CC BY
89
Коммуникативные исследования. 2016. № 1 (7). С. 7-17. УДК 8142
Р.В. Забашта Симферополь, Россия
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ИНСТРУМЕНТОЛОГИЯ КАК ОДНО ИЗ НАПРАВЛЕНИЙ КРЫМСКОЙ РУСИСТИКИ*
Представлены характеристика регулятивного подхода к интерпретации художественного текста, обоснованного в работах представителей крымской школы функциональной лингвистики, а также иллюстрации его действенности при выявлении ключевых единиц текста и формировании стратегии понимания произведения.
Концепция лингвистической инструментологии реализует одно из направлений крымской филологической традиции, является деятельностной, функционально-семантической герменевтической теорией.
С позиций лингвистической инструментологии в статье проанализированы стихотворения Б. Ахмадулиной «В тот месяц май, в тот месяц мой...» и В. Высоцкого «Дайте собакам мяса.», проиллюстрирована значимость выявления групп соотносительных единиц в исходной и основной частях стихотворений. Результаты работы с текстом позволяют перейти к синтезу содержательной стороны текста, т. е. к учету системных единиц упорядоченности и описанию динамики отношения персонажа к предмету изображения.
Ключевые слова: крымская школа функциональной лингвистики, лингвистическая инструментология, поэтический текст, воздействие, стержневой элемент.
Между внутренними мирами поэта и читателя всегда существует непреодолимое препятствие чувственного переживания того, что запечатлено в тексте. Объяснить данное явление можно индивидуальным опытом каждого человека. Тем не менее классические стихи, написанные на «понятном каждому» языке, обнаруживают такую упорядоченность единиц, которая при внимательном анализе позволяет преодолеть это препятствие. Именно при решении данного вопроса возникает проблема, связанная с методологическими основаниями лингвистического анализа текста.
Цель статьи заключается в характеристике регулятивного подхода к интерпретации художественного текста, обоснованного в работах представителей крымской школы функциональной лингвистики, а также в иллюстрации его действенности при выявлении ключевых единиц текста и формировании стратегии понимания произведения.
© Р.В. Забашта, 2016
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 15-0400080 «Русистика в Республике Крым».
Общепринятым тезисом можно считать положение, согласно которому восприятие художественного текста должно быть ориентированным на выполнение языком эстетической функции: «Автором художественного произведения сознательно и целенаправленно отбираются те индивидуальные речевые средства (а в некоторых случаях - и создаются], которые наиболее точно отвечают эстетическим представлениям художника слова. Таким образом, язык в творческой словесной деятельности человека выступает в особой эстетической функции, которая накладывается на основные - коммуникативную и когнитивную - функции языка» [Кольцова, Лунина 2007: 6].
В контексте определения сущности эстетической функции, В.И. Заика дает следующий обзор различных точек зрения: «Понятие эстетической реализации языка выражается в различных терминах: язык художественной литературы, художественная речь, поэтический язык и др. Собственно ЭФ определяется или как "установка на то, чтобы сообщение своей формой и/или содержанием удовлетворяло эстетическое чувство адресата", или как предназначенность языковых средств для удовлетворения потребностей эстетического мышления и воздействия на эстетические установки адресата, или через понятие формы, плана выражения: "организующий признак искусства - направленность не на означаемое, а на сам знак"» [Заика 2000: 94]. Примечательно, что в данном случае рассмотренное выше понимание эстетической функции касается либо чистой языковой формы, либо подчинено удовлетворению потребностей человека читать соответствующие его ожиданиям тексты.
Однако художественный текст отражает не столько действительность, сколько «субъективное отношение автора к миру, явлениям, фактам, представлениям» [Дорофеев 2006: 259], поэтому рассмотрение в целях лингвистического анализа исключительно особенностей плана выражения - исследование лишь субстанции текста, но не его функции. Более того, специфика утверждения нового понимания предмета в художественном тексте обусловлена не стремлением автора «удовлетворить потребности эстетического мышления», а навязать новое отношение к чему-либо, убедить читателя в истинности другого, отличающегося от массового понимания этого предмета.
Элементы функционального подхода к художественному тексту реализованы в отечественной лингвистике в различных концепциях текста (Н.С. Болотнова, Г.О. Винокур, В.И. Заика, Б.А. Ларин, О.В. Лещак, Ю.М. Лот-ман, В.А. Лукин, М.М. Бахтин, В.И. Тюпа и др.]. Общим моментом разработанных в русистике подходов можно считать тезис, согласно которому художественный текст как система обладает рядом конститутивных особенностей, которые определяют функционирование текста в целом. К этим особенностям относятся: 1] предметно-смысловое содержание; 2] субъективное, оценивающее отношение автора к предметно-смысловому содер-
жанию; 3] конфликт (или противоречие] между представлениями автора о должном и желаемом и реальной действительностью; 4] набор соотнесенных между собой в пределах текста языковых средств (так называемых «ключевых слов», или «стержневого элемента»], которые отражают ход развития авторской мысли. При этом актуальным остаётся именно коммуникативно-когнитивные аспекты «диалога автора с читателем средствами текста» [Болотнова 2014: 27], т. е. анализ и синтез структур текста, обеспечивающих не только трансляцию информации, но и воздействие на ценностные части индивидуальной картины мира читателя. Среди современных концепций, применяющих регулятивный подход, особо можно выделить лингвистическую инструментологию (Н.А. Рудяков, А.Н. Рудяков, Ю.В. Дорофеев и др.], теорию коммуникативной стилистики (Н.С. Болотнова, И.А. Пушкарева, Т.Е. Яцуга и др.].
Концептуальные положения регулятивной теории текста были заложены в работах Н.А. Рудякова «Основы анализа художественного текста» (1989] и «Поэтика, стилистика художественного произведения» (1993], в которых под термином стилистический анализ художественного текста подразумевалась оригинальная герменевтическая концепция.
В основу лингвистической инструментологии положены следующие принципы:
1. Системообразующим фактором художественного текста является его идейно-образное содержание.
2. Функция текста - регуляция, т. е. воздействие на картину мира читателя с целью приобщить его к сознанию автора, сделать явным для него элемент индивидуальной системы ценностей.
3. Художественная ценность текста в отношении его устройства заключается в особой соотнесённости языковых единиц - результата осознанной и целенаправленной деятельности автора; эта деятельность обусловлена стремлением представить предмет изображения с позиции авторского идеала, т. е. путём противопоставления общенародного и индивидуального; следовательно, развитие идеи произведения объясняется осознанным автором и выраженным им в языковых средствах текста противоречием между «данным» и «желаемым».
4. Соотнесённость единиц обусловлена композиционно, поскольку текст, как и всякий инструмент, состоит из двух функциональных частей: подсистемы, которая непосредственно воздействует на картину мира читателя, и подсистемы, которая обеспечивает функциональность первой, по А.Н. Рудякову - «острие» и «рукоять» соответственно [Рудяков А. 2013].
Из представленного выше следует, что регулятивность текста в концепции лингвистической инструментологии описывается с помощью процедур анализа фактуальной информации текста и последующего синтеза, имеющего своей целью выявление отношения автора к предмету изображения с позиции идеала.
На основании этих положений Н.А. Рудяков формулирует этапы функционального описания художественного текста:
1. Определение композиции, т. е. исходной части произведения, в которой изображается факт объективной действительности, как он отражается в обыденном сознании, и основной части, выражающей отношение автора к изображаемому факту, предмету, явлению.
2. Определение соотнесенности языковых средств в исходной и в завершающей частях произведения - соотнесенности, в результате которой в этих средствах возникает новый образный смысл.
3. Определение этого нового образного смысла. Для этого, прежде всего, выявляется стержневой элемент стиля лирического произведения, затем с помощью толкового словаря выясняется значение в общенародном употреблении соотносительной языковой единицы, выступающей в исходной части стихотворения, а затем выявляется семантический признак, который актуализуется в понятийном содержании слов, составляющих текст, и который обусловливает появление нового, образного смысла в соотносительной языковой единице, выступающей в основной части стихотворения [Рудяков Н. 1993: 78].
Вербализация элементов исходной и основной частей в переводном или в тексте-пересказе как критерий функциональной адекватности вторичного текста стала предметом исследования в работах М.Г. Маркиной-Гурджи [Маркина 2006]. Методическая составляющая концепции лингвистической инструментологии также была освещена в работе А.Н. Ру-дякова и Ю.В. Дорофеева [Рудяков, Дорофеев 2007].
Таким образом, в концепции лингвистической инструментологии заложены следующие методологические положения А.Н. Рудякова, его «идеи о том, что:
- текст есть инструмент воздействия на картину мира партнёра по социальному взаимодействию,
- структура любого орудия универсальна и представляет собой острие и рукоять,
- тексты делятся на две большие группы: тексты о сущностях и тексты о ценностях,
- двумя основными частями текста о ценностях также есть острие и рукоять...» [Рудяков А. 2012: 8].
Выявление в художественном тексте ключевых слов стало необходимой практикой, однако о критериях выявления ключевых слов чаще всего говорить не принято. Данное замечание справедливо в отношении стратегии последующей интерпретации: выбирая определенные номинативные единицы в качестве основных в тексте, исследователь по сути выбирает определенный способ его истолкования. Среди признаков художественного текста исследователи особо выделяют такие, как «открытость (смысловая многозначность и возможность множественной интер-
претации смыслов поэтического текста]» и «герметичность (устойчивость формально-смысловых индивидуально-авторских кодов, затрудненность читательского восприятия поэтического текста]» [Казарин 1999: 10]. Здесь нам представляется важным говорить о поиске в стихотворении элементов двух картин мира: обыденной и индивидуально-авторской, поскольку сопоставление именно этих когнитивных моделей (массовой, утилитарной, с одной стороны, и новой, неожиданной для читателя, творческой, с другой] закладывает естественный выбор ключевых слов и словосочетаний, составляющих стержневой элемент текста.
Проиллюстрируем действенность положений лингвистической ин-струментологии на примерах.
Первый пример - анализ стихотворения Б. Ахмадулиной «В тот месяц май, в тот месяц мой...».
Лирическая героиня образно отождествляет свою былую земную жизнь с прекрасной надземной жизнью птицы - щегла. В период, названный в тексте тот месяц май, тот месяц мой, она испытывала жажду жизни: находилась в состоянии высшего подъёма сил, ощущала, что самое хорошее впереди (.в счастливом предвкушенье пенья..], многое ей давалось с первого раза (во мне была такая легкость..], обстоятельства покровительствовали ей (влекла меня погоды лётность], но поведение её было исполнено несерьёзностью, поверхностным отношением к жизни (.с легкомыслием щегла / я окунала в воздух перья]. Я так щедра была, щедра... - повторяет героиня, т. е. охотно расточающая что-л., интенсивная в своём проявлении (по 2-му переносному и 3-му значениям] [НСРЯ].
В русской культуре образ щегла достаточно прозрачен: «Благодаря своей красоте и кротости щегол был распространенной детской забавой. Его эффектное оперение и название (русское] иногда делает эту птицу воплощением щегольства. Символику страстей и опалённости разделяет со щеглом королёк» [КЭС]. Можно сказать, что ассоциативно образ щегла связан с такими понятиями, как внешняя яркость, энергия, быстрота, легкомыслие, риск.
Таким образом, героиня в месяц май, как и свойственно многим людям в молодости, не жила земными вещами, а наслаждалась полётом жизни. Но годы жизни изменили всё: теперь она видит то, чего не могла заметить раньше, стала требовательнее и разборчивее (..стал мой взор / и проницательней, и строже], теперь многое из того, что давалось с лёгкостью, требует значительных усилий (.и каждый вздох и каждый взлет / обходится мне все дороже], теперь многое из того, что ещё только предстоит другим познать, ей известно (И я причастна к тайнам дня. / Открыты мне его явленья...], и от былой легкомысленности нет следа (Вокруг оглядываюсь я.], и отношение к переживаемому складывается теперь с опорой на другой опыт (.с усмешкой старого еврея].
Последние две строфы и вводная конструкция «слава богу» из третьей строфы составляют основную часть текста. С точки зрения массового сознания, собственное старение, когда ты лишён многого, о чём пишет Ахмадулина, - ужасное явление. Но метаморфозы, произошедшие с героиней, все же оценены положительно (слава богу], т. е. как желаемое. В основной части текста автор описала то, что видит ее героиня. Последние стихи - индивидуально-авторская образность, содержательно противопоставленная тому, что описано ранее: пение и полёт щегла - нависа-ние и галдёж грачей, месяц май - над чёрным снегом, счастливое предвкушение - скучная бытовая работа женщин, лёгкость - порядок клумб... И это названо «тайнами дня»?!
Чтобы понять Ахмадулину и то, почему она относится как к желательному к потере самого «эйфорийного» счастья - молодости, необходимо обратить внимание на одну содержательную соотнесённость в тексте: месяц мой - чужое дитя. С одной стороны, человек, утрачивающий молодость, с особым горьким чувством наблюдает за расцветающей молодостью других, но, с другой стороны, он с не менее горьким чувством переживает за то, как проявляют себя в жизни те, кому ещё не открыты тайны дня. Собственное старение - благо, потому что оно даёт истинное понимание того, чего стоит молодость. Жаль только то, что это понимание невозможно в начале жизненного пути, когда ты ещё молод. Поэтому это стихотворение исполнено одновременно и грустью об утраченном навсегда, и радостью познания этого утраченного, равно как и его красоты в нашей многообразной жизни.
Второй пример - функционально-семантическое описание стихотворения В. Высоцкого «Дайте собакам мяса.».
Текст представляет собой ряд логических заключений в двух частях. Исходную часть составляют первые три строфы, в которых выписан ряд образов, выполняющих подготовительную, экспозиционную функцию. Так, говорится о собаках, испытывающих голод, и о вероятности их схватки за еду (Дайте собакам мяса - / Может, они подерутся]; о людях, болезненно жаждущих спиртного, и о вероятности того, что они на время смогут довольствоваться безалкогольным напитком (Дайте похмельным кваса - / Авось они перебьются]; о борьбе с птицами-вредителями (Чтоб не жиреть воронам -/ Ставьте побольше пугал]; об условиях расцвета любви (А чтоб любить, влюбленным / Дайте укромный угол]; о засеве с целью получения урожая (В землю бросайте зерна -/ Может, появятся всходы]; о готовности поступиться частью своего «Я» с целью обретения свободы (Ладно, я буду покорным - /Дайте же мне свободу!].
Во второй части выписан ряд ситуаций, когда реализован самый экстремальный способ достижения искомого результата: Псам мясные ошметки... - из-за ошметков, т. е. из-за 'жалких, ничтожных остатков чего-л.' [НСРЯ] драка собак неминуема; Дали пьяницам водки., т. е. того,
что нужно опустившимся людям для «забытийного» существования, и т. д. Однако прогнозируемые результаты не воплотились в реальность: собаки не подрались, пьяницы опять не напились, ворон стали отпугивать людьми, а они не боятся; начали заниматься сводничеством, а влюбленные пары не образуются... В итоге читатель, обращая внимание на последние строки (Мне вчера дали свободу. / Что я с ней делать буду?], истолковывает текст следующим образом: когда человек наконец получает что-то вожделенное, заветное, то, о чём он мечтал больше всего на свете, он не может оценить это или воспользоваться этим. Как представляется, такое понимание содержания данного стихотворения является следствием действия механизма автоматизма в восприятии читателем текста, т. е. отсутствием в его интерпретационной деятельности установления истинных функций фрагментов произведения, выявления «авторских семантических полей». Обратимся к более внимательному анализу.
Обращают на себя внимание несколько важных моментов:
1. Императивная форма глаголов, которые использует автор в первой части текста: «дайте», «ставьте», «бросайте» и т. д., - т. е. описываемые действия оцениваются лирическим героем как управление кем-либо, вмешательство в ход событий извне. Следовательно, в первой части стихотворения представлен предполагаемый план создания условий, выполнение которых, по мысли героя, в ряде случаев может привести к определенному результату (В землю бросайте зерна - /Может, появятся всходы], а в ряде случаев должно непременно дать положительный результат (А чтоб любить, влюбленным / Дайте укромный угол].
2. Семантическая аномалия, выраженная в строках Ладно, я буду покорным - /Дайте же мне свободу! Толковый словарь даёт следующее определение: покорный - 'послушный, во всем подчиняющийся, повинующийся' [НСРЯ], т. е. лирический герой готов поступиться частью своей воли ради акта дарования свободы (именно дарования, поскольку в сознании героя это высшее благо доступно только в результате вмешательства других сил, управляющих, дающих, но не в результате собственных усилий].
3. Во второй части описан результат рассматриваемых автором событий, но с явными изменениями средств воздействия, приведшего к новым, ранее незапланированным обстоятельствам (усиление этого воздействия ради получения запланированного результата]: мясо - ошмётки, квас - водка, ставьте побольше пугал - люди пугают, дайте укромный угол - пары соединяют, в землю бросайте зёрна - лили на землю воду.
Таким образом, во второй части текста выписаны образы, выражающие усиление того, что должно было спровоцировать наиболее эффективное, по мысли героя, развитие событий. Примечательно, что отсутствие результата названо в стихотворении словом «чудо» - 'явление, противоречащее законам природы и не объяснимое ими, но возможное - по суеверным представлениям - вследствие вмешательства потусторонней
силы' или 'оценка кого-л., чего-л. как чудесного, прекрасного, удивительного, замечательного; соответствует по значению сл.: поразительно, на удивление хорош' [НСРЯ]. Следовательно, герой оценивает недостижение намеченных целей такими средствами (вмешательства, управления, навязывания] как положительное явление. И теперь становится понятно, почему он с недоумением замечает о дарованной свободе: Что я с ней делать буду? Таким образом, смысл стихотворения в том, что нельзя сделать человека счастливым, нельзя ему дать свободу, потому что вмешательство в какие-либо процессы подчас чревато провалом вопреки уверенности в собственной правоте.
Исходя из такого понимания текста, вырисовывается иная, чем ранее, интерпретация стихотворения: нельзя предугадать результаты своих планомерных действий, тем более невозможно наделить человека свободой, даровать её, лишая его при этом собственного выбора. В этом контексте вспоминаются самые разные выражения: «благими намерениями вымощена дорога в ад», «насильно мил не будешь», «неисповедимы пути Господни», «Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется.» На самом деле стихотворение В. Высоцкого «Дайте собакам мяса.» - о пагубности абсолютной уверенности людей в их правоте относительно закономерностей в мире, благ других людей и об истинной силе самого человека.
В результате проведенного исследования мы пришли к следующим выводам:
1. Концепция лингвистической инструментологии реализует одно из направлений крымской филологической традиции, является деятель-ностной, функционально-семантической герменевтической теорией, исходящей «из примата функции над субстанцией» (А.Н. Рудяков].
2. Выявление ключевых слов не может быть произвольной, беспред-посылочной лингвостилистической операцией: выбор составных частей стержневого элемента текста подчинен результатам сопоставления двух когнитивных моделей, отражающих обыденный и индивидуально-авторский взгляд на предмет изображения.
3. Противоречие, лежащее в основе произведения, выражается в том числе в развитии отношения героя к чему-либо: статичный персонаж характеризуется тем, что его строй мысли и чувства не изменяется в пределах данного текста, подвижный персонаж отличается тем, что его строй мысли и чувства изменяется в пределах данного произведения в каком-то определённом отношении; при этом изменение строя оценивается как таковое в результате сопоставления с системой «нормальных», привычных для людей взглядов.
4. Выявление групп соотносительных единиц из исходной и основной частей стихотворения позволяет перейти от анализа содержательной стороны текста к его синтезу, т. е. к учету всех системных особенностей и описанию динамики отношения персонажа к определенному предмету.
5. Функция образности поэтического текста заключается не в выражении идейного содержания, а в её формировании, осмыслении, в том числе с помощью структур подвижного персонажа.
6. Перспективой исследования является сопоставление результатов функционально-семантического описания поэтического текста с результатами, полученными в ходе использования других лингвостилистических подходов.
Список литературы
1. Болотнова Н.С. Коммуникативная стилистика текста: соотношение понятий идиостиль и лингвокультурный типаж // Вестник ТГПУ. 2014. № 2 (143). С. 27-31.
2. Дорофеев Ю.В. Отражение индивидуального опыта в тексте // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Филология. Социальные коммуникации. 2006. Т. 19 (58). № 4. С. 258-261.
3. Заика В.И. Об эстетической реализации языка // Вестник Новгор. гос. унта. Сер. «Гуманитарные науки». 2000. № 15. С. 94.
4. Казарин Ю.В. Поэтический текст как система. Екатеринбург, 1999. 260 с.
5. Кольцова Л.М., Лунина О.А. Художественный текст в современной лингвистической парадигме: учеб.-метод. пособие для вузов. Воронеж, 2007. 51 с.
6. КЭС - Щегол // Краткая энциклопедия символов. URL: http://www.sym-bolarium.ru/index.php/Щегол (дата обращения: 2.02.2016).
7. Маркина М.Г. Опыт функционально-семантического анализа перевода поэтического текста // Культура народов Причерноморья. 2006. № 82. Т. 1. С. 279-281.
8. НСРЯ - Толковый словарь Ефремовой. URL: http://www.efremova.info (дата обращения: 25.02.2016).
9. Рудяков А.Н. Топоры и тексты. Лингвистическая инструментология: учеб. пособие. М.: Флинта, 2013. 312 с.
10. Рудяков А.Н. Лингвистическая инструментология: функциональное описание текста // Русская филология. 2012. № 3 (47). С. 7-11.
11. Рудяков А.Н., Дорофеев Ю.В. Homo textus: человек в паутине текстов, или учебник чтения для умеющих читать. Симферополь: Ната, 2007. 176 с.
12. Рудяков Н.А. Поэтика, стилистика художественного произведения. Симферополь: Таврия, 1993. 146 с.
References
1. Bolotnova, N.S. (2014), Communicative Stylistics of Text: Correlation of the Notions 'Idiostyle' and 'Linguo-cultural Character'. TSPUBulletin, No. 2 (143), pp. 2731. (in Russian).
2. Dorofeev, Yu.V. (2006), Otrazhenie individual'nogo opyta v tekste [The reflection of an individual experience in the text]. Proceedings of Taurida National V.I. Vernadsky University [Uchenye zapiski Tavricheskogo natsional'nogo universiteta im. V.I. Vernadskogo], Vol. 19(58), No. 4, pp. 231-238.
3. Zaika, V.I. (2000), Ob esteticheskoi realizatsii yazyka [On aesthetic language implementation]. Vestnik Novgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya "Gu-
manitarnye nauki" [Bulletin of Novgorod State University. Series "Humanities"], No. 15, p. 94.
4. Kazarin, Yu.V. (1999), Poeticheskii tekst kak sistema [The poetic text as a system], Yekaterinburg, 260 p.
5. Kol'tsova, L.M., Lunina, O.A. (2007), Khudozhestvennyi tekst v sovremennoi lingvisticheskoi paradigme [The literary text in modern linguistic paradigm], Educational and methodical textbook for Universities, Voronezh, 51 p.
6. Brief Symbols Encyclopedia, available at: http://www.symbolarium.ru/in-dex.php/%D0%A9%D0%B5%D0%B3%D0%BE%D0%BB (accessed date: February 02, 2016). (in Russian).
7. Markina, M.G. (2006), Opyt funktsional'no-semanticheskogo analiza perevo-da poeticheskogo teksta [Experience of the functional-semantic analysis of the translation of the poetic text]. Kul'tura narodov Prichernomor'ya [Culture of the Black Sea peoples], No. 82, Vol. 1, pp. 279-281.
8. Explanatory dictionary by Efremova, available at: http://www.efremova.info (accessed date: February 25, 2016). (in Russian).
9. Rudyakov, A N. (2013), Topory i teksty. Lingvisticheskaya instrumentologiya [Axes and texts. Linguistic tools], Textbook, Moscow, Flinta publ., 312 p.
10. Rudyakov, A.N. (2012), Lingvisticheskaya instrumentologiya: funktsional'nyi analiz teksta [Linguistic tools: functional analysis of the text]. Russkaya filologiya [Russian philology], No. 3 (47), pp. 7-11.
11. Rudyakov, A.N., Dorofeev, Yu.V. (2007), Homo textus: chelovek v pautine tekstov, ili uchebnik chteniya dlya umeyushchikh chitat' [Homo textus: People in the web of texts, or a textbook for those who can read], Simferopol, Nata publ., 176 p.
12. Rudyakov, N.A. (1993), Poetika, stilistika khudozhestvennogo proizvedeniya [Poetics, stylistics of a literary work], Simferopol, Tavriya publ., 146 p.
R.V. Zabashta Simferopol, Russia
LINGUISTIC TOOLS AS ONE OF THE AREAS OF CRIMEAN RUSSIAN STUDIES
The article is devoted to the description of regulatory approach to the interpretation of a literary text, proved in the works of representatives of the Crimean school of functional linguistics, as well as in the illustration of its effectiveness, in identifying the key pieces of a text and formation of the strategy to understand the work.
The concept of linguistic tools implements one of the areas of the Crimean philological tradition, and is an activity-related, functional and semantic hermeneutic theory.
The article analyzes B. Akhmadullina's poem "In that May... Oh, in that month" and V. Vysotsky's poem "Give meat to the dogs..." and illustrates the importance of identifying groups of correlative units of the source and the main parts of the poem (allows you to go from analysis of the substantive aspect of the text to its synthesis, i.e. to take into account all the system features and description of the dynamics of a character attitude towards specific subject).
Key words: Crimean school of functional linguistics, linguistic tools, poetic text, persuasion, rod element.
Сведения об авторе: Забашта Роман Валентинович,
кандидат филологических наук, доцент кафедры русского, славянского и общего языкознания
Таврическая академия Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского 295007, Россия, Симферополь, пр. академика Вернадского, 4 E-mail: zabrv@yandex.ru
About the author:
Zabashta Roman Valentinovich,
candidate of Philological Sciences, Associate Professor of the Chair of Russian Language, Slavic and General Linguistics
Taurida Academy of V.I. Vernadsky Crimean Federal University 4 akademika Koroleva pr., Simferopol, 295007, Russia E-mail: zabrv@yandex.ru
Дата поступления статьи 02.03.2016
Для цитирования: Забашта Р.В. Лингвистическая инструментология как одно из направлений крымской русистики // Коммуникативные исследования. 2016. № 1 (7). С. 7-17.
For citation: Zabashta, R.V. (2016), Linguistic tools as one of the areas of Crimean Russian studies. Communication Studies, No. 1 (7), pp. 7-17. (in Russian).
