CC BY
17
УДК 81.42
Е. Ф. Косиченко
доцент, кандидат филологических наук, профессор кафедры второго иностранного языка МГЛУ; e-mail: ekosichenko@gmail.com
ЛИЧНОЕ ИМЯ КАК СРЕДСТВО ОБЪЕКТИВИЗАЦИИ ЯЗЫКОВОГО ОПЫТА ЧЕЛОВЕКА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
В статье осуществляется анализ случаев использования личных имен в художественном тексте с целью определения их как важных средств объективизации языкового опыта человека. Отмечается, что в фикциональ-ном мире литературного произведения употребление личных имен протекает по правилам «живого» языка, что позволяет, с одной стороны, продемонстрировать особую значимость личного имени в жизни общества и отдельных индивидов, а, с другой - показать, что именно в литературе часто вербализуется неосознаваемый опыт людей.
Ключевые слова: имя собственное; номинация; коммуникативное событие; художественный дискурс; языковое сознание; культура.
Kosichenko E. F.
Ph. D., Professor at the Department of Second Foreign Languages, MSLU; e-mail: ekosichenko@gmail.com.
PERSONAL NAMES AS MEANS OF MANIFESTING LANGUAGE EXPERIENCE IN FICTION
The article analyzes personal names used in fictional texts with a view to defining them as important means of manifesting people's language experience. It is stressed that in the imaginary world of fiction personal names function according to the rules of human language. Thus, works of literature reveal the role personal names play in the life of society and individuals and verbalize the daily intuitive experience of people.
Key words: personal name; nomination; communicative event; narrative; linguistic consciousness; culture.
Пространство художественного текста неоднородно во многих отношениях и особенно интересно тем, что сочетает в себе мир вымышленный и мир реальный. Изучение литературных произведений с точки зрения их ономастической организации показывает, что в фик-циональном мире номинативные процессы осуществляются в соответствии с правилами, действующими в живом языке. Особенностью является то, что в художественном тексте часто акцентируются некоторые основания именования и те особенности взаимодействия
человека с именем, которые остаются неосознанными в действительности. Главным образом это касается личного имени, справедливо названного первым звеном структуры самосознания человека и являющегося тем катализатором, который содействует накоплению положительных эмоций, обращенных к человеку с первых дней его появления на свет, и способствует формированию базового доверия к людям и ценностного отношения к самому себе [2].
Личное имя имеет безусловное первенство относительно других средств именования с точки зрения его важности в жизни человека. В то время как фамилия - это прежде всего социальный знак и способ соотнесения человека с некоторым сообществом людей, личное имя -это средство его индивидуализации и самоидентификации. В приводимом ниже отрывке персонаж романа Г. Грина «Человек внутри» размышляет о том, что Элизабет - единственное возможное имя для героини книги, поскольку фамилия привязывает ее к земле:
Do you know they gave you a surname in Court. It seemed so strange that you should have any other name than Elizabeth. A surname seems to tie you down to earth. I've already forgotten it' [10, c. 167].
В контексте значимости личного имени для человека справедливым представляется также мнение о том, что присваивая ребенку имя, родители задают ему определенную идентичность, которая получает свое дальнейшее развитие и наполняется новым содержанием в процессе социализации индивида [1]. С этой точки зрения люди с одинаковыми именами должны либо обладать схожими чертами, либо полагать, что в общности этого имени есть нечто объединяющее всех его носителей, как это видно из следующего примера, где персонаж убежден в том, что все Адрианы известны своей рассеянностью:
I'm afraid neither of us was looking where we were going. We Adrians are notoriously abstracted, are we not? [8, c. 57].
В разных культурах с использованием личных имен связаны определенные правила, которые строго определены, но формально нигде не закреплены, поэтому, взаимодействуя с личными именами, люди полагаются на имеющийся у них социокультурный опыт. Данный опыт может приобретаться осознанно или интуитивно еще в детском возрасте. В следующем отрывке английский автор Р. Брэдбери использует личное имя Helen, чтобы продемонстрировать, каким образом та информация представлена в сознании ребенка:
'Don't you believe they called me Helen ?' said the old lady. 'I didn't know old ladies had first names,'' said Tom blinking. Mrs. Bentley laughed dryly [6, c. 90].
В англоязычных культурах использование личного имени сродни обращению на «ты» в русском языке, и в большинстве случаев свидетельствует о некоторой близости между людьми и общности их интересов, либо предполагает наличие некоторого знания (как правило, тайного), их объединяющего. Из приводимого ниже отрывка ясно, что таким сближающим фактором является секрет, известный только двум людям и задающий параметры их общения, в рамках которого снимаются барьеры, накладываемые культурой на отношения статусного неравенства (цитируемые слова принадлежат человеку, стоящему на более высокой социальной ступени):
Sit down. We are conspirators, you and I, and we must be friendly. From now on, you are Eugenia to me when we're alone, and I am Janus to you [5, c. 20].
Таким образом, использование личного имени в англоязычных культурах является свидетельством особых межличностных отношений. Данный тип отношений всегда имеет под собой основания, приемлемые для данного социума, в обратном случае он недопустим.
Рассмотрим еще один пример, демонстрирующий, что использование имени в адрес коллеги может вызвать предположение о неформальных отношениях. Цитата содержит комментарий человека по поводу того, что его коллега, девушка по имени Синтия, употребила личное имя Артур в адрес другого коллеги, Артура Дейвиса. Данное «происшествие» вызывает недоумение, вследствие которого возникает вопрос, не является ли это знаком сблизившихся между Артуром и Синтией отношений:
'Arthur is not well. Colonel Daintry wants to see you.' For a moment Castle wondered who the hell Arthur was; he was unused to thinking of Davis as anyone but Davis. Was Cynthia, he wondered, beginning to yield at last to the long siege? Was that why she now used his Christian name? [9, c. 118].
Идея о том, что использование личного имени свидетельствует о близости между людьми, акцентируется также в следующем примере:
Kiss me, will you. Stop defending yourself. Kiss me and call me by my name [12, c. 185].
Напротив, недоверие одного человека к другому может послужить причиной для отказа от использования имени собеседника. В следующем отрывке персонаж сначала отказывает своему новому знакомому в праве называть себя по имени, но позже, вступив с ним в финансовый сговор, позволяет обращаться к себе по имени Clay:
'Relax, Mr. Carter. Can I call you Clay?' 'Not yet.' < ..> 'You can call me day now: 'Thanks, Clay' [11, c. 89, 94].
Исторически личное имя было наделено сакральной значимостью. Знать чье-либо имя означало иметь доступ к его носителю, поэтому у некоторых народов подлинное имя держалось втайне от посторонних, чтобы обезопасить человека от вредоносных магических действий [3; 4; 7]. В документах зафиксированы случаи, когда наречение новорожденной девочки именем, к примеру, покойной сестры приводило также к ее гибели, в то время как своевременная перемена имени спасала младенца [13]. Несмотря на то, что в большинстве современных культур имя все же утратило ауру таинства, авторы произведений художественной литературы довольно часто обращаются к мифологической его стороне, подчеркивая духовность и сакральность:
'Good night, Maurice.' The use of the name was a sign of love. Endearments - dear and darling - were everyday currency to be employed in company, but a name was strictly private, never to be betrayed to a stranger outside the tribe [9, c. 63].
Идея об эзотерической природе личного имени, его особой значимости в жизни человека реализуется в целом ряде произведений. Обратимся к роману М. Ондатже «Английский пациент», где значение имени является средством создания художественных образов, определяет развитие сюжета и способствует реализации идейного содержания книги. Интерпретация такого произведения требует определенного языкового опыта, приобретенного в данном сообществе людей.
В первой главе читатель знакомится с двумя главными героями -молодой медсестрой и ее пациентом, предположительно англичанином, получившим множественные ожоги тела, в том числе лица, которое невозможно распознать. События романа относятся к весне-лету 1945 г., место действия - вилла в Италии, до некоторого времени служившая военным госпиталем, а на момент повествования -прибежищем для девушки и ее пациента, не пожелавших покинуть здание. Важным приемом создания интриги является то, что автор
сначала вовсе не называет своих персонажей по именам, используя местоимение she для референции к девушке и указатели he и the English patient для пострадавшего мужчины. В начале второй главы повествование выстраивается вокруг еще одного персонажа, который тоже находится в больнице, но в Риме. Поначалу его имя также не раскрывается и особо отмечается его желание сохранять свое инкогнито:
During all that time he had never spoken, communicating by signals and grimaces, now and then a grin. He had revealed nothing, not even his name, just wrote out his serial number, which showed he was with the Allies [12, c. 29].
Случайно услышав историю о девушке и обгоревшем английском пациенте, а также имя девушки, персонаж немедленно выясняет их местонахождение и отправляется на поиски:
But now walking past the group of doctors in the hall, he heard the woman's name, and he slowed his pace and turned and came up to them and asked specifically which hospital she was working in [там же, c. 30].
Прибытие данного персонажа на заброшенную виллу и встреча с молодой медсестрой становится моментом их идентификации, когда читатель узнает его фамилию - Караваджо и ее личное имя - Ханна, и некоторые загадки находят ответы. В частности, становится понятным, почему Караваджо среагировал на имя молодой женщины: имя Ханна (Hana, Hanna, Hannah - др.-евр. вариант распространенного в Европе латинизированного имени Анна [4]) является обычным для англоговорящих стран, но в Италии становится узнаваемым, приобретает знаковость. Установление имен двух персонажей дает основания для раскрытия подробностей их биографии: оба - выходцы из Канады, по разным причинам оказавшиеся в Европе еще накануне Второй мировой войны. Одновременно читатель получает некоторую информацию о деятельности Караваджо:
Caravaggio, who had been her father's friend in Canada ... had been a thief who refused to work with men, because he didn't trust them. [там же, c. 49].
Навыки вора, которыми в полном объеме обладал герой, были востребованы в военное время спецслужбами союзнических войск. По мере того как раскрывается информация о работе Караваджо в качестве агента английской разведки, становится известным и его имя -
Дейвид (David). Впервые оно озвучивается в эпизоде, где данный персонаж допрашивается итальянскими агентами после своего провала: Your name is David Caravaggio, right? ... [12, c. 62]. Таким образом, Дейвид Караваджо - это человек с итальянской фамилией (с итальянскими корнями) и с характерным для англоговорящих культур именем David (от др.-евр. Dawid/Dawid - букв. 'любимый' [4]), противопоставленным ей. Фамилия привязывает героя к культуре, в то время как имя акцентирует его личный выбор, который заключается в решении принять сторону союзников во время войны. В процессе повествования автор называет своего персонажа по фамилии, привлекая внимание к его итальянским корням, возможно, намекая на неоднозначность его позиции, в то время как Ханна обращается к нему по имени, что подчеркивает существующую между ними духовную близость. Несмотря на то, что в романе есть информация о ближайших родственниках девушки, ее фамилия автором не называется.
Наиболее загадочной фигурой книги является ее заглавный персонаж - английский пациент. С одной стороны, в романе содержится достаточно информации о нем - история его жизни в пустыне, любви к замужней женщине, его рассуждения, известна даже его любимая книга - томик Геродота, с которым он никогда не расстается. На первый взгляд, изобилие подчас излишне подробной информации должно способствовать созданию более полного и очерченного образа, однако до тех пор пока имя персонажа не названо и его личность остается не идентифицированной, образ не обретает целостности и завершенности, что, во-первых, способствует поддержанию интриги, а во-вторых, позволяет герою жить, несмотря на крайне тяжелое физическое состояние. Как только Караваджо узнает, что фамилия английского пациента - Алмаши, раскрывается информация не только о его происхождении, но и о его шпионской деятельности против союзнической армии, и единственным исходом для него становится смерть:
He is dying. I think, you have the spy-helper Almasy upstairs. ... Between the wars Almasy had English friends. Great explorer but when the war broke out he went with the Germans [там же, c. 174].
Almasy's face fell to the left, staring at nothing - Caravaggio's knees, perhaps. 'Do you want some morphine now?' 'No.' 'can I get you something?' 'Nothing' [там же, c. 277-288].
АЫаэу является распространенной венгерской фамилией. Как известно, во Второй мировой войне Венгрия воевала на стороне Германии. В послесловии к книге автор отмечает, что за персонажами стоят реальные лица. В частности, «английский пациент» Алмаши имеет свой аналог в истории - это венгерский граф Алмаши, известный исследователь пустынь, пособник Германии во Второй мировой войне, чьим именем было венгерское Ласло.
Подчеркнем, что имя английского пациента не называется в произведении. Данный факт является значимым, поскольку способствует созданию оппозиции между Алмаши и Ханой, а также усиливает противоречие между Алмаши и Караваджо. В целом, использование или, напротив, сокрытие личных имен персонажей в книге М. Ондат-же «Английский пациент» способствует созданию интриги и реализации идейного содержания произведения. Привлечение только личного имени по отношению к девушке Ханне дополняет образ человека самодостаточного, безразличного к этническому происхождению, но внимательного к человеку как таковому. Использование только фамилии Алмаши, напротив, подчеркивает зависимость человека от своего происхождения, от некоторой общности людей. Употребление одновременно личного имени и фамилии Дейвид Караваджо способствует созданию противоречивого образа, а также позволяет реализовать идею о превратностях войны. Важно, что используемые в тексте имена и особенности взаимодействия с ними (например, стремление скрыть имя) не придуманы автором, а отражают языковые и культурные реалии.
Проанализированный в статье материал доказывает, что способность имен выступать в качестве текстоформирующего и смысло-образующего элемента обусловлена природой личного имени как индивидуализирующего знака и фамилии как знака социального. Кроме того, проведенный анализ показывает, что изучение художественных ономастиконов литературных произведений делает доступными для наблюдения те процессы, которые часто остаются неосознанными в реальной жизни.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гарагуля С. И. К вопросу об антропонимической идентичности // Вопросы ономастики. - 2012. - № 2 (13). - С. 43-52.
2. Мухина В. С. Личность: Мифы и реальность: Альтернативный взгляд. Системный подход. Инновационные аспекты. - Екатеринбург : Интел Флай, 2007. - 1065 с.
3. Никонов В. А. Имя и общество. - М. : Наука, 1974. - 278 с.
4. Рыбакин А. И. Словарь личных имен: 4000 имен. - М. : Рус. Яз., 2000 -224 с.
5. Цёрох Г. Католическая энциклопедия. - Т. 2. - М : Изд-во Францисканцев, 2005. - 1818 с
6. Asimov I. Nemesis. - N. Y.-Toronto-London-Sydney-Auckland : Bantam Books, 1990. - 386 p.
7. Bradbury R. Dandelion Wine. - СПб. : Антология, 2010. - 288 с.
8. Bright W. What is a Name? Reflections on Onomastics // Language and Linguistics. - 2003. - P 669-681.
9. Fry S. The Liar. - London : Arrow books, 2004. - 388 p.
10. Greene G. The Human Factor. - London : Vintage Books, 2005. - 259 p.
11. Greene G. The Man Within. - Penguin Books Ltd., registered offices: 80 Strand. - London, 2005. - 195 p.
12. Grisham J. The King of the Torts. - London : Arrow books, 2003. - 486 p.
13. Ondaatje M. The English Patient. - London-New Delhi-NY-Sidney : Bloomsbury, 2004. - 324 p.
14. Wilson S. The Means of Naming: A Social and Cultural History of personal Naming in Western Europe. - UK : UCL Press, 1998. - 402 p.
