CC BY
37
УДК 81-11
С. В. Серебрякова, А. А. Донцова
ЛИЧНОСТНО-ОЦЕНОЧНЫЙ МОДУС КАК МАРКЕР ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ
Статья посвящена изучению современного В статье рассматриваются особенности текстовой реализации личностно-оценочного модуса персонажа на материале романа известной австрийской писательницы Марлен Хаусхофер «Die Wand» («Стена»). Центральная роль в психологической прозе принадлежит персонажу и его речевым партиям, и в первую очередь внутренней речи, отражаю-
щей саморефлексию. Для представленного в романе психологического типа повествования характерно оценочно-квалификативное восприятие персонажем различных фактов действительности, реализуемое целым комплексом языковых средств во внутренней речи.
Ключевые слова: психологическая проза, личностно-оценочный модус, оценка, модальность, внутренняя речь, саморефлексия.
S. V. Serebryakova, А. А. Dontsova
PERSONAL EVALUATIVE MODUS AS A MARKER OF PSYCHOLOGICAL NARRATION
The article studies the peculiarities of character's personal evaluative modus as regards text realization in the novel by the famous Austrian writer Marlen Haushofer «Die Wand» (The Wall). In psychological prose the central role belongs to the character and his speech acts which are presented by inner speech referred to as a means of expressing self-reflection. The psychological type of
narration in the novel under consideration can be defined as the character's evaluative-qualificative perception of different facts of reality realized by a complex of linguistic means in inner represented speech.
Key words: psychological prose, personal evaluative modus, evaluation, modality, inner speech, self-reflection.
Антропологическая парадигма гуманитарного знания определяет исследовательский вектор современной лингвистики. Основным объектом междисциплинарного изучения становится человек, его мировосприятие и выражение его жизненного и чувственного опыта в процессе рече- и текстопроизвод-ства, что предопределяет важность в этих процессах категории оценки в ее различных измерениях. Научный интерес в связи с этим приобретает проблема восприятия субъектом действительности, эмоциональной реакции на нее и соответствующего оценочного суждения, то есть изучение когнитивно-чувственных способностей личности.
Задача данной статьи - рассмотреть особенности текстовой реализации лич-ностно-оценочного модуса персонажа в литературном произведении с учетом его переводческой специфики. Материалом для
исследования послужил роман известной австрийской писательницы Марлен Хаусхофер «Die Wand» («Стена») [12]. М. Хаусхо-фер является не только романисткой, она писала также пьесы для радио и сказки для детей. Многие её работы были удостоены государственных премий Германии и Австрии.
Философское понятие «модус» (лат. modus - мера, способ, образ, вид) имеет лингвистическое воплощение в понятии «модальность», которая трактуется как «функционально-семантическая категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды субъективной квалификации сообщаемого» [6, с. 303]. Данная дефиниция акцентирует оценочно-квалификативный характер восприятия личностью различных фактов действительности, реализуемый целым комплексом языковых средств.
Значимая для данной статьи категория оценки имеет логико-семантической характер и всегда связана с квалификативным мнением субъекта речи. Оценка является неотъемлемой частью процессов познания и отражения действительности, которые воплощаются в различных формах его речевой, в том числе и текстовой, деятельности. Важно отметить, что характер оценки определяется целым рядом личностно-индиви-дуальных и социокультурных параметров коммуникации: темпераментом, языковым опытом, степенью языковой доступности, а также полом, возрастом, национальностью, социальным статусом. Важную роль играет при этом конкретная коммуникативная ситуация и, естественно, сами коммуниканты. Субъект речи даёт оценку действительности на основе как собственного мировоззрения, мнения и вкуса, так и «коллективного» опыта. Как справедливо утверждает Н. Д. Арутюнова, «оценка социально обусловлена: её интерпретация зависит от норм, принятых в том или ином обществе или его части» [1, с. 6].
Центральная роль в психологической прозе принадлежит персонажу и его речевым партиям, и в первую очередь внутренней речи. Речевая деятельность осуществляется в двух режимах коммуникации: внутренней и внешней. Внутренняя коммуникация проявляется в размышлениях, во внутренней речи субъекта, внешняя - в тех из них, которые он решает озвучить [7, с. 75], однако при этом содержание внутренней речи и ее речевой реализации может значительно различаться, что подтверждается нашими наблюдениями. К основным формам внутренних рече-мыслительных процессов принято относить две: эксплицитную, реализуемую в виде внутренней и несобственно-прямой речи (инте-риоризация), и имплицитную, реализуемую через элементы внешнего мира (экстерио-ризация), которые образуют «концептуальные основы психологизма» [11, с. 3].
Для рассматриваемого нами романа М. Хаусхофер «Die Wand» («Стена») характерны психологическая достоверность, неповторимая психологическая атмосфера, что позволяет отнести его к богатой эмоциями психологической прозе, отличающейся имманентным интересом к внутреннему миру и психологическим состояниям человека. Под психологизмом в литературе понимается «художественное изображение
внутреннего мира персонажей, т. е. их мыслей, переживаний, желаний и т. п.» [5, с. 12]. Главной героиней романа является женщина, которая в силу непонятных ей загадочных обстоятельств оказалась отделенной от всего мира стеклянной стеной, с нею в лесу оказались лишь собака, кошка и корова, а за стеной остановилась вся жизнь, люди и животные замерли. В данном случае очевидным можно считать интертекстуальное взаимодействие в рамках мировой литературы со знаменитым романом Д. Дефо: вынужденное одиночество героини, ее борьбу за выживание можно определить как женскую робинзониаду, при этом «интертекстуальность... обеспечивает качественное приращение смыслов и является действенным средством, организующим читательскую рецепцию» [9, с. 167].
Особенность речевой партии героини романа обусловлена тем, что она больше не является частью социума. Всё её мировосприятие, составляющее содержательную основу романа, представлено в форме записей на обороте старых календарей и маловероятно, даже по мнению самой героини, что они когда-либо будут обнаружены. Самосознание и самопознание героини происходит в форме рефлексии, «составляющей благой и насущный „акт возвращения" человека к самому себе» [10, с. 201].
Важно отметить, что роман имеет «пер-воличную повествовательную форму» [8, с. 204] - Ich-Erzählung, т. е. в качестве рассказчика выступает героиня, имени которой читатель не знает, а ее речевая партия представлена как внутренней речью, так и записями ее впечатлений и переживаний. Поэтому она предельно честна, размышляет и пишет, ничего не утаивая, открыто выражая своё отношение к действительности, что в рамках определённого социума не всегда возможно:
«Ich kann mir erlauben, die Wahrheit zu schreiben; alle, denen zuliebe ich mein Leben lang gelogen habe, sind tot».
Словосочетания kann mir erlauben, die Wahrheit zu schreiben (могу себе позволить писать правду), denen zuliebe ich gelogen habe (ради кого я врала) свидетельствуют о ее предельной откровенности: раньше в привычной жизни героиня не могла позволить себе некоторые высказывания, оценочные суждения, так как они противоречили бы
принятым морально-этическим нормам социума. Ей приходилось о чем-то умалчивать, лукавить, чтобы не расстроить собеседника или не выставить себя в неприглядном свете. Адекватным можно считать следующий вариант перевода: «Могу позволить себе писать правду: все, в угоду кому я всю жизнь врала, умерли».
Высказывания, содержащие оценочные компоненты, весьма разнообразны по форме и функциям. В целом, все речевые аспекты оценки и их текстовые реализации можно разделить на три группы: положительные, нейтральные и отрицательные, при этом оценочность может быть различного типа и степени в зависимости от субъекта речи или коммуникативной ситуации. Установлено, что оценка может быть выражена на различных языковых уровнях: интонационно, графически, синтаксически, посредством словообразования [см., например: 4, с. 274; 2, с. 101-104]. Однако основным языковым способом выражения оценки является лексический фонд любого языка. По мнению В. В. Виноградова, «слово не только обладает грамматическими и лексическими, предметными значениями, но оно в то же время выражает оценку субъекта - коллективного или индивидуального» [2, с. 25].
Оценочную функцию выполняют в силу их внутрилингвистических свойств в основном прилагательные, существительные, глаголы и наречия. Естественно, прилагательным как квалификативным единицам это присуще в большей степени, так как они своей семантикой манифестируют качество предмета, явления, личности, что подтверждается многочисленными примерами из романа: spärliche Notizen, das schreckliche unsichtbare Ding, ein häßliches Gesicht, eine schlimme Lage, ein kühles, glattes und ganz unüberwindliches Hindernis и мн. др. Аналогичную оценочно-описательную функцию выполняют и многочисленные наречия: schmerzlich und erschrocken, still und glänzend, ganz unwirklich, reizvoll romantisch.
Наблюдения и впечатления героини отличаются номинативно-описательным характером, поэтому функционально активными являются существительные, имеющие оценочный компонент: Bosheit, Waldgefängnis, Unordnung, Entfremdung, Furcht, Schrecken, Tod, Katastrophe и мн. др., которые часто сопровождаются прилагательными, усиливающими оценочную сему.
В. М. Вольф причисляет к оценочным высказываниям не только те, которые содержат оценочное слово, но и виды сообщений, в которые входят слова, включающие оценочную сему [3, с. 163]. В первую очередь это глаголы личностно-эмоционального восприятия: нравиться, осуждать, надеяться и т. п.: «...und ich fürchte, daß sich in meiner Erinnerung vieles anders ausnimmt, als ich es wirklich gelebte».
Глагол fürchten в данном случае, хотя и переводится дословно, реализует не прямое своё значение. Боюсь в контексте выступает в качестве вводного слова, выражающего неуверенность героини в достоверности описываемого: vieles ausnimmt sich in meiner Erinnerung anders, als ich es wirklich gelebte - букв.: многое в моей памяти выглядит не так, как было пережито мною в действительности. Поэтому возможен следующий вариант перевода: ... и, боюсь, многие воспоминания отличаются от действительности, - позволяющий сохранить оценочную сему.
Категория оценки неразрывно связана с механизмом сравнения или метафорического переноса, так как именно на основе сравнения предмета, явления или события с ассоциативно аналогичным формируются наши впечатления и, соответственно, оценочные суждения. Так, можно проследить, как в ходе повествования меняется отношение героини к тем или иным объектам действительности и сложившейся ситуации в целом. Её жизнь разделяется на периоды до и после возникновения таинственной стены, отделившей её от внешнего мира:
«Am Vortag hatte Luise zu meinem Ärger während der Fahrt Tanzmusik gehört. Jetzt wäre ich vor Freude über ein bißchen Musik umgefallen».
Первоначально героиня не любит танцевальную музыку, та ее раздражает (zu meinem Ärger), однако, оказавшись в полном одиночестве, когда она понимает, что полностью отрезана от внешнего мира и от людей, героиня буквально упала бы в обморок от радости (wäre vor Freude umgefallen), услышав звуки музыки. В качестве аналога можно было рассматривать контекстуальное соответствие запрыгать от радости, однако принимая во внимание трагическую тональность романа, считаем его вряд ли уместным.
Своё положение героиня также расценивает по-разному: только осознав случившееся, она высказывает надежду, что катастро-
фа не затронула весь мир, что кроме неё есть и еще выжившие. Порой ей становится настолько одиноко, что она пытается представить себе, что было бы, будь она не одна. Однако в результате любого такого сравнения героиня приходит к неожиданному для нее выводу, что в общем и целом она удовлетворена своим одиночеством. Больше всего в изоляции от других людей её пугает вероятность потерять рассудок, поэтому она пытается вести беседы с животными, а позже начинает вести дневник. Немногочисленные животные, которых приручила героиня, и возникшие в связи с этим заботы и обязанности стали важной жизненной основой и мерой ее оценочного отношения ко всему происходящему. Например, одной из причин, почему она не хочет общения с людьми, является страх перед очередной потерей.
Wenn ich mir heute einen Menschen wünschte, so müsste es eine alte Frau sein, eine gescheite, witzige, mit der ich manchmal lachen könnte. ... Aber sie würde wohl vor mir sterben, und ich bleibe wieder allein zurück. Es wäre schlimmer, als sie nie gekannt zu haben.
Если бы мне захотелось присутствия другого человека, то чтобы это непременно была толковая, остроумная старушка, с которой можно было бы иногда посмеяться. ...Но она, вероятно, умерла бы раньше меня, и я снова осталась бы в одиночестве. Это было бы даже хуже, чем не знать её вовсе.
Необходимость введения пояснительных компонентов (компания, присутствие) при переводе придаточного условия Wenn ich mir heute einen Menschen wünschte послужила причиной использования переводческой трансформации добавления. Описывая идеального собеседника, героиня называет ряд качеств, которые отражают её оценочное отношение как к своей среде обитания, так и к себе самой. Первая характеристика возрастная: eine alte Frau (старушка). Именно в компании женщины, к тому же не ее ровесницы или молодой девушки, а превосходящей её по возрасту, героиня чувствовала бы себя наиболее комфортно. По натуре она одиночка, круг её общения был весьма ограниченным и в прошлой жизни, потому что даже в компании, казалось бы, близких знакомых она предпочитала уединенное молчание беседе. Следующее качество -gescheit (разумная, толковая), качество, несомненно, важное для героини в сложившихся обстоятельствах. К тому же как город-
скому жителю для нее непривычны и сложны некоторые новые занятия и обязанности, а ограниченные запасы еды тоже усложняют жизнь. От старшей, более опытной женщины героиня ждёт в первую очередь, совета и житейской мудрости. В связи с этим признаковое слово gescheit можно перевести на русский язык как толковая, опытная, поскольку это слово объединяет в себе семы «умная», «дельная», «понятливая». Ещё одной важной характеристикой является witzig, mit der ich manchmal lachen könnte. Героиня романа «Стена» попала в трагическую ситуацию, со всех сторон её окружают опасности и ужасы. В её новой жизни почти нет поводов для улыбки или смеха, и остроумная старушка, с которой можно было бы иногда посмеяться, стала бы для нее не только приятной собеседницей, но и своеобразной опорой в жизни.
Важно отметить, что в ходе повествования меняется психологическое состояние героини, происходит отчетливая переоценка ценностей, как, например, ее отношение к смерти. Так, в юности она воспринимала смерть как личное оскорбление, и умереть она хотела бы в одиночестве:
Als ich noch jung war und der Tod mir wie eine persönliche Beleidigung erschien, stellte ich mir oft vor, wie ich mich zum Sterben in eine Höhle zurückziehen wollte, um nie gefunden zu werden.
В молодости, когда смерть казалась мне личным оскорблением, я часто представляла, как отправлюсь умирать в какую-нибудь пещеру, чтобы меня никогда не нашли.
Однако теперь, оказавшись отгороженной от мира прозрачной стеной, она воспринимает смерть как освобождение и облегчение, хотя и отмечает, что пока ей хочется жить, но возможно лишь потому, что она чувствует ответственность перед прирученными ею животными.
Ich lebe immer noch gern, aber eines Tages werde ich genug gelebt haben und zufrieden sein, daß es zu Ende geht.
Пока мне хочется жить, но придёт день, когда я почувствую, что прожила достаточно, и обрадуюсь концу.
Слово gern из первой части предложения также содержит оценочный компонент: его значение интерпретируется как охотно, с удовольствием. Но при переводе на русский язык ни одно из них не будет, на наш взгляд, контекстуально оправданным: первое в сочетании с глаголом leben (жить), не соответствует нормам русского языка (нель-
зя сказать «жить охотно» или «мне живётся охотно»), а второе не согласуется с ситуацией, описанной в романе. Новая жизнь для героини - это постоянная тяжёлая работа и борьба за выживание. И хотя у неё случаются редкие моменты спокойствия и счастья, такое существование вряд ли доставляет удовольствие. Поэтому в качестве контекстуального соответствия фразе ich lebe gern можно предложить словосочетание мне хочется жить, которое одновременно выражает желание героини не сдаваться и не содержит излишней эмоциональности.
Оценочный модус проявляется также в том, какие имена героиня даёт животным: Тигр, Жемчужина, Белла. Своего рода «имя» она дала даже неопознанному объекту, отделившему её от внешнего мира. Она называет это нечто «стеной». Это не купол, который накрыл её, возможно, для защиты, не стекло, хотя сквозь неё всё видно, а именно стена, которая отгородила её от остального мира. Своё собственное имя героиня так и не называет: бессмысленно как-то обозначать или выделять себя, если ты остался
один во всём мире и у тебя нет собеседника или общества.
К основным проблемам творчества М. Ха-усхофер относятся одиночество, недостаток искреннего общения, дисгармония личности, межличностные отношения, описанные с женской точки зрения. Природа выступает для нее местом защищенности, надежности, это она ощущала и в прошлой жизни. Так и героиня романа, несмотря на одиночество и трудности выживания, переживает природную и душевную катастрофу, завершившуюся впоследствии освобождением: «Здесь в лесу я, наконец, на своем месте».
Личностно-оценочный модус психологического повествования особенно интересен для анализа в переводческом аспекте именно таких произведений, как «Стена», где имеется единственный субъект речи, от лица которого и ведётся повествование, отличающееся сугубо рефлективным характером, при этом читатель не только имеет возможность представить себя в роли стороннего наблюдателя, но и пережить все события вместе с героиней и даже примерить на себя её роль.
Литература
1. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. 341 с.
2. Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.: Высшая школа, 1986. 640 с.
3. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. М: Едиториал УРСС, 2002. 261 с.
4. Золотова Г. А. Коммуникативный аспект русского синтаксиса. М.: Наука, 1982. 386 с.
5. Есин А. Б. Психологизм русской классической литературы. 2-е изд., перераб. М.: Флинта: МПСИ, 2003. 176 с.
6. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия, 1990. 685 с.
7. Морозкина Т. В. Коммуникативно-прагматические условия формирования и актуализации рефлексивного дискурса (на материале художественных текстов немецкого и русского языков): дис. ... канд. филол. наук. Ульяновск, 2005. 228 с.
8. Падучева Е. В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 464 с.
9. Серебряков А. А., Серебрякова С. В. Интертекстуальность как маркер взаимодействия индивидуально-авторских художественных систем // Вестник Северо-Кавказского федерального университета. 2013. № 1(34). С. 166-172.
10. Хализев В. Е. Теория литературы. 4-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа, 2005. 405 с.
11. Щирова И. А. Психологический текст: деталь и образ. СПб.: СПбГУ 2003. 120 с.
12. Haushofer M. Die Wand. München: Dt. Taschenbuch-Verl, 1991. 234 s.
References
1. Arutyunova N. D. Tipy yazykovykh znacheniy: Otsenka. Sobytie. Fakt (Types of language meaning: Estimation. Event. Fact). M.: Nauka, 1988. 341 s.
2. Vinogradov V. V. Russkiy yazyk. Grammaticheskoe uchenie o slove (Russian language. Grammatical doctrine of word). M.: Vysshaya shkola, 1986. 640 s.
3. Vol'f E. M. Funktsional'naya semantika otsenki (Functional semantics of valuation). M., 2002. 261 s.
4. Zolotova G. A. Kommunikativnyy aspekt russkogo sintaksisa (Communicative aspect of Russian syntax). M.: Nauka, 1982. 386 s.
5. Esin A. B. Psikhologizm russkoy klassicheskoy literatury (Psychological logic of Russian classics). 2-e izd., pererab. M.: Flinta: MPSI, 2003. 176 s.
6. Lingvisticheskiy entsiklopedicheskiy slovar' (Linguistic encyclopedic dictionary) / gl. red. V. N. Yartseva. M.: Sov. entsiklopediya, 1990. 685 s.
7. Morozkina T. V. Kommunikativno-pragmaticheskie usloviya formirovaniya i aktualizatsii refleksivnogo diskursa (na materiale khudozhestvennykh tekstov nemetskogo i russkogo yazykov) (Communicative and pragmatic conditions of reflexive discourse development and actualisation (as exemplified in literary text of German and Russian languages)): dis. ... kand. filol. nauk. Ul'yanovsk, 2005. 228 s.
8. Paducheva E. V. Semanticheskie issledovaniya (Semantika vremeni i vida v russkom yazyke; Semantika narrativa) (Semantic investigations (Semantic of the verbal tense and aspect in Russian; Narrative semantic). M.: Shkola «Yazyki russkoy kul'tury», 1996. 464 s.
9. Serebryakov A. A., Serebryakova S. V. Intertekstual'nost' kak marker vzaimodeystviya individual'no-avtorskikh khudozhestvennykh system (Intertextuality as the interaction marker of individual author fiction systems) // Vestnik Severo-Kavkazskogo federal'nogo universiteta. 2013. № 1(34). Stavropol', 2013. S. 166-172.
10. Khalizev V. E. Teoriya literatury (Literary theory). 4-e izd., ispr. i dop. M.: Vysshaya shkola, 2005. 405 s.
11. Shchirova I. A. Psikhologicheskiy tekst: detal' i obraz (Psychological text: detail and image). SPb.: Filologicheskiy fakul'tet SPbGU, 2003. 120 s.
12. Haushofer M. Die Wand. München: Dt. Taschenbuch-Verl, 1991. 234 s.
УДК 070.19
Д. А. Шевцова
ОБРАЗЫ ПРОШЛОГО В КОЛУМНИСТИКЕ СОВРЕМЕННОЙ «ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЫ»
В статье выделено несколько смысловых групп образов прошлого в колумнистике «Литературной газеты» и определены доминирующие. Эти образы отражают закономерности восприятия истории современными публицистами. На примере содержательного анализа колонок автор доказывает тезис о том, что
сходство образов прошлого у разных колумнистов неслучайно, так как именно эти образы - важнейший индикатор для определения позиции издания.
Ключевые слова: колумнистика, «Литературная газета», образ прошлого.
D. А. Shevtsova
THE IMAGES OF THE PAST IN COLUMNS OF «LITERATURNAYA GAZETA»
The author provides several semantic groups of images of the past in columns of «Literaturnaya gazeta» and defines the dominant. These images reflect the perception of the history of modern publicists. The author proves the thesis that the similarity of the
images of the past from different columnists is no coincidence. It is the most important indicator to determine the position of edition.
Key words: columns, «Literaturnaya gazeta», the image of the past.
В одной из философских работ, посвященных научной рефлексии над категорией прошлого, представлен взгляд на бытие как на единство прошлого и настоящего, что, на наш взгляд, свидетельствует об актуальности исследований репрезентации образов прошлого: «Прошлое навсегда осталось в бытии, в реальности, заняв своё неискоренимое „место" в общем потоке перемен; импульсы,
заданные давно прошедшими событиями, продолжают действовать и доныне, они дали толчок движению в данном направлении, продолжающемуся сейчас. Тенденции изменения, определённая направленность траектории процессов изменения - это и есть существование прошлого в настоящем» [32, с. 279]. Образы прошлого, по мнению исследовательницы И. И. Глебовой, играют одну
