CC BY
254
Литературоведение
Р.М. Новрузов
Лингвокультурологический анализ концепта «душа»
В статье проводится сопоставительное рассмотрение концепта «душа» в репрезентации русской и восточной (мусульманской) литератур. Анализ текстов Л.Н. Толстого, Б.Л. Пастернака и известного мусульманского мыслителя Абу Хамид Мухаммад ал-Газали ат-Туси дает основание автору сделать вывод о том, что лингвокультурологические детали концепта «душа» по своим базовым определениям и концептуальному пространству у различных авторов, различных эпох и культур совпадают.
Ключевые слова: концепт, концептосфера, разумная душа, духовная сущность, текстообразующие формы.
Существует хрестоматийное мнение, что «системно-структурная организация художественного текста, семантика используемых в нем языковых единиц являются основой объективности его интерпретации, а коммуникативная, прагматическая природа текста и социальная, культурная компетенция читателя допускают субъективность, неоднозначность его интерпретации» [1, с. 45]. Оно сложилось в связи с возникшим вопросом относительно границ, предела осмысления и понимания художественного текста. Приведем еще одну интересную в пределах занимающей нас темы мысль Л.Н. Мурзина, которая еще более усиливает уровень культуры над уровнем языка, воплощаемого в текстах: «Текст есть формальная единица культуры, культура “разлагается” на тексты, состоит из текстов, хотя качественно не сводится к ним. Поэтому подход к культуре со стороны текста есть формальный структурный подход...» [4, с. 165].
Уточнив основополагающие, на наш взгляд, принципы интерпретации художественного текста и культурологическую составляющую текста, мы сформулируем тему статьи, заключающейся в сопоставительном
Литературоведение
рассмотрении концепта «душа» в репрезентации русской и восточной (в данном случае - мусульманской) литератур. Предпринятый анализ материала соответствует тщательному отбору текстов, который преследует цель на лингвокультурологическом уровне выявить схожие или отличительные параметры (план содержания и план выражения) указанного концепта. Более того, основному анализу предшествует предварительный, так называемый теоретический анализ, который, по-нашему мнению, создает опорную систему раскрытия содержания составляющих концепта. Для этой цели, принимая за отправную точку текст, мы вначале проанализируем научно-художественные тексты двух мыслителей и художников слова сопоставляемых культур - Льва Николаевича Толстого и Абу Хамид Мухаммада ал-Газали ат-Туси. Такой принцип осмысления обусловлен тем, что некоторые концепты, в том числе и объект нашего исследования, являются общечеловеческими, панхроническими, всеобщими, и к ним, на наш взгляд, в каждой культуре существуют постулаты, «ключи», раскрывающие вышеназванные универсалии.
В качестве иллюстрируемого первого образца мы обратились к двум текстам графа Л.Н. Толстого. Приведем их в анализируемой последовательности.
В «Критике догматического богословия» (1880) Л.Н. Толстой пишет: «... То же и с понятием душа. Обращусь я к своему стремлению к истине, и я знаю, что это стремление к истине есть невещественная основа меня -моя душа; обращусь ли на чувство своей любви к добру, я знаю, что это моя душа любит» [9, т. XI, с. 141].
Добавим для большего разумения к размышлениям мысли из заключения его «Христианского учения» (1897): «...божественная сущность души нашей духовная, вневременная и внепространственная, в этой жизни заключенная в тело, выходя из него, перестает находиться в условиях пространства и времени и потому про сущность эту нельзя сказать, что она будет. Она есть.
. Одно достоверно и несомненно - это то, что сказал Христос, умирая: “В руки Твои отдаю дух мой”. Именно то, что, умирая, я иду туда, откуда исшел. И если я верю в то, что то, от чего Я исшел, есть разумная любовь (два эти свойства я знаю), то Я радостно возвращаюсь к Нему, зная, что мне будет хорошо. И не только не сокрушаюсь, но радуюсь тому переходу, который предстоит мне» [Там же, т. XV, с. 365-366].
Первый фрагмент текста Толстого выявляет определенный набор ключевых слов: душа, истина, любовь. Семантическое пространство ключевых слов раскрывается близкими по смыслу группами слов, представленными текстовыми пропорциями в виде аргументно-предикативной
структуры: стремление к истине, невещественная основа меня, обращусь ли на чувство, любовь к добру, моя душа любит. Хотя и бытует мнение, что познавательный концепт направлен на конкретные представления, а художественный концепт - на потенциальный образ, т.е. художественный концепт якобы лишен логического определения, наш случай свидетельствует о другом: русский писатель логико-аналитическим способом, используя повторы побуждений, цели их (обращусь я к своему стремлению к истине; это стремление к истине; обращусь ли на чувство своей любви к добру; это моя душа любит) и убежденность, выраженную словосочетанием «я знаю», подводит читателя к аргументированному пониманию качеств и свойств души. Если свойство души определяется словом «невещественная», если вместилищем ее признается «основа человека», то есть его тело, то она в своем понятии содержит «истину», «любовь» и «добро». Другими словами, указанные ключевые слова составляют когнитивно-пропозициональную структуру концепта, его субъект, предикат и источник.
Анализ второго фрагмента текста не составляет сомнения в правоте наших умозаключений. Более того, приядерная зона концепта усиливается аргументно-предикатной семантикой: сущность души - божественная, духовная, вневременная, внепространственная. Это по сути компонентное «расщепление» ранее употребленного «невещественная», то есть выявление ее слагаемых. Вместе с тем в концептосферу включаются две существенные словоформы: первое - утверждение сущности души так таковой (она есть) и второе - источником души является «разумная любовь»; она дается человеку с рождением и со смертью возвращается к своему источнику (я иду туда, откуда исшел).
Таким образом, мы выявили семантические доминанты, формирующие концептуальное пространство текста, которые помогут нам в последующем ориентироваться в анализе поэтического текста Бориса Пастернака.
Прежде чем перейти к анализу, напомним важное для нас умозаключение Ю.С. Степанова, которое поможет нам увидеть в потенции национального языка, выражаясь словами Д. С. Лихачева, «заместитель» русской культуры [3, с. 6]: «Концепт - это как бы сгусток культуры в создании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека» [8, с. 40].
Итак, любой концепт выражает индивидуальный культурный опыт человека и определяет ментальное богатство концептов. Попытаемся данный постулат раскрыть на примере текста ал-Газали.
В одном из сочинений под названием «Божественное знание» («Илм-и ладуни») известный мусульманский мыслитель Абу Хамид Мухаммад ал-Газали ат-Туси (1058-1111) пишет: «.но человек взял на себя
Филологические
науки
Литературоведение
обязанности адресата, произошло ради нечто такого, что является его особенным свойством, которым не обладают другие животные. Это нечто и есть та разумная душа, тот упокоившийся дух. И данный дух - не тело, не преходящее явление, но - божественное веление, как было изволено: «Скажи, дух от повеления Господа моего» (Коран, 17:87). И еще было сказано: «О ты, душа упокоившаяся! Вернись к твоему Господу довольной и снискавшей довольство!» (Коран, 89:27-28).
.Упование и обращение людей Пути, то есть суфиев, к духу и сердцу - несравненно больше их упования на личность и тело. Поскольку дух - от Всевышнего Господа, постольку он проживает в теле подобно страннику и скитальцу. Все его внимание обращено к своей основе и своему источнику» [Цит. по: 10, с. 185-186, 188].
Для того, чтобы внести ясность в понимание последней фразы ал-Газа-ли («все его внимание обращено к своей основе и своему источнику»), мы считаем необходимым привести дополнительную информацию, дающему ей разъяснение, из «Суфийского послания о свободе духа» Интаят Хана: «Величайший принцип суфизма: “Ишк - Аллах, Мабут - Аллах” (Бог есть Любовь, Любящий и Возлюбленный)» [Цит. по: 7, с. 185].
Ал-Газали видит отличительную особенность человека от животного в возложении на него обязанности адресата, заключенной в особенном свойстве - разумной душе. Дело в том, что у Толстого в продолжение мысли выше приведенного трактата есть суждения, которые полностью повторяют семантику текста восточного поэта: «Действительно, с одной стороны, человек есть животное и не может перестать быть животным, пока он живет в теле; с другой стороны, он есть духовное существо, отрицающее все требования человека» [9, т. XV, с. 298]. Однако нас в данном случае привлекают ключевые слова разумная душа и разумная любовь. Разумная любовь в трактовке Толстого исходит от Всевышнего, разумная душа у восточного мыслителя также аналогичный источник. Далее, по учению ал-Газали, душа является божественным велением, у Толстого также подчеркивается божественная сущность души. Примеры еще раз подтверждают правомерность мнения о том, что обычно посредством контекста выясняется словарное значение концепта, которое является результатом столкновения словарного значения слова с индивидуальным опытом писателя и опытом народа.
Существенными признаками при актуализации концепта являются предикатные слова: прилагательные (у ал-Газали - упокоившийся, не преходящее явление; у Толстого - духовная, вневременная, внепростран-ственная); существительные с предикативной семантикой (у ал-Газали -к духу и сердцу, подобно страннику и скитальцу; у Толстого - сущность).
«Упокоившийся дух» уже в семном значении содержит понятия «духовная, вневременная, внепространственная». Поэтому не случайно восточный мыслитель дополнительной фразой дает нам разъяснение с употреблением выражения «не преходящее явление», которое еще более приближает нас к толстовским определениям: «И данный дух - не тело, не преходящее явление...».
Самым поразительным сходством в текстах является вывод двух мыслителей о том, что душа, покинув тело, возвращается к своему Началу. Ал-Газали вначале ссылается на текст Корана: «О ты, душа упокоившаяся! Вернись к твоему Господу довольной и снискавшей довольство!» Далее, отталкиваясь от истины Откровения, он убеждает нас в том, что бренное тело является лишь временным вместилищем души, которое, будучи странником и скитальцем, возвращается к своей «основе» и «источнику».
Толстой тоже не минует Священного Писания и ссылается на изречение Христа: «В руки Твои отдаю дух Мой», уточняя его своим пониманием -«умирая, я иду туда, откуда исшел». Возвращение к источнику сопровождается одинаковыми эмотивными лексемами: довольной и снискавшей довольство - не сокрушаясь, но радуясь. Казалось бы, слова подобраны по-разному, но смысл их одинаков и совпадает функциональная значимость.
Взаимоотношению «части» и «целого» посвящено поэтическое «определение души» (стихотворение так и называется) Бориса Пастернака:
Спелой грушею в бурю слететь
Об одном безраздельном листе.
Как он предан - расстался с суком!
Сумасброд - задохнется в сухом!
Спелой грушею, ветра косей.
Как он предан, - «Меня не затреплет!»
Оглянись: отгремела в красе,
Отпылала, осыпалась - в пепле.
Нашу родину буря сожгла.
Узнаешь ли гнездо свое, птенчик?
О мой лист, ты пугливей щегла!
Что ты бьешься, о шелк мой застенчивый?
О, не бойся, приросшая песнь!
И куда порываться еще нам?
Ах, наречье смертельное «здесь» -
Невдомек содроганью сращенному [5, с. 75].
Целое существует, поскольку живет в единичном, единичное существует, поскольку носит в себе силу целого. Восхождение к Абсолюту
Филологические
науки
Литературоведение
совершается посредством ощущения, воображения, фантазии и постижения.
Для поэта душа - это «спелая груша», «безраздельный лист», то есть это те образные воображения, которые тут же приобретают движение, действие - «в бурю слететь», «расстаться с суком». Синтагматическую основу субъекта составляет предикатное слово «предан». Преданность как состояние, свидетельствующее о «безраздельности», спаянности со своим источником, повторяется рефреном, подчеркивающим восторг со стороны поэта, смешанный с чувством зависти. В его преданности присутствует убежденность в защищенности, граничащей с детской наивностью и чистотой (Как он предан). Но поэт с жалостью обращается к своей душе, предупреждая ее о горестях настоящей жизни (отгремела в красе, отпылала, осыпалась в пепле). Наблюдения над жизнью души как бы со стороны (может быть - изнутри) фиксируют время в прошлом (Нашу родину буря сожгла, узнаешь ли гнездо свое), напоминают о настоящем (Что ты боишься, не бойся). И, вдруг поэт срастается со своей душой (И куда порываться еще нам?). Но это лишь на миг, потому что «смертельное “здесь ”» разделяет тело и душу, и последнему не понять (невдомек) этого разлада в силу «сращенности» с Первоначалом своим. В процессе «определения» понятия «душа» Пастернак по-своему интерпретирует носителя сути, т. е. слова, находя все новые метафоры для объекта познания (птенчик, лист, шелк, песнь), наделяя их иногда нежно-сочуствующими определениями (застенчивый, приросший, сращенный).
Парадоксально, но очевидна связь этого стихотворения со строками из первого акта второй части «Фауста» Гете (сцена «Красивая местность»), переведенного Борисом Пастернаком:
Ты пробудила вновь во мне желание Тянуться вдаль мечтою неустанной В стремленье к высшему «существованью» [2, с. 201].
Несколько иное сравнительно-образное наполнение получает концепт «душа» в одноименном стихотворении русского поэта:
О, вольноотпущенница, если вспомнится,
О, если забудется, пленница лет.
По мнению многих, душа и паломница,
По-моему, - тень без особых примет.
О, - в камне стиха, даже если ты канула,
Утопленница, даже если - в пыли,
Ты бьешься, как билась княжна Тараканова,
Когда февралем залило равелин.
О внедренная! Хлопоча об амнистии,
Кляня времена, как клянут сторожей,
Стучатся опавшие годы, как листья,
В садовую изгородь календарей [5, с. 25].
Здесь другая психологическая ситуация. Поэтому концептосфера выражена иными текстообразующими формами. Так, привлекает внимание в начале каждой строфы форма обращения. Уже в них мы видим тревогу поэта, вынужденного обратиться к собственной душе в попытке понять и познать свою жизнь и разобраться в отношениях с ней, с душой.
Разные характеристики субъекта (вольноотступница, пленница, камень стиха, паломница, тень, утопленница, внедренная) зависимы от различных жизненных ситуаций, приобретая в каждом случае особые, отличительные признаки. Обстоятельства (если вспомнится, если забудется, если ты канула, если - в пыли) вынуждают ее страдать и «кляня времена» «хлопотать об амнистии». Освобождение ей необходимо для возврата «туда, откуда исшел», потому что она стремится к истине, которую не нашла в земной жизни.
Обратимся к анализу концепта, проводимого известным восточным поэтом Саади Ширази.
О человек! Ты клетка или сеть!
Душа, как птица, хочет улететь.
Но трудно птице улететь на ветки, -Лишь улетит она - и снова в клетке.
Жизнь ту - миг - используй до конца.
Но дольше жизни миг для мудреца.
Над миром стал царь Искандер владыкой;
Скончавшись, потерял весь мир великий.
И он не мог, как ни был он велик,
Отдав весь мир, взять хоть единый миг.
Так все ушли, пожав плоды деянья,
От них остались лишь воспоминанья.
К стоянке этой что душою льнуть?
Друзья ушли, и нам уж скоро в путь.
И после будут розы раскрываться,
В саду друзья все будут собираться.
Не будь же в мир-красавицу влюблен -Влюбленным вырывает сердце он [6, с. 119].
Эти поэтические строки можно назвать стихотворением-наставлением. Поэт обращается к человеку и пытается своей логикой вразумить его. Он не задает вопрос, он восклицает в своей уверенности в том, что человек есть «клетка или сеть». Создается впечатление, что между человеком и его душою существует разлад, непонимание, отчужденность. В чем
Филологические
науки
Литературоведение
причина этой отчужденности? Вероятно, в неверном понимании смысла жизни. Даже исторические личности (поэт конкретно указывает на царя Искандера - Александра Македонского), неверно понимая земной мир, возвеличивают свою жизнь, возводя ее на пъедестал вечности, но смерть разрушает их иллюзии. Саади не советует человеку влюбляться в этот бренный мир (в мир-красавицу), а дает возможность найти смысл жизни в другом. Это другое выражено словом «миг». Разъясняя понятие слова, восточный поэт ссылается на мнение «мудреца», для которого он, этот миг, дольше самой жизни.
Познать жизнь - значит познать душу. Познание души есть познание Бога. Вот этот «единый миг» возможен лишь в момент слияния души с Единым (К стоянке этой что душою льнуть). Значит, надо быть мудрым, чтобы со-действовать взаимопониманию души и тела, соучаствовать в божественном промысле, со-зидать, а не уничтожать. Поэтому поэт предупреждает, что каждый человек пожинает «плоды деянья».
Быть посвященным - удел мудрых. Птица нуждается в свободе и пространстве, не переносит душные условия клетки. По мнению поэта, при земной жизни можно создать все условия для со-существования души и тела. Необходима обоюдная устремленность к Божественному Свету, к Любви, к Добру.
Подводя итог нашим размышлениям над текстами, мы приходим к выводу, что лингвокультурологические детали концепта «душа» по своим базовым определениям и концептуальному пространству у различных авторов, различных эпох и культур совпадают.
Библиографический список
1. Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: Учебник; Практикум. - 4-е изд., испр. М., 2006.
2. Гете И.-В. Фауст. М., 1975.
3. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Изв. АН СССР. Серия «Литература и язык». 1993. Т. 52. № 1.
4. Мурзин Л.Н. Язык, текст и культура // Человек - текст - культура / Под ред. Н.А. Купиной, Т.В. Матвеевой. Екатеринбург, 1994.
5. Пастернак Б. Л. Стихотворения и поэмы / Сост. Е. Пастернак; Послесл. Н. Банникова. М., 1998.
6. Саади. Избранное / Сост. Ш. Шамухамедов. Ташкент, 1978.
7. «Сгорающие в любви»: суфийское учение в комментариях издателя Анхе-ля де Куатьэ. М., 2007.
8. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры: Опыт исследования. М., 1997.
9. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. XI, Т. XV. М., 1913.
10. Хисматулин А.А. Суфизм. СПб., 2003.
