CC BY
37
УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ; УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО
УДК: 34.0 ББК: 67.0
Ващенко Ю.С\ Карлов В.П. ЛИНГВО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ НЕКОТОРЫХ ТЕРМИНОВ УГОЛОВНОГО ПРАВА И ПРОЦЕССА, ИХ ЯЗЫКОВАЯ СПЕЦИФИКА (Часть I)
Vashchenko Yu.S.j Karlov V.P. LINGUISTIC AND LEGAL ANALYSIS OF CERTAIN TERMS OF CRIMINAL LAW AND PROCESS, THEIR LANGUAGE SPECIFICITY
Ключевые слова: уголовно-правовая норма, публично-правовые нормы, толкование, интерпретация, лингво-правовые лакуны, языковая норма, юридическая ответственность, категориально-понятийный аппарат, идеальные объекты.
Keywords: criminal law norm, public law norms, interpretation, linguistic and legal lacunae, language norm, legal responsibility, categorical and conceptual apparatus, ideal objects.
Аннотация: в статье исследуется уголовно-правовая норма, её соотношение с языковой нормой в законодательных текстах УК РФ и УПК РФ, т.к. специфика их правоприменения обусловлена наиболее суровым видом юридической ответственности и публичными методами правового регулирования. В связи с чем требуется специальный категориально-понятийный аппарат, формируемый с помощью грамматических средств. Поэтому авторами статьи широко используется семантико-правовой анализ действующих терминов юридического дискурса, где языковые формы, посредством которых излагается сама правовая норма, являются также инструментом толкования нормы права. В связи с этим можно прийти к выводу, что уголовно-правовые нормы, имеющие свою языковую специфику, являются идеальными объектами - мыслями, включёнными в материальную языковую оболочку, и только опосредованное познание - мышление, оперирующее понятиями и суждениями, может постигнуть смысл, который создаётся самим интерпретатором. При этом авторами работы выделяются отличительные особенности словообразования в указанных публичных отраслях права, их специфики и правоприменения.
Цель написания работы заключается в устранении двусмысленности и тех лингво-правовых лакун, которые встречаются в терминологии текстов уголовного закона, правоприменительной практике и их языковых коннотациях, которые препятствуют адекватному уяснению смысла соответствующей нормы.
Языковой континуум уголовного и уголовно-процессуального закона должен оперировать унифицированными и системно взаимосвязанными понятиями и категориями, должно быть устранено терминологическое рассогласование и терминологическая неясность словоупотребления, которыми в действительности насыщено уголовное и уголовно-процессуальное законодательства, в таких прерывается связь с основополагающими понятиями гражданского права и иных отраслевых институтов, уголовное законодательство начинает жить «собственной жизнью», а в результате этого искажений и деформаций правосознания и нормативной понятий материи допускается незаконное уголовное преследование лиц, в действительности преступлений не совершавших, кроме того, уголовное право начинает подменять собой нормы иных отраслей права и становиться самостоятельным регулятивным механизмом, не зависящим ни от кого, даже от собственных целей, задач и принципов.
Abstract: the article investigates the criminal law norm, its relationship with the language norm in the legislative texts of the criminal code and the code of criminal procedure, as the spe-
cifics of their enforcement due to the most severe type of legal liability and public methods of legal regulation. In this connection, you need a special categorical-conceptual apparatus, generated with the help of grammatical means. Therefore, the authors of the article widely used semantic-legal analysis of the existing terms of legal discourse, where the language forms through which the legal rule itself is set out, are also an instrument of interpretation of the rule of law. In this regard, we can come to the conclusion that the criminal law norms, which have their own linguistic specificity, are ideal objects - thoughts, included in the material linguistic shell, and only indirect knowledge -thinking, operating concepts and judgments, can comprehend the meaning, which is created by the interpreter. At the same time, the authors highlight the distinctive features of wordformation in these public areas of law, their specifics and law enforcement.
The purpose of this work is to eliminate ambiguity and those linguistic-legal lacunae that occur in the terminology of the texts of the criminal law, law enforcement practice and their linguistic connotations that prevent an adequate understanding of the meaning of the relevant rules.
The language continuum of criminal and criminal procedure law should operate with unified and systemically interrelated concepts and categories, terminological mismatch and terminological ambiguity of word usage should be eliminated, which in fact saturate criminal and criminal procedure legislation, in which the connection with the fundamental concepts of civil law and other sectoral institutions is interrupted, criminal legislation begins to live "its own life», and as a result of these distortions and deformations of legal consciousness and normative concepts of matter, illegal criminal prosecution of persons who did not actually commit crimes is allowed in addition, criminal law begins to replace the norms of other branches of law and becomes an independent regulatory mechanism that does not depend on anyone, even on its own goals, objectives and principles.
Прежде чем перейти к заявленной выше теме, хотелось бы скоррелировать само название - лингвистический и правовой анализ законодательного текста. В нашем случае это термины и терминообразования, которые включают в себя различные смыслы и планы выражения, а задача интерпретатора не только найти смысл обозначаемого понятия, но и, говоря словами философа Поля Рикёра, донести его до изучающего закон.
При одном условии, что, если семантика слова остаётся ещё до конца не понятой, то привнести смысл сказанного в законодательное поле восприятия уже действующего нормативно-правового акта. Потому что именно смысл создаётся самим интерпретатором законодательного текста, его пониманием и волей. Иными словами, смысла, который есть сам по себе, без прописанного текста, не бывает. Всегда первичен текст, потому что вначале было слово, осмысление которого происходит в результате его прочтения самим интерпретатором юридического текста. Отсюда язык первичен, а право вторично, т.к. язык создавал право, начиная с первых табу. Даже уже в условиях развитой цивилизации находит отголоски этих звукорефлексивных команд
(фонетическая обструкция, если можно так выразиться), например, в произведении американского писателя Джека Лондона «Мартин Иден» есть эпизод, где главный герой на предложение выпить еще чаю отвечает резким гортанным вскриком «пау», что на канакском языке туземцев Меланезии означает «хватит, достаточно», шокируя тем самым цивилизованную публику, воспитанную на литературном английском языке. Можно вспомнить и всем известный пример выражения запрета через возглас «табу».
Если вспомнить «теорию трудовых выкриков» (вспомним нашу «Дубинушку»), то благодаря отсутствию необходимых нужных слов - причина образования языка, а затем и правил, запрещающих делать что-то или нечто по-другому, как принято, потому что язык говорит правом, а не наоборот, появляются необходимые регулятивные смыслы.
«В XIX в. в трудах вульгарных материалистов - французского философа Л. Нуа-ре (1829-1889) и немецкого ученого К. Бю-хера (1847-1930) - была выдвинута теория происхождения языка из трудовых выкриков. Ее основная суть сводилась к тому, что язык возник из выкриков, сопровождавших
коллективный труд. Л. Нуаре подчеркивал, что мышление и действие были первоначально неразрывны. Выкрики и возгласы при совместной деятельности облегчали и организовывали действия первобытных людей.
Трудовая деятельность первых людей осуществлялась с помощью естественных предметов. Затем люди научились изготовлять орудия труда, которые способствовали его ритмизации. Процесс трудовой деятельности стал сопровождаться более или менее ритмическими возгласами. Эти возгласы постепенно превратились в символы трудовых процессов. Таким образом, первоначальный язык был набором глагольных корней. Теория трудовых выкриков является, по сути, вариантом междометной теории»1.
И только право переносит «конфликт интерпретаций» в семантическое поле действующего правопорядка, где юридическая деятельность - это продолжение борьбы за достижение своей выгоды при толковании юридических норм с целью выработать свой смысл и навязать его окружающим, ибо юридический дискурс (например, судебная риторика) это борьба за выживание в изменившихся условиях жизни.
Отсюда со времени Гоббса и Дж. Лок-ка мало что изменилось (Bellum omnium contra omnes - состояние общества - это борьба всех против всех), но только публичная власть при разрешении конфликта интерпретаций закрепляет за текстом один из смыслов в качестве истинного.
Власть принято понимать как способность и возможность осуществлять свою волю, оказывать воздействие на поведение людей с помощью авторитета, обычая, прав или насилия.
И в этом смысле власть - это то, что присутствует в каждом из нас, однако мы делегируем ее власти в лице государства, которое и занимается законотворчеством, а позитивное право (в нашем случае судебная лингвистика) - это сам законодательный текст, наделённый смыслом и волей самой власти, например, судебной.
Вследствие этого по-иному видится значение «юридической техники», свода
1 URL:https://studfiles.net/preview/5582267/page:8/
правил и приёмов, используемых при создании и толковании самого текста. Но правильность смысла юридических знаков в тексте определяется не их отношениями референции с объективной языковой реальностью, а синхроническими отношениями с другими синтагматическими смысловыми единицами в предложении, языковая цепочка которых состоит из: фонем (носители определённых звуковых качеств), монем (комбинации фонем, образующие монемы, которые являются носителями значения), сочетания монем образуют синтагмы («нечто соединённое»), т.к. выражают в речевой цепи отношения комбинации между двумя или несколькими элементами: словосочетание, часть предложения; словосочетание, обладающее формами сказуемости и интонационно законченное, определяется как предложение.
Потому что именно язык - это и средство общения, и сам инструментарий, который включает в себя не только семантические особенности самого термина, но и его законодательное прочтение с тем своеобразием, чем отличается норма уголовного права и уголовного процесса от смысла самого языкового высказывания как в научном, так и обыденном его восприятии.
Нас, безусловно, интересует сама письменная языковая норма в её правовом аспекте, которая включает в себя лексико-грамматический анализ, устанавливающий точное значение отдельных слов, понятий, терминов и связей между ними; это проходит с учётом законов логики, с использованием приёмов и средств формальной и диалектической логики при познании правовых явлений (то, что квалифицируется как логическое толкование). Когда нужно не только объяснить смысл юридической нормы, а установить предел её действия, используя средства и возможности правильного мышления, где смысл и слово соотносится между собой как содержание и форма. Чуть далее мы остановимся на языке самой правовой нормы - т. к. языковые формы, посредством которых излагается сама правовая норма, является также инструментом толкования. Как правило, нормы права являются идеальными объектами - мыслями, включёнными в материальную языковую оболоч-
ку, и только опосредованное познание -мышление, оперирующее понятиями и суждениями, помогает постигнуть смысл, заключённый в нормах самих правил.
Названные категории скорее философские, где смысловая сторона облечена в лингво-синтаксическую конструкцию с её внутренней и внешней формой выражения; здесь большую помощь нам окажет мор-фемно-этимологический анализ слов, который используется, когда строение и значение слова прозрачно и не претерпело особых языковых изменений. Там, где имеющиеся «живые морфемы» без труда выделяются в нём и анализируются свободно и трудностей при интерпретации слова не возникает, но если в термине произошли большие изменения, которые модифицировали не только его строение, но и смысловое значение, то следует переходить к историко-этимологическому анализу, когда семантическое содержание слова было другим; отсюда, морфемный анализ обращён в современные языковые отношения, а исторический анализ обращён в прошлое языка; законодательно-стилистический план выражения текста - это уже его правовой синтаксис, в его завершённом логико-языковом выражении, где имеет место быть согласование, управление и примыкание между простыми словами, что составляет «сердце самой грамматики»; формы союзной и бессоюзной связи в сложных словосочетаниях и так называемые формы сказуемости, которыми выражались отношение словосочетания к мысли говорящего (формы времени, наклонения, иногда также и лица). И, конечно, сама уголовно-правовая норма, т.к. любая квалификация совершённого преступления сводится к установлению действующей конкретной уголовно-правовой нормы, которая предусматривает санкцию (ответственность) за совершение данного деяния. Но чем больше признаков содержит уголовная норма, тем большая вероятность того, что это может существенно повлиять на квалификацию совершённого преступления.
Исходя из сказанного, следует конкретизировать то, о чём мы сейчас говорили: слово с точки зрения лингвистики является базисным элементом языковых систем. Оно
обладает настолько подвижной конструкцией, что легко принимает любые морфологические изменения. Поэтому очень важно установить значение каждого слова, употреблённого в нормативном предписании, которое при его ясном и доступном восприятии должно определять себя самостоятельно, т.е. автоматически.
В языке различают грамматическое и лексическое значение слова. В грамматике определяется не только принадлежность слова к части речи, но и возможности его сочетания с другими словами, включая служебные слова, а также особенность их видоизменения, будь то глагольные или именные части речи, имеющие спряжение или склонение.
Именно в грамматическом строе национального языка следует искать закономерности национальной правовой системы. И закономерности эти очевидно аналогичны тем, с которыми имеет дело лингвистика. Поэтому обозначим свой подход к пониманию права - как к грамматике права.
Следует помнить, что лексическое значение слова определяется его соотнесённостью с соответствующим понятием и его местом в лексической системе языка (то есть различными синтаксическими связями с другими словами). Отсюда задача интерпретатора - установить не просто смысл и его значение в предложении, а те функции, которые оно несёт.
Сошлёмся на авторитетные мнения юристов и лингвистов. Так уже упоминаемый нами Ноам Хомский предложил теорию, которая стала называться трансформационной грамматикой. По мнению Хомско-го, язык - это не набор единиц языка и их классов, а механизм, создающий правильные фразы. Поэтому синтаксис Хомский определял как учение о принципах и способах построения предложений. «Грамматика языка, - писал он, - представляет собой механизм, порождающий все грамматически правильные последовательности и не порождающий ни одной грамматически неправильной».
Так, по Хомскому, бессвязный набор слов запомнить гораздо труднее, чем осмысленную грамматически правильную фразу. Отсюда его трансформационный ана-
лиз, который определяется как анализ синтаксических структур при помощи их преобразования из поверхностных в глубинные. Хомский полагал, что в основе механизма порождения фраз лежит перевод глубинных структур в поверхностные. Со следующим его примером: «Его арест» - поверхностная фраза, с притяжательным местоимением -его - и «арест» как вид наказания. Сама фраза имеет две другие, глубинные - «Он был арестован» и «Он вчера его арестовал». Первая фраза малоинформативная, построена на уровне констатации того, что произошло. Во второй личное местоимение - он -связано с причастием «арестован», через личный глагол «был», причастие образовано от глагола «арестовать», у которого 1-е спряжение, он переходный и совершенного вида. В третьей фразе пассивный субъект, которого арестовали, заменяется лицом, совершающим действие, связанное с задержанием, его арестовывают или по решению суда для выяснения изобличающих фактов, если оно, конечно, не было задержано на месте совершения преступления. Слово «вчера» может относиться только к наречию, в предложении выделяется как определение и выступает как обстоятельство времени.
Иными словами, следуя теории Хом-ского: «Глубинная структура формирует смысл предложения, а поверхностная - является звуковым воплощением этого смысла». Поэтому Н. Хомский вводит ряд правил перехода глубинной структуры в поверхностную (правила подстановки, перестановки, произвольного включения одних элементов, исключения других элементов), а также предлагает 26 правил трансформации (пассивизация, субституция, пермутация, негация, адъюнкция, эллипс и др.). Всё это в совокупности и представляет, согласно транс-формационно-грамматической теории, врожденную способность к производству языка.
В теории Н. Хомского есть что-то общее со стадиями толкования - уяснением и разъяснением. Когда объяснение юридического текста происходит за счёт другого текста, но более понятного и доступного. Я не беру слишком громоздкие конструкции, которые в уголовном законодательстве так
иногда утяжеляют текст, что смысл его теряется. Некоторые из них насчитывают 5070 смысловых центров (слов).
Как мы уже убедились, большую роль в организации текста, в логичном выражении мыслей играет порядок слов (прямой или косвенный, без разницы, главное, чтобы главные слова не были слишком разъединены с зависимыми от них). Например, ч.1 ст.95 УК РФ (в ред. 2018) написано «Для лиц, совершивших преступления, до достижения возраста восемнадцати лет»...
В комментарии к этой 95 статье уже записано более близкое и понятное, касающееся смыслового содержания самой фразы (в более развёрнутой форме как синтаксически, так и стилистически): «Статья определяет сокращенные сроки погашения судимости для лиц, совершивших преступление до достижения возраста восемнадцати лет». А можно ещё более проще: «Для лиц, не достигших восемнадцати лет».
Далее, проф. д.ю.н. П.М. Рабинович считает, что наиболее часто нуждаются в разъяснении слова, обозначающие действия. «Это, - пишет он, - объяснимо отчасти тем, что описание действий занимает большую часть законодательных текстов, образует «сердцевину» юридически значимых норм, причём характеристика юридически значимых действий содержится не только в диспозиции, но и в санкции, а также в гипотезе самой нормы» .
Действительно, в действующих правовых нормах, в частности в кодексах Российской Федерации, очень много терминов, выраженных отглагольными существительными. Ср.: «преступление - преступить, преступать что-либо », «наказание - наказать (на- казать, наказ-ать)», «исчисление - ис -числить (срок отбывания наказания)», «обеспечение - обес-печить (исполнение закона)» и т.д.
Рассуждая о самом значении процесса, заложенного в некоторых именах существительных, академик, лингвист В.В. Виноградов считал, что процесс предполагает ту или иную степень его длительности (как антипод - краткости) совершаемого действия, которые в глагольной форме (инфинитива), в зависимости от совершённого или несо-вершённого вида глагола (исчислить - ис-
числять), могут решать вопрос об условиях наступления юридических последствий. Это касается и причастий, в которых «глагольность выражается как окачествленное действие, приписанное предмету и определяющее его наподобие имени прилагательного» (ср.: отбывание - отбывающий ... и отбывший (моя разрядка, в виде уже деепричастия) наказание).
В ч.2 ст. 80 УК есть термин «неотбытая часть наказания», которая может быть заменена более мягким его видом и представляет собой разновидность условно-досрочного освобождения. При этом лицо может быть полностью или частично освобождено от отбывания дополнительного наказания.
И заключая разговор о смысле языкового выражения слова, хочется привести слова того же академика В.В. Виноградова: «Слово как система форм и значений является фокусом соединения и взаимодействия грамматических категорий языка», где «язык правовых норм, это система словесно-знаковых средств изложения юридических правил общего характера, установленных и обеспеченных государством в целях регулирования отношений между людьми».
Отсюда «смысл языковой нормы не существует помимо закона: он всегда воплощен в совокупности признаков уголовно-правовой нормы (системы норм). Выяснение смысла закона должно приводить к более правильному и полному пониманию всех признаков данного состава преступления. Смысл нормы безусловно влияет на квалификацию, но влияет не непосредственно, а через конкретные признаки совершённого правонарушения. Поэтому уяснение смыслового содержания закона служит лишь первоначальным этапом поиска и объяснения конкретных юридических признаков, в которых это семантическое выражение грамматического значения слова находит свое прямое выражение»1.
Естественно, что квалификация преступления в уголовно-материальном праве (Общая и Особенная часть УК РФ) и уголовно-процессуальном праве (УПК РФ) понимается как процесс и результат.
1 URL: https://studopedia.ru/9_212857_uyasnenie-soderzhaniya-sostava.html
В процессе правоприменения уголовной нормы идёт установление признаков преступления в действиях лица, совершившего его, а результат выражается в деятельности следственных органов и органов суда. При этом следует помнить, что любая норма существует только в языковом её выражении, где превалирует буква закона и возможны варианты расхождения между обыденным восприятием и смыслом, в котором заключена законодательная воля и мысль и то, что выразил в ней нормотворец. Такое возможно в силу разных причин: например, в силу исторической архаичности норм УК, скажем, ст.128.1 УК клевета, которая понимается как распространение заведомо порочащих честь и достоинство сведений. Между тем, согласно толковому словарю: «Происходит от неустановленной формы; ст грек.-слав. клевета (Xol8opía)2, клеветати (6гаР<Ш,£1у), русск. клевета, клеветать, болг. клевета, сербохорв. кле вета, чешск. klevetа «клевета, сплетня», словацк. ЫеЬйа и др. сравнивают с *к1ьуай (клевать, клюю), также предполагают связь *kleveta. с *к1ика (клюка, крючок)»3. Здесь мы стреча-емся, рассматривая уголовно-правовое содержание нормы, с современной синхро-нисткско-референтной коннотативной интерпретацией смысла этого слова, т.к. данном случае клевета перкликается с другими понятиями русского права - «навет», «извет» - первое это синоним клеветы, второе также понимается как клевета, навет, донос, и публичной формой этого деяния - распространением, то есть доведением сведения широкого круга лиц различными способами.
Другой причиной является возросшая бланкетность норм уголовного права. Для примера можно привести ст.137 УК РФ, где для хараткеристики крпиминобразующих признаков требуются значительные экспликации из базисного законодательства, а именно:
статья 23 Конституции Российской Федерации;
- статья 152.2 Гражданского кодекса
2URL:https://zhuromsky_gr_ru.academic.ru/9176Aoi5op
ia
3URL:http://yandex.ru/clck/jsredir?bu=34zk&from=yand ex.ru
РФ об охране частной жизни;
- статья 137 Уголовного кодекса РФ гласит о нарушении неприкосновенности человека.
Ст. 23 Конституции РФ определяет право человека на неприкосновенность, личную и семейную тайну, а также защиту своей чести и доброго имени. В данное понятие включается тайна переписки и телефонных разговоров, а также иных сообщений личного характера. Конституция предписывает, что ограничение данного права вводится только решением суда.
Гражданский кодекс в ст. 152.2 определяет следующие аспекты в неприкосновенности и охране частной жизни:
без согласия гражданина не допускается собирать или хранить информацию о его происхождении, месте жительства или пребывания, личной или семейной тайне и иных аспектах частной жизни, если иное не предусмотрено законом;
сбор и хранение сведений, а также их использование и распространение, допускается в государственных или общественных интересах, а также в случаях, когда гражданином ранее было дано согласие на подобные действия;
неправомерным использованием незаконно полученной информации и посягательством на неприкосновенность является также включение сведений в произведения науки, искусства или литературы при условии, что были нарушены интересы и права гражданина;
если незаконно полученная информация содержится на информационных носителях, то по закону о неприкосновенности личного пространства гражданин вправе требовать через суд удаление всех сведений и их носителей;
соблюдение защиты частной жизни умершего гражданина вправе требовать его дети, родители или супруг.
Уголовный кодекс в статье 137 предписывает следующие положения о нарушении неприкосновенности частной жизни:
ответственность за незаконный сбор и распространение сведений о личной или семейной жизни гражданина, учитывается ее распространение в публичных выступлениях или иные способы раскрытия
информации;
отдельно регламентируется ответственность за те же действия, но при использовании должностным лицом своего служебного положения;
ответственность за нарушение личного пространства и неприкосновенности несовершеннолетнего, получившего в результате противоправных действий нравственный или физический вред.
Указанные положения определяют основное конституционное право гражданина - любая информация, составляющая тайну его личной или семейной жизни, охраняется законом о неприкосновенности. Разглашаться она может только с согласия человека или через постановление суда»1.
Для того чтобы избежать бланкет-ности уголовно-правовых норм, в них обязательно должны быть указаны криминооб-разующие признаки составов. В любом случае, какие бы не называли причины, которые способствуют росту и количеству преступных деяний, надо чётко разграничивать преступления и непреступные правонарушения, т.к. показывает судебная практика по рассмотренным уголовным делам, всё это только множит количество ошибок, связанных с применением норм материального уголовного права. В качестве примера: в 1998 г. Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации, проверив в кассационном порядке 5 536 дел, отменила приговоры в отношении 6,9%, изменила в отношении 5,8% осужденных 3. В 1999 г. та же Коллегия рассмотрела в кассационном порядке 6 360 дел, отменила приговоры в отношении 7,6%, изменила в отношении 8,7% осужденных.
И всё это было связано с неправильным применением судами норм материального закона.
Однако ситуация усугубляется и сложностью в интерпретации норм процессуального права.
Так, 25.06.2019 г. состоялся Пленум ВС РФ (Пост.№ 19), посвященный проблемам кассационного рассмотрения уголовных дел. В частности, была выявлена следующая проблема: «Что касается установ-
1 URL:https://2Шfz.m/zakon-o-neprikosшvenmsti/
ленного ст. 401.17 УПК РФ запрета на внесение повторных кассационных жалобы или представления, то, по мнению ВС РФ, норма этой статьи не может рассматриваться в качестве основания, препятствующего выявлению и устранению ошибок, свидетельствующих о неправосудности принятого судом решения. Поэтому, если из повторных кассационных жалобы, представления, поданных в порядке выборочной кассации, усматриваются основания для отмены или изменения судебного решения, то такие жалобы, представление подлежат рассмотрению в установленном порядке. В иных же случаях они должны возвращаться субъекту обжалования без рассмотрения»1.
Таким образом, Пленум предложил не только новое толкование указанной нормы, он фактически дополнил норму закона, расширив ее грамматико-правовые рамки, используя концепцию скрытых смыслов.
Очень много подходов и споров в литературе вызывают два ключевых термина, лежащих в названии художественного романа Ф.М. Достоевского - «Преступление и наказание» как с точки зрения нашего Уголовного законодательства и как деяния, составляющее базовые дефиниции нашего Уголовного кодекса (см. ст. 14 УК («Понятие преступления») и ст. 43 УК РФ («Понятие и виды наказания») (в ред. 2017 года). Не претендуя на всю глубину семантического толкования названных понятий, мы хотим остановиться на их восприятии и прочтении, т.к. все совершаемые преступления (отсюда и виды наказаний) прямо или косвенно связаны с данными определениями. От их понимания складывается тот уровень осмысления, который отчасти и формирует наше правосознание. В правовом значении они должны быть друг другу равнозначны, т. е. юридически уравновешены.
А теперь давайте попробуем их препарировать и понять, что за ними в контексте истории и права могло или не могло быть.
Начнём с дефиниции преступления, которое ч.1. ст.14 УК РФ трактует нам как виновно совершённое общественное опасное деяние, запрещённое уголовным законом под угрозой наказания. Даже антони-
1 URL: https://www.vsrf.ru/press_center/mass_media/279
мически эти два смысловых центра связаны между собой: переступил через закон, получи возмездие в виде ограничения либо личной свободы, либо иного правового воздействия, направленного на преступившего закон. «Где нет закона, там нет преступления», - сказал ещё во 2 веке до н.э. апостол Павел в своём послании к римлянам.
В истории нашей страны такое имело место быть, когда отбрасывались все старые, проверенные жизнью способы оформления и толкования правовых предписаний. Негативным примером подобного отрицания может служить Октябрьская революция 1917 года, когда «распалась связь времён» и слом государственной машины пошёл по упрощённой схеме: забыть всё, что было в старой России. В жернова революции попал и 30-титомный свод законов Российской империи. С построением нового мира отрицалось всё, что было чуждо новому обществу и не соответствовало революционной идеологии. Скажем, термин преступление был заменён термином социально-опасное (или вредное) действие, термин наказание -термином мера социальной защиты, был устранён термин преступник, т.к. некому стало нарушать закон и место толкования оказалось занято революционным правосознанием и/или революционной целесообразностью. Чем всё это кончилось, мы уже знаем: начавшаяся гражданская война расколола людей и общество и развела по разные стороны баррикад.
Обращаясь к герменевтической основе толкования термина «преступление», надо отметить, что с точки зрения грамматики, этимологии происхождения - это абстрактное имя существительное (абстрактность ему придаёт суффикс -ени-, где приставка -пре-, близкое по семантике своего выражения к приставке -пере-, легко трансформируется в глагол совершённого вида «переступить», например, рубикон, или, как мы уже писали, закон.
Коннотативной языковой контрпозицией к понятию «преступление» выступает термин «наказание», корневой основой которого является «казнь», имеющее многочисленные смысловые оттенки, и не только лишение самой жизни.
Вспомним из истории 19 века: граж-
данская казнь, которой был подвержен Н.Г. Чернышевский. Шпагу над головой преломили: чинов и звания лишили. Уже упомянутым нами гениальный Ф.М. Достоевский проходил по делу петрашевцев и был подвержен уголовному преследованию, но смертную казнь заменили арестантскими ротами и ссылкой в Семипалатинск. Как следствие - поражение в гражданских правах.
Если препарировать данные понятия дальше, то можно обратиться к Вл. Далю. В его Толковом словаре «преступление» -это . «проступок и грех, беззаконие, злодеяние» и в качестве вывода следует, что это «проступок, противный закону».
При этом Вл. Даль разграничивает понятие «проступок и преступление», отнеся первое к лёгкому нарушению закона, а второе к «более важному» (тяжкому).
Отсюда и «наказание»: «за проступок полагается взыскание, а за преступление предают суду».
Наказание по Далю - это «сама кара или казнь». Наказание бывают исправительными (лёгкие) и уголовные. И в качестве императива он конкретизирует - «Двух наказаний за одну вину не бывает».
Что же касается современного прочтения уголовно-правового воздействия на лиц, совершивших преступление, то следует обратиться к основному уголовному закону.
Так, Уголовный кодекс РФ начинается с нормы, которая «замыкает» его как формально-логическую систему предписаний, чётко очерчивая границы совокупности уголовно-правовых установлений. В части 1 ст. 7 УК предусмотрено: «Уголовное законодательство Российской Федерации состоит из настоящего Кодекса. Новые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в настоящий Кодекс». Следовательно, норма, не включённая в УК РФ, не может устанавливать уголовной ответственности. Более того, в ст. 1 УК законодатель предъявил требования к своей собственной деятельности, а через неё и к содержанию других предписаний уголовного закона. А именно - нормы, устанавливающие преступные деяния (криминализирующие), должны быть включены в УК (ч.1), а также должны основываться на Кон-
ституции РФ и общепризнанных принципов и нормах международного права (ч.2).
Вопросам назначения наказания посвящена гл.10 УК с одноимённым названием, где под общими началами назначения наказания следует понимать установленные уголовным законом (ст. 60 УК РФ) правила, которыми должен руководствоваться суд при назначении наказания по каждому конкретному уголовному делу при определении виновному лицу соответствующей меры наказания. Как записано в самом Кодексе -«общими они называются потому, что распространяются на все случаи назначения наказания, а началами - поскольку представляют собой основные руководящие положения, правила его назначения».
Ст.60 УК РФ закрепляет следующие начала (положения) при назначении судом справедливого наказания: это характер и степень общественной опасности преступления. Так, более строгий вид наказания из числа предусмотренных за данный вид преступления (это в санкции статьи Особенной части УК) назначается только в случае, если менее строгий вид наказания не сможет обеспечить достижение целей самого наказания. В этом случае суд учитывает личность виновного и обстоятельства, которые могут быть смягчающими или отягчающими его наказание. Так более строгое наказание (чем это предусмотрено статьями Особенной части УК) назначается по совокупности преступлений и совокупности приговоров в соответствии со ст. 56, 69 и 70 УК РФ. Более мягкое наказание, чем это предусмотрено соответствующей статьёй Особенной части УК с учётом положений Общей части УК назначается в соответствии со ст. 64 УК. При назначении наказания суд, конечно, учитывает, как это скажется на исправлении самого осужденного и на условии жизни его семьи.
В этих причастиях специально обозначен продуктивный суффикс -ющ,- который выделяется в прилагательных и причастиях со значением «характеризуемый каким-либо действием или состоянием». Дословно, с совершившим данное преступное деяние можно заключить досудебное соглашение (ч.2. ст. 62 УК РФ), что может отразиться в вердикте присяжных о снисхождении (ст. 65
УК РФ), если это преступление можно квалифицировать как неоконченную преступную деятельность (ст.66 УК РФ); как рецидив (ст.68 УК РФ) по совокупности преступлений (ст.69 УК РФ) или при назначе-
нии наказания несовершеннолетним (ст.88-89 УК РФ) и др.
Продолжение статьи (часть II) в следующем номере журнала.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. "Конституция Российской Федерации" (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ, от 21.07.2014 № 11-ФКЗ).
2. "Уголовный кодекс Российской Федерации" от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 04.11.2019).
3. "Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации" от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 04.11.2019).
4. Закон о неприкосновенности частной жизни [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://210fz.ru/zakon-o-neprikosnovennosti/
5. Виноградов, В.В. Русский язык. - М.: Высшая щкола, 1972.
6. Орфоэпический словарь русского языка, произношение, ударение, грамматические формы / под ред. Р.И. Аванесова. - М.: Русский язык, 1987.
7. Потиха, З.А. Строение русского слова. - М.: Русский язык, 1981.
8. Академик. Словарь [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://dic.academic.ru
9. Греческо-русский лексикон Нового Завета с номерами Стронга и греческой Симфонией [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://zhuromsky_gr_ru.academic.ru/ 9176/Xol8opía
10. Какие существуют формы предпринимательской деятельности. Яндекс. Знатоки [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://studfiles.net/preview/5582267/pаge:8/
11. Пленум ВС РФ подготовил новые разъяснения для кассационного обжалования [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://www.vsrf.ru/press_center/mass_media/27949/
12. Уяснение и содержание состава - СТУДОПЕДИЯ [Электронный ресурс]. - Режим доступа:https://studopedia.ru/9_212857_uyasnenie-soderzhaniya-sostava.html
