CC BY
44
М. В. Шумилин
ЛИКАОН И КАТИЛИНА В «МЕТАМОРФОЗАХ» ОВИДИЯ
Кроме традиционно выделяемых параллелей между Юпитером и Августом, в овидиевском рассказе о Ликаоне (Ou. Met. 1.163-243) также присутствует пласт отсылок к цицероновской поэме «О своем консульстве» и к истории заговора Катилины в целом. Аналогия между, с одной стороны, Юпитером и Цицероном, а с другой стороны, Катилиной и Ликаоном объясняет странности этого эпизода «Метаморфоз».
Ключевые слова: Овидий, «Метаморфозы», Ликаон, Катилина, Август, Цицерон
Овидиевский нарратив о Ликаоне (Ou. Met. 1.163-243) традиционно анализируют в связи с римской политикой; на эту связь указывает сам Овидий, сравнивая сначала место на небесах, где находится «дом Громовержца» (tecta Tonantis) и где проходит посвященный Ликаону совет богов, с Палатином (Ou. Met. 1.168-176), а затем возмущение богов - с возмущением всего мира по поводу покушения на «Цезаря» (Ou. Met. 1.200205). Импликации первого сравнения вполне прозрачны: на Палатине находился дом Августа (domus Augusta), примыкавший к храму Аполлона Палатинского, и в библиотеке при этом храме Август в старости, согласно Suet. Aug. 29.3, часто проводил заседания сената (ср. Tac. Ann. 2.37 о продолжении этой практики при Тиберии). К дому Юпитера на небе, по Овидию, ведет Млечный путь1, место обитания самых знатных среди богов - эта деталь должна, видимо, напоминать о т. н. cliuus Palatinus, улице, подводившей с севера к главному на момент написания поэмы входу в дом Августа и проходившей через район аристократических резиденций 2 . Тот же самый вход,
1 Само название Via Lactea, возможно, придумано Овидием (у более ранних античных авторов Млечный путь обычно называется «Млечным кругом») и также развивает аналогию с римской улицей (Barchiesi 2005: 182), т. е. корректнее был бы перевод «Млечная улица». Возможно, на Овидия повлиял также Pind. fr. 30.4 Maehler Ой^орлои ^inapav... oSov 'блещущий путь на Олимп' (Bomer 1969: 77).
2 Wiseman 1987: 403-406. Уайзмен также подчеркивает, что фасады домов римской знати традиционно украшались статуями и трофеями,
обрамленный лаврами по решению сената в 27 г. до н. э., будет далее упомянут в конце книги в связи с превращением Дафны в лавр (Ou. Met. 1.562-563), замыкая композиционное кольцо. О чем речь во втором сравнении, менее очевидно (разговор о покушении на Цезаря в первую очередь вызывает воспоминания о событиях 44 г. до н. э., и многие ученые считают, что о них и идет речь: см. Harrison 1996), но скорее всего имеется в виду все-таки покушение на Августа, каковых Suet. Aug. 19.1 насчитал целых семь; ср. финал сравнения (Ou. Met. 1.204-205):
nec tibi grata minus pietas, Auguste, tuorum est, quam fuit illa Ioui
'И не менее приятно тебе, Август, благочестие твоих, чем то [благочестие богов] было приятно Юпитеру'.
В версии Овидия Юпитер - как раз жертва покушения Лика-она, так что проще считать, что в обоих сравнениях Юпитер последовательно сопоставляется с Августом.
Из этих аналогий часто делают вывод, что политический смысл рассказа о Ликаоне - это просто хвала Августу, установившему порядок и покаравшему силы хаоса, как это сделал и Юпитер (Ludwig 1965: 1S; Buchheit 1966; Otis 1966: 100; Knox 19S6: 17). На первый взгляд о том же говорит и выбор Овидием версии мифа, наиболее недвусмысленно выставляющей Ликаона злодеем. Обычно у мифографов испытывает божественность гостя, подсовывая ему человеческое мясо, не сам Ликаон, а его сыновья (см. Nic. Dam. FGrH 90 F 38, Apollod. 3.S.1, Hyg. Fab. 176). В Paus. 8.2 Ликаон превращен в волка за то, что устанавливает человеческие жертвоприношения Зевсу Ликей-скому. В Erat. Catast. 1.SR со ссылкой на Гесиода рассказывается, что Ликаон отомстил Зевсу за совращение дочери Каллисто, накормив его мясом сына Каллисто Аркада. Только в
прославляющими род владельца дома (Plin. NH 35.7). Из конкретных домов мы можем надежно локализовать на cliuus Palatinus или вблизи него дом Марка Эмилия Скавра, перекупленный Клодием в 53 г. до н. э. за рекордную для известных нам сделок по покупке недвижимости в центре Рима сумму в 14.8 миллионов сестерциев (Coarelli 2012: 290-292). Аналогия между Палатином и небом может также быть вдохновлена тем фактом, что нёбо (лат. palatum) и небо по-гречески обозначаются одним и тем же словом oüpavoq; ср. также Enn. inc. 16 Vahlen caeli palatum 'нёбо неба' - согласно OLD s.u. palatum 1d, имитация греческого узуса.
овидиевской версии у Ликаона нет никаких оправданий: он просто злодей, и все (Forbes Irving 1990: 216-218). Сам сюжет о покушении на жизнь Юпитера также появляется только у Овидия.
В то же время в овидиевском нарративе о Ликаоне остается много странностей. Даже если абстрагироваться от вергилиев-ского вопроса о том, подобает ли богам вообще гневаться (см. Feeney 1991: 198-200), не вполне понятно, почему справедливым должно показаться решение Юпитера уничтожить из-за проступка Ликаона весь человеческий род (Ahl 1985: 79; Habinek 2002: 51). Юпитер говорит, что спустился на землю, чтобы проверить слухи о нечестии смертных (Ou. Met. 1.211215). Однако в его собственном рассказе упоминается только один нечестивец - Ликаон, который и так уже наказан; при этом прочие аркадцы, по словам Юпитера (Ou. Met. 1.220-221), с самого начала благочестиво поклонялись богу (Glenn 1986: 5; Wheeler 1999: 178; O'Hara 2006: 116). Рассказ о том, как Юпитер проявил свою божественность (Ou. Met. 1.220, signa dedi uenisse deum), звучит странно неконкретно, да и не совсем понятно, зачем вообще ему было проявлять ее, если он хотел получить непредвзятую информацию о поведении людей (Due 1974: 106). Особенно бессвязно вписан в этот рассказ сюжет о покушении на жизнь Юпитера (возможно, нововведение Овидия). Вероятно, текст Ou. Met. 1.224-225 надо понимать в том смысле, что Ликаон замышлял покушение, но реализовать его не успел, поскольку сначала попытался накормить Юпитера человечиной и был превращен в волка3. Но тогда встает вопрос, откуда Юпитер вообще знает о планировавшемся покушении (ср. Wheeler 1999: 178)? Возможно, он умеет читать мысли? Но тогда вообще зачем нужна была вся эта экспедиция к смертным, если можно было просто прочесть их мысли? Или Юпитер просто огульно обвинил Ликаона?
3 О. С. Дуэ (Due 1974: 106) считает, что сначала имело место неудачное покушение, а уже потом Ликаон попытался накормить Юпитера человечиной. Однако тогда непонятно, почему про покушение совсем ничего не рассказывается. В любом случае, даже если принимать эту версию, ее бессвязность не менее очевидна: почему Юпитер говорит так неконкретно, и зачем Ликаону было после неудачной первой «проверки» испытывать божественность Юпитера еще раз? Ср. O'Hara 2006: 117.
Как кажется, текст Овидия провоцирует читателя обратить внимание на то, что о Ликаоне мы узнаем исключительно из рассказа Юпитера (Wheeler 1999: 169-181; O'Hara 2006: 116117; Feldherr 2010: 39). Само превращение подчеркнуто лишает Ликаона возможности рассказать свою версию событий (Ou. Met. 1.233). Но Юпитер предвзят: он заинтересован в том, чтобы представить наказание справедливым. Читатель не может разобраться, насколько Юпитер подтасовывает информацию, но, вероятно, должен заподозрить, что что-то не так. Кроме того, Овидий, похоже, указывает на некоторые черты сходства между Юпитером и Ликаоном. Жилища обоих называются одним и тем же словом tectum (Ou. Met. 1.170~218) - вероятно, в случае с Юпитером такая формулировка должна устанавливать аналогию с традицией называть «домом» (domus) дворец Августа, которая, в свою очередь, связана с тем фактом, что в латыни было специальное обозначение только для царского дворца, regia, а ассоциаций с царем Август избегал4 (ср. Ou. Met. 1.171: regalem-que domum - возможно, обыгрывание этой проблемы)5. Еще одна любопытная специфическая особенность текста Овидия -описание убитого Ликаоном6 человека как «заложника, посланного от народа молоссов» (Ou. Met. 1.226-227). Что Овидий хотел подчеркнуть этой деталью? Вероятно, с одной стороны то, что у аркадского царя Ликаона гигантская по греческим меркам держава, влияние которой доходит до дальних уголков Эпира, т. е. Ликаон не просто какой-то мелкий царек, а действительно земной эквивалент Юпитера; с другой стороны, как отмечалось (Barchiesi 2005: 189), молоссы в первую очередь ассоциируются с породой собак, так что и в мире людей работает то же правило о сходстве убивающего правителя и его жертвы (уже в имени Ликаона читается «собачье» слово Аико<; 'волк')7. Другими
4 Альтернативой могло бы послужить слово aula, но оно тоже скорее ассоциировалось с царями и при этом принадлежало больше к поэтическому языку, особенно в применении к не-царским дворцам (OLD s.u. 3a).
5 Ср., впрочем, Erat. Catast. 1.8R: x^v 5е oixiav ¿Kspawraas 'а дом [Ликаона Зевс] уничтожил молнией'.
Характерно, что, если понимать слова Юпитера буквально, Ликаон и заложника убивает сам, и даже готовит его мясо сам.
7 Wheeler 1999: 179 считает, что молоссы находятся под особым покровительством Юпитера из-за Додонского оракула.
словами, возникает подозрение, не такой же ли «тиран» (Ou. Met. 1.218)8 и сам Юпитер.
Конечно, если искать последовательного соответствия между Юпитером и Августом, то все перечисленное делает проблематичным интерпретацию эпизода как чистой похвалы прин-цепсу (Wheeler 1999: 181). Однако на самом деле аналогией с Августом параллели между рассказом о Ликаоне и римской политикой не ограничиваются. Отмечалось, что помещение совета богов в I книге - традиция, восходящая, конечно, к гомеровской «Одиссее», но распространенная и в Риме: так делают по крайней мере Энний в «Анналах», Луцилий в «Сатирах» и Цицерон в «О своем консульстве» (Barchiesi 2005: 180-181). Овидий явно использует и римские образцы тоже: в частности, писали о том, что он явно должен был иметь в виду I книгу Луцилия, где боги решали, что во всех беды римского народа виноват Луций Корнелий Лентул Луп, princeps senatus, чье имя (лат. Lupus «Волк») также напоминает о Ликаоне (Ahl 1985: 9599; Degl'Innocenti Pierini 1990: 19-30; Schmidt 1991: 33). Я бы хотел, однако, в настоящей статье указать на важность другого образца, на который реже обращают внимание, - поэмы Цицерона.
Поэма была посвящена событиям 63 г. до н. э., когда консул Цицерон раскрыл заговор Катилины и инициировал расправу над заговорщиками; Цицерон всю последующую жизнь подчеркивал свою роль спасителя римского государства в этой истории (Dyck 2008: 9-10), и в том же духе написана и поэма. На совет богов в I книге, в частности, Юпитер приглашал и самого Цицерона, которому там поручалось спасение Рима (Cic. fr. 5a Courtney). Хотя долго принято было считать, что «О своем консульстве» была объектом насмешек на протяжении всей античности (см., напр., Uden 2015: 156), в реальности эта поэма, по-видимому, довольно активно читалась и использовалась поэтами августовского Рима (Gee 2011: 95-101). Очевидно, что ситуация, описываемая у Цицерона, также близка к тому, что мы находим у Овидия, тем более что Цицерон, с одной стороны, также обвинял Катилину в покушении на свою жизнь (Cic. Cat.
8 Ahl 1985: 81-87 сопоставляет такую характеристику Ликаона в речи Юпитера с пассажем Платона (Plat. Resp. 565d-566a), где тот сравнивает тирана с аркадцами, которые, по поверью, отведав человеческого мяса на жертвоприношениях Зевсу Ликейскому, превращаются в волков.
1.9-10 et al.), а с другой стороны, сам сопоставлял себя с Юпитером в речах против Каталины (Vasaly 1993: 40-87)9, в первой, в частности, с Юпитером Статором («останавливате-лем» войска сабинян в тот момент, когда они теснили римлян на Палатин и римское государство было уже на грани гибели), в храме которого Цицерон и произнес перед сенатом эту речь. Храм, кстати, также был расположен у начала cliuus Palatinus (Ou. Trist. 3.1.31-32, Coarelli 2012: 126), и в принципе то заседание сената также можно считать случаем заседания сената на Палатине, и проходит оно в «доме Юпитера». Любопытно, что и имя Катилины, возможно, могло иметь всё те же «собачьи» ассоциации, если верна идея, что оно происходит от слова catulus10 (стоит отметь, что это слово применимо не только к щенкам, но в т. ч. и к волчатам: Verg. Aen. 2.357, Flor. 1.1.3).
Я полагаю, что ситуация «Цицерон-Катилина»11 особенно важна как модель для Овидия в его рассказе о Ликаоне и позволяет объяснить странности этого рассказа. Этот рассказ не случайно представлен в форме речей на совете богов: в центре внимания Овидия здесь природа риторики и демагогии, причем
9 В Cic. Dom. 92 пересказываются обвинения Клодия в том, что Цицерон называл себя Юпитером и братом Минервы; Э. Кортни (Courtney 1993: 158) считает, что речь идет о De consulatu, поскольку Минерва там тоже должна была играть важную роль. Если эта идея верна, то сопоставление себя с Юпитером должно было присутствовать и в поэме Цицерона тоже.
10 Идея была высказана Э. Вёльфлином (Wölfflin 1884: 278). Само слово cat(u/i)lina тогда должно обозначать собачье мясо, «щенятину», по аналогии с лат. porcina, ит. canina. Дж. Пауэлл (Dyck 2008: 1 n. 5) возражает против этой этимологии, что у римлян не зафиксирована практика поедания щенков; однако в русском языке, напр., есть слово «человечина», хотя практика поедания людей в России также не распространена; кроме того, слово catulina вообще-то зафиксировано (Plin. NH 29.58). Возможно, «мясные» коннотации имени Катилины также должны вызывать ассоциации с каннибалистическими деталями мифа о Ликаоне.
11 Сложно сказать, в какой степени обыгрывание деталей этой ситуации подразумевает, что соответствующие детали были отражены в поэме. С одной стороны, Цицерон, по-видимому, использовал в поэме как свои речи против Катилины, так и свои позднейшие высказывания по поводу тех же событий (см. Courtney 1993: 158-159: ср. Cic. fr. 6 Courtney с Cic. Cat. 2.10, Cic. fr. 8 Courtney с Cic. Cat. 2.7, 2.10 и Cic. Flac. 102). С другой стороны, вполне можно себе представить, чтобы Овидий пользовался не только самой поэмой, но и речами в связи с ее сюжетом.
риторики именно политической, учитывая, что советы богов, видимо, вообще ассоциировались у римлян с заседаниями сената (Harrison 1991: 57; Wigodsky 1972: 106-107). Но кто больше ассоциируется с риторикой и риторической манипуляцией фактами, чем Цицерон? В эпизоде довольно много конкретных параллелей с текстами Цицерона. Обычно в них видят просто пародирование языка римской политической риторики в целом (Bömer 1969: 88; Anderson 1997: 171; Barchiesi 2005: 185), учитывая, что мы знаем о ней, по сути дела, практически исключительно по Цицерону. Однако я хотел бы обратить внимание, что подозрительно часто речь идет о параллелях именно с текстами о заговоре Катилины. Ср.:
а) sic, cum manus impia saeuit
sanguine Caesareo Romanum extinguere nomen... (Ou. Met. 1.200201)
«Так, когда нечестивая свора неистово рвется искоренить само римское имя, залив его Цезаревой кровью.»
..eos, qui nos omnes, qui populum Romanum, uita priuare conati sunt, qui delere imperium, quipopuli Romani nomen extinguere...
(Cic. Cat. 4.7)
«.Тех, кто попытались лишить жизни всех нас, сам римский народ, уничтожить державу, само имя римского народа искоренить.»
inita sunt in hac ciuitate consilia, iudices, urbis delendae, ciuium trucidandorum, nominis Romani extinguendi
(Cic. Mur. 80, о заговоре Катилины). «В этом государстве, о судьи, замыслили уничтожить город, порубить сограждан, само римское имя искоренить»12.
б) cuncta prius temptata, sed immedicabile corpus ense reddendum est, ne pars sincera trahatur
(Ou. Met. 1.190-191, слова Юпитера). «Все прежде испробовано, но неизлечимую часть тела следует отрубить мечом, чтобы зараза не расползлась на здоровую часть».
ego Catilinam perire uolui. in corpore si quid eius modi est quod reliquo corpori noceat, id uri secarique patimur ut membrum
12 Ср. также Liu. 6.2.2, 25.38.10.
aliquod potius quam totum corpus intereat. sic in rei publicae corpore, ut totum saluum sit, quicquid est pestiferum amputetur
(Cic. Phil. 8.15).
«Я выступил за смерть Катилины... Если в теле есть что-то такое, что вредит всему остальному телу, то мы терпим, чтобы это было прижжено и отрезано, чтобы скорее погибла какая-то часть тела, чем все тело целиком. Так же обстоит дело и с телом государства: чтобы целое было здоровым, все губительное следует ампутировать»13.
Главные странности речи Юпитера - это, по сути дела, (1) выглядящее огульным и плохо вписанным обвинение Ликаона в попытке убийства и (2) очень искусственно аргументированное решение об уничтожении человеческого рода. Однако они оба напоминают о «подтасовывающих» обвинениях Цицерона против заговорщиков, в итоге казненных. В аргументации в пользу (2) у Юпитера также есть одна явная параллель с Цицероном, хотя и не связанная на этот раз с Катилиной: ср. Ou. Met. 1.192198 (нужно защитить живущих на земле полубогов) и Cic. Manil. (война с Митридатом обосновывается необходимостью защитить союзников). Это, опять же, явно демагогический аргумент: как должны пережить потоп сами полубоги - если, конечно, не считать, что они же бессмертные, значит, как-нибудь справятся (Barchiesi 2005: 185)? Но Овидий мог иметь в виду, что откровенно демагогичен уже текст Цицерона, в той же речи проговаривающегося, что союзники обычно больше страдают от римского войска, чем враги (Cic. Manil. 38, ср. Rose 1995). Точно так же и (1) находит явную аналогию в анти-катилини-анской риторике Цицерона, в которой много очевидных натяжек и огульных, абсурдных обвинений. В реальности маловероятно, что заговорщики действительно хотели убить всех сенаторов и сжечь Рим, не говоря уже об «искоренении римского имени» (Dyck 2008: 8, 70); характерно, что Катилина вообще пришел на то заседание сената в храме Юпитера Статора (очевидно, рассчитывая, что его воспринимают как в целом легитимного политика, не как то чудовище, которое, демонизируя, делает из него Цицерон) и что казнь заговорщиков позднее так часто ставили Цицерону в упрек. При этом предвзятый цицероновский нарратив о Катилине, очевидно, быстро вытеснил все остальные версии, «не дав слова» жертвам: Саллюстий зависим
13 Ср. также Cic. Sest. 135, Cic. Off. 3.32.
от Цицерона (Syme 1964: 73), и очень характерно, что у Вергилия терзаемый фуриями в Тартаре Катилина - именно то исчадие ада, каким его изображал Цицерон (Verg. Aen. 8.666669). По сути, эту ситуацию Овидий, похоже, и перенес на рассказ Юпитера: все другие версии уничтожены, но та, которая есть, полна подозрительных нестыковок; вдруг оказывается, что Ликаон еще и убить его хотел. Сам неожиданный сюжет о покушении на жизнь Юпитера я бы считал введенным как намек на аналогичное цицероновское обвинение; вероятно, Овидий считал и его надуманным (хотя, скорее всего, и несправедливо: Dyck 2008: 8).
Почему так важна роль политики в этом эпизоде и как примирить отсылки к Цицерону и сопоставления с Августом? Вероятный ответ на первый вопрос заключается в том, что совет богов попадает в первую книгу из-за эпической конвенции, а он уже влечет за собой политические темы; во всяком случае, прямые отсылки к римской политике для остальной поэмы скорее не характерны (Feldherr 2010: 53). Что касается второго вопроса, то можно было бы, конечно, попытаться как-то развести негативное изображение политики, ассоциирующееся с республикой и Цицероном, и положительное изображение ее, ассоциирующееся с Августом, и представить, что образ Августа проходит в первой книге (по ходу движения от Ликаона к Дафне) своего рода эволюционный путь, топографически соответствующий дороге по cliuus Palatinus от храма Юпитера Статора ко дворцу Августа, описываемой в Ou. Trist. 3.1.31-40. Однако я бы скорее соотносил овидиевскую двусмысленность с характерной вообще для римских поэтов времен империи практикой совмещения прямой похвалы правителю с имплицитной пессимистической картиной политической жизни в целом. Вероятно, это вообще совместимые вещи, и критерии, по которым человек судит о современной ему актуальной политике и о политике прошлого (или политике в целом), вполне могут принципиально различаться.
Литература
Ahl 1985 - Ahl F. Metaformations: Soundplay and Wordplay in Ovid and
Other Classical Poets. Ithaca; London. Anderson 1997 - Ovid's Metamorphoses. Books 1-5 / Ed., with Intr. and
Comm., by W. S. Anderson. Norman; London. Barchiesi 2005 - Ovidio. Metamorfosi. Volume I: Libri I-II / A cura di A.
Barchiesi. Milano.
Bömer 1969 - P. Ovidius Naso. Metamorphosen / Komm. von F. Börner.
Buch I—III. Heidelberg. Buchheit 1966 — Buchheit V. Mythos und Geschichte in Ovids
Metamorphosen I // Hermes. Bd. 94. S. 80—108. Coarelli 2012 — Coarelli F. Palatium: Il Palatino dalle origini all'impero. Roma.
Courtney 1993 — The Fragmentary Latin Poets / Ed. with Comm. by E. Courtney. Oxford.
Degl'Innocenti Pierini 1990 — Degl'Innocenti Pierini R. Tra Ovidio e Seneca. Bologna.
Due 1974 — Due O. S. Changing Forms: Studies in the Metamorphoses of
Ovid. Copenhagen. Dyck 2008 — Cicero. Catilinarians / Ed. by A. R. Dyck. Cambridge. Feeney 1991 — Feeney D. The Gods in Epic: Poets and Critics of the
Classical Tradition. Oxford. Feldherr 2010 — Feldherr A. Playing Gods: Ovid's Metamorphoses and the
Politics of Fiction. Princeton; Oxford. Forbes Irving 1990 — Forbes Irving P. M. C. Metamorphosis in Greek Myths. Oxford.
Gee 2011 — Gee E. Cicero's Poetry // The Cambridge Companion to Cicero
/ Ed. by C. Steel. Cambridge. P. 88—106. Glenn 1986 — Glenn E. M. The Metamorphoses: Ovid's Roman Games. New York.
Habinek 2002 — Habinek T. Ovid and Empire // The Cambridge Companion
to Ovid / Ed. by P. Hardie. Cambridge. P. 46—61. Harrison 1991 — Vergil. Aeneid 10 / With Intr., Transl., and Comm. by S. Harrison. Oxford.
Harrison 1996 — Harrison S. Aeneid 1.286: Julius Caesar or Augustus? //
PLLS. Vol. 9. P. 127—133. Knox 1986 — Knox P. Ovid's Metamorphoses and the Traditions of
Augustan Poetry. Cambridge. Ludwig 1965 — Ludwig W. Struktur und Einheit der Metamorphosen Ovids. Berlin.
O'Hara 2006 — O'Hara J. J. Inconsistency in Roman Epic: Studies in
Catullus, Lucretius, Vergil, Ovid and Lucan. Cambridge. Otis 1966 — Otis B. Ovid as an Epic Poet. Cambridge. Rose 1995 — Rose P. Cicero and the Rhetoric of Imperialism: Putting the
Politics Back into Political Rhetoric // Rhetorica. Vol. 13. P. 359—399. Schmidt 1991 — Schmidt E. Ovids poetische Menschenwelt: Die
Metamorphosen als Metapher und Symphonie. Heidelberg. Syme 1964 — Syme R. Sallust. Berkeley.
Uden 2015 — Uden J. The Invisible Satirist: Juvenal and Second-Century Rome. Oxford.
Vasaly 1993 — Vasaly A. Representations: Images of the World in
Ciceronian Oratory. Berkeley; Los Angeles. Wheeler 1999 — Wheeler S. A Discourse of Wonders: Audience and
Performance in Ovid's Metamorphoses. Philadelphia. Wigodsky 1972 — Wigodsky M. Vergil and Early Latin Poetry. Wiesbaden. Wiseman 1987 — Wiseman T. P. Conspicui postes tectaque digna deo: The Public Image of Aristocratic and Imperial Houses in the Late Republic
.HHKaoH h KaTHHHHa B «MeTaMop^o3ax» OBH^HH
1033
and Early Empire // L'ürbs: Espace urbain et histoire. Rome. P. 393413.
Wölfflin 1884 - Wölfflin E. Catilinarius // Archiv für lateinische Lexikographie und Grammatik. Bd. 1. S. 277-279.
M. V. Shumilin. Lycaon and Catiline in Ovid's Metamorphoses
Ovid's narrative about Lycaon (Ou. Met. 1.163-243) has been traditionally analised with Roman politics in mind. However, if we reduce the episode to a panegyric to the Jupiter-like Augustus, we have to face numerous problems, for Jupiter's speech about Lycaon contains many contradictions and even raises suspicion of manipulations of fact. It has in fact been mentioned that the political agenda of another first book council of gods, that of Lucilius' Satires, is also alluded to in Ovid's story. I want to draw attention to one more first book council of gods that seems to be particularly important for Ovid, that of Cicero's De cosulatu. The political situation of Catilianian conspiracy in 63 BC appears to be another model behind the episode in general: like Cicero in his speeches against Catiline, Ovidian Jupiter off-hand accuses Lycaon of attempted murder of himself; besides, Cicero does indeed compare himself to Jupiter in these speeches, and the first of the Catilinarians was pronounced in the temple of Jupiter Stator on the slope of the Palatine, so Ovid's equation of the neighbourhood of Jupiter's house where the divine council takes place to the Palatine in Ou. Met. 1.168-176 might allude to that case as well. Verbal parallels with Ciceronian contexts treating Catiline are also not lacking in Ovid's text (Ou. Met. 1.200-201 ~ Cic. Cat. 4.7, Cic. Mur. 80; Ou. Met. 1.190-191 ~ Cic. Phil. 8.15). The strange features of the episode are all connected with the way Jupiter presents facts and arguments; perhaps Ovid intended to reproduce the biased demagogic nature of Ciceronian rhetoric that has actually condemned Cicero's opponent to silence, albeit leaving, due to its contradictions and obvious overstatements, suspicions that there might in fact be some truth on the opposite side.
Keywords: Ovid, Metamorphoses, Lycaon, Catiline, Augustus, Cicero.
