CC BY
16
Горобец О.С.
Лингвофилософские аспекты функционально-семантической категории модуса
ЛИНГВОФИЛОСОФСКИЕ АСПЕКТЫ ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКОЙ КАТЕГОРИИ МОДУСА
О.С. Горобец
LINGUISTIC-PHILOSOPHICAL ASPECTS OF MODUS FUNCTIONAL-SEMANTIC CATEGORY
Gorobets O.S.
The classic and contemporary logic-philosophical bases of modus and their development in linguistic concepts stipulating the contemporary understanding of the term in the anthropocentric paradigm are analyzed in the article. The main notions determining modus are considered.
В статье анализируются классические и современные логико-философские основания модуса и их развитие в лингвистических концепциях, обусловливающих современное понимание термина в антропоцентрической парадигме. Рассматриваются основные понятия, определяющие модус.
Ключевые слова: модус, модальность, ментальное пространство.
УДК 801.001, 800:001
Различные области науки по-разному относятся к решению вопросов, касающихся модуса (в широком смысле понимания этой лингвистической категории). В основу современного лингвистического понимания модуса положены не столько логические понятия, сколько философские категории и концепции, так как подмена лингвистических понятий только логическими значительно ограничивает языковедческую науку.
В данной статье мы не будем подробно рассматривать категорию модуса, определяющуюся взаимодействием понятий действительности, возможности, необходимости, которые традиционно входят в сферу изучения так называемой пропозициональной, или алетической логики. Эти понятия чаще всего исследуются в работах многих философов и лингвистов, мы сделаем несколько замечаний по поводу наиболее фундаментальных идей, которые легли в основу развития современного учения о категории модуса или модальности1.
Термины «модус» и «модальность», как известно, были заимствованы из классической логики. Первым интерес к модальности проявил Аристотель (12, с. 35-38). В суждении он выделял два взаимодействующих понятия: субъект и предикат. Связь этих по-
1 В практических целях понятия «модус» и «модальность» мы используем как синонимичные, но только в пределах данной статьи, так как вопрос о их дифференциации является весьма неоднозначным и требует отдельного рассмотрения.
нятий может передать те или иные особенности бытия. Он различал суждения по качеству (утвердительные/отрицательные), по количеству (общие, частные, единичные, неопределенные), по истинности (истинные/ложные), по модальности. По последнему критерию философ выделял суждения проблематические (суждения возможности), ассертоические (суждения действительности), аподиктические (суждения необходимости), а также достоверные и вероятные. Разделяя все «сущее» на две сферы - существующее в действительности и существующее в возможности, Аристотель обозначил примат возможного над действительным. Именно эта идея положила начало семантики возможных миров современной модальной логики.
Солидное философское обоснование этой мысли, по мнению А. В. Зеленщикова, дал Г. Лейбниц, утверждая, что «понятие возможного логически предшествует понятию существующего», а «действительный мир - это лишь один из возможных миров» (4, с. 39). А. В. Зеленщиков в монографии «Пропозиция и модальность» делает следующий вывод относительно этой концепции: «Множество миров приобретает структуру, определенную отношением достижимости (альтернативности) и постулированием выделенности одного из миров - действительного - относительно которого обычно имеет смысл устанавливать модальный статус высказывания. Основная идея, заложенная в семантике возможных миров, заключается в том, чтобы дать эксплицитное объяснение модальным понятиям на основе интуитивно оправданного предположения, что, употребляя модальные выражения, мы неосознанно рассматриваем сразу несколько «возможных миров», которые при других обстоятельствах могли бы осуществиться вместо нашего реального мира». И далее автор замечает, что «интересное развитие этой идеи предложено Дж. Фоконье, который ввел понятие ментального пространства как аналога понятия возможного мира» (4, с. 43 - 44).
Таким образом, понимание возможного мира как ментального пространства дает нам возможность представить этот возмож-
ный мир как некий ментальный конструкт, который воплощает в теории наши представления о том, что любая ситуация, событие действительного мира может быть тем или иным в данный момент времени. Мы постоянно мысленно «держим в голове» варианты, предположения об альтернативных ситуациях по отношению к уже существующим. Эти варианты, предположения об альтернативных ситуациях релевантны языку, так как имеют языковую форму. Говорящий владеет определенным арсеналом языковых средств, выражающих варианты возможных миров, которые являются продуктом мыслительной операции (реакции на представление), проводимой активно мыслящим субъектом. В процессе коммуникации говорящий осуществляет выбор тех или иных языков средств, и вопрос, с чем связан выбор того или иного типа пропозиции и каким образом этот выбор фиксируется в естественном языке, волнует многих лингвистов. Осмыслением познавательной способности в протипоставлении способности выбирать, касающихся социума и индивидуума, занимались Б. Рассел (1999), Г. Фреге (1997). Подобного рода рассуждения, как нам кажется, открывают перспективу исследования модуса с точки зрения когнитивной науки.
Вопросами модальной логики занимался также Р. Карнап, который выделил шесть видов модальности мысли: возможность/невозможность, необходимость/не
необходимость, случайность/не случай-
ность. (7, с. 259). Языковую категорийность имеют оппозиции возможность / невозможность, необходимость/не необходимость, для случайности языковая форма, кроме лексической, отсутствует. Три модальности,
о которых чаще всего упоминают ученые (возможность, необходимость, действительность) имеют языковую форму наклонения.
Таким образом, концепция модальностей Аристотеля не потеряла своей актуальности до сих пор, поэтому она легла в основу многих современных исследований. Фундаментальной проблемой, поставленной еще основателем модальной логики Аристотелем, остается проблема соотношения обо-
ШГоробец О.С.
Лингвофилософские аспекты функционально-семантической категории модуса
значенных им базовых модальных понятий. Вплоть до ХХ века ученых в основном интересовали проблемы, касающиеся стабильного (диктум) и переменного (модус) компонента предложения-высказывания, субъективности/объективности, пропозицио-
нальной логики. В современной науке появились такие многочисленные вопросы, связанные с категорией модальности, как например, соотношение понятий истина и ложь, модальность и время, модальность и пространство, модальность и отрицание, проблема соотношения этики и аксиологии с модальной логикой, проблема соотношения свободы воли и моральной ответственности за свои действия и другие, источником возникновения которых также являются прежде всего теории Аристотеля.
В ХХ веке были разработаны модальные системы, основанные на соответствующих логиках: деонтическая модальность, аксиологическая модальность, эпистемиче-ская модальность, временная и пространственная модальности (5, 112; 8, с. 311-312).
Логика деонтических (от греч. deon -долг, правильность), или нормативных модальностей, предписывает, что должно, что разрешено и что запрещено. Ее разработал финский философ Георг фон Бригт. Обратим внимание на то, что деонтическая логика может трактоваться с помощью слагаемых аксиологической логики, например, «обязательно» можно определить через «хорошо», если действие несет в себе позитивную ценность; действие может рассматриваться как плохое, если не соответствует норме, установленной в данном социуме, и запрещено. Данный факт вполне объясняет взаимосвязь модальных значений. Релевантными в данном направлении, можно назвать лингвистические исследования следующих ученых: А. Д. Швейцер (1997), У. Брайт (1975), Н. С. Чемоданов (1975), Л. П. Кры-син (2000), В. И. Карасик (2002), Н. И. Фор-мановская(2004)и др.
Аксиологические (от греч. ахю8 -ценный), или оценочные модальности различают негативные, позитивные и нейтральные оценки. В сущности, любое предложение так или иначе окрашено аксиоло-
гически в зависимости от контекста. Теорию об аксиологических модальностях развивал русский философ А. А. Ивин (6), она получила свое отражение в трудах таких лингвистов, как Н. Д. Арутюнова (2003),
А. В. Бондарко (2002) и др. Проблема соотношения модальности и оценки довольно остро стоит в современной лингвистике, так как не все ученые считают, что включение оценки в поле модальности оправданно и рассматривают ее как обособленную категорию.
По мнению А. А. Ивина, оценку в философском и оценку в лингвистическом смысле следует рассматривать как отношение общего к частному: «...категория лингвистической оценки выступает как один из частных вариантов оценки в философском (логическом) понимании, представляющей собой все многообразие существующих оценок» (6, с. 37). С одной стороны, в основе оценки всегда лежит познание объективного мира, но, с другой - сам характер оценки определяется рядом субъективных факторов: социальной позицией, мировоззрением, уровнем культуры, интеллектуального, нравственного развития человека, его психологией (11, 303-304). Если понимать оценку в широком смысле слова, то она во многом составляет семантическую основу модуса. Нет сомнения, что категория оценки тесно связана с модальностью, но отождествлять эти понятия, как нам кажется, не следует.
Эпистемическая логика (от греч. ер181еше - знание) изучает модальные значения знания, незнания и полагания (мнения). Данную логику разрабатывал Яакко Хинтикка, который является также одним из создателей теории возможных миров. С данными логико-философскими вопросами соотносятся и лингвистические, посвященные проблемам противопоставления знания незнанию, знания мнению, знания сомнению и способности их языкового (речевого) выражения (В. З. Панфилов (1977), А. А. Зализняк (1986), И. Б. Шатуновский (1996)).
Я. Хинтикка подходит к проблеме знания с точки зрения возможных миров -«идеальных умозрительных мировоззренче-
ских систем индивидуума или общества» и приходит к выводу, что невозможно свести знание и мнение в одну оппозицию. По Хинтикке, знание осуществимо истинно в одном из возможных миров, который совпадает с реальностью, мнение же истинно в одном из возможных миров, совпадающих или несовпадающих с реальным. В духе античной философии подлинное знание - это знание о том, что вечно и неизменно, а мнение, оставаясь неизменным, может быть и ложным, так как реальность может изменяться (13, с. 404).
Л. Витгенштейн критерием истинности суждений считает доказательность. Если индивидуум доказал себе истинность какого-либо суждения, значит, он знает нечто. Если же суждение не доказано, то несмотря на его практическую пользу, оно знанием считаться не может (3, с. 15).
Темпоральная модальность хранит информацию о том, содержит ли высказывание сведения, касающиеся того, что описываемое в нем событие происходило в прошлом, происходит в настоящем или будет происходить в будущем (английский философ Артур Прайор). Логика времени тесно связана с логикой пространства. С помощью логики пространства - здесь, там, нигде -мы также описываем отношение высказывания к реальности. Пространственная модальность тесно связана с лингвистической прагматикой, т. е. взаимоотношением говорящего, слушающего и контекста высказывания (ситуации). Важную роль играют понятия «здесь» и «там»: они моделируют положение говорящего и слушающего по отношению друг к другу, «я» по отношению к внешнему миру. Я. Хинтикка выделяет модальности, способствующие выражению состояния или установок некоторого индивидуума, называя их при этом личными модальностями или пропозициональными установками (13, с. 40) Известно, что говорящий произносит высказывание с определенной целью. Выражая свое отношение и чувства по поводу чего-либо и одновременно с целью вызвать у собеседника определенную реакцию, побудить его к действию. Среди ученых-лингвистов, развивающих данные
идеи, можно назвать Дж. Серля (1986), Г. П. Грайса (1985), З. Вендлера (1985), В. Г. Гака (1973), И. П. Сусова (1973), Г. А. Золотову (1998) и других, т. е. данная модальная логика, как мы полагаем, стала основанием для развития прагматики (теории речевых актов) и коммуникативной лингвистики.
Заметим, что практически любое лингвистическое исследование на данном этапе трудно представить без обращения к говорящему и слушающему (фактор адресата), к прагматическому аспекту семантики высказывания, что позволяет определить, в чем состоит элемент субъективного отношения говорящего к содержанию высказывания, какое место в этом отношении занимает модальность.
К концу ХХ века лингвистическая наука подошла к изучению взаимоотношения категории автора и авторской модальности (текстовая модальность). Известными в этом направлении являются исследования
Э. Бенвениста (1974), В. В Виноградова (1975), Л. В. Щербы (1974), Г. Я. Солганика (2001), И. Р. Гальперина (1981), З. Я. Турае-вой (1994). Это еще в большей степени расширило объем понятия «модальность», изучение которого невозможно без учета рассмотренных нами выше факторов (значений модуса) и изучения таких категорий экспрессивности, эмотивности как категорий, которые также выражают отношение к сообщаемому. Теперь, по существу, данное понятие охватывает все возможное окружение пропозиции.
В современной науке существует так много определений модуса (модальности), что трудно сказать, какое из них можно считать универсальным, но не решение этой проблемы является целью данной статьи. Отметим лишь, что центральными понятиями во всех определениях являются «субъект» (говорящий)2, «отношение», «содержа-
2 В последнее время в лингвистике появилась тенденция рассматривать субъект речи относительно модуса не в традиционном смысле этого слова, а как носителя языка, принадлежащего определенной нации, культуре, как мыслящего
ШГоробец О.С.
Лингвофилософские аспекты функционально-семантической категории модуса
ние предложения-высказывания» (пропозиция) и «реальность». Обратимся к значению последнего понятия как одного из наиболее значимых, как нам кажется, для понимания модуса (модальности). Релевантной лингвистическому исследованию является логико-философская проблематика, которая пытается объяснить сложный характер связей и отношений, существующих в реальности.
По утверждению В. П. Руднева, «модальность регулирует всю нашу жизнь [=реальность]... Каждый наш шаг в жизни характеризуется в сильном смысле хотя бы одной . модальностью, а в широком смысле
- всеми.» (10, с. 175-176). Реальностью традиционно называют совокупностью всего материального вокруг нас, окружающий мир, воспринимаемый нашими органами чувств и независимый от нашего сознания. В. П. Руднев считает, что такое понимание реальности в ХХ веке не подходит даже с естественнонаучной точки зрения, и предлагает свое не менее удачное, по нашему мнению, определение: «Реальность - это очень сложная знаковая система, которая сформирована природой (или Богом) и людьми и которой люди пользуются, но это настолько сложная и разноплановая знаковая система, она включает в себя столько знаковых систем, что рядовой носитель и пользователь реальности склонен игнорировать ее семиотический характер. Одни и те же предметы и факты для одних людей и в одних ситуациях (см. семантика возможных миров) выступают как тексты, а для других людей и при других обстоятельствах - как элементы реальности». По мнению ученого, мы воспринимаем реальность не только через органы чувств, но и при помощи языка (10, с. 255-257).
Данное определение реальности вполне соответствует духу современных иссле-
субъекта, имеющего свой индивидуальный и неповторимый духовный мир. В таком случае термин «субъект» можно подменить некоторым онтологическим «Я» (см. метафизическое «Я» Л. Витгенщтейна), которое представляется нами как некоторый носитель субъективности в языке, в котором объединяются понятия субъекта, говорящего, слушающего.
дований. Как мы знаем, для современного состояния отечественной лингвистики характерно рассмотрение языковых объектов в антропоцентрической парадигме научного знания, что свойственно не только языковедению, но и многим другим наукам, в том числе и философии. В последнее время учеными все чаще утверждается мысль о соуст-роенности мира человеку, эта изоморфность человека и мира позволяет человеку понять мир. Реальной сферой бытия признается процесс порождения речи и осмысления мира. Язык представляется учеными как промежуточное звено между объективной реальностью и душой человека, который созерцает мир сквозь призму своего языка. Фраза Л. Витгенштейна «Границы моего языка означают границы моего мира» (3, с. 90) во многом определила развитие лингвистической науки в данном направлении.
При антропоцентрическом подходе к исследованию языка, построенном на функциональном, изучение внутреннего строения системы отходит на второй план, в центре внимания оказываются отношения и связи объекта как целого с окружающей средой. Принципиально важным является признание учеными того факта, что языком именуются не только отдельные предметы, действия, процессы, признаки и т. д., но и целостные события (ситуации, положения дел (Л. Витгенштейн, Г. Фреге), «фрагмент, кусочек мира» (И. Б. Шатуновский)).
Изучая содержательную сторону языка, ученые рассматривают его как определенный способ восприятия и концептуализации мира. В нем отражается некая единая система взглядов, своего рода коллективная философия, которая является обязательной для всех носителей языка. Свойственный языку способ концептуализации, как замечает Ю. Д. Апресян, «отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков» (1, с. 350), в этом сказывается, по В. Фон Гумбольдту, духовная индивидуальность нации, «живость языкового сознания, которая превращает язык в зеркало мира» (2, с. 793).
Мы думаем, что определенный способ концептуализации языком действительности свойственен не только целой нации, но и конкретному индивидууму как представителю этой нации. В сознании каждого человека в результате определенной мыслительной, психической или какой-либо иной операции или деятельности появляется представление, субъективный образ объективного мира, к которому говорящий и устанавливает свое отношение. Таким образом, для индивидуализирующей функции смысла предложения-высказывания важно не только существование «способа задания определенного положения дел» по терминологии Г. Фреге (диктум), но и существования «способа индивидуализации» (субъективная модальность), позволяющего выделить конкретный индивид, не ограничиваясь общим требованием выполнения «способа его представления» (объективная модальность).3
Итак, возвращаясь к определению понятия «реальность», условно можно выделить физическую реальность, которая существует независимо от нашего сознания, объективную реальность, воспринимаемую нашими чувствами и объективированную в языке, и субъективную реальность. Такая мысленная дифференциация реальностей, возможно, объясняет неоднозначность в трактовках модуса и диктума, их взаимоотношений, и особенно зыбкость терминологического обозначения модуса. При анализе коммуникативного модуса исследователи выделяют различное число его категорий, что во многом детерминируется следующими фактами: во-первых, сложностью описываемого объекта; во-вторых, возможностью трансформации диктальной части предложения, в результате чего иногда трудно отделить трансформацию, относящуюся к дик-туму от той, что касается модуса.
В. П. Руднев заметил, что все вышеперечисленные нами «модальности устроены
3 Признавая некоторую долю относительности в дифференциации субъективной и объективной модальности, мы все же считаем, что такое разделение способствует более продуктивному исследованию данной категории.
одинаковым образом, в каждой по три члена
- позитивный, негативный и нейтральный, т. е. содержательно они похожи друг на друга. Возможно в эпоху мифологического сознания они составляли одну супермодальность» (10, с. 176). Возможно неосознанно, В. П. Руднев высказал здесь интересную на наш взгляд мысль. В древнюю эпоху, для которой был присущ синкретизм, на стадии мифологического мышления то, что говорится, еще не было отделено от того, о чем говорится. Мифологическое сознание не знало самых фундаментальных противопоставлений постмифологической культуры. Но с течением времени меняется эпоха, окружающая среда, человек, который является активным субъектом, изменяющим эту среду, изменяется и человеческое сознание. Отношения между людьми, между человеком и обществом становятся другими, также как и характер отношения человека с окружающей его средой, и вектор этих изменений идет от простого к сложному, т. е. жизнь, человеческое сознание и взаимоотношения между людьми становятся более многогранными.
Уже с самого рождения мы активно познаем мир, взаимодействуем с другими индивидуумами, которые также являются для индивидуального «Я» частью объективной реальности. Постоянно оценивая ее, то есть выражая свое отношение к ней, мы начинаем воздействовать на свое меняющееся окружение, а вновь полученные знания провоцируют нас на другие действия (в том числе и речевые). Это означает, что модальность является порождением активной познавательной деятельности субъекта.
Как видим, динамическая сущность реальной действительности во многом детерминирует развитие человеческой (философской, научной) мысли. Появляется необходимость отразить всю разносторонность и многообразие окружающего мира и отношений, и эту функцию берет на себя универсальная знаковая система - язык, причем связующим звеном здесь является центр субъективности языка - модус. Поэтому вполне оправданно, наверное, В. П. Руднев говорил, что модальность наводит «основ-
ШГоробец О.С.
Лингвофилософские аспекты функционально-семантической категории модуса
ные онтологические мосты между текстом и реальностью» (9, с. 5).
Таким образом, проанализировав некоторые лингвофилософские теории относительно категории модуса, мы пришли к следующим выводам:
1) результатом исследования классических и современных модальных логик может быть твердое убеждение в том, что в своей онтологической сущности модус предполагает взаимную связь модальных значений и их взаимодействие с другими языковыми категориями, которые являются объектом изучения прагматики (теории речевых актов), коммуникативной и когнитивной лингвистики, психолингвистики, социолингвистики;
2) понятие модуса имеет тенденцию к расширению и смыканию его с категорией субъективности, что позволяет рассматривать его как многоаспектную категорию;
3) эпистемические изыскания в данной области сводятся к признанию «Я» (метафизическое «Я» в терминологии Л. Витгенштейна) как своего рода особого и достаточного критерия для выделения большого спектра модальных значений.
Мы признаем необходимость обращения к логико-философским, гносеологическим основаниям в определении внутреннего содержания категории модуса, иначе любое лингвистическое исследование будет лишено верифицируемости.
ЛИТЕРАТУРА
1. Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. 1-11. -М., 1995.
2. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. - М., 1999.
3. Витгенштейн Л. Логико-философский
трактат. - М., 1958.
4. Зеленщиков А. В. Пропозиция и модальность.
- СПб., 1997.
5. Ивин А. А., Никифоров А. Л. Словарь по логике. - М., 1997.
6. Ивин А. А. Основания логики оценок. - М.,
1970.
7. Карнап Р. Значение и необходимость. - М, 1959.
8. Кондаков Н. И. Логический словарь. - М.,
1971.
9. Руднев В. П. Морфология реальности: Исследования по «филоисофии текста». - М., 1996.
10. Руднев В. П. Словарь культуры ХХ века. -М., 1997.
11. Философский словарь / Под ред. М. М. Розенталя. - М., 1975.
12. Философский энциклопедический словарь. -М., 1988.
13. Хинтикка Я. Логико-эпистемиологические исследования: сб. избр. ст. - М., 1980.
Об авторе
Горобец Ольга Сергеевна, Ставропольский государственный университет, аспирант кафедры современного русского языка. Сфера научных интересов: семантический синтаксис, прагматика, когнитивная лингвистика, социолингвистика.
01ш1а £08@шаЛ.т
