CC BY
58
ности ИФ. Возможная незавершенность определяется, во-первых, с точки зрения незавершенности синтаксиса и семантики. Если же мы говорим об абсолютно незавершенных фразах, то имеем в виду уже не только их синтаксическую и семантическую, но и прагматическую незавершенность.
Примечания
1. Schirmunski V. M. Deutsche Mundartkunde. Vergleichende Laut- und Formenlehre der deutschen Mundarten. Berlin, 1962. S. 149.
2. Wiesinger P. Die deutsche Dialektologie // Stellmacher Dieter: Dialektologie zwischen Tradition und Neuansätzen. Beiträge der Internationalen Dialektologietagung, Göttingen, 19-21. Oktober 1998. Stuttgart: Steiner (Zeitschrift für Dialektologie und Linguistik, Beiheft 109), 1998. S. 15-32.
3. Peters J. Intonation deutscher Regionalsprachen. Berlin; N. Y.: Walter de Gruyter, 2006. S. 200-203.
4. Waiblinger E. Tonfall deutscher Mundarten. Vox 10, 1925. S. 43-44.
5. Ibid. 44
6. Peters J.Op. cit. S. 204.
7. Ladd D. Robert Intonational Phonology. Cambridge: Cambridge University Press (Cambridge studies in linguistics 79), 1996.
8. Ср.: Wunderlich D. Der Ton macht die Melodie. Zur Phonologie der Intonation ds Deutschen // Altmann, Hans: Intonationsforschungen. Tübingen: Niemeyer (Linguistische Arbeiten 200), 1988. S. 1-40.
9. Bruce G. Swedish Word Accents in Sentence Perspective. Lund: Gleerup, 1977.
10. Pierrehumbert J. The phonology and phonetics of English intonation: diss. Massachusetts Institute of Technology. Cambridge, 1980.
11. Grice M., Baumann S. Deutsche Intonation und GToBI // Linguistische Berichte 191. S. 283.
12. Pierrehumbert J. Op. cit.
13. Grice M., Baumann S. Op. cit. S. 280.
14. Ibid. S. 280.
15. Cp.: Beckman M. E., Pierrehumbert J. B. Intonational structure in Japanese and English // Phonology Yearbook 3, 1986. S. 255-309.
16. Grice M., Baumann S. Op. cit. S. 285.
17. Kenstowicz M. Phonology in Generative Grammar. Oxford: Blackwell, 1994.
18. Gilles P. Prosodie der Deutschen Regionalsprache. Berlin; N. Y.: Walter de Gruyter, 2006. S. 43.
19. Chafe W. Discourse, Cjysciousness, and Time. The Flow and Displacement of Conscious Experience in Speaking and Writing. Chicago: University Press, 1994.
20. Ibid. S. 63.
21. Ford C. E., Thompson S. A. Interactional units in conversation: syntactic, intonational, and pragmatic resources for the management of turns // Ochs Elinor, Schegloff Emanuel A., Thompson Sandra A.: Interaction and grammar. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. S. 155.
22. Idid. S. 150.
23. Engel U. Deutsche Grammatik. Heidelberg: Groos, 1988. S. 89.
24. Gilles P. Op. cit. S. 55.
УДК 81-13
В. А. Береснева
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ СИНКРЕТИЗМ КАК МЕТОД СОВРЕМЕННОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ
Статья посвящена рассмотрению предпосылок, задач, сущности, функционирования и предварительных результатов применения метода лингвистического синкретизма.
The article is dedicated to consideration of grounds, tasks, essence, functioning and results of the method of linguistic syncretism.
Ключевые слова: лингвистический синкретизм, метод, онтологические законы, особенности исследуемого явления.
Keywords: linguistic syncretism, method, ontological laws, peculiarities of the considered phenomenon.
1. Основные предпосылки и задачи метода лингвистического синкретизма
Несмотря на то что положение о формально-содержательной асимметрии в языке уже стало хрестоматийным, в исследовании обусловленных законом асимметрии языковых феноменов имеется еще много нерешенных или спорных вопросов.
Как, к примеру, следует интерпретировать распространенное в немецком языке употребление временной формы презенс в сфере прошлого? Считать ли его следствием временной универсальности презенса [1]? Объяснять ли «легитимность» презенса в данном употреблении возможностью перенесения сознания «теперь» в хронометрическое прошлое и достижения таким образом того, что прошлое становится презент-ным для сознания говорящего [2]? Усматривать ли здесь синтетическую временную фигуру «промежуточной сферы» между настоящим и прошедшим [3]? Рассматривать ли транспозицию презенса в сферу прошлого лишь в качестве стилистического средства, но не грамматического явления [4]? Полагать ли, что презенс в этом случае «замещает претерит», «становится синонимом претерита» [5]?
Предлагаемый в настоящей работе подход к истолкованию языковых фактов подобного рода есть лингвистический синкретизм, определяемый нами как метод объяснения происходящих в языке процессов парадигматического совмещения двух и более сигнификативных функций одним языковым знаком.
В своем понимании лингвистического синкретизма мы опираемся на объяснение синкретиз-
© Береснева В. А., 2009
В. А. Береснеба. Лингвистический синкретизм как метод современного языкознания
ма, данное Плутархом, от которого мы знаем, что древнегреческое слово аиу-рр^тшцбд, к которому восходит термин «синкретизм», означало «примирение враждующих сторон для борьбы против общего врага» [6], употреблялось для обозначения «союза народностей Крита» [7]. Посредством ассоциаций в ходе анализа интересующих нас особенностей языковых форм возбуждаются фоновые знания соответствующего свойства, так что мы применяем изначально политический термин «синкретизм» к описанию языковых фактов, разумеется, не в буквальном, а в переносном смысле, метафорически.
Исходя из неразрывной связи между бытием и знанием как модусом первого, мы употребляем термин «лингвистический синкретизм» в двух значениях. Во-первых, - как синкретизм языковых форм. Применительно к последним следовало бы, собственно, говорить о «языковом синкретизме». Но в силу известных терминообразо-вательных процессов мы остановились на термине «лингвистический синкретизм». Второе значение представляет научно-лингвистическое понимание синкретизма. Лингвистический синкретизм как языковое явление, конечно, существует объективно. Но к его установлению, выяснению его природы и лингвистического статуса мы приходим именно вследствие научно-лингвистического истолкования данного феномена.
Научно-лингвистическое рассмотрение фактов синкретизма в языке осуществляется в опоре на достижения таких наук, как философия и психология. Как точно было подмечено еще выдающимся немецким языковедом Й. Л. Вайсгербе-ром, подчеркивавшим важность установления связи языкознания с философскими и психологическими исследованиями, «одного лишь знания фактов», как правило, «оказывается недостаточно», языковедению «не достает <...> зачастую <...> верных масштабов для анализа и оценки языковых явлений» [8].
Основывающийся на знании наиболее общих закономерностей развития объективной действительности и специфических закономерностей исследуемого явления метод лингвистического синкретизма преследует решение таких основных задач, как познание истоков синкретизма в языке, сущности изучаемого феномена и особенностей его развития.
2. Сущность метода лингвистического синкретизма
Существо метода лингвистического синкретизма определяется следующими основными положениями: 1) язык служит формой материализации духовного (идеального); духовному как одной из основных сфер бытия внутренне присуще единство; истоки лингвистического синкретиз-
ма - именно в онтологическом (бытийном) единстве; 2) мир, в котором мы живем, есть материальный мир; к всеобщим свойствам материи, обеспечивающим единство объектов мира, относятся структурность и движение; 3) один из основных типов движения - это процессы, характеризуемые как развитие. «Общий закон всякого развития» был установлен выдающимся русским философом В. С. Соловьевым (1853-1900) [9]. Соловьев называет три состояния (момента) развития: смешение, или внешнее единство, составных форм и элементов организма, их обособление и дальнейшее внутреннее свободное единство. Первый и третий моменты в названной схеме развития отображают, по нашему убеждению, два этапа развития синкретизма [10]; 4) закономерные связи образующих содержание мира сознания идей, ассоциации, имеют своим следствием сопряженность концептов; в случае вторичного восприятия посредством ассоциаций происходит объединение образов первичного восприятия с образами, идеями, составляющими фоновые знания, и вместе с тем ассоциации приводят к тому, что в рамках самих терминов внутреннего опыта совмещаются содержательные элементы, представляющие, с одной стороны, передачу первичной объективной информации, а с другой - интерпретацию вторичной информации, опосредованной первичной информацией, обусловливают би-и поликонцептность содержания сознания; 5) в условиях синкретического мифологического мышления содержательные элементы, участники ассоциативной связи, существуют лишь потенциально, находятся в безразличии, или смешении; это безразличие, однако, лишь относительное и состоит в том, что элемент единства, которому здесь принадлежит исключительная актуальность, скрывает в себе все остальные, не допуская их самостоятельного бытия; 6) с развитием научного осмысления действительности, строгой научной логики происходит обособление концептов, членов ассоциативной связи. По закону развития, отмежевавшиеся концепты сначала все вместе отрицают скрывавший их некогда концепт. Но обособившиеся концепты для их полного развития должны также отрицать друг друга. Ввиду того что ни один из них не может получить исключительного господства, они вынуждены искать для своего единства некоторый высший центр вне себя. Им может стать только высший концепт единства. С другой стороны, высший концепт не нуждается больше во внешнем подчинении скрываемых им когда-то концептов, так как он вследствие обособления последних получил собственную независимую действительность и может служить для них началом внутреннего свободного единства; 7) обнаруживающаяся в рамках сознания би- и поликонцептность объекти-
вируется в языке как парадигматическое совмещение двух и более сигнификативных функций одним языковым знаком. Объединение в системе языка в общее целое сигнификативных функций языкового знака и составляет сущность лингвистического синкретизма. Синкретичность мышления вызывает синкретизм в языке; 8) в силу действия общего закона развития имеют место два этапа развития лингвистического синкретизма: первоначальный синкретизм, чисто внешнее, вынужденное единство содержательных элементов, и внутреннее единство содержательных элементов, синкретизм как свободный синтез.
3. Синкретологический подход в действии
В целях иллюстрации синкретологического анализа рассмотрим в аспекте синкретизма функциональный потенциал уже упомянутого выше немецкого презенса.
В системе временных форм немецкого языка синкретизм проявляется на внутри- и межкатегориальном уровнях. Под межкатегориальным синкретизмом автор понимает совмещение грамматической категориальной формой в ее первичном объективном содержании, помимо темпорального признака, признаков других грамматических категорий.
В результате последовательного разграничения характера протекания события/бытия и его существования во времени, учета различной маркировки характера протекания, а также рассмотрения временных форм как глагольных комплексов, представляющих единое грамматическое целое при сохранении семантической значимости их компонентов [11], выявляется совмещение в первичной объективной функции пре-зенса грамматических категорий темпуса и аспекта. С точки зрения темпоральной дифференциации форма презенса может быть определена как презентная, а с точки зрения аспекту-альной дифференциации - как неперфективная [12].
Осуществляющаяся в сознании интерпретация наличной информации в терминах внутреннего опыта влечет за собой внутрикатегориальный синкретизм. Все временные формы совмещают в системе языка несколько функций. Одна из них воплощает первичную объективную информацию. Другие же, обнаруживая интерпретацию опосредованной ею вторичной информации, выступают в качестве так называемых коннотаций, понимаемых как смысловое содержание языковой единицы, использующейся во вторичной для нее функции наименования, формируемое ассоциативно-образным представлением об обозначаемой реалии на основе осознания внутренней формы наименования.
Коннотативное употребление временных форм является, по сути, их метафорическим употреблением. Метафоры как один из видов языковых тропов есть «озвученный» результат деятельности ассоциативного мышления. Языковые тропы служат ярким свидетельством существования понятийных тропов.
Вторичные сигнификативные функции отражают транспозицию временной формы в первичную временную сферу употребления других временных форм. Презенс транспонируется в первичные временные сферы функционирования претеритальных и футуральных временных форм
[13].
Первоначальный мыслительный синкретизм приводит к первоначальному синкретизму в языке. Безразличие содержательных элементов сознания на ранних этапах развития человечества обусловливает смешение содержательных элементов на ранних ступенях развития языка. Так, когда в древневерхненемецком языке для обозначения будущего времени использовался пре-зенс [14], речь шла не о сознательном поиске и обнаружении аналогии между восприятиями настоящего и будущего времени, а именно о нерасчлененности в восприятии временных предметов, о сокрытии презентного содержательного элемента, представляющего первичную объективную информацию, и футурального содержательного элемента, являющегося носителем вторичной информации, опосредованной первичной информацией, со стороны высшего элемента единства, который может быть обозначен как «настоящее-будущее» [15], ср. из древневерхненемецкого текста «Муспилли»: mano vallit, prinnit mittilagart («месяц упадет, сгорит срединная земля») [16].
Внутри- и межкатегориальный синкретизм временных форм современного немецкого языка может быть охарактеризован как свободный синтез различных сигнификативных функций в рамках одной единой грамматической формы. На смену периоду обособления содержательных элементов категориальной формы, дальнейшего отрицания ими скрывавшего их некогда элемента и друг друга приходит стадия их внутреннего свободного единства под началом получившего собственную независимую действительность высшего содержательного элемента. Для различных временных функций презенса, к примеру, таким высшим содержательным элементом выступает концепт «актуальное вообще, актуальное в самом широком смысле этого слова». Если мы, например, сравним прошлое, выражаемое претери-том, и прошлое, выражаемое историческим пре-зенсом, то заметим, что они не идентичны. Хотя прошлое и относится всегда к сфере нашего воспоминания, но воспоминание осуществляется
В. А. Береснева. Аингвистический синкретизм как метод современного языкознания
в разных формах. При помощи претерита мы можем обозначить лишь так называемое воспоминание «в простом подхватывании (Zugreifen), когда воспоминание „всплывает", и мы направляем на вспомненное некоторый луч взгляда, при этом вспомненное смутно <...> и не есть повторяющее воспоминание» [17].
Но мы также можем осуществлять и «действительно воспроизводящее (nacherzeugende), повторяющее воспоминание, в котором временной предмет снова полностью выстраивается в континууме воспроизведений (Vergegenwärtigungen), мы его как бы снова воспринимаем» [18]. Выражение концепта «прошедшее, но как будто настоящее» находится вне компетенции претерита. Презенс же благодаря своему объективному содержанию способен обозначить действительно воспроизводящее, повторяющее воспоминание, ср.: Auf dieser Balustrade also setzt Charlotte Menzel in einer warmen Juninacht des Jahres 1925 ihren, gelinde gesagt, angetüterten Tischherrn ab <...> (Wolf Ch. «Kindheitsmuster»). Вторичная для презенса функция выражения прошлого обнаруживает интерпретацию вторичной информации, опосредованной первичной информацией, концептуальный троп, и выступает в качестве языкового тропа, коннотации.
Обусловленная существованием метафорических концептов, понятийных метафор, транспозиция одной грамматической формы противопоставления в первичную временную сферу функционирования другой приводит к нейтрализации различных темпоральных дифференциальных признаков на уровне категориальной формы [19]. В результате такой нейтрализации происходит парадигматическое совмещение сигнификативных функций формы. Объединенные общностью денотативного содержания употребления временной формы выступают в системе языка как общее нерасчлененное целое и как парадигматический функциональный потенциал единой грамматической формы находятся в оппозитибных отношениях с функциональным потенциалом других форм противопоставления.
4. Результаты применения метода лингвистического синкретизма
Процесс становления лингвистического синкретизма как нового направления исследований только начинается. Поэтому речь может идти пока, по-видимому, лишь о некоторых предварительных результатах применения предлагаемого метода.
Уже сегодня можно говорить об эффективности лингвистического синкретизма в качестве средства изучения такого вида неоднозначного соотношения формы и содержания, при котором одному элементу плана выражения соот-
ветствуют два и более элемента в плане содержания.
В литературе можно часто наблюдать, как языковой синкретизм растворяется в полисемии. Смешение явлений синкретизма и полисемии, возможно, отчасти происходит потому, что они в какой-то мере соприкасаются друг с другом, поскольку оба принадлежат к одному и тому же типу формально-содержательной асимметрии. Метод лингвистического синкретизма позволяет эксплицировать различие природы их асимметрии и таким образом разграничить обсуждаемые категории формально-содержательной связи.
Для отмеченных в плане неоднозначности форм языковеды большей частью приводят лишь отдельные разрозненные «значения», «варианты значения», «функции», «способы употребления» без установления их сущности и языкового статуса. В ходе рассмотрения языковых форм в аспекте синкретизма осуществляется детальный анализ содержания форм, тем самым уточняется их функциональный потенциал.
Применение синкретологического подхода обнаруживает, что синкретизм в языке носит не случайный характер, а существует объективно как выражение онтологического синкретизма, синкретичности мышления - совместной реализации концептов как итога закономерной деятельности ассоциативного мышления, что синкретизм свойственен не только неразвитому состоянию какого-либо объекта, но может рассматриваться и как некоторый этап его развития, как результат эволюции. И именно лингвистический синкретизм, учитывающий онтологические принципы и законы, является здесь наиболее адекватным и перспективным методом исследования.
Примечания
1. См.: Flämig W. Zur Funktion des Verbs. I. Tempus und Temporalität // Deutsch als Fremdsprache. 1964. № 4. S. 2.
2. Bartsch W. Tempus, Modus, Aspekt. Die systembildenden Ausdruckskategorien beim deutschen Verbalkomplex. Frankfurt am Main; Berlin; München: Diesterweg, 1980. S. 61.
3. Renicke H. Grundlegung der neuhochdeutschen Grammatik. Zeitlichkeit - Wort und Satz. Berlin (West): Erich Schmidt Verlag, 1961. S. 67.
4. Москальская О. И. Теоретическая грамматика современного немецкого языка. М.: Высш. шк., 1975. С. 87.
5. Ср., напр.: Москальская О. И. Теоретическая грамматика современного немецкого языка. М.: Высш. шк., 1975. С. 94; Шендельс Е. И. Практическая грамматика немецкого языка. 3-е изд., испр. М.: Высш. шк., 1988. С. 50; Czochralski J. A. Verbalaspekt und Tempussystem im Deutschen und Polnischen. Eine konfrontative Darstellung. Warszawa: Panstwowe Wydawnictwo Naukowe, 1975. S. 117; Saltveit L. Synonymik und Homonymie im deutschen Tempussystem // Sprache der Gegenwart. Bd. 6. Studien zur Syntax des
heutigen Deutsch. Düsseldorf: Pädagogischer Verlag Schwann, 1970. S. 143.
6. Дворецкий И. X. Древнегреческо-русский словарь: в 2 т. Т. 2 / под ред. С. И. Соболевского. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1958. C. 1524.
7. Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов: пер. с франц. Н. Д. Андреева / под ред. А. А. Реформатского; предисл. В. А. Звегинцева. М.: Изд-во иностр. лит., 1960. С. 267; ср. также: Robert P. Le Grand Robert: Dictionnaire alphabetique et analogique de la langue française. 2-ème éd. T. IX: Suc - Z. Paris: Le Robert, 1990. P. 105; Webster's third new international dictionary of the English language, unabridged: a Merriam-Webster / editor in chief, Philip Babcock Gove and the Merriam-Webster editorial staff. Vol. III: S to Z. Chicago a. o.: Encyclopedia Britannica Inc., 1993. P. 2319; Duden Deutsches Universalwörterbuch / hrsg. und bearb. vom Wissenschaftlichen Rat und den Mitarbeitern der Dudenredaktion [Red. Bearb.: Matthias Wermke...]. 3., völlig neu bearb. und erw. Aufl. Mannheim; Leipzig; Wien; Zürich: Dudenverl., 1996. S. 1505.
8. Вайсгербер Й. Л. Родной язык и формирование духа / пер. с нем., вступ. ст. и коммент. О. А. Радчен-ко. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Едиториал УРСС, 2004. (История лингвофилософской мысли.) C. 43.
9. См.: Соловьев В. С. Философские начала цельного знания // Соловьев В. С. Соч.: в 2 т. 2-е изд. Т. II / общ. ред. и сост. А. В. Гулыги, А. Ф. Лосева;
примеч. С. Л. Кравца и др. М.: Мысль, 1990 (Филос. наследие. Т. 111). С. 145.
10. См. замечание в: Розанов В. В. Памяти Вл. Соловьева // Вл. С. Соловьев: pro et contra / сост., вступ. ст. и примеч. В. Ф. Бойкова. СПб.: РХГИ, 2000. (Русский путь). С. 190.
11. См. об этом в: Береснева В. А. Синкретизм временных форм современного немецкого языка. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2008. С. 13 и след.
12. См. об этом подробнее в: Там же. С. 20 и след.
13. См. об этом подробнее в: Там же. С. 37 и след.
14. Ср., напр.: Жирмунский В. М. История немецкого языка. М.: Высш. шк., 1965. С. 293; Москаль-ская О. И. История немецкого языка. М.: Высш. шк., 1977. С. 113.
15. Жирмунский В. М. История немецкого языка. М.: Высш. шк., 1965. С. 293.
16. Пример из: Там же.
17. Гуссерль Э. Собр. соч.: Т. 1. Феноменология внутреннего сознания времени: пер. с нем. / сост., вступ. ст., пер. В. И. Молчанова. М.: Гнозис, 1994. С. 40.
18. Там же.
19. См. об этом подробнее в: Береснева В. А. Соотношение синкретизма и нейтрализации в лингвистике (на материале грамматической категории времени современного немецкого языка) // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета: науч. журнал. Киров, 2008. № 2(1). С. 91-94.
