны ли эти различия с разными по тем или иным характеристикам совокупностями опрошенных в этих исследованиях или с тем, что в период между ними возрастала доля откладывавших рождение первенца в браке. Необходимо отметить , что в России средний возраст матери при рождении первого ребенка увеличился почти на 1 год с 24,98 года в 2012 г. до 25,94 года в 2019 г. [15, с. 206].
Третья линия репродуктивного поведения, которая выделялась для однодетных, определялась наличием абортов в данном браке до рождения ребенка. Она имела место у 6% опрошенных женщин с 1 ребенком. Если выбор из первых двух линий, вероятно, связан с намерением отложить или, наоборот, не
откладывать рождение ребенка (об этом свидетельствует и больший, в среднем, протогенетический интервал у предохранявшихся от беременности, то третья линия (наличие абортов) может быть, скорее, следствием не предохранения или неудачного предохранения от беременности, а не намерением отложить рождение ребенка на более длительный срок.
Среди городских и имеющих более высокий уровень образования женщин несколько выше доля предохранявшихся от беременности до рождения 1-го ребенка. По доле предохранявшихся от беременности между рождениями 1-го и 2-го ребенка поселенческие различия невелики, а образовательные весьма существенны — среди женщин с высшим образованием таковых значимо больше.
Одной из значимых детерминант выбора линии репродуктивного поведения является ценность детей. Однако взаимосвязь между ними по результатам исследований практически не проявляется, во многом, из-за того, что используется индикатор ценности детей на момент исследования, т. е. уже после рождения детей, в отношении которых рассматриваются линии репродуктивного поведения. В то же время значимость того числа детей, которое больше уже имеющегося, существенно различается у тех, кто предохраняется или не предохраняется от беременности, делает или не делает аборты.
Полученные результаты имеют значение для выработки направлений демографической политики. Повышение ценности детей будет способствовать выбору линии репродуктивного поведения, предполагающей не откладывание рождения ребенка в браке, что повышает вероятность его рождения, ибо при длительном откладывании повышается как риск ухудшения репродуктивного здоровья, так и переход откладывания рождения в отказ от него. Сохранение репродуктивного здоровья предполагает повышение культуры предохранения от беременности с целью недопущения ситуации, в которой может быть принято решение об аборте.
Источник финансирования. Исследование не имело спонсорской поддержки.
Конфликт интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Антонов А. И. Репродуктивное поведение // Демографический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1985. С. 369—370.
2. Гудкова Т. Б. Репродуктивные намерения россиян: мотивация и сдерживающие факторы // Демографическое обозрение. 2019. Т. 6, № 4. С. 83—103. DOI: 10.17323/demreview.v6i4.10428.
3. Антонов А. И., Зверева Н. В., Медков В. М., Сиротенко Ю. В. Двухдетная семья в Москве — образ жизни и репродуктивное поведение // Семья и дети. М.: МГУ, 1982. С. 51—53.
4. Карпова В. М. Репродуктивная история как фактор репродуктивного поведения // Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. 2018. Т. 24, № 3. С. 62—86. DOI: 10.24290/1029-3736-2018-24-3-62-86.
5. Correa-de-Araujo R., Yoon S. Clinical outcomes in high-risk pregnancies due to advanced maternal age // J. Women's Health (Larchmt). 2021. Vol.30, N2. Р. 160—167. DOI: 10.1089/ jwh.2020.8860.
6. Yoo S. H., Sobotka T. Ultra-low fertility in South Korea: The role of the tempo effect // Demogr. Res. 2018. Vol. 38. P. 549—576. DOI: 10.4054/DemRes.2018.38.22
7. Землянова Е. В., Чумарина В. Ж. Откладывание деторождения российскими женщинами в современных социально-экономических условиях // Социальные аспекты здоровья населения . 2018. Т. 64, № 6. C. 1—9. DOI: 10.21045/2071-5021-2018-64-6-9.
8. Beaujouan Е., Reimondos A., Gray E. et al. Declining realization of reproductive intentions with age // Hum. Reprod. 2019. Vol. 34: N 10. P. 1906—1914. DOI: 10.1093/humrep/dez150.
9. Журавлева Т. Л., Гаврилова Я. А. Анализ факторов рождаемости в России: что говорят данные РМЭЗ НИУ ВШЭ? // Экономический журнал ВШЭ. 2017. Т. 21, № 1. С. 145—187.
10. Медведева О. В. Репродуктивная функция городских семей в зависимости от формы брака // Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2010, № 1. С. 22—24.
11. Timsus I. M., Moultrie T. A. Pathways to low fertility: 50 years of limitation, curtailment, and postponement of childbearing // Demography. 2020. Vol. 57, N 1. P. 267—296. DOI: 10.1007/s13524-019-00848-5.
12. Ростовская Т. К., Шабунова А. А. Демографическое самочувствие регионов России. Национальный демографический до-клад-2020. М.: ФНИСЦ РАН, 2021. 214 с. DOI 10.38085/978-5905790-49-2-2020-1-210.
13. Коротаев А. В., Новиков К. Е., Шульгин С. Г. Влияние образования на репродуктивное поведение через систему индивидуальных ценностей // Общественные науки и современность. 2020. №6 C. 146—163. DOI: 10.31857/S086904990012118-1.
14. Billari F. C. Sequence analysis in demographic research // Canadian Studies in Population. 2001. Vol.28, N2. P. 439—458. DOI: 10.25336/P6G30C.
15. Архангельский В. Н., Калачикова О. Н. Возраст матери при рождении первого ребенка: динамика, региональные различия , детерминация // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. 2020. Т. 13, № 5. С. 200—217. DOI: 10.15838/esc.2020.5.71.12
Поступила 15.07.2021 Принята в печать 10.09.2021
REFERENCES
1. Antonov A. I. Reproductive behavior. In: Demographic encyclopedic dictionary. Moscow: Sovetskaya entsiklopediya, 1985:369—370. (In Russ.)
2. Gudkova T. B. Reproductive intentions of Russians: motivation and deterrents. Demograficheskoe obozrenie. 2019;6(4):83—103. DOI: 10.17323/demreview.v6i4.10428. (In Russ.)
3. Antonov A. I., Zvereva N. V., Medkov V. M., Sirotenko Yu. V. A two-child family in Moscow — lifestyle and reproductive behavior. In: Sem'ya i deti. Moscow: MGU, 1982:51—53. (In Russ.)
4. Karpova V. M. Reproductive history as a factor of reproductive behavior. Bulletin of the Moscow University. Series 18. Sociology and Political Science. 2018;24(3):62—86. DOI: 10.24290/1029-37362018-24-3-62-86. (In Russ.)
5. Correa-de-Araujo R., Yoon S. Clinical outcomes in high-risk pregnancies due to advanced maternal age. J. Women's Health (Larchmt). 2021;30(2):160—167. DOI: 10.1089/jwh.2020.8860.
6. Yoo S. H., Sobotka T. Ultra-low fertility in South Korea: The role of the tempo effect. Demogr. Res. 2018;38:549—576. DOI: 10.4054/ DemRes.2018.38.22.
7. Zemlyanova E. V., Chumarina V. Zh. Births' postponement by women in Russia within modern socio-economic context. Sotsi-alnye aspekty zdorovya naseleniya. 2018;64(6):1—9. DOI: 10.21045/2071-5021-2018-64-6-9. (In Russ.).
8. Beaujouan E., Reimondos A., Gray E. et al. Declining realisation of reproductive intentions with age. Hum. Reprod. 2019;34(10):1906— 1914. DOI: 10.1093/humrep/dez150.
9. Zhuravleva T. L., Gavrilova Ya. A. Analysis of birth rate factors in Russia: what do the data of the RMEZ of the Higher School of Economics say? Ekonomicheskiy zhurnal VShE. 2017;21(1):145—187. (In Russ.)
10. Medvedeva O. V. The reproductive function of urban families depending on the form of marriage). Problemy sotsialnoy gigieny zdravookhraneniya i istorii meditsiny. 2010;(1):22—24. (In Russ.)
11. Tim^us I. M., Moultrie T. A. Pathways to low fertility: 50 years of limitation, curtailment, and postponement of childbearing. Demography. 2020;57(1):267—296. DOI: 10.1007/s13524-019-00848-5.
12. Rostovskaya T. K., Shabunova A. A. Demographic well-being of the regions of Russia. Nacionalnyj demograficheskij doklad-2020. Moscow: FNISC RAN, 2021. 214 p. DOI: 10.38085/978-5-905790-49-22020-1-210. (In Russ.)
13. Korotayev A., Novikov K., Shulgin S. Impact of education on reproductive behavior through individual values). Obshchestvennye nauki i sovremennost'. 2020;(6):146—163.
DOI: 10.31857/S086904990012118-1. (In Russ.)
14. Billari F. C. Sequence analysis in demographic research. Canadian Studies in Population. 2001;28(2):439—458. DOI: 10.25336/ P6G30C.
15. Arkhangel'skiy V.N., Kalachikova O. N. Maternal age at first birth: dynamics, regional differences, determination. Economic and Social Changes: Facts, Trends, Forecast, 2020: 13(5): 200—217. DOI: 10.15838/esc.2020.5.71.12
